Исследования бахаи

 

Издание «Ассоциации исследований бахаи»

 

№ 16

Удо Шефер

 

Вера бахаи: секта или религия?

Слова благодарности

Я хотел бы выразить благодарность за ту помощь, которая была оказана мне в подготовке английского перевода данной работы. Я признателен Джеральду Кейлу (Gerald C. Keil) из Германии, который перевел весь текст с немецкого на английский; Джеку МакЛину (Jack McLean) из Канады, просмотревшему содержание рукописи и написавшему к ней введение; а также Дугу Бардингу (Doug Barding) из США, д-ру Лони Брамсон-Лерхе (Dr. Loni Bramson-Lerche) из Бельгии и д-ру Питеру Смиту (Peter Smith) из Таиланда, просмотревшим перевод. Это было истинно международное сотрудничество.

Удо Шефер

Западная Германия, июнь 1988 г.

Введение

В течение 80-х годов вера бахаи приобрела довольно значительную известность среди широкой общественности. Прежде всего, это было вызвано вниманием к тяжелой участи преследуемой общины Ирана, что привлекло внимание всего мира. Другими факторами, послужившими росту общественного признания этой веры, стали публикация обращения Всемирного Дома Справедливости к народам мира, озаглавленного «Обещание мира во всем мире», а также повсеместные усилия преданных учителей веры.

Несмотря на эти успехи, вряд ли можно считать, что вера бахаи уже однозначно признана повсюду независимой мировой религией. Многие по-прежнему игнорируют цели, принципы и само существование этой самой молодой из великих религий мира. Даже в научных кругах, несмотря на растущую осведомленность, веру бахаи по-прежнему классифицируют в ряде учебных курсов как одно из множества современных религиозных движений, хотя все большее число компетентных исследователей подтверждают ее независимый статус и точно и аккуратно отражают ее историю и учение.

Медленность процесса признания веры бахаи обязана отчасти тем неверным наблюдениям, которые сделали первые ее исследователи. В ранних ссылках на веру бахаи она часто рассматривалась только с точки зрения той религиозной и культурной среды, в которой она зародилась, и поэтому ее называли сектой или реформаторским движением в исламе. Другие, не столь честные труды, вышедшие в основном из-под пера представителей духовенства и миссионеров, пытались дискредитировать Основателей веры и ее учение с помощью либо намеренного искажения фактов, либо их замалчивания.

В восьмидесятые годы XX столетия на свет появились сотни сект, ответвлений, культов, метафизических систем и духовных учений, а также интеллектуальных и оккультных практик. Эти движения столь многочисленны, что их даже объединили под общим названием «нью-эйдж» (т.е. «движения новой эпохи»). Неважно, удачен этот ярлык или нет, но чтобы разобраться, чем именно религия Бахауллы выделяется среди этого океана религиозных и парарелигиозных групп, требуется весьма трезвый взгляд. Эти движения удивительно разнообразны по своим взглядам, верованиям и практикам, и каждая стремится заинтересовать представителей какого-нибудь конкретного участка психологическо-духовного спектра. Некоторые демонстрируют нам, насколько удивительно доверчивыми бывают люди, другие же играют на низменных инстинктах человека.

Работа Удо Шефера весьма своевременна, ибо ее цель — помочь читателю рассмотреть отличительные черты веры бахаи среди нынешнего хаоса духовных течений. Автор видит свою главную задачу в том, чтобы продемонстрировать независимый характер веры бахаи как боговдохновенной мировой религии. Он не пытается проводить сравнения с какими-то другими движениями, потому что вряд ли это можно сделать в рамках подобной статьи. Вместо этого он перечисляет доводы, выдвигаемые в пользу рассмотрения веры бахаи как секты (пусть даже исключительно выдающейся), а затем опровергает их.

Работа д-ра Шефера предлагает неопровержимые аргументы в пользу того, что вера бахаи заслуживает более благородного названия — не секты, но мировой религии. Он подтверждает свой тезис в основном тщательным изучением данных социологии религий. Он доказывает, что вера бахаи не соответствует научным критериям секты. Напротив, она полностью удовлетворяет критериям, выдвигаемым для мировой религии. Этот тезис подтверждается многочисленными документами, а само рассуждение хорошо структурировано и систематично.

Удо Шефера можно считать продолжателем традиций великих немецких ученых, сделавших большой вклад в изучение религии. Именно они заложили, в конце XIX и начале XX века, основание Religionswissenschaft, то есть, буквально, «религиоведения», которое позже разделилось на множество более специальных дисциплин — сравнительное религиоведение, исламоведение, изучение иудейской и христианской Библий, исследования Дальнего Востока и теологию. Отцами-основателями этих направлений справедливо считаются Макс Мюллер (Max Müller, которого можно считать отцом сравнительного религиоведения), Теодор Нольдеке (Theodor Nöldeke), Игнац Гольдзихер (Ignaz Goldziher), Юлиус Вельхаузен (Julius Wellhausen), Герман Ольденберг (Hermann Oldenberg), Генрих Циммер (Heinrich Zimmer) и Адольф фон Гарнак (Adolf von Harnack).

Уже на самой ранней стадии развития сравнительного религиоведения значимость этой дисциплины была признана Абдул-Баха, сыном Бахауллы — Основателя веры бахаи. В Своем публичном выступлении в Вашингтоне в 1912 г. Он указал на те возможности, которые сравнительное религиоведение открывает для взаимопонимания между религиями — возможности, которые до сих пор остаются во многом нераскрытыми:

Хвала Богу! Вы живете в свободной стране. Вы благословлены учеными, людьми, сведущими в сравнительном религиоведении. Вы понимаете необходимость единства и представляете себе, какой огромный вред приносят предрассудки и суеверия.[1]

Любой успешный диалог между конфессиями должен начинаться с изучения самосознания данной религии — или, по крайней мере, с учета этого самосознания. Иными словами, одним из первых вопросов, которые надо задать в этом случае, является следующий: «Как данная вера определяет и рассматривает саму себя?» Каждый человек волен оценивать веру окружающих, однако ни один наблюдатель не сможет вынести справедливого суждения, не выяснив сначала мнения участника процесса, того, кто смотрит на эту веру «изнутри». Статья Удо Шефера посвящена именно этому — она рассказывает о том, как вера бахаи представляет саму себя.

По мере того, как вера бахаи получает все более широкую известность, статьи, подобные этой, будут представлять все большую ценность для тех, кто пытается верно оценить положение веры бахаи как полноправного члена сообщества мировых религий.

Джек МакЛин

Гатинье, Канада

Вера бахаи:
секта или религия?

Удо Шефер

Реакция современного общества на религиозные вопросы удивительно противоречива. С одной стороны, наше общество проникнуто духом Просвещения — мы стали людьми светскими и безразличными к религии. Традиционные религии потеряли свою энергию, и яркой чертой современной истории, как верно подметил Ницше[2], стал исход народных масс из религии[3]. С другой стороны, Просвещение, вместе с наукой и технологией, привело к падению нравов, отчуждению между людьми и чувству бессмысленности бытия, породив у многих тоску по духовным ценностям, по религиозным формам и символам. Вопрос религии давно уже привлекает внимание тех, кто размышляет об альтернативном обществе. Многие молодые люди рассматривают укоренившиеся и организованные формы религии как неудовлетворительные и отягощенные историческими наслоениями. Их внимание устремлено к новым обещаниям спасения, которых сейчас появилось великое изобилие. Зачастую именно самые странные и причудливые формы религиозного поклонения наиболее быстро привлекают новых последователей, а потом так же быстро выходят из моды.[4] Начиная со времен Джонстауна в Гайане[5], общепризнанным стал тот факт, что имя религии все чаще используется для маскировки материальных устремлений и извращается на потребу корыстным устремлениям, и данное явление стало предметом научных исследований.[6]

Для случайного наблюдателя вера бахаи может показаться просто одним из таких «новых путей к спасению». Действительно, вера бахаи является альтернативой устоявшимся формам религии, однако она явно отличается от тех модных увлечений, которые появляются каждую секунду в ответ на эфемерные «духовные» запросы людей. История религии бахаи восходит к середине XIX века. Из страны своего рождения, Ирана, она распространилась почти во все страны мира, прочно укоренившись там. В самом Иране бахаи являются крупнейшим религиозным меньшинством. Хотя численность их на Западе пока не столь велика, бахаи часто упоминаются в западной прессе, особенно в последнее время, в связи с жестокими преследованиями, которым это религиозное меньшинство подвергается со стороны правительства Исламской Республики Иран.[7] В этих отчетах вера бахаи обычно упоминается как религия, однако иногда также и как секта.

Бахаи утверждают, что их вера опирается на Откровение и что их религия основана Богом через посредство Своего Посланника Бахауллы.[8] То, что вера бахаи — самостоятельная религия, а не секта, можно доказать с точки зрения религиоведения (religionswissenschaftliche Begründung), однако это потребует некоторого времени. Ответ на этот вопрос требует обращения к самым основополагающим концепциям теологии и религиоведения.

Понятие «секты»

Немного найдется слов, чье бытовое понимание так сильно отличается от их научного определения. Неспециалист в религиоведении, как правило, без промедления заносит в разряд сект все религиозные общины вне больших церквей и мировых религий, особенно когда эти общины немногочисленны. В свою очередь, эти секты — неважно, подходит к ним это определение или нет,— пламенно опровергают такое обвинение. Если бы употребление данного термина зависело только от собственной интерпретации религиозных организаций, то в мире не оказалось бы ни одной секты. Причиной такой эмоционально негативной реакции является то, что слово «секта» отнюдь не нейтральное, оно заключает в себе обширный исторически обусловленный подтекст и считается уничижительным. В том, что ситуация обстоит именно так, можно убедиться, рассмотрев значение образованного от этого термина прилагательного «сектантский», которое всегда имеет негативное наполнение и обычно используется полемически или уничижительно.[9]

Слово «секта»[10] изначально было нейтральным термином для описания отдельных политических, философских и религиозных групп, и употреблялось в полемическом контексте уже в раннехристианскую эпоху. Поначалу сама христианская община была заклеймена иудеями как «секта». Книга Деяний Апостолов[11] сообщает, что первосвященник Анания обвинял апостола Павла перед римским представителем, называя его «язвою общества», «возбудителем мятежа» и «представителем Назорейской ереси». Таким образом, христианская община считалась отколовшейся от иудаизма еретической группой. В письмах Павла[12] термин «разделение»[13] использовался исключительно в отрицательном смысле. Здесь мы уже обнаруживаем то значение, которое со временем приобрело латинское слово secta — ложное учение, отколовшееся от основной общины. Это слово затем проникло и в немецкий язык через труды Мартина Лютера, а из его произведений оно перекочевало в словарь религиоведения. Курт Хуттен подчеркивал, что это понятие наполнено такими отрицательными коннотациями, что уже стоит поискать другой его перевод, который бы «не был отягощен таким историческим багажом».[14] Суть дилеммы, однако, в том, что слово это незаменимо, поскольку стало общепринятым термином в религиозной социологии, указывая на особые критерии, устанавливаемые этим научным направлением. Кроме того, ненаучное использование понятия «секта» привело к смешению понятий. Дело в том, что религиозные и псевдорелигиозные общины, возникающие вокруг живых гуру — например, община Джонстауна в Гайане, организованная Джимом Джонсом, или община Бхагвана Шри Раджниша, а также различные другие так называемые «новые» религиозные движения зачастую называются «сектами», хотя с религиоведческой точки зрения они феноменологически и структурно отличаются от сект и должны быть названы «культами».[15] Ясно, что изобилие таких явлений и употребление в их отношении слова «секта» еще более затуманило правильное понимание этого термина.

Из приведенных выше наблюдений явствует, что с точки зрения бытового словоупотребления единственной значимой характеристикой секты является число последователей. Однако многочисленность не может служить однозначным критерием классификации: «Есть большие и малые церкви, большие и малые конфессии и большие и малые секты».[16] Соображения, приводимые ниже, свидетельствуют, насколько не важен в действительности критерий численности.

Христианство поначалу было «малым стадом»[17] и считалось всего лишь небольшой группой, отколовшейся от иудаизма. Можно ли считать, что вначале христианство было сектой и только потом стало «религией»? Может ли вообще секта стать религией? На этот вопрос следует ответить отрицательно, поскольку, как мы вскоре это увидим, главной отличительной чертой секты следует считать ее специфичность, узость, стремление к обособлению (в то время как боговдохновенные религии всегда всемирны по своей природе). Общее не может быть следствием частного — напротив, частное выводится из общего.[18] То, что христианство стало именно всемирной религией, устанавливается благодаря его энтелехии.[19] Наконец, остается еще вопрос о том, стоит ли смешивать в рамках одного термина такие очень разные по своей природе явления, как община Джонстауна, группы «Трансцендентальной медитации» и ваххабизм в Саудовской Аравии.

Концепции «секты» и «церкви» в религиозной социологии

Религиозная социология[20] определила критерии, на основе которых можно отличить секту от других типов религиозных общин, например, от церквей и культов.[21] Следует помнить, однако, что данный терминологический аппарат создавался в контексте западного христианства.[22] То, что термин «секта» социологически определяется на основе противопоставления между идеализированными формами «секты» и «церкви», ярко показывает, насколько это определение обусловлено западно-христианской точкой зрения.[23]

Межкультурный перенос этой концепции связан с определенными проблемами. Терминологически некорректно применять название «церковь» к организованным нехристианским общинам,[24] поскольку как на уровне доктрин, так и на уровне юридических оснований церкви ее центральной фигурой является личность Иисуса Христа[25]: Ubi Christus ibi ecclesia.[26] Опустить определение «христианская» здесь невозможно, поскольку оно является основополагающим для концепции данного религиозного института.[27] Следовательно, называть юридически организованную всемирную общину бахаи «бахайской церковью» или говорить о ее «оцерковливании» [Verkirchlichung][28] означало бы смешивать термины, не говоря уже о том, что община Бахауллы, хотя она и основана на религиозной вере и одновременно является юридически организованным институтом,[29] фундаментально отличается по своей природе и структуре от религиозных образований в форме церкви.

Неотъемлемым атрибутом церкви является функция совершения таинств [Anstaltscharakter]: согласно внутренним представлениям церкви, она является посредником в передаче обрядовой благодати [sakramentale Gnadenanstalt]. Таинства в этой организации являются важнейшим инструментом передачи благодати. Церковь считает, что она объективно обладает сокровищницей благодати, которую затем распределяют ее официальные представители — священники.[30] Таким образом, священничество — неотъемлемая часть церкви. В передаче Слова и совершении Таинств состоит сам смысл «церковности»: «Там, где есть Слово и Таинство — там и Церковь».[31] Община бахаи передает Слово, однако в ней нет никаких таинств; нет здесь и никакой объективной «передачи благодати», и, как следствие, никакого священничества. Община бахаи не является мистическим «передатчиком благодати».[32]

Таким образом, принимая во внимание исторические ассоциации, следует весьма осторожно применять критерии «секты», установленные религиозной социологией. В этой связи стоит упомянуть предложение Иоахима Маттеса [Joachim Matthes] о том, что «следует избегать любых конкретных религиозно-социологических терминов», поскольку «религиозная социология возможна только как социология христианства».[33] Кроме того, Иоахим Вах [Joachim Wach] подчеркивает, что в действительности три существующие типа христианской общины — церковная организация, конфессия и секта — «не всегда существуют как абсолютно чистые типы».[34] Тем не менее, термину «секта» нет альтернативы, и поэтому невозможно избежать его использования при религиоведческой классификации [relegionswissenschaftliche Begründung].

Следует отметить еще один факт: непредвзятая и осмысленная оценка статуса религиозной общины невозможна без учета ее теологического наполнения и теологической самоинтерпретации.[35] Под последней понимается не социологическая самоинтерпретация, но скорее религиозное самосознание, внутреннее понимание [Verstehen] собственного учения общины. Само по себе притязание религиозной группы на принадлежность к какой-то категории (церкви, конфессии или секте) не имеет значения; значение имеют непосредственно генезис и цели данной общины. Главное — это относит ли религиозная община себя к той религии, из которой она вышла, притязает ли на то, что возникла как реформаторское движение, стремящееся вернуться к истинному, неискаженному учению породившего ее религиозного института, или же, напротив, претендует на новое откровение от Бога, заключающее извечный завет с Ним на новых условиях,— и, тем самым, разрезает пуповину, связывающую ее с «материнской религией». Естественно, что притязание на абсолютную истину не стоит принимать во внимание. Решение этого вопроса выходит за рамки научного исследования.

Из последнего замечания явствует, что простое описание социологической структуры и внешних аспектов религиозной общины вряд ли может оказаться полезным. Такой подход упускает из виду тот факт, что религиозная община — больше, чем просто сумма эмпирически наблюдаемых черт. Этот факт тем более важен для молодых религий, о чьей подлинной сущности, как правило, сложно судить по их структуре.[36] То, что «когнитивные меньшинства»[37] — иными словами, небольшие общины,— часто кажутся непосвященным «сектоподобными», вряд ли может что-то сказать об их истинной природе.[38]

Критерии секты

Стремление к обособленности

Самым очевидным критерием секты является ее стремление к обособленности, «характеризующее ее принадлежность к религиозному сообществу и его догматическим основаниям».[39] Секты возможны только как элемент закрытой системы. Есть иудаистские, христианские, исламские и буддийские секты, но не бывает сект самих по себе [Sekte an sich]. Уже по одной этой причине невозможно применить понятие секты к тем религиозным общинам, которые рассматривают себя в качестве самодостаточных и независимых систем, а не как варианты уже существующих основных религий. Буддизм — это не секта индуизма, несмотря на то, что буддизм развился из этой религии. Не является также и христианство сектой иудаизма. И буддизм, и христианство имеют собственное ядро. Впрочем, стремление к обособленности само по себе еще не является достаточным основанием для применения термина «секта». Так, неправомерно называть «сектой» те явления, которые более правильно подпадают под определение «культа»,[40] — в эту категорию попадает большинство псевдорелигиозных общин, упомянутых выше.

Глубинные реформаторские побуждения

Основной мотив секты — реформы. Ее взгляд устремлен назад, в прошлое, к основам того целого, от которого она откололась, к чистому учению раннего периода, к истоку Откровения. Каждая христианская секта полагает, что именно она представляет истинный, чистый, живой дух христианства.[41] Каждая исламская секта притязает на то, что именно она указывает путь к чистой вере первых дней ислама, к вере, еще не загрязненной человеческими украшениями. Христианские адвентисты, Свидетели Иеговы, баптисты — все апеллируют к Новому Завету, точно так же, как Коран является основой веры для исмаилитов, ваххабитов и прочих исламских сект.

Особое внимание к частным элементам Веры

Общей чертой всех сект является то, что они возвышают некие элементы веры до положения центральных. Эти элементы уже существовали в данной религии, однако община ими пренебрегала,— например, это могут быть исцеление, пробуждение или эсхатологические аспекты.

Таким образом, христианские секты имеют одну общую черту — они выделяют какие-то части Евангелия и аспекты веры своей церкви, которыми, вероятно, пренебрегали, и, как правило, делают эту частную сторону учения центральным принципом своей общины.[42]

Очевидным результатом такого сдвига приоритетов становятся односторонность и узость мышления: «Таким образом, особенностью секты, контрастирующей с универсализмом основной общины, становится какая-то определенная мономания».[43]

Этическое оцепенение

Еще одной характеристикой секты является этическое оцепенение, которое проявляется, прежде всего, в уходе от мира и отвержении светской цивилизации:[44] «Секта аскетично обращается к миру спиной».[45] Ее тенденция — «радикальное отвержение социума и демонстрация этого отвержения через затворничество или активные протесты»,[46] тогда как массовая организация «всегда мирская».[47] Осуждение «чужаков» может основываться на «интеллектуальных или моральных критериях (неспособность или нежелание увидеть или признать истину, “мирской” характер и т.д.). Это выражается в более или менее определенных правилах, запретах и табу».[48] Таким образом, сектантская община функционирует как «сито, на котором достойные отделяются от недостойных».[49] Такие группы характеризуются «жесткой замкнутостью».[50] Макс Вебер [Max Weber][51] напоминает о характерной элитарной замкнутости examen rigorosum,[52] когда предыдущий образ жизни посвящаемого подвергается пристальному разбору, а остальные члены начинают следить за каждым его шагом и выступают с увещеваниями. Мирские виды деятельности — театр, кино и танцы — часто осуждаются. Такая поведенческая жесткость поощряет чувство принадлежности к элитарному меньшинству, которое, обладая Истиной, защищено от надвигающегося Последнего Суда.[53]

Свобода выбора

Принцип свободного выбора, по сравнению с принудительным характером церкви, часто рассматривается как еще один признак секты. Этот принцип почти всегда упоминается среди критериев, рассматриваемых в упражнениях на типологию. Например, баптисты требуют от своих членов креститься в зрелом возрасте, поскольку от них требуется осознанное согласие. Человек не принадлежит к такой организации по праву рождения.[54] Община, которую человек выбирает свободно, противопоставляется принудительной церкви, к которой человек принадлежит от рождения.

Исключительность

Элитарная исключительность и культурная самоизоляция секты подразумевают недостаток универсализма. «Секта является группой, сама природа и цель которой противоречат универсализму».[55]

Харизматические лидеры

Еще одна черта внутреннего устройства секты — харизматические лидеры. Власть в ней значительно чаще, чем это бывает в юридически оформленных религиозных институтах, дается благодаря личным «духовным дарам» [pneumatic gifts][56] и признанию «духовной силы» — иными словами, основывается на личной харизме, на «вдохновении свыше», «даре пророчества»[57]. Лидеры такой общины выявляются в результате особого псевдопророческого вдохновения, будто бы нисходящего на людей от Святого Духа. Основанием ее является не правление закона, но «духовная анархия», «пневмократия».[58] Например, «службы квакеров представляют собой безмолвное ожидание момента, когда на кого-то из членов общины снизойдет Святой Дух. Только этот человек будет выступать с проповедью или произнесет молитву».[59]

Доктрины

Общей чертой сект является то, что их доктрины и догмы просты, но тяготеют к основам учения той религии, к которой они, по их утверждению, принадлежат. Эта тяготение отличает секту от культа. Первая обладает какой-то теологией, пусть и самой упрощенной; признак же культа — практически полное ее отсутствие. Вместо этого большое значение в нем придается эзотерическому знанию, ритуалам и магии, личному общению с живым гуру или их группой, а не религиозному институту или доктрине: «Главное, чего жаждет культ — это ритуалов и мифов».[60] Яркая особенность псевдорелигиозных культов — разрыв всяких связей с внешним миром. От приобщившихся к нему требуют прервать всякие контакты с домом и семьей, оставить прежние занятия и друзей и полностью посвятить себя исполнению желаний ныне живущих лидеров общины — очевидно, что такое требование часто ведет к самым печальным последствиям.[61]

Основываясь на данных критериях, Рудольф [Rudolph] дает такое определение секты:

Секта — это религиозная группа или община, основанная в рамках другой религии (которая, в свою очередь, опирается на своего Основателя, свою Книгу, Откровение или вероисповедание); в плане членства и распространенности она обычно покрывается официальной главной общиной («церковью»), а в отношении набора принципов является ее урезанным вариантом. Говоря кратко, с теологической точки зрения секта является «подобщиной», противопоставляющей себя доминирующей «главной общине».[62]

Вера бахаи — секта или нет?

На основе приведенных выше критериев можно попытаться описать веру бахаи как секту ислама: она возникла в исламском культурном контексте и во многом,— с точки зрения истории, языка и частично теологии,— тесно связана с исламом. Именно поэтому исламоведы в прошлом часто помещали веру бахаи среди исламских сект.[63]

То, что сами бахаи отказываются считать свою веру сектой, само по себе не является достаточным основанием для освобождения ее от этого ярлыка. Основанием для опровержения этой точки зрения является лишь то, что вера бахаи не подпадает под указанные выше определения.

Основой веры бахаи и источником ее законов являются произведения Бахауллы, Основателя веры бахаи. Коран отодвигается в ней на второй план, приобретая скорее исторический интерес. Являясь подлинной записью Божественного Откровения, Коран остается для бахаи Священной Книгой (точно так же, как и библейские Ветхий и Новый Заветы), однако не считается среди бахаи источником теологических принципов или законов. Согласно учению бахаи, эпоха Мухаммада завершилась в 1260 г. хиджры (1844 от Р.Х.), в момент объявления Бабом о Своей миссии. Уже в 1848 г. на съезде в Бадаште собравшиеся последователи Баба, осознавая статус нового Откровения, объявили об отмене мусульманского закона. Таким образом, законы ислама и неотъемлемые положения ортодоксальной мусульманской веры (а также ее ответвлений) — например, окончательность Откровения Мухаммада,— отвергаются бахаи. Бахаи не считают себя мусульманами и не собираются «возвращаться к основам ислама». Бахаулла, а не Мухаммад, занимает центральное положение в этой религии. Здесь отсутствует реформаторский, обращенный в прошлое взгляд, который считается важным критерием секты.[64] Этот факт давно признается мусульманскими судами, как это видно из следующих ниже примеров.

10 мая 1925 г. религиозный апелляционный суд в местечке Беба в египетской провинции Суеф объявил недействительными три брака, ссылаясь на то, что супруги являются бахаи. В заключении суда объяснялось, что:

…вера бахаи является новой религией, совершенно независимой, с собственными верованиями, принципами и законами, которые отличаются от верований, принципов и законов ислама и совершенно противоречат им. Следовательно, никакой бахаи не может считаться мусульманином и наоборот, точно так же, как никакой буддист, брамин или христианин не может считаться мусульманином или наоборот.[65]

Официальный приговор заканчивается такими словами:

Если любой из них [мужей] покается, уверует и признает всё,… что Мухаммад, Апостол Божий,… принес от Бога,… и возвратится под сень великой Веры ислама… и подтвердит,… что Мухаммад… есть Печать Пророков и Посланников, что вслед за Его религией не будет никакой другой религии, что никакой закон не отменит Его закон, что Коран — последняя из Книг Божиих и Его последнее Откровение для Его Пророков и Его Посланников,… он будет принят и получит право возобновить свой брачный контракт…[66]

В ответ на вопрос о том, могут ли бахаи хоронить своих умерших на мусульманских кладбищах, египетское Министерство юстиции, проконсультировалось с муфтием,[67] который написал в своем заявлении от 11 марта 1939 г.:

Сим удостоверяем, что эта Община не должна считаться мусульманской, и это доказывается исповедуемыми ею взглядами. Изучение того, что они называют «Законами бахаи о вопросах личного статуса», каковой документ прилагался к делу, предоставляет исчерпывающие доказательства. Всякий из членов ее, который прежде был мусульманином, благодаря вере своей в притязания этой общины отринул ислам и считается вышедшим из-под сени его, и подпадает под закон касательно вероотступничества, установленный в истинной исламской вере. Поскольку данная община не является мусульманской, недопустимо хоронить ее умерших на мусульманских кладбищах — неважно, были они раньше мусульманами или нет.[68]

Неприменимы к вере бахаи и остальные критерии религиозной социологии, описывающие секту. В учении бахаи нет ни догматической узости, ни индивидуалистичной обособленности, не говоря уже о враждебности к мировой культуре или любой другой разновидности чувства исключительности.

Вера бахаи — всеобъемлющая религия. Послание Бахауллы направлено ко всему человечеству. Еще Баб, предтеча и глашатай Бахауллы, призывал народы Запада быть «словно истинные братья в единой и неделимой религии Божией, свободной от различий»,[69] выйдя, таким образом, за рамки Своего культурного контекста. Бахаулла ставит перед Собой задачу привести все человечество к единению. Единственным лекарством для нравственно больного общества, способным обеспечить выживание человечества, является духовное и политическое объединение всех народов во всемирную федерацию, опирающуюся на общую веру, свободную от искажений прошлого:

Лучшим лекарством и наимогущественным средством для исцеления всего мира Господь избрал союз всех народов в одном общем Деле, в единой Вере… Благополучие рода людского, его мир и безопасность недостижимы до тех пор, пока прочно не утвердится его единство.[70]

Центральные положения веры бахаи — это принцип любви ко всему человечеству и создание мировоззрения, охватывающего интересы всей планеты:

Тот воистину достоин называться человеком, кто ныне посвятил себя служению всему роду людскому. Величайший речет: Блажен и счастлив тот, кто поднимается, дабы содействовать высшему благу народов и племен земли. И еще Он возвещает: Не тот должен гордиться, кто любит свою страну, а тот, кто любит весь мир. Земля — единая страна, и все люди — ее граждане.[71]

Речение Божие есть светильник, свет коего заключен в словах: Вы — плоды одного дерева и листья одной ветви. Относитесь друг к другу с величайшей любовью и кротостью, дружелюбием и товариществом… Свет единства столь могуществен, что способен озарить всю землю.[72]

Таким образом, религия бахаи является всемирной по своему характеру. Традиционные религии, такие, как буддизм, христианство и ислам, являются всемирными, поскольку обращаются ко всему человечеству в целом — с точки зрения этих религий, весь мир должен быть перестроен согласно Божьему Посланию. Этот универсализм еще более отчетливо выражен в послании Бахауллы, где содержится ясный призыв к политическому и духовному единению человечества и дается модель структуры общества, способного осуществить это единство.

Следующая особенность, плохо согласующаяся с образом секты — это пристальное внимание, которое вера бахаи уделяет состоянию светского общества. Забота только о собственном спасении и слепота в отношении нужд мирового социума — тот самый эгоизм, который побудил Карла Маркса к столь суровой критике религии — осуждается в учении бахаи. Божественное Послание объемлет все стороны человеческой жизни. Намерение Божие — спасти все общество, а не только отдельных его членов.[73]

Конечно, Послание Бахауллы, как и любое другое Божественное Откровение, является в первую очередь руководством для личности. Это та самая извечная стезя, в начале каждой эпохи очищаемая от наслоений и препятствий прошлого, идя по которой, человек может достичь просвещения и духовно возродиться — то есть приблизиться к Богу. Однако Откровение Бахауллы не ограничивается только этим «вертикальным» измерением. Вера бахаи — не просто «вероисповедание»; это религия во всеобъемлющем смысле, поскольку у нее есть также и «горизонтальный» аспект, «политическое»[74] измерение.

Согласно Бахаулле, как личность, так и человечество в целом нуждаются в просвещении и руководстве со стороны Богоявлений. Эти два измерения объясняются в следующем отрывке, принадлежащем перу Бахауллы:

Бог посылает Своих Пророков людям с двоякой целью: во-первых, дабы вызволить детей человеческих из тьмы невежества и направить их к свету подлинного понимания; во-вторых — обеспечить человечеству мир и покой и подать все средства, коими они могут быть установлены.[75]

Бахаулла подчеркивает важнейшую и необходимую роль, которую играет религия в обществе, устанавливая закон и порядок: «Воистину, религия есть главное орудие установления порядка в мире и спокойствия среди народов его».[76] «Религия, поистине, есть лучезарный свет и несокрушимая твердыня защиты и процветания народов мира…».[77] Бахаулла заложил основание нового мирового порядка, в котором все народы будут жить в мире и справедливости, объединенные общей верой в Бога и Его Откровение. Он пришел, чтобы установить обещанное Царство Божие на земле: «Установление мира и единства во всем мире представляет собой установление Царства Божьего на земле, окончательный триумф добра над злом, который описывался в символических терминах в религиях прошлого».[78] Это Царство будет мировым порядком, структурированным согласно явленному закону Божьему и объемлющему все человечество. Оно принесет с собой «Величайший Мир».[79] Установить этот мировой порядок — воля Бога. Однако Царство Божие наступит не просто по мановению Божьего перста, вдруг, магически и сверхъестественно, как это представляют христианские фундаменталисты, буквально трактующие Библию. Оно наступит благодаря активному участию человечества в историческом процессе радикальной трансформации каждой отдельной личности и всего человеческого рода.[80]

Такой взгляд отличает бахаи от приверженцев тех христианских сект, которые подчеркивают необходимость паросии [Parousia] и наступления Царства Божьего, наивно и трепетно ожидая чудесного события в видимом небе — возвращения Христа, по пришествии Которого спасенные удостоятся награды и заживут вместе в состоянии блаженства.[81]

В связи с этим мы замечаем еще одно резкое отличие между главными теологическим  положениями веры бахаи и предыдущих религий: тогда как религии прошлого и все их секты по-прежнему ожидают наступления эсхатологических событий, предсказанных в их Святых Писаниях, для бахаи все эсхатологические события всех мировых религий уже исполнились. Христианские секты ожидают Второго Пришествия Христа, мусульмане — наступления «Часа»[82] и «Великого Провозглашения»,[83] тогда как бахаи считают, что под этими событиями подразумевались приход Бахауллы и установление Его Царства Божьего.[84]

Еще одна черта секты — уход от мира и изоляция от общества, с вытекающим отсюда отвращением к светскости,— столь же чужда вере бахаи. Учение Бахауллы настойчиво призывает позитивно относиться к миру и человеческой цивилизации. Бахаулла, как и все Пророки прошлого, указывает на суетность мира сего и тленность всех дел человеческих и любых земных богатств.[85] Краткость жизни и преходящий характер мирских вещей часто упоминаются в Его Писаниях.[86] Однако эти утверждения нельзя интерпретировать как эскапистскую отрешенность от мира. Аскетизм и уход от мира однозначно осуждаются: «Вкушайте, о люди, от благих вещей, разрешенных вам Богом, и не лишайте себя дивных благодеяний Его».[87] Такой позитивный подход к культуре ясно подтверждается тем, что вера бахаи рассматривает поступательное развитие человеческой цивилизации как результат созидательного импульса, приносимого периодическими Божественными Откровениями. Развитие человеческой культуры тесно связано с религией: «Все люди сотворены для того, чтобы двигать вперед вечно развивающуюся цивилизацию».[88]

Совершенно неиндивидуалистичный характер веры бахаи проявляется также и в том, что притязания отдельных личностей, якобы вдохновленных свыше, полностью отвергаются. Основой общины являются юридически установленные нормы и институты. Правом принятия решений и духовной властью облечены только эти конституционные органы. Харизматические личности и спонтанное вдохновение занимают подчиненное положение. Харизма Божественного руководства — атрибут, присущий только назначенным Бахауллой институтам, которые демократически избираются общиной верующих; личности, составляющие эти институты, не обладают никакой властью.[89]

Кроме того, община бахаи не рассматривает себя как элитарную группу. Каждый верующий должен жить согласно учениям и заповедям Бахауллы, приобретать духовные добродетели, ориентироваться на императивы новой этики, заниматься самопознанием и стремиться к совершенству. Однако для вступления в общину не требуется обладать каким-то предварительным уровнем совершенства. Никто не должен отчитываться в своей прошлой жизни, никто, кроме Бога, не имеет права выносить суждения о морали конкретного человека. То, что бахаи считают признание Бахауллы и Его Послания важными для спасения, не является чем-то уникальным и не свидетельствует об элитарном высокомерии. В других религиях вера также является необходимой предпосылкой спасения.[90] Согласно католическому учению, спастись могут только члены католической общины, те, кто состоит в Церкви и поэтому принадлежит к мистическому Corpus Christi.[91] Бахаи не получает билета в Царствие Небесное только потому, что он уверовал[92], и никто не гарантирует ему, что он избегнет Суда, который, как объявил Бахаулла, вершится над человечеством.

Остается еще принцип свободы выбора, который социологи считают атрибутом секты. Однако действительно ли это так? Применим ли этот принцип к общине бахаи? И если да, является ли это достаточным основанием для определения этой общины как «секты»? Данная точка зрения на принцип свободного выбора демонстрирует факт, отмеченный в начале статьи — что типология религиозной социологии создавалась на примере западной формы христианской религии, где существует дихотомия «церкви» и «секты». Эту дихотомию редко когда удается перенести на другие религиозные общины, не подпадающие под эту альтернативу уже только потому, что их юридическая структура не соответствует христианской модели.

Иудаизм, например, отчетливо демонстрирует, что принуждение или свобода выбора имеют слабое отношение к вопросу критериев секты. Ребенок матери-иудейки является иудеем с рождения. Однако это верно и в отношении иудейских сект. Если считать, что свобода выбора является непременным атрибутом секты, тогда получится, что в иудаизме вообще нет сект, поскольку абсолютно все направления иудаизма, даже самые радикальные хасидские группы, признают иудеем всякого, кто имеет мать-иудейку.

И в христианстве, как указал Густав Меншинг [Gustav Mensching], человек не принадлежит к церковной организации с момента рождения — он вступает в нее в результате крещения, которое дарует character indelebilis и которое, согласно каноническому закону,[93] раз и навсегда вводит человека в Церковь.[94] Принудительный характер крещения очевиден только при крещении младенцев — конечно, если игнорировать тот факт, что, согласно церковному закону, выйти из церкви невозможно.[95] Обращение в христианство, то есть решение о принятии крещения в зрелом возрасте, осуществляется как акт свободного выбора. В первые годы христианства, а также и сегодня в тех местах, где христианство расширяется и в него всё еще вступают новообращенные, крещение совершалось и совершается в результате акта проявления свободной воли. Таким образом, при определенных условиях принцип свободы выбора применим и к церкви. Принцип принудительного членства в результате крещения в младенчестве преобладает только там, где христианство укоренилось уже очень глубоко и передается из поколения в поколение.

Видимо, религиозные социологи посчитали, что именно такое положение вещей является обычным, и определили свои критерии соответствующим образом. Недавно наметилась тенденция — по крайней мере, в немецких протестантских церквях,— считать крещение младенцев и взрослых одинаковым по статусу. Всё это показывает, что не стоит очень полагаться на принцип свободы выбора как на критерий различения «секты» и «церкви»; как ясно указывает Иоахим Вах [Joachim Wach], «он не слишком-то помогает».[96]

Бахаи не принадлежат к общине бахаи от рождения. Человек становится бахаи, принимая Послание Бахауллы,— неважно, происходит это в результате личного поиска или родительского воспитания. Нет никакого посвящения, никакого ритуала, которому кто-то может быть подвергнут бессознательно или без предварительного согласия. Бахаи становятся сознательно, в результате личного выбора. Принцип бахаи, предписывающий индивидуальный, независимый поиск истины, исключает возможность любого, даже завуалированного, принуждения к членству в общине Бахауллы. Если кто-то станет утверждать на основании этого критерия, что вера бахаи — секта, тогда придется назвать сектой, например, весь ислам, поскольку там ситуация с данным критерием обстоит примерно так же.

Взгляды современного религиоведения

Хотя прежде религия бахаи часто называлась в научных трудах сектой, в последнее время о ней всё чаще начинают говорить как о независимой религии, что соответствует представлению веры бахаи о самой себе. Герхард Розенкранц, протестантский теолог и религиовед, в своей книге, написанной в 1949 г., однозначно заявил,— несмотря на личное критическое отношение к вере бахаи,— что она «с религиозно-исторической точки зрения на своей ранней стадии была подлинно пророческим движением», «новой религией», выросшей из ислама. Розенкранц подчеркивает, что «в лице бахаизма мы сталкиваемся не с очередной современной псевдорелигией, которых так много на Западе, но с истинно своеобразным религиозным движением».[97] В Enciclopedia Cattolica, опубликованной Ватиканом, Алессандро Баусани [Alessandro Bausani] описывает религию баби (в статье Babismo) как “nuova religione”, тогда как вера бахаи названа “religione sviluppatasi dal Babismo”.[98] Рудольф Йокель [Rudolph Jockel][99] и Иоахим Вах [Joachim Wach][100] пришли к такому же заключению. Даже Курт Хуттен [Kurt Hutten], бывший глава штутгартского Evangelische Zentralstelle für Weltanschauungsfragen [Протестантский Центр по идеологическим вопросам] рассматривает в своей книге[101] веру бахаи как религию, а не как секту, хотя в остальном настроен весьма критически. Известный ученый Хельмут фон Глазенап [Helmut von Glasenapp], ныне покойный, еще в 1957 г. говорил о вере бахаи как о религии, а не как о секте;[102] он оставил нам следующее авторитетное свидетельство в письме, датированном 3 октября 1961 г.:

Действительно, религия бахаи имеет свои корни в исламе, однако она представляет собой независимую форму богослужения, а не исламскую секту. А иначе пришлось бы считать христианство иудейской сектой, потому что оно выросло из иудаизма.[103]

В своем письме от 10 октября 1961 г. Герхард Розенкранц [Gerhard Rosenkranz] вновь разъяснил свою выраженную ранее позицию:

В современной истории религии бахаизм выступает в качестве примера того, каким образом в рамках существующей мировой религии — в данном случае ислама — может возникнуть движение, которое не только претендует на то, что является мировой религией, но и обладает всеми религиозно-феноменологическими характеристиками таковой… Самым ярким достижением Бахауллы было то, что ему удалось выделить отдельные элементы религии, уже существующей со времен Баба. Он смог разорвать связь этих элементов с верой шиитов и построил на их основе здание религии бахаи, притязающей на то, что она является исполнением всех прочих религий и в действительности превосходит их. На основе этого притязания, позволяющего ему объять, а не отвергнуть другие религии, бахаизм следует считать ничем иным, как самодостаточной религией.[104]

Протестантский теолог Фридрих Хейлер [Friedrich Heiler] также считал веру бахаи религией:

…Бахаулла — создатель новой религии. С одной стороны, положение [веры бахаи] по отношению к исламу сравнимо с отношениями, которые существуют между исламом, иудаизмом и христианством. Относить религию бахаи к исламским сектам или подобщинам столь же неуместно, как называть ислам иудейской либо христианской сектой. Уже тот факт, что Бахаулла, носитель последнего по времени и высочайшего откровения, занимает положение, которое в исламе отведено Мухаммаду, ясно указывает на независимость религии бахаи от ислама… Поэтому как исторический феномен религия бахаи имеет тот же статус, что и другие универсальные религии: индуизм, буддизм, иудаизм, ислам, сикхизм и христианство.[105]

С тех пор эта точка зрения получила всеобщее признание. Райнер Флаше [Rainer Flasche] считает, что религия бахаи опирается на самодостаточное откровение [eigenständige Offenbarungsreligion].[106] Эрнст Дамманн [Ernst Dammann] приводит в качестве критериев независимого характера религиозной общины толкование классических текстов, наличие нового Писания и самоинтерпретацию общины [Selbstverständnis der Gemeinschaft].[107] Вера бахаи удовлетворяет этим требованиям. У нее есть свое собственное Писание — произведения Бахауллы; она толкует Святые Писания, в частности, Ветхий и Новый Завет и Коран, в свете прихода Бахауллы, Который рассматривается как исполнение обетований предыдущих религий; кроме того, согласно ее теологическим взглядам, она является новым посланием о спасении от Бога человечеству.

Карстен Кольпе [Carsten Colpe] называет религию бахаи «мировой религией».[108] Петер Мейнхольд [Peter Meinhold] придерживается аналогичного взгляда.[109] Обосновывая использование данного термина, он обращается к следующим критериям: рассматриваемая религия должна сама выдвигать притязание на всемирную миссию;[110] в ее представление о самой себе должна входить современная идея о всемирном единстве;[111] она должна задаваться вопросом о том, какую роль она должна сыграть в разрешении мировых проблем;[112] наконец, данная религия должна как-то осознавать множественность религий и «разрешать этот вопрос так, чтобы это учитывало сегодняшнее всемирное сознание».[113]

Религия бахаи удовлетворяет всем этим критериям. Универсальная природа веры бахаи уже обсуждалась выше. В вере бахаи существует объяснение множественности религий. Досадное соперничество между конкурирующими притязаниями на истину теряет свою остроту, если, как учит Бахаулла, рассматривать разные религии как проявления поступательного, циклически повторяющегося, но при этом неделимого Божественного Откровения, в рамках которого свет Божий предстает каждый раз в таком виде, который соответствует конкретным культурным обстоятельствам в данное время, уровню духовного развития общества и возможностям понимания людей: «Будь уверен, что в каждую Эпоху свет Божественного Откровения ниспосылается людям соразмерно их духовным способностям.»[114] «Всякий век требует новой меры Божьего света. Всякое Божественное Откровение ниспосылалось в соответствии с обстоятельствами века, когда являлось оно.»[115] «Не может быть никакого сомнения, что народы земли, к какой бы расе или вере они ни принадлежали, черпают вдохновение из одного небесного Источника и служат одному Богу. Различие между заповедями, коим они следуют, объясняется меняющимися требованиями и нуждами эпох, когда они были явлены.»[116]

То, что разнообразие учений и форм богослужения явным образом противоречит глубинному единству религий, объясняется разными духовными, культурными и общественными условиями, в которых формировалась та или иная религия, а также центробежными тенденциями,[117] проявлявшимися во всех религиях в истории человечества, последствия которых нельзя было исправить идущими от людей попытками реформации. Авраам, Моисей, Кришна, Будда, Зороастр, Христос и Мухаммад суть «Богоявления», освещавшие этот мир Своим светом. Каждая из религий сыграла свою роль в истории спасения — более того, сама история религий есть история спасения. Чтобы удалить барьеры между религиями, одной только доброй воли недостаточно. Атмосфера конкурирующих притязаний на исключительность и окончательность не способствует подлинному диалогу и сотрудничеству между различными мировыми религиями. Необходимой предпосылкой такого диалога является взаимное признание их равного статуса и одинаковой ценности. Интерпретация процесса последовательного появления мировых религий, предлагаемая верой бахаи, вполне может обеспечить основу для примирения различных догм, противоречия между которыми так долго разделяли человечество и разжигали ненависть, конфликты и войны, неся с собой бесчисленные страдания. Бахаулла объявил Своим последователям:

Каждым без исключения стихом, что открывает Перо Всевышнего, отпираются и распахиваются пред лицом людей врата любви и единения. Недавно Мы возвестили, и Слово Наше истинно: «Общайтесь с людьми любого вероисповедания в духе дружбы и братства». Ныне, чрез откровение сих слов, все, что побуждало сынов человеческих избегать друг друга и вызывало среди них расколы и разделения, отменяется и предается забвению. С небес Божьей Воли, дабы облагородить мир бытия и возвысить умы и души человеческие, ниспослано то, что является самым действенным орудием воспитания всего рода людского. Высшая сущность и совершеннейшее выражение всего того, что народы прошлого произнесли или начертали, было ниспослано, чрез сие могущественнейшее Откровение, с небес Воли Всевладетельного, Вечно Неизменного Бога.[118]

Поскольку Послание Бахауллы обращено ко всему человечеству, миссия бахаи объемлет весь мир. Сейчас идет всего лишь 145 г. по летоисчислению бахаи;[119] тем не менее, бахаи уже смогли создать значительные общины практически во всех странах земли. Бахаи проживают в 112 тыс. населенных пунктах по всему земному шару; создано более 36 тыс. местных общин и 148 национальных органов (т.н. Национальных Духовных Собраний).[120] Ярким подтверждением универсального характера веры бахаи служит тот факт, что Всемирный Дом Справедливости — орган, предписанный Самим Бахауллой и избираемый каждые пять лет членами Национальных Духовных Собраний — управляет всеми делами бахаи в мире. Его резиденция находится в г. Хайфе, Израиль. Таким образом, вполне справедливо будет назвать веру бахаи мировой религией.

Этот факт не прошел мимо внимания современных энциклопедий.[121] В протестантской Theologische Realenzyklopädie, например, Ферейдун Вахман [Fereydun Vahman] опроверг, опираясь на убедительные аргументы, правомерность отнесения веры бахаи к «сектам», и заявил:

Бахаизм следует ставить наравне с главными религиями мира. Если говорить в исторических терминах, то он является самой недавней из пророческих религий. В свете того факта, что бахаизм обращается ко всему человечеству и закрепился в большинстве стран мира, его уже сейчас можно считать мировой религией.[122]

 

Bibliography

Бахаулла, Крупицы из Писаний, СПб., 1994.

—. Избранное из Писаний, СПб., 2001.

—. Китаб-и-Агдас, Наисвятая Книга, СПб., 1998.

—. Китаб-и-Иган, Книга Несомненности, СПб., 1999.

Хэтчер, У. и Мартин, Д., Новая мировая религия.

Шоги Эффенди, Настал День Обетованный, СПб., 1996.

Эссльмонт, Бахаулла и Новая Эра.

 

Báb, The. Selections from the Writings of the Báb. Compiled by the Research Department of the Bahá’í World Centre and translated by Habib Taherzadeh with the assistance of a Committee at the Bahá’í World Centre. Haifa: Bahá’í World Centre, 1976.

Bahá’í-Briefe. "Blätter für Weltreligion und Weltbewusstsein." Edited by Der Nationale Geistige Rat der Bahá’í in Deutschland e.V., Frankfurt/M.

Bahá’u’lláh. Epistle to the Son of the Wolf. Rev.ed. Translated by Shoghi Effendi. Wilmette, Illinois: Bahá’í Publishing Trust, 1976.

—. Gleanings from the Writings of Bahá’u’lláh. Rev. ed. Translated by Shoghi Effendi. Wilmette, Illinois: Bahá’í Publishing Trust, 1978.

—. Tablets of Bahá’u’lláh Revealed after the Kitáb-i-Aqdas. Compiled by the Research Department of the Bahá’í World Centre and translated by Habib Taherzadeh with the assistance of a Committee at the Bahá’í World Centre. Haifa: Bahá’í World Centre, 1978.

—. The Kitáb-i-Aqdas. Extracts translated by Shoghi Effendi in Synopsis and Codification of the Kitáb-i-Aqdas, the Most Holy Book of Bahá’u’lláh. Haifa: Bahá’í World Centre, 1973.

—. The Kitáb-i-Íqán. [The Book of Certitude]. Rev. ed. Translated by Shoghi Effendi. Wilmette, Illinois: Bahá’í Publishing Trust, 1974.

Balyuzi, H.M. Bahá’u’lláh: The King of Glory. Oxford: George Ronald, 1980.

—. ‘Abdu’l-Bahá: The Centre of the Covenant of Bahá’u’lláh. Oxford: George Ronald, 1974.

—. The Báb: The Herald of the Day of Days. Oxford: George Ronald, 1973.

Barion, Hans. Rudolf Sohm und die Grundlegung des Kirchenrechts. Tübingen: J.C.B. Mohr, 1931.

Bell, Daniel. The Cultural Contradictions of Capitalism. London: Heinemann, 1976. Benz, Ernst. Neue Religionen. Stuttgart: Klett, 1971.

Berger, Peter L. A Rumor of Angels: Modern Society and the Rediscovery of the Supernatural. Garden City, New York: Doubleday & Company, 1969.

Colpe, Carsten. "Drängt die Religionsgeschichte nach einer Summe?" In Evangelische Theologie. 39. Munich: Kaiser, 1979.

Dammann, Ernst. Grundriss der Religionsgeschichte. Stuttgart: Kohlhammer, 1972.

De Jong, "The Denomination as the American Churchform." In New Theology. Tijdschrift, 1938.

Dinkard, The. The original Pehlewi Text; the same transliterated in Zend characters; translations of the text in the Gujrati and English languages; a commentary and a glossary of select terms, by Peshotun Dustoor Behramjee Sunjana, Bombay: Duftur Ashkara Press, 1874.

Eichmann, Eduard, and Klaus Mörsdorf. Lehrbuch des Kirchenrechts aufgrund des Codex Iuris Canonici. Paderborn: Schoningh, 1953.

Encyclopaedia Britannica. 15th ed. William Benton and Helen Benton, eds. 1974.

Enciclopedia Cattolica. Cittá del Vaticano: G.C. Sansoni, 1948-1954.

Esslemont, J.E. Bahá’u’lláh and the New Era. 4th ed. London: Bahá’í Publishing Trust, 1976.

Ferraby, John. All Things Made New: A Comprehensive Outline of the Bahá’í Faith. London: Bahá'í Publishing Trust, 1986.

Flasche, Rainer. "Die Religion der Einheit und Selbstverwirklichung der Menschheit." In Zeitschrift für Missionswissenschaft und Religionswissenschaft. 61. Münster: Aschendorf'sche Verlagsbuchhandlung, 1977.

Fürstenberg, Friedrich, and Ingo Mörth. “Religionssoziologie.'' In René König, ed., Handbuch der empirischen Sozialforschung. 14. 2d ed. Stuttgart: Enke, 1979.

Glasenapp, Helmuth, von. Die nichtchristlichen Religionen. Frankfurt: Fischer-Lexicon, 1957.

Goldziher, Ignaz. Vorlesungen über den Islam. 3d. ed. Heidelberg: Winter, 1963. Haack, Friedrich Wilhelm. Die neuen Jugendreligionen. Munich: n.p., 1984. —. Jugendreligionen—Ursache, Trends, Reaktionen. Munich: n.p., 1984.

Hatcher, William S., and J. Douglas Martin. The Bahá’í Faith: The Emerging Global Religion. San Francisco: Harper & Row, 1984.

Huddleston, John. The Earth is but One Country. London: Bahá’í' Publishing Trust, 1986.

Hutten, Kurt. Seher, Grübler, Enthusiasten: Das Buch der Sekten. 10th ed. Stuttgart: Quell, 1966.

Jockel, Rudolf. "Die Lehren der Bahá’í-Religion." Ph.D. thesis, Tübingen University, 1952.

Khouri, Adel-Theodor. Einführung in die Grundlagen des Islam. Vienna: Styria, 1978.

Lanczkowski, Günter. Die neuen Religionen. Frankfurt: Fischer, 1974.

Lee, Anthony A. ,ed. Circle of Unity: Bahá’í Approaches to Current Social Issues. Los Angeles: Kalimát Press, 1984.

Lexikon für Theologie und Kirche. 2ded. Vol. 6. Freiburg: Herder, 1961.

Lüdicke, Klaus, ed. Münsterischer Kommentar zum Codex Iuris Canonici, Essen: Ludgerus, 1985.

Martin, Douglas. "The Persecution of the Bahá’ís of Iran, 1844-1984," Bahá’í Studies 12/13, a publication of the Association for Bahá’í Studies. Ottawa, Canada: 1984.

Matthes, Joachim. Religion und Gesellschaft. Reinbek: Rowohlt, 1967.

Meinhold, Peter. Die Religionen der Gegenwart: ihre Herkunft—ihre Besonderheiten—ihr Beitrag zur Lösung der Weltprobleme. Freiburg: Herder, 1978.

Mensching, Gustav. Soziologie der Religion. 2d ed. Bonn: Röhrscheid, 1968.

Müller-Küppers, Manfred, and Friedrich Specht. Neue Jugend- "religionen." Zurich: n.p., 1979.

Nietzsche, Friedrich. The Joyful Wisdom. London: George Allen & Unwin, 1924.

—. The Will to Power. London: Weidenfeld and Nicolson, 1967.

—. Thus Spake Zarathustra. New York: Random House, n.d.

Otto, Walter. Priester und Tempel im hellenistischen Ägypten. Vol. 2. Leipzig: G. Teubner, 1908.

Parent's Initiative Working Group. Dokumentation über die Auswirkungen der Jugendreligionenauf Jugendliche in Einzelfällen. Bonn: 1978.

Principles of Bahá’í Administration: A Compilation. 3d ed. London: Bahá’í Publishing Trust, 1973.

Rosenkranz, Gerhard. Die Bahá’í: Ein Kapitel neuzeitlicher Religionsgeschichte. Stuttgart: Kreuz, 1949.

Rudolph, Kurt. "Wesen und Struktur der Sekte." In Kairos: Zeitschrift für Religionswissenschaft und Theologie. New Issue. Vol. 21, No. 4. Salzburg: Otto Müller, n.d.

Sabet, Huschmand. The Heavens are Cleft Asunder. Oxford: George Ronald, 1975.

Schaefer, Udo. "Die Grundlagen der Verwaltungsordnung der Bahá’í." Doctoral thesis. Ruprecht-Karl-Universität, Heidelberg, 1957.

—. The Imperishable Dominion: The Bahá’í Faith and the Future of Mankind. Trans. Janet Rawling-Keitel, David Hopper, and Patricia Crampton. Oxford: George Ronald, 1983.

—. The Light Shineth in Darkness: Five Essays in Revelation after Christ. Translated by Hélène Momtaz Neri and Oliver Coburn. Oxford: George Ronald, 1977.

Schulemann, Günter. Die Geschichte der Dalai Lamas. Heidelberg: n.p., 1911.

Shoghi Effendi. God Passes By. 3d ed. Wilmette, Illinois: Bahá’í' Publishing Trust, 1974.

—. The Promised Day is Come. Rev. ed. Wilmette, Illinois: Bahá’í Publishing Trust, 1980.

—. The World Order of Bahá’u’lláh. 2d ed. Wilmette, Illinois: Bahá’í Publishing Trust, 1980.

Smith, Peter. "Motiv Research, Peter Berger and the Bahá'í Faith." In Religion. Vol. 8. London: Routledge and Kegan Paul, 1978.

Sohm, Rudolf. Kirchenrecht. Leipzig: Duncker and Humblot, 1892.

—. Wesen und Ursprung des Katholizismus. 2d ed. Leipzig: B.G. Teubner, 1912.

Troeltsch, Ernst. The Social Teaching of the Christian Churches. London: George Alien &Unwin, 1931.

Vahman, Fereydun. "Baha'ismus." In Theologische Realenzyklopädie (TRE). Vol. 5. Berlin: de Gruyter, 1980.

Wach, Joachim. Church, Denomination and Sect. Evanston, Illinois: n.p., 1946.

—. Sociology of Religion. Chicago: University of Chicago Press, 1944.

Weber, Max. "Sect, Church and Democracy." In Economy and Society. Vol. 2. Berkeley: University of California Press, 1978.

Wilson, Bryan R. "Eine Analyse der Sektenentwicklung.'' In Friedrich Fürstenberg, ed. Religionssoziologie. Neuwied-Berlin: Luchterhand, 1964.

Zaretsky, Irving I., and Mark P. Leone. Religious Movements in Contemporary America. Princeton: Princeton University Press, 1974.

Об авторе

Удо Шефер — доктор юридических наук, изучал музыковедение, латынь и юриспруденцию в университете Руперто Карола в Гейдельберге, Германия [Ruperto Carola University in Heidelberg]. Его докторская диссертация была посвящена юридическим основаниям Административного Порядка бахаи в сравнении с каноническим законом и законодательством протестантской церкви. Д-р Шефер проживает в г. Хиршберг, Германия, рядом с Гейдельбергом, где он служит главным общественным обвинителем. Его перу принадлежат такие книги, как The Light Shineth in Darkness: Five Studies in Revelation after Christ (Oxford: George Ronald, 1977) и The Imperishable Dominion: The Bahá’í Faith and the Future of Mankind (Oxford: George Ronald, 1983). Последняя работа переведена на китайский и арабский языки. Данная статья: «Вера бахаи: секта или религия?», была опубликована в 1984 г. на голландском языке, а затем переведена на французский и испанский для опубликования к бюллетене Ассоциации исследований бахаи.