Афанасиос ПАПАФАНАСИУ

Доктор богословия (миссиология) - Бакалавр права
(Афины, Греция)

ЯЗЫК ЦЕРКВИ - ЯЗЫК МИРА
ОБЩЕНИЕ ИЛИ КОНФЛИКТ?

Этот доклад был представлен на VII Международной консультации православных духовных школ, организованной "Синдесмос, всемирным братством православной молодежи" в Санкт-Петербурге, Россия, 20-26 января 1999 г.

Перевод с английского О.Н.ВОРОБЬЕВОЙ

Порой складывается впечатление, что изучать церковные традиции - значит готовиться ко многим неожиданностям. Я почувствовал это, когда натолкнулся на строки, написанные свт. Григорием Богословом (IV в.): "Нововведенцы" - так немудрые называют предусмотрительных.

Это больше, чем просто утверждение. Фактически, оно одновременно является и загадкой и вызовом, потому что выдвигает решающие вопросы "Что составляет нововведение?" и "Кто является новатором?" для Церкви. Многие православные сегодня могут не согласиться со свт. Григорием, т.к. нововведение обычно считается смелостью и, фактически, отождествляется с секуляризацией.

Такая опасность, действительно, может существовать; однако мы не можем не учитывать факт, что Церковь сама обещает миру всеобъемлющее новшество: видение, что все создание, в конечном счете, обновится в общении с Богом. Это конец, описанный в книге Откровения (21:1-5). Следствием такого видения является то, что жизнь верующего - не пассивное ожидание конца, но, скорее, участие в историческом деле Бога. Другими словами, Церковь в истории является предвосхищением и "лабораторией" этого эсхатологического конца. В этой "лаборатории" мир постепенно преобразуется в Тело Христово.

Очень характерным является способ, которым Церковь формировала свои собственные догматические доктрины. Вскоре после основания она столкнулась с угрозой ересей и неправильного толкования ее веры и опыта. Одной из истин, которую Церковь должна была защищать и разъяснять, была, что три Лица Святой Троицы имеют одну сущность. Она выразила эту истину, используя греческий термин, означающий "единосущный". Так, с IV в. каждый христианин произносит Символ Веры за каждой Божественной Литургией и исповедует: "Верую ... во единого Господа Иисуса Христа ... единосущна Отцу". Сегодня для верующего этот термин вне всякого обсуждения, т.к. он суммирует обширные главы доктрины. Однако, когда святые отцы установили это жизненное понятие, они могли быть обвинены в неблагочестии и нововведении! Причина в том, что это догматическое понятие (и многие другие, такие как "Лицо", "воплощение", "силы" и т.д.) не принадлежит библейскому словарю! Отцы, другими словами, кажется, отказались выразить догмат на языке Священного Писания и приняли другой язык. Что же случилось на самом деле?

Уже в IV в. Церковь, давно распространившаяся за границы своей Палестинской колыбели и утвердившаяся в Средиземноморье, столкнулась лицом к лицу с господствующей греко-римской культурой того мира и времени. Эта культура предлагала образ жизни, способ мышления и язык, отличавшиеся от еврейских. Церковь оказалась перед решающей дилеммой: или остаться приверженной еврейским традициям или стать открытой для более широкого мира. Церковь предпочла второе, обратилась к народам и использовала их язык и образ мыслей.

Это было историческим решением, исходящим из самой природы Церкви. Как изложил это св.Максим Исповедник, "Христос хочет, чтобы Его таинственное воплощение совершалось постоянно и повсюду". Рассматриваемое с этой точки зрения, воплощение не является событием, замкнутым в прошлом. Это процесс, который, начавшись почти 2000 лет назад, непрерывно мистически продолжается на протяжении всей истории. Чтобы спасти мир. Сын Божий принял человеческую природу, жил в конкретном человеческом обществе, говорил на языке современников. И с тех пор Христос немыслим без Своего Тела - Церкви. Церковь является продолжением воплощения в истории: она - не спиритуалистическая секта, индифферентная ко внешнему миру, а мастерская, где мир постоянно преобразуется в Тело Христово.

Чтобы понять отношение Церкви к миру, мы должны помнить о следующих богословских параметрах: Церковь и мир - не два онтологически (т.е. по природе) различных организма, как если бы один был сделан из "святого", а другой из "злого" материала. С христианской точки зрения, весь мир (без исключения) понимается как творение Бога, Который Один только нетварен. Он создал этот мир из ничего и призывает его стать участником в Его собственной вечной исполненной любви жизни. Это значит, что конечная цель всего мира - с желанием принять это призвание, стать Телом Сына, Второго Лица Святой Троицы и, таким образом, добровольно войти в вечную троичную жизнь. Конечно, это не легко. Призвание не исходит от этого мира (Ин. 15:14, 18:36), поэтому оно всегда звучит сурово, и мир всегда спрашивает: "Кто может принять это?" (Ин. 6:60). Человеческим ответом на божественное призвание является то, что подразумевает славянское слово "подвиг": аскетическое делание; подвижничество.

Таким образом, мы можем сказать, что Церковь - это та часть мира, которая ответила на божественный призыв. Другая часть еще сопротивляется этому призыву и еще не нашла своего пути в Церковь; однако, она не является ни злой по природе, ни обязательно чуждой Церкви. Противостояние Церкви и мира, как упомянуто в Библии (Ин. 15:18-20, 16:33, 1 Кор. 3:19, Гал. 6:14), основано не на природе, а на выборе и ориентации. Поэтому Церковь никогда не перестает молиться за жизнь всего мира и за конечное соединение всего во Христе. Это мы можем слышать, если внимательно слушаем Божественную Литургию. Кроме того, церковный язык сам по себе является нововведением. Согласно самой традиции Православия, язык передает человеку реалии, которые не могут быть ограничены или полностью описаны словами. Каждое слово в устах Церкви - не только провозглашение Истины, но и призыв к свободной, искренней, личной встрече с Истиной, поскольку Истина - это не что-то, а Кто-то: это Сам Воплощенный Христос. Богословие - не только трактат о Боге, но также призыв к Его Телу.

Итак, до конца истории Церковь не имеет права прекратить призвание творения Божия к общению с Ним. Призыв Церкви остается всегда неизменным, но каждый язык призван стать его плотью, так, чтобы весть о спасении была воспринята в каждом обществе, каждой нации, в каждой эпохе. Другими словами, задача Церкви - не вспоминать Рождество, но быть Рождеством и постепенно готовить создание к конечному Воскресению. Церковь, которая отвергает взгляд на воплощение, высказанный выше св. Максимом Исповедником - т.е. Церковь, которая отказывается говорить миру и с миром - не просто молчаливая Церковь; она рискует прекратить быть Церковью вообще! В случае, если она не вводит мир в свое животворящее Тело, она предает мир смерти. Если Поместная Церковь отказывается принять хлеб мира, она становится неспособной готовить Святую Евхаристию!

Сопутствующей опасностью в этом процессе является и то, что Поместная Церковь может быть прикована к языку прошлого, на котором говорили много веков назад и считать его языком Самого Бога! В этом случае эта Церковь становится новатором плохого, потому что она отворачивается от православной традиции воплощения. Покойный о. Георгий Флоровский, например, упоминает слова А. Шишкова, царского министра образования, который противостоял тем, кто пытался перевести Священное Писание на местный язык: "Как смеют они менять слова, считающиеся исходящими из уст Божиих?" Но ответ уже существовал в Православной традиции. Например, свт. Григорий Нисский, противостоя еретику Евномию, который утверждал, что Бог раскрывает определенные слова, спорил, что Бог раскрывает смысл, а человек изобретает слова. "Голос Божий. - говорит свт. Григорий, - не является ни еврейским, ни выражен каким-либо другим способом, известным нациям". В самом деле, хотя человеческие языки могут стать плотью истины, они не являются истиной сами по себе. Это то, что утверждал великий русский миссионер архимандрит Макарий (Глухарев) (1792-1847), соглашаясь со свт. Григорием: "Прекратит ли Слово Божие в облачении славянских букв быть Словом Божиим. если будет в русском облачении?" Таким же было и убеждение св. Никодима Святогорца (1749-1809), который встретил противление со стороны священнослужителей, когда подготовил публикацию святых канонов Православной Церкви вместе с их переводом с "древнего" на современный греческий. Они заявляли, что тексты Церкви не должны переводиться, потому что они не должны быть доступны "простонародью". Даже одна эта характеристика ("простонародье") раскрывает экклезиологическую основу спора. Нужно ответить сначала, считаются ли люди Церкви ее активными участниками и действительными членами Тела Христова. В то время Вселенский Патриарх Неофит защитил инициативу св. Никодима и заявил, что если оппоненты были бы правы, то каноны никогда не были бы написаны, потому что их первоначальным языком является местное наречие (язык простых людей) того времени. В итоге работа св. Никодима получила одобрение Патриаршего Синода.

И, все же, ни один из этих шагов не является нововведением. Это просто применение критериев Церкви в различные моменты истории. Св. Апостол Павел сказал, что члены Церкви должны употреблять понятные слова, чтобы каждый мог познать, что сказано: главная задача христиан - наставить других и создать Церковь (1 Кор. 14:9-19). А построение Церкви - совсем другое, чем магический ритуал. Предполагается, что магическое действует автоматически, независимо от человеческих намерений и целей. Но церковное членство требует сознательного участия. Ни богослужение, ни другие измерения церковной жизни не должны считаться сферой агностицизма, бессознательного романтизма или бездумных инстинктов. Поэтому Божественная Литургия, Таинство Крещения включают исповедание Веры. Церковь требует, чтобы каждый отдельный ее член знал доктрину и исповедовал ее лично: "Верую...".

Православная традиция должна быть описана как традиция, которая не была нарушена или встревожена многоязычием как среди различных наций, так и среди исторических периодов одной и той же нации. Библия говорит, что вначале "на всей земле был один язык и одно наречие" (Быт. 11:1). Когда люди попытались построить Вавилонскую башню, нарушились их отношения с Богом и между собою. Их общий язык был разбит на многочисленные различные языки, а человеческая раса рассеяна по всей земле (Быт. 11:1-9). Многоязычие появляется как следствие греха. Однако, Церковь на протяжении веков никогда не стремилась к навязыванию нациям одного общего языка. Она реалистично принимает уже существующие поствавилонские языки и пытается преобразовать их в новую плоть истины. Это то, что случилось впервые - в противовес Вавилону - во время Пятидесятницы, когда люди разных наций слышали апостолов, провозглашающих чудеса Божий на их собственных языках (Деян. 2:4-6). Это было началом открытия Церкви миру, так что "всякий язык исповедал. что Господь Иисус Христос" (Фил. 2:11). Показательно, как важный христианский текст "Послание Диогнета", датированный II или III веком, описывает присутствие христиан в мире. Он разъясняет, что Церковь, конечно, - нечто новое для мира, но в тоже время она - не маргинальная секта, говорящая на неземном жаргоне. "Различие между христианами и остальным человечеством - не вопрос национальности, языка или обычаев. Христиане не живут обособленно в своих отдельных городах, не говорят на каком-либо особом диалекте, не ведут какой-либо странный образ жизни... Тем не менее организация их общины показывает некоторые замечательные и даже удивительные черты. Для них любая чужая страна является родиной, а любая родина - чужбиной". Поэтому, в конце концов, свт. Иоанн Златоуст уверяет нас, что это не позор, если Церковь принимает так называемые варварские языки.

Можно продолжать называть примеры такого отношения Церкви (например, миссионерская работа свт. Иннокентия (Вениаминова) (1797-1879) среди племен Аляски, Николая Ильминского среди татар (1822-1891), свт. Николая (Касаткина) в Японии (1836-1912) и т.д.). Но что особенно важно нам сегодня - спор между западными священнослужителями и св.Кириллом, Апостолом славян. Они заявляют, что литургия должна осуществляться исключительно на трех древних языках: еврейском, греческом и латинском, на которых Пилат заказал надпись на Распятии "Иисус Назорей, Царь Иудейский" (Ин. 19:19). Св. Кирилл противостоял им и называл их учениками Пилата. Он защищал не только право каждого человека слышать и говорить, но и право Бога раскрывать Себя каждому. Итак, если сегодня мы, православные христиане, склонны называть один язык "святым", а остальные - "светскими", мы отворачиваемся от традиции Православия и поддерживаем только что упомянутое западное духовенство, хотя - нужно вспомнить - римо-католики приступили к принятию местного языка, по крайней мере со времени II Ватиканского Собора.

Эта языковая чуткость - не просто дело перевода текстов с одного языка на другой. Она имеет отношение к самой структуре Церкви. Она позволяет Поместной Церкви быть истинно Поместной и истинно Церковью. Она позволяет ей выразить себя, создавать свои собственные тексты и создавать новый перевод Истины в новой области, в новом культурном контексте, в конкретной цивилизации, в конкретном обществе.

И все же всемирные дискуссии сегодня сосредотачиваются на глобализации. Мир, кажется, может быть сметен господствующей моделью современной западной цивилизации. Некоторые люди верят, что укрепление отдельных Поместных Церквей является единственной надеждой перед лицом выравнивающей бури. Другие полагают, что ни у какой отдельно взятой культуры нет никакого будущего. Фактически сегодня преобладают два языка. С одной стороны, английский, который, кажется, стал всеобщим. С другой стороны, интернет и виртуальная реальность, кажется, возникают как вид нового универсального и властного языка. Оба они устанавливают параметры для будущего всеобщего средства общения. Эта связь, без сомнения, предлагает захватывающую возможность обмена сообщениями из одного уголка земли в другой, но одновременно, она предлагает сомнительный идеал: идеал общения без реальной поместной общины; бестелесный контакт. (14) Использует ли человечество всю эту технологию как полезный инструмент, ускоряющий встречу людей, или впадет в "спиритуалистический" образ жизни, который вообще не заботится о человеческой общине? Все это является вызовом для Церкви. Ни при каких обстоятельствах не должна она отвращаться от языковых сокровищ, собранных в течение веков. Прежде всего, хорошее знание первоначального языка церковных текстов жизненно важно для серьезных богословских исследований. Однако в то же время Церковь должна быть готова свидетельствовать в достаточной мере в новых и, возможно, непредсказуемых условиях. Ее язык не должен напоминать ни музейный экспонат, ни ископаемое. Своими корнями она уходит в далекое прошлое, но ее ветви должны цвести в настоящем и готовить плоды для будущего.

Жизнь в мире никогда не была легкой. Можно сочувствовать беспокойству, возникающему при попытке распознать будущее, но нельзя давать волю враждебным к миру чувствам. Задача христианина - говорить миру - не должна перерождаться в агрессивный вербализм, пробивающий свой путь в уши других, стремящийся обратить их даже ценой их свободы. Такой авторитарный акт может быть назван коммерческим маркетингом или идеологическим империализмом, но, конечно, не христианской позицией. Как я говорил ранее, язык Церкви должен оставаться призывом, а не навязыванием. Кроме того, он должен всегда способствовать диалогу, а не монологу. Давайте вспомним беседы Христа с Никодимом, с самарянкой (Ин. 3:1-21, 4:1-30) и другими. Сомнительно, что современные христиане останутся верными своему призванию, если они отказываются смиренно слушать агонию, боль и вопросы современного мира.

В этой задаче нам очень поможет, если мы будем помнить одну из основных характеристик церковного языка: он не является голосом без тела. Церковь говорит не только словами, но одновременно самим своим существованием. Важно не только то, что она говорит, но, главным образом, чем она является: живым Телом, которое дает новые ответы новым проблемам. Но здесь возникают некоторые решающие вопросы. Действительно ли Тело Церкви живет сегодня как Тело? Действительно ли Православные Церкви сегодня действуют как общины? Рождается ли и развивается ли их богословие в этих общинах, т.е. приходах? Исходит ли богословие из общего опыта Святой Евхаристии, или это, главным образом, дело индивидуальных трудов? Способны ли Православные Церкви общаться с современным миром и призывать его в Тело Христово? Сопровождается ли литургическая жизнь на приходах акцентом на катехизацию, настоянием на богословских критериях и свободой в дискуссии? Это только некоторые из вопросов, нуждающихся в обсуждении и ответах.