TO. THE .ONLIE .
BEGETTER . OF. |
ЕДИНСТВЕННОМУ
. АДРЕСАТУ . |
"...Особенный интерес ученых всегда вызывало странное посвящение и загадка таинственного W.H. — "единственного", кому эти сонеты (или эта книга сонетов, или и то и другое) "обязаны своим появлением". По смыслу фразы (а его раскрытие затрудняется и произвольно поставленными везде точками, заменяющими пунктуацию), этот таинственный незнакомец — тот самый "Белокурый друг", которому Шекспир обещал бессмертие в своих стихах (сонеты 55, 61, 65). Некоторые ученые склонны с этим не соглашаться — они предполагают, что издатель имеет в виду человека — вероятно, одного из высокопоставленных покровителей Шекспира, — который передал Торпу хранившиеся у него (или как-то попавшие к нему) сонеты для публикации. Однако я не вижу здесь противоречия, — анализ посвящения показывает, что, вероятно, правы и те и другие. Торп получил сонеты от того самого человека, которому Шекспир в этих сонетах обещал бессмертие. Но кто же он? Понятно, что разгадка тайны W.H. позволила бы приблизиться к пониманию смысла многих сонетов, а следовательно — к самому неуловимому Барду. Предложено немало кандидатур современников Шекспира, чьи инициалы совпадают с W.H. Наиболее известные из кандидатов — Уильям Герберт, граф Пембрук; Генри Ризли, граф Саутгемптон; и Уильям Харви. У каждого из них есть сторонники среди шекспироведов, особенно прочные позиции у Пембрука — его инициалы подходят без всяких перестановок, его знали в издательском мире, он был покровителем Шекспира, ему будет посвящено и Великое фолио. В поддержку Пембрука высказывались такие крупнейшие ученые, как Эдмунд Чемберс и Довер Уилсон. Некоторые оппоненты Пембрука — и других знатных кандидатов — сомневаются, что Торп мог обратиться к высокопоставленному аристократу с малопочтительным "мистер". Я не нахожу это возражение серьезным: ведь такое обращение адресовано человеку, скрытому за псевдонимом — абревиатурой, понятной только посвященным, и является дополнительным элементом маскировки (или игры в маскировку).
...Сидни Ли сообщил также, что в 1897 году тогдашний граф Пембрук приобрел в Лондоне у торговца картинами старинный портрет своего предка — Уильяма Герберта, 3-го графа Пембрука, того самого, котрому его мать послала в 1603 году записку с предложением пригласить короля в Уилтон Хауз, где среди гостей находился и "мужчина Шекспир". С задней стороны картины был обнаружен наклеенный листок бумаги с написанными на нем несколькими строками из шекспировского сонета 81:
"Твой памятник — восторженный мой стих.
Кто не рожден еще, его услышит.
И мир повторит повесть дней твоих,
Когда умрут все те, кто ныне дышит.
Ты будешь жить, земной покинув прах,
Там, где живет дыханье, — на устах!" *
Под строками сонета подпись: "Шекспир — графу Пембруку, 1603 г.". Продавец сообщил покупателю, что записка — подлинная, современная портрету. В следующем году покупатель пригласил нескольких экспертов, которые, признав портрет подлинным, отказали в таком признании наклеенной к холсту записке, найдя почерк и сами чернила слишком современными. Безусловно, экспертам, так же как и сообщавшему об этом эпизоде Сидни Ли, трудно было представить себе, что незнатный Уильям Шакспер из Стратфорда мог дарить высокородному аристократу — как равный равному — его портрет, да еще с такой сопроводительной запиской: строки из сонета обещали графу бессмертие только путем приобщения к поэзии Шекспира, а лаконичная подпись не содержала и следов приличествовавшего низкому социальному положению актера и драмодела подобострастия. К тому же время было особенно урожайным на всякого рода фальшивки, связанные с именем Великого Барда; записка не была факсимилирована, нет сведений о ее местонахождении — вероятно, она тоже утеряна. Учитывая несовершенство тогдашних экспертиз, было бы интересно послушать и несомненно технически более вооруженных экспертов конца XX века...
...Среди отмеченных [Томасом] Кориэтом опечаток [в книге "Coryat's Crudities" ("Кориэтовы Нелепости") (1611)] несколько раз кстати и некстати фигурирует слово "Manners" — и с маленькой и с большой буквы. Так, он рекомендует читателю на странице 297 вместо напечатанного там слова "лордство" (Lordships) читать "Manners"! Такого слова — "лордство" — в указанном Кориэтом месте вообще нет, а если бы оно там и было, то представить себе такую опечатку очень трудно. Но все становится на свои места, если мы вспомним, что Мэннерс — родовое имя графа Рэтленда, того самого Роджера, которого, по утверждению Джонсона, "заместил" Томас. И имя "Мэннерс" обыгрывается здесь довольно открыто, так же, как оно обыгрывается в шекспировских сонетах и нескольких произведениях Джонсона, о которых мы будем говорить дальше.
...[Бен] Джонсон [обыгрывает] родовое имя Рэтленда — Мэннерс, которое, если его использовать в качестве существительного, может пониматься как "манеры", "обычаи", "нравы". Слово "manners" в шекспировских сонетах встречается три раза (39, 85, 111), и каждый раз смысл сонета становится ясным, если это слово рассматривать как собственное имя. Например, первая строка в сонете 85:
"My tongue-tied Muse in manners holds her still..."
Буквально это может значить: "Моя Муза со связанным языком держит себя тихо". Но зачем же здесь добавлено "in manners"? Обычно переводчики, не доискавшись смысла в этом выражении, просто опускают слово "manners". Смотрим перевод С. Маршака: "Моя немая муза так скромна..." В переводе Т. Щепкиной-Куперник: "О, муза бедная — ее совсем не слышно: Притихла и молчит..." Строка (включая добавку) приобретает смысл, только если понимать, что "manners" — собственное имя, хотя и написанное со строчной буквы: "Моя Муза остается молчаливой во мне, Роджере Мэннерсе". В сонете 111 Шекспир упрекает богиню Фортуну, поставившую его в зависимость от публичных выплат. В четвертой строке появляется "manners" с глаголом в единственном числе; значит, "Мэннерс" здесь — имя*, и рэтлендианцы относят этот сонет к 1604-1605 годам, когда Рэтленд, находясь в крайне тяжелом финансовом положении, был вынужден выпрашивать субсидии ("подаяния") у правительства.
...После строки: "Ибо подлинным поэтом не только рождаются, но и становятся", следуют шесть строк, которые в известном переводе-подстрочнике А.А. Аникста звучат так: "Таким именно и был ты. Подобно тому, как облик отца можно узнать в его потомках, так рожденное гением Шекспира ярко блистает в его отделанных и полных истины стихах: в каждом из них он как бы потрясает копьем перед лицом невежества"[6]. Посмотрим это место в английском оригинале; мы обнаружим там родовое имя Рэтленда (неизбежно исчезающее при переводе, если видеть в нем просто существительное множественного числа), причем в таком контексте, который не только подтверждает его присутствие в Великом фолио, но и открывает характер этого присутствия:
"And such wert thou. Look how the father's face
Lives in his issue, even so, the race
Of Shakespeare's mind, and manners brightly shines
In his well-turned and true-filed lines*:
In each of which, he seems to shake a lance,
As brandished at the eyes of ignorance".
_________________
*Курсив мой. — И. Г.
Обратим внимание, что глагол "сияет" (shines) стоит в единственном числе, следовательно "Мэннерс" (manners) — слово, к которому глагол относится, — это имя; перед ним поставлена — что очень важно — запятая, отделяющая эту часть сложного предложения от предыдущей. Слово turned имеет много значений, в том числе и "измененный", "повернутый" и т.п.
С учетом всех этих (и других) хитроумных и изящных уловок для тех немногих, кто знал о роли, которую сыграл в создании творений и самого образа Потрясающего Копьем Роджер Мэннерс, граф Рэтленд, эти строки в поэме Джонсона звучали достаточно внятным паролем: "Посмотрите — как черты отца проступают в его потомках, так и дух Шекспира, его происхождение*, и Мэннерс ярко сияет в своих великолепно отделанных строках, в каждой из которых он как бы потрясает копьем, размахивает им перед глазами незнания". Последние две строки заставляют вспомнить шекспировский сонет 76: "И кажется, по имени назвать меня в стихах любое может слово"; мысль, образ тот же самый — скрывающийся за псевдонимом-маской. Автор дразняще смеется перед слепыми глазами Неведения и Непонимания. И кроме того, Джонсон прямо называет имя подлинного Потрясающего Копьем. Бен был близко знаком с Рэтлендами — Мэннерсами и в любом случае не мог не понимать, какой смысл приобретали эти строки из-за слова-имени "Мэннерс"** (неловкого и грамматически не вписывающегося, если его считать просто существительным множественного числа), но он не только употребил его в этом чрезвычайно важном контексте, но и специально выделил эту важнейшую аллюзию в адрес Рэтленда многозначительной запятой***.
____________________
*Race — порода, род, происхождение.
**Джонсон не раз обыгрывал смысловое значение имен своих современников (например, де Вера, Редклиффа и других).
***Нельзя сказать, что до нас никто из шекспироведов и джонсоноведов не обратил внимания на эту многозначительную и отнюдь не случайную запятую, которая мешает им привычно упрощенно (и искаженно) прочитывать важнейшую джонсоновскую строку. Да и любой внимательный читатель английского оригинала споткнется на ней: зачем Джонсон вставил ее здесь, разорвав фразу таким образом, что manners оказывается единственным подлежащим, к которому относится сказуемое shines ("сияет")?! Будучи не в состоянии ответить на этот вопрос, некоторые сегодняшние англо-американские ученые обходятся со знаменитой поэмой довольно бесцеремонно. Помещая джонсоновский панегирик в своих насыщенных эрудицией переизданиях Шекспира, они спокойно выбрасывают (без каких-либо оговорок!) мешающую им "вредную" запятую. Именно так "исправили" Джонсона издатели последнего оксфордского полного собрания сочинений Шекспира — ведущие английские шекспироведы Стэнли Уэллс и Гэри Тэйлор [7].
Подобно тому как черты родителя можно увидеть в его создании, так и Мэннерс сияет в шекспировских строках...
Недаром крупнейший знаток шекспировской поэзии Д.У. Найт, тщательно анализируя бесчисленные "шекспировские места" в "Песнях Голубя", поражался: "Это же чистый Шекспир!"*.
__________________
*Я уже отмечал, что "Песни Голубя" являются во многих отношениях более "шекспировским" поэтическим материалом, чем поэма "Феникс и Голубь", хотя под последней напечатано имя Шекспира.
("Песни" по многим признакам написаны позднее сонетов). "Песни Голубя" — ключ к сонетам, над поисками которого билось не одно поколение шекспироведов, ключ к сердцу Шекспира. 34 страницы неизвестных ранее шекспировских стихотворений — и каких стихотворений! Это — только часть того великолепного наследия, шекспировского наследия, которое оказалось в руках друзей Голубя и Феникс после их ухода из жизни."
— Илья Гилилов. Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса (1997).
Dr. John Rollett, retired physicist for British Telecom, demonstrated the incontrovertible evidence that the names of Edward de Vere and Henry Wriotheseley are buried in the peculiar wording and typesetting of the 1609 dedication to Shake-speare's Sonnets.
A simple albeit unsophisticated cipher has been discovered in the dedication to Shake-speares Sonnets that states that "EVER" was the author.
The
discovery was made by John M. Rollett, a retired physicist in
England, who published his findings in the autumn 1997 issue of The
Elizabethan Review. In his article Rollett explains how the
layout of the awkward and obscure text, all in capital letters,
led him to the cipher.
For no textual reason periods separate the words and initials of the dedication, and the lines are printed in three blocks, each an inverted pyramid (See illustration). The layout seemed to Rollett to invite counting. The top block has six lines, the next has two and the bottom one has four. If 6-2-4 is the key to the cipher, the message could be revealed by the sixth word, followed by the second after that, and the fourth after that, and the sixth after that, etc., counting each initial as a word and hyphenated words as two. The hyphen is unusually low, almost like a period. This 6-2-4 counting yields: "THESE SONNETS ALL BY EVER THE FORTH." And, as it happens, 6-2-4 also describes the number of letters in "Edward de Vere." Cryptologists would consider this cipher as relatively unsophisticated: it simply takes words at regular intervals and the key is found in the format. This unsophistication can be seen as a virtue or a weakness.
Oxfordians, of course, find "ever," or a variant, in contexts in Shakespeare's works where it seems to identify the author as "E. Ver," that is, Edward de Vere, the 17th Earl of Oxford. For example, in sonnet 76 Shakespeare says, "That every word doth almost tell my name."
Rollett has also found "HENRY" and "WR...IOTH...ESLEY" in the text of the dedication when it is written in two "arrays." An array is a rectangle similar to a crossword puzzle layout but without blacked squares. The name of Henry Wriothesley, the third earl of Southampton, who many suggest was "Mr. W.H." of the dedication, appears in an array with lines of fifteen letters across and one with eighteen letters. Such arrays are standard methods of encrypting messages. To judge the likelihood that his method would produce a hidden message Rollett consulted books of cryptography. He calculates the odds in the millions or billions for a encrypted message that is specific to the authorship controversy and the identity of Mr. W.H.
In a similar article in The De Vere Society Newsletter (February 1998) Rollett says he discovered the 6-2-4 cipher in 1967 before he knew about Edward de Vere as a possible author of Shakespeare's works. Not until he read Charlton Ogburn's The Mysterious William Shakespeare: The Myth and the Reality two decades later did he see the significance of his finding and of the word "EVER" years earlier. Then he went on to test various arrays of the 144 letters in the dedication. The Times of London, in a major article on New Year's Eve, reported on Rollett's work with arrays.
Ever since the Baconian ciphers were largely and loudly discredited earlier in the century, authorship scholars have been wary of ciphers and cryptography. Rollett's method of investigation, however, seems to have been quite cautious and thorough. He says four specialists in cryptography reviewed his manuscript. His published work will probably require independent testing and validation by recognized authorities before Stratfordians (and some Oxfordians) will take it seriously. One difficulty is that his cipher solution requires reversing the initials "W.H." and taking "EVER" as standing for "E. Ver," the seventeenth Earl of Oxford. (John Ogilvie has suggested in the same De Vere Newsletter that the "THE FORTH" could refer to Oxford as the fourth in his family to use the Bolebec crest, a lion shaking a broken spear.)
Even Stratfordian professors recognize the possibility of ciphers in Shake-speares Sonnets. In her edition of the Sonnets Professor Katherine Duncan-Jones notes that Jonson mentions a cipher in his dedication of his Epigrammes (1616) to William Herbert, the Earl of Pembroke. Jonson notes that his own epigrams are not dangerous and that he had nothing on his conscience "to expressing of which I did need a cipher." Duncan-Jones suggests that Jonson may be alluding "to some other, more compromising or 'dangerous' form of poetry, which had indeed required use of 'a cipher."' She thinks the passage might refer to Shake-speares Sonnets of 1609, but carries the thought no further.
Professor Helen Vendler also sees ciphers. In her Art of Shakespeare's Sonnets she says, "There is always something cryptographic in Shakespeare's sonnet-surfaces--sometimes literally so, as in the anagrams of 7, or as in the play on "vile" and "evil" in 121, but more often merely an oddness that catches the eye and begs explanation." She does not, however, even mention the enigmatic dedication.
Rollett is not alone in finding a cipher in the dedication. John Michell in his 1996 book Who Wrote Shakespeare? states flatly that Thorpe knew who the author was and conveyed it in an anagram on the phrase "our ever-living" in the dedication. The letters in the phrase can be rearranged to read "Vero Nil Verius," but a final "G" has to be substituted for a final "S" and "Nil" substituted for "Nihil." Oxford's family motto is usually written "Vero Nihil Verius," although Michell says it was written with "Nil." (He also votes for a William Hall as being Mr. W.H.).
Michell's anagram has only thirteen letters and one of them is changed. Usually cryptologists require a longer phrase if the anagram, which must use all the letters and no more, is to be considered valid. In their book The Shakespeare Ciphers Examined (1954), generally considered quite authoritative, William F. and Elizabeth S. Friedman cite approvingly a mathematician who says the minimum length for an anagram should be about twenty-five letters in order to eliminate the possibility of a chance solution or of alternate solutions. That's twice the length of Michell's anagram.
The Friedmans also point out that if a text begins to yield more than two or three hidden messages, the chance that the author of it actually encoded several messages in the same text begin to diminish rapidly. If someone finds a third, seemingly valid cipher in Thorpe's 144-letter cryptic dedication to Shake-speares Sonnets, there will be serious doubts about the validity of any of them.
Source: http://www.shakespeare-oxford.com/evernew9.htm#Sonnets
Copyright (c) 1998-2002 by Scythian Dead
The latest touches to this page were made on
2002-02-15 12:25 Греция, Турция (зима)