Сохань Игорь Павлович "Беспомощный мир" Киев, "Наукова думка", 2001 ISBN 966-00-0777-9. Повесть. Благодетель. Каждый год в конце очередного долгожданного быстротечного лета Майкл знакомился с девушкой, и вначале этому способствовал только слепой и своевольный случай. Однако, когда подобный случай повторился сам собой пару раз, Майкл поверил в свою судьбу, поверил в этот счастливый случай и стал ждать такие встречи с верой и предвкушением. Более того, он сам искал и создавал их. Каждый год именно в последние дни лета Майкл встречал новую девушку и каждый раз новое чувство возгоралось в нем. Случайно выпавшая закономерность обрела над ним роковую власть. В последнюю неделю лета азарт игры в “роковую встречу” преображал его. Майкл с ожиданием и нетерпением смотрел вопрошающими глазами на каждую встречную девушку. Его жгучие глаза горели беспредметной неистощимой страстью и, конечно, рано или поздно какая-то девушка должна была возгореться и воспылать... Это случилось в пятницу. День был суматошный. В заголовках новостей на страницах Интернета этот день еще с утра окрестили “черным”. Биржи трясло. Индекс нырнул на 400 пунктов при открытии. Вскоре стало ясно, что так долго продолжаться не будет, однако играть на повышение напуганные инвесторы и мелкие спекулянты тоже не рискнули. Понять, кто и какую игру затеял на этот раз, было невозможно. К этому дню Майкл, к счастью, совершенно очистил свою “бухгалтерскую книгу” от рискованных капиталовложений. Кроме денег, на счету у него остались только облигации, но даже эти не переведенные в деньги ценности он еще вчера вечером определил на продажу. Две недели, когда рынок рос как сумасшедший, Майкл закрывал позиции одну за другой. И, конечно, оказался прав. В полдень Майкл достал сигару из коробки и, задумчиво понюхав ее, пошел к лифту. По пути он время от времени опять подносил сигару к носу, с наслаждением нюхал ее, но в то же время машинально улыбался приятелям, которые все еще сидели за столами и что-то устало листали на экранах компьютеров. - Как дела? - спрашивали они его с болезненной улыбкой, - у тебя что-то осталось? - Кое-что осталось! Остались мелочи, которыми нужно дорожить: сигара, деньги и спокойный сон! - шутливо и довольно отвечал Майкл. Впрочем, он не старался никого обидеть своим небрежным и высокомерным тоном. Сейчас он был занят другим - обеденным отдыхом, обеденной сигарой, обеденным разглядыванием симпатичных “обеденных девушек”, которые одновременно с ним и, кажется, с той же благородной и невинной целью вот-вот должны были выбраться из своих офисов. Майкл работал программистом в центре Торонто рядом с перекрестком Кинг и Бэй, однако настоящей своей страстью, выбором, надеждой и призванием считал спекуляции на фондовом рынке. Впрочем, не только он, большинство его приятелей-программистов, которые работали вместе с ним, играли на бирже, и в эти сумасшедшие дни никто уже не вспоминал свои программы, расчеты... Все с тоской и отчаянием следили за трагически преломившейся кривой рыночной стоимости их портфеля фондовых ценностей, которая вдруг нырнула вниз, как, наверное, ныряет с моста нерешительный самоубийца, - внезапно, случайно и неудержимо. Майкл был исключением среди них. Ему всегда удавалась его игра. Однако он никогда и никому не давал советов и не рассказывал, как его ни расспрашивали, на что ставит он. - Не знаю, что сказать? Кто может объяснить словами те важные тонкости, которые как раз умножают прибыль? А учебник вы читали сами: купи дешево, но дорого продай! - отвечал он. В конце концов от него отвязались и не без зависти, но с уважением смотрели на его спокойствие, уверенность и удачу, называли финансовым гением и удивлялись, зачем он продолжает работать программистом? Майкл выбрался на зеленую лужайку, разбитую между небоскребами, и уселся на бронзовый круп неудобной прохладной коровы, одной из семи, которые разлеглись здесь на траве и уже несколько лет отдыхали по прихоти местного художника. “Удаче надо помогать!” - оправдывал он сам себя, занимая этот великолепный бельведер в расчете, что тут его легко будет заметить Госпоже Удаче, и закурил сигару. Он вместе с тем вспомнил анекдот про вздорного дурака, который мечтал выиграть в лотерею, однако ни разу в жизни не купил билет. “Я вот не дурак, слава Богу, понимаю, что иногда наш брат без лишней гордости должен вскарабкаться на круп какой-нибудь коровы, - с удовлетворением подумал он, но тут же мысль его скользнула в сторону. - Осталось несколько дней до конца лета и, если я никого не встречу, я проиграю всю игру”, - поморщившись, пробормотал он про себя и вновь испытал то болезненное, гнетущее чувство, которое помнил после первых проигранных на бирже тысяч. Каждый раз, расставшись с девушкой, он все же вспоминал ее с благодарностью и некоторой долей восхищения, помнил всю сладкозвучную последовательность имен: Джоен-Лэсли-Кэтрин-Лиз! Сейчас Майкла испугало то, что если закономерность окажется нарушена, то и вся судьбоносная последовательность в дальнейшем утратит свою прелесть и свой смысл. В это время из дверей многоэтажных офисов выпадал, постепенно оседая на зеленой стриженой травке, веселый, говорливый проголодавшийся народ. Майкл один возвышался на бронзовой корове. Вокруг него неторопливо рассаживались на широкой лужайке белые воротнички, короткие юбочки, стройные ножки, аккуратные макушки... и раскладывали вокруг себя закуски, сумки, обеденные баночки и коробочки. Впрочем, иные старожилы спешили прислонить потную спину к прохладному брюху коровы... Однако никого примечательного Майкл не заметил и на этот раз. Мимо него проследовала девушка с сумочкой, большим бумажным кульком и кофтой в руках. Она двигалась, величественно выставив вперед свой внушительный бюст, вдруг споткнулась, кулек с едой кувыркнулся и рухнул на землю. Девушка раздраженно сбросила с ноги туфель, посмотрела на Майкла и тотчас улыбнулась ему. Лицо у нее было круглое, белое и пустое, как полная луна в пасмурный день, но глаза сверкали ищуще и вопрошающе, еще ярче, чем глаза самого Майкла. “Какие страстные, изнурительные очи у этой бедолаги. Господи, уведи к другому эту горемыку! - взмолился Майкл, которому девушка совершенно не понравилась. Он недовольно, раздраженно подумал, что судьба стала не улыбаться, а просто издеваться над ним. - Ну кому нужно такое счастье?! Остались считанные дни... Черт меня дернул взгромоздиться на эту безмозглую скотину!” - Майкл в сердцах обругал неудобную, бесполезную скамейку и с досадой шлепнул рукой по брюху бронзовой коровы, словно это должно было отогнать опасное наваждение... Девушка подобрала свой бутерброд. Майкл заметил краем глаза, как она несколько раз взглянула на него, словно ловила момент, когда может сказать что-то умное и показать замечательному соседу с пахучей сигарой, сидящему высоко и гордо, что она не такая бестолковая и неуклюжая, как это, наверное, показалось. Наконец она улучила такой момент и, когда их глаза встретились, улыбнулась и пошутила: - По траве лучше бегать босиком! - оправдалась она, сбросив с ноги второй туфель, подобрала с земли помидоры, лист зеленого салата и восстановила оскверненный бутерброд. - Вы правы! Лучше быть босым, но не голодным, - пробормотал Майкл. - Ха-ха-ха, - рассмеялась девушка, словно оценила некий юмор этих слов. - Мне, кажется, придется быть голодной и босой. - Это точно. Таким, как мы, редко везет, - отозвался Майкл и отвлекся, чтобы раскурить потухшую сигару. Майкл не был фаталистом. Вера в предопределение, которая иссушает мысль и сбережения большинства финансовых любителей, была ему совершенно чужда. Майкл никогда не привязывался ни к одной компании, которая котировалась на фондовом рынке. “Ты можешь получать свою прибыль на кока-коле, можешь на пэпси, но любить должен только саму эту прибыль или, на худой конец, свою собаку”, - убежденно вдалбливал он сам себе с детства знаменитую фразу, словно в самом деле она должна была спасти его от несчастной любви и разорения. Однако, избежав неудач в мире финансов, Майкл был глупо и увлеченно суеверен в мире житейском. На маленькой эстраде напротив играл квартет и нечистые звуки его инструментов далеко разносились по зеленой лужайке. Музыканты самозабвенно предавались какой-то странной мелодии, сочиненной, видимо, ими же самими. Производимый ими музыкальный шум развлекал публику, которая сидела на траве и внимала звукам современной музыки с интересом, словно верила, что старушка Муза призвана сюда недаром и, несомненно, улучшит всем расстроенное пищеварение. Распахнув свои обеденные коробочки, проголодавшиеся слушатели ковырялись в них белыми пластмассовыми вилочками, выковыривали питательные продукты, размеренно глотали их и при этом подпрыгивали в такт мелодии. Эти кусочки утучняющей пищи, а также разнообразных е е заменителей в виде чревоугодных макдональдсов, сэндвичей, хот-догов ритмично опускались в желудок, чтобы там оказать свое благотворное действие на печень, почки и, очевидно, кишечник поглотившего. “Ле-етний день, ле-етний день!..” - душевно тянул хрипловатый голос моложавой певицы. Было жарко и даже прохладный круп коровы уже не остужал исподволь скучающего Майкла. В это время неуклюжая девушка или, как ее окрестил Майкл, леди Наказанье, наконец возродила свой бутерброд и расположилась на траве под боком соседней коровы, как раз напротив Майкла, с явным дружелюбным намерением воспользоваться своей удачей и невзначай просверлить проникновенный ход в закаленное сердце случайного, но симпатичного визави. Предвидя последствия этого невинного желания, Майкл решил, что ему следует поскорее свалить куда-то подальше и найти новое место для встречи с долгожданной удачей. Он ловко спрыгнул с коровы, задержал взгляд на девушке, выпустил долгую струю сигарного дыма и, покривившись вежливой улыбкой, повернулся к девушке спиной. Он направился в ресторанчик, в котором обычно обедал. Однако ему не удалось отойти далеко. Он вдруг увидел перед собой сидящую на гранитной скамейке на краю лужайки Джоен. Она о чем-то живо говорила по телефону, прижимая трубку плечом, и умело манипулировала в своей обеденной коробочке белой вилочкой, словно всю жизнь обедала здесь и именно таким образом. Майкл остановился, пораженный, и еще раз присмотрелся к девушке. Да, несомненно, это была как раз та Джоен, которая когда-то по прихоти судьбы оказалась родоначальницей неповторимого: Джоен-Лэсли-Кэтрин-Лиз! Тогда они встречались недолго. Через пару недель после знакомства Джоен уехала учиться в Монреаль, после чего Майкл больше ни разу ее не видел, но вспоминал часто. Несколько раз они созванивались, когда Джоен приезжала к родным в Торонто, но встретиться так и не смогли. И вот прошло четыре года. Джоен выглядела великолепно. Это была уже не та странная задиристая девочка, занятая поисками самой себя, которую Майкл встретил когда-то и которую помнил именно такой. Это был милый взрослый человек, с ярко выраженными женскими чертами, с ножками, которые как раз должны показаться именно сейчас и именно здесь, с теми движениями рук и плеч, которые Майкл, несомненно, не мог оставить без внимания, с той манерой говорить, которая не давала возможности отвлечься ни на что другое, как только на эти ножки, глазки, губки... Однако было неясно, что вот-вот произойдет: то ли тебе скажут небрежно “пока”, “рада была видеть тебя”, или подсунут контракт, который ты безотчетно подпишешь, даже не понимая почему и зачем? - Майкл! Рада тебя снова видеть! - воскликнула Джоен, сразу узнав старого приятеля, и улыбнулась, глядя на него против солнца. Ее лицо сморщилось и тем самым улыбка и приветствие показались чрезвычайно искренними. - Я, кажется, еще вчера вспомнила тебя и подумала, что надо бы тебе позвонить. И вот такая неожиданная встреча! Она отключила телефон и посмотрела на Майкла так восторженно и любопытно, как смотрят на картины великих мастеров старой Европы девушки нового мира, впервые попавшие в мрачные, узкие, запутанные лабиринты знаменитых музеев Старого Света. Майкл совершенно забыл, какую важную закономерность - Джоен-Лэсли-Кэтрин-Лиз - он выслеживает с давних пор. Он рад был видеть Джоен, видеть ее именно такой привлекательной и интересной. “Она сильно изменилась, - огорченно подумал Майкл. - Я даже не знаю, изменился ли настолько я сам, чтобы ей было интересно со мной?” Впрочем, он об этом подумал только в первый момент. Встретив приятельницу, которая так чудесно изменилась, он машинально подумал о самом себе, но решил, что хоть сам он изменился мало, но остался все же таким же удачливым, умным и веселым, каким был в его представлении всегда. Каждый волен влюбиться когда угодно - отчаянно, бесповоротно, и Майкл готов был испытать роковую страсть даже несмотря на то, что чувства должны были вскипеть в заранее определенный срок. Майкл верил, что каждое явление по большей части само рождает свой закон и нет нужды прибегать к оккультизму или астрологии, высчитывать благоприятное положение планет, чтобы определить единственный спасительный момент: день счастья, любви или богатства! Достаточно внимательно посмотреть на это явление, на жизнь и увидеть свой день. День наступит. Конечно, потом всякий разберется и поймет, когда этот единственный, благодатный, этот счастливый день наступил! Но только тот, в ком живет удача, у кого быстро и точно работает мысль, опознает этот день немедленно, день в день! “Да! Это будет самый счастливый день для меня! Удача всегда норовит сыпаться изобильно без расчета, как дождь, как снег, и ничто не может остановить ее!.. Нет, я не прав! Всякую удачу остановит и разрушит своеволие дурака!” - подумал Майкл и вспомнил все благодатные знамения этого дня: он вовремя, в этот страшный для других биржевых спекулянтов день, остался чист, распродав заранее все без сожаления, хотя, казалось, с убытком. И только сегодня, когда индекс упал на 400, он мог сказать: “Смотрите! Я был прав!” И всякий мог бы так сказать теперь: “Да-а, надо было продавать все эти подлые бумажки неделей раньше!” Когда так неожиданно, но, видимо, не зря, Майкл встретил родоначальницу своего магического списка, он понял: значит, в этом списке есть такой закон и надо ему следовать. Этот год должен стать годом Джоен! Посмотрев на Джоен, он охотно согласился сам с собой: “Да, этот год пусть будет годом Джоен! Уж очень она хороша!..” Джоен откровенно обрадовалась, встретив Майкла, и удивилась, как сильно он изменился за эти годы. Некоторые странности его поведения, заносчивость или, скорее, высокомерие обрели свое место. Сейчас он выглядел именно так, как ей нравилось больше всего: высокий, чуть сутулый, задумчивый, погруженный в свой таинственный и, несомненно, интересный мир. Сигара, светлые брюки и футболка показывали, что Майкл работает в этом районе, однако работает скорее всего не клерком или менеджером, а программистом или финансовым аналитиком в страховой конторе. Это тоже понравилось Джоен, поскольку явно свидетельствовало, что он-таки действительно умен, имеет деньги и время, чтобы жить так, как просит душа. И то, как он посмотрел на нее, как поздоровался и пошутил, совершенно не так, как некоторые другие ребята, которые легко и плавно говорят, словно переливают воду, нет, Майкл по-прежнему улыбался как-то так странно, словно показывал, что в нем идет какая-то таинственная, скрытая от глаз жизнь чувств и размышлений. - Вот кого я не ожидал встретить сегодня! - как-то многозначительно, но непонятно воскликнул Майкл, обнимая Джоен, вдруг отстранился, заглянул в глаза Джоен и, почувствовав, что может поздороваться с ней не просто так, как со старой знакомой, а так, словно все эти годы они по-прежнему были вместе и просто жили врозь, но ждали встречи, поцеловал ее дважды и опять, чуть отстранившись, с чувством произнес: - Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! - Я тоже, - ответила Джоен и незаметно отступила на шаг. - Я, кстати, уже год в Торонто. Я часто вспоминала тебя, но, прости, я даже забыла твою фамилию и не смогла найти твой телефон. А ты не звонил. Майкл наигранно оживился, пригладил волосы рукой и, прихватив брюки кончиками пальцев, встряхнул их, затем то же самое повторил с тенниской, после чего представился ироничным и задиристым тоном: - Майкл, - проговорил он на октаву ниже обычного, - Майкл Хантер. - И повторил фамилию по буквам. - Даже не думал, что ты можешь забыть такого человека, как я... И кто мог подумать, что ты вернешься в нашу тихую гавань. Я был уверен, что ты уже в Европе или в Штатах. Впрочем... я не прав! Ты, кажется, учила право? Тогда твой дом - Торонто! “Прекрасное место чтобы жить...” - мелодично пропел он канадский гимн. - Я сейчас работаю агентом по продаже домов, - возразила Джоен, которой пришлось одновременно следить за Майклом и в то же время убирать коробочку с едой, прятать телефон. - Зато теперь у меня всегда есть время и я могу путешествовать, сколько захочу. Я уже была в этом году в Париже, у моего дяди в Лондоне... еще побывала в Риме. Прости, ты спешишь? - Нет, совершенно! У меня еще полчаса и, кроме того, час или два я могу взять по наглости или из милосердия, чтобы не раздражать сослуживцев. Так что не волнуйся, я могу не спешить. Пообедаем? - предложил Майкл. Джоен помедлила с ответом и нерешительно посмотрела на старого приятеля. Ей надо было спешить на встречу, но Майкл все более завлекал и очаровывал ее. Его умные, гибкие, игривые губы, которые вначале, казалось, были заняты исключительно окурком дорогой сигары, теперь были всецело обращены к Джоен, они улыбались с доброй усмешкой, они дразнили внезапным двусмысленным изгибом или вдруг безмятежно раскрывались, когда Майкл протяжно, с пониманием, но совершенно бессмысленно восклицал: “Надо же!” Джоен опять машинально посмотрела на часы и в этот момент, отвлекшись, решила, что может и даже должна сейчас уйти, только договориться о встрече. Это решение пришло к ней непроизвольно, Джоен вовсе не размышляла о том, как лучше поступить, чтобы вновь увлечь Майкла. Ей предстояла непростая встреча с одним нервным и сложным клиентом, недавно перебравшимся в Канаду, для которого это была вторая эмиграция. Он боялся всех сложностей и был так осторожен и тревожен, как больной, с которого, наконец, сняли гипс. Однако, когда этот трудный клиент в первый раз встретил Джоен, он предался ей так неосторожно и безбоязненно, словно возлюбленной или священнику, а не как агенту по продаже домов. И это подкупило Джоен. Она увлеклась, попыталась показать лучшее, что могла, нашла великолепный дом, быстро провела сделку и после этого, наконец, удовлетворенный клиент успокоился, поверил в нее окончательно и тотчас попросил найти офис в центре, помочь подобрать секретаря и бухгалтера. Клиент платил щедро, как платят возлюбленной, а не агенту по продаже домов, но Джоен умиляло не это, а безоговорочная и необъяснимая доверчивость мнительного и тревожного клиента. Джоен чувствовала себя окрыленной и возвышенной, словно перед ней преклонился некий восторженный восточный принц. Когда Джоен встретила Майкла, старые чувства вспыхнули в ней, она даже мельком подумала, что надо бы позвонить клиенту и отменить встречу, но почему-то не стала этого делать. Потом, попрощавшись с Майклом и договорившись встретиться вечером, она несколько раз задумывалась, почему она не пошла обедать с ним, но каждый раз какие-то внезапные новые заботы отвлекали ее. Майкл, напротив, после встречи с приятельницей только и думал о том, как лучше устроить встречу с ней. Они договорились, что Майкл вечером заедет к Джоен домой и они поедут ужинать в ресторан. Он продолжал думать, как бы ему завлечь прекрасную Джоен на яхту. У Майкла стояла небольшая яхта на две каюты в яхт-клубе возле Онтарио-плейс. Однако нужен был хороший повод, чтобы Джоен согласилась поехать с ним на яхту. “Сразу она не поедет на яхту. Но если мы проведем пару часов в ресторане, она скажет, что уже поздно ехать в яхт-клуб...” - размышлял Майкл. Он задумчиво шел, не следя, куда ведут ноги, давно миновал ресторанчик, в котором обычно обедал, и вдруг опомнился, когда вышел в районе Квин-стрит-вэст. Майкл остановился возле художника, который неторопливо и вдумчиво рисовал пастелью портрет девушки. Симпатичная блондинка сидела напротив на складном стульчике, нервничала, поглядывала на часы и не знала, что делать: уйти и остаться с незаконченным портретом, на котором было слабо очерчено ее лицо, небрежно прописан левый и почти совершенно закончен правый живой, задиристый глаз, именно такой, каким девушка посмотрела на Майкла, когда он остановился рядом. Майкл улыбнулся, отгадав душевную драму смущенной девушки. - Привет! - бросил он, встретившись с ней глазами. - Советую подождать. Хорошая работа! - похвалил он художника, который тоже посмотрел на него. - У меня так хорошо никогда не получится! - рассмеялся Майкл и отступил в сторону. В этот момент он придумал неотразимый ход! Майкл всегда считал себя в душе художником и, когда увидел мастерски вырисованный глаз блондинки, понял, что нашел наконец то, чем сможет завлечь Джоен. “Прекрасно. Мы поедем рисовать портрет! Какая девушка откажется от такого предложения? Да никакая, а уж Джоен подавно”, - довольно подумал Майкл и стал терпеливо ждать, когда неторопливый художник закончит свою работу. “Пожалуй, бедной девушке в лучшем случае достанется второй глаз и укоризненные взгляды сослуживцев”, - с усмешкой подумал Майкл. Он, уже решив для себя, что должен делать, спокойно ждал своей очереди, разглядывая снующую туда-сюда по Квину публику. Наконец правый глаз был закончен - тонким карандашом был подведен снизу зрачок и в нужном месте подправлен длинным ногтем на мизинце, сделан блик, затем медлительный молчаливый художник принялся прорисовывать нос и рот. Блондинка опять посмотрела на часы, скорчила страдальческую физиономию, порылась в сумке и достала двадцатидолларовую купюру. Протягивая ее художнику, она звонко воскликнула: - О-о-о, это ужасно! Нет, нет, у вас все получается просто изумительно! К сожалению, я должна бежать... я опоздала. О, Боже мой! Спасибо! Художник послушно отложил мелки в сторону, вытер тряпкой руки и, взболтав банку с лаком, опрыскал картину фиксатором. В воздухе разнесся резкий, неприятный запах лака для волос. Затем он сделал некий неопределенный жест, который, видимо, означал: как вам угодно. После этого девушка убежала, взглянув еще раз на свой портрет, на Майкла и бросив: - Ну разве это не прекрасно?! Майкл тут же присел на неудобный раскладной стульчик напротив художника и тот, мельком взглянув на нового клиента, достал новый лист бумаги и принялся закреплять его прищепками на куске картона молча, отрешенно. - Нет, нет, меня не нужно рисовать. Не сейчас. И мне не нужен мой портрет, - рассмеялся Майкл. - Я и на фотографии выгляжу красиво! Это шутка. Я бы хотел, чтобы вы нарисовали одну девушку и приехали ко мне на яхту сегодня вечером. Тут написано, что вы просите 20 долларов за портрет на улице. Я вам заплачу 200. Это в десять раз больше, - на всякий случай пояснил Майкл, видимо, не доверяя арифметическим способностям молчаливого художника. - Но мне нужно, чтобы вы приехали в шесть вечера в яхт-клуб возле Онтарио-плейс. Не волнуйтесь, я расходы оплачу дополнительно. Я, пожалуй, даже вам сейчас дам 20 долларов на такси, если вы сможете приехать. Вы свободны сегодня вечером? Вам подходят эти условия? - настойчиво переспросил Майкл, поскольку собеседник не выказывал никакого желания вступить с ним в разговор. Художник молча и спокойно слушал Майкла, не пытался его перебить и сказать что-то. У него был высокий открытый лоб, зачесанные назад короткие растрепанные волосы, густые брови, живые острые глаза и тонкое лицо, заостряющееся к подбородку. Он неторопливо машинально протирал тряпкой карандаши своей пастели, ожидая, что, может быть, клиент добавит еще что-то. Майкл испугался, что несчастный глух или совершенно не понимает по-английски. Однако оказалось, что художник все понимает, но сказать не может. - Ты писать адрес мне. Я могу быть без проблем, - покривившись, видимо, от сознания собственной лингвистической неполноценности, ответил художник. - Хорошо, - обрадовался Майкл, - я сейчас дам адрес. Но ты за час сможешь написать портрет? Мне нужен действительно хороший портрет. За один час, - уточнил Майкл и дополнительно выставил перед собой один палец, чтобы художник понял его и не ошибся. - За 200 долларов я должен работать 5 часов. Я не могу делать хороший портрет за один час, - возразил художник и тоже показал клиенту свою раскрытую пятерню, а потом выставил одиноко свой указательный палец. Художник выговорил это так, что Майкл догадался, как ему трудно высказаться. - Хорошо, я понял. Сегодня тебе не успеть. Я это понял. Это хорошо. Меня все устраивает. Тогда мы можем договориться на завтра. Завтра - это после сегодня. Завтра в полдень ты свободен? - спросил Майкл, которому пришлось одновременно думать о том, как говорить просто и понятно, и о том, как встретить Джоен, где с ней провести сегодня вечер и сможет ли она поехать на яхту, даже ради знаменитого портретиста, как теперь решил величать своего собеседника Майкл. Услышав в ответ на свой вопрос простое “Да!”, Майкл обрадованно уточнил: - Хорошо, мы договорились с тобой на завтра в полдень. Напиши мне свой телефон. Я позвоню, чтобы изменить время, если моя девушка завтра не сможет прийти. Получив телефон и вместе с тем узнав имя художника - Влад, Майкл со своей стороны назвал себя, выдал обещанные двадцать долларов на такси, записал адрес яхт-клуба и время. После этого он хотел было отправиться голодным на работу, но вдруг вспомнил, какой сегодня день, что индекс нырнул на 400 пунктов и, довольно улыбнувшись, отправился в китайский ресторан на Спадайне. “Пока ребята заняты своими неудачами на бирже, я успею спокойно пообедать, никого не обижая”, - проговорил он сам себе, усевшись за стол в знакомом заведении, заказал бутылку пива, рис с пельменями и полдюжины креветок. * * * Когда Влад остался один, он долго ждал нового клиента. Обычно к нему подсаживались прохожие, которые видели его за работой, и пораженные, что можно за двадцать долларов нарисовать свой портрет так, как рисовал Влад, ожидали, пока место освободится. Однако Майкл сбил поток клиентов в самый важный, продуктивный час, когда публика вываливалась на обед и располагала каким-то временем. Влад приехал в благословенный город Торонто полгода назад. Он кое-как умел говорить по-немецки, но английским владел слабо. До этого он успел поработать несколько месяцев в Германии и решил, что наконец освоил искусство портрета настолько, что может безбедно жить даже на Западе. В Германии клиенты передавали друг другу из рук в руки его имя, его адрес и телефон так настойчиво, словно он был необыкновенным финансовым консультантом или знал какую-то редкую эффективную диету. Возвратившись домой в родной Санкт-Петербург, Влад решил, что грех не попытаться найти свое счастье в благополучной Канаде, в которой, как ему говорили друзья, эмигранту жить несравненно проще, чем в Мюнхене, Барселоне или даже Париже. Однако, приехав в Торонто, Влад работу найти не смог. Торонтчане любили наслаждаться жизнью и мало заботились о том, чтобы увековечить свой образ на гордость и радость потомкам. Влад вынужден был выйти на улицу, найти свое место и получать двадцать долларов за портрет. Если кто-то садился перед ним, он начинал рисовать неспешно и неторопливо, словно перед ним была вечность. Влад обычно рисовал так неспешно, тщательно, пока рядом не останавливался новый прохожий, новый клиент с очевидным намерением за двадцать долларов и за двадцать минут получить свой незабываемый портрет, свое одухотворенное изображение. Если же клиенты не появлялись, Влад рисовал так старательно и долго, как велел его собственный вкус. Почему-то еще ни разу никто не смог высидеть перед ним более получаса. Все срывались и недовольные убегали по своим делам и встречам. Влад про себя усмехался этому: “Что их гонит? Куда и зачем? Неужели им каждый день кто-то рисует портрет так, как рисую я? Сидели бы, голубчики, хоть два часа, я бы за те же 20 баксов сделал прекрасную работу. Нет, все куда-то срываются и бегут. Этот Майкл... странный какой-то. Таких у меня, кажется, в Торонто еще не было”. Сидя в ожидании нового клиента, Влад представил, как придет домой и порадует жену своей долгожданной удачей - двести долларов за один день это иногда его средний заработок на улицах Торонто за целую неделю. * * * Майкл пил холодное пиво, ждал, когда принесут пельмени и, кажется, первый раз в жизни пожалел, что у него нет с собой второй сигары. Он сидел один за столиком, смотрел по сторонам и вдруг заметил симпатичную девушку, однако тут же отвернулся, пробормотав: “Нечего теперь глазеть на девочек!” После этого все его мысли обратились к Джоен. Поскольку художник сказал, что хороший портрет не удастся сделать за час или два, Майкл был вынужден изменить свои планы на сегодняшний вечер и на утро субботы. “Хорошо, - говорил он сам с собой, - сегодня мы просто посидим в ресторане и, если все получится так, как я рассчитываю, я приглашу Джоен провести со мной день на яхте, чтобы знаменитый русский портретист Voldemar нарисовал портрет”. Как только Майкл наконец разобрался, что он должен делать сегодня и завтра, он отвалился на стуле, вытащил телефонную трубку и проверил, как ведет себя рынок. Оказалось, что рынок вел себя по-прежнему капризно, корчился в истерике и всеми своими общеизвестными показателями старался показать инвесторам, как ему смертельно плохо, так что можно было не спешить возвращаться на рынок и на работу в офис. Успокоенный, Майкл с удовольствием принялся поедать креветки, откусывая по маленькому кусочку, и размечтался. Он вообразил, как они с Джоен завтра взойдут на палубу его маленькой, но вполне достаточной для них двоих яхты, представил, как они потом, высадив художника на берег, отправятся на полном ходу в объезд Центрального острова, заедут в “Докс”, скушают мороженое, покажутся вдвоем на людях, а потом отойдут от берега миль на пять и встанут там, отрешенные от берега, от всех забот, и предадутся наслаждениям, о которых Майкл уже истосковался... и тогда действительно начнется новый замечательный год в жизни Майкла, и чудная, сладкая мелодия имен Джоен-Лесли-Кэтрин-Лиз завершится потрясающим аккордом: знакомое тра-ля-ля плюс вновь великолепная, новая, прекрасная Джоен, взятая на октаву выше! * * * Вечером Влад пришел домой встревоженный, воодушевленный, горя желанием излить жене душу - рассказать, что впервые ему в Канаде предложили 200 долларов за портрет и преподнести эту новость как начало того, что рано или поздно должно было произойти и что для таких, как он, одаренных художников новый мир Канады в сущности ничем не отличается от Старой Европы. Он и сам под влиянием необходимости убедить жену, что все плохое закончилось и все лучшее только начинается, был готов поверить в это и увлечься этой надеждой. Внутренне он был давно уверен в своем таланте, знал, что может “вылепить” пастелью портрет так, как, наверное, немногие современные портретисты могут нарисовать. То, что он когда-то жил в нужде, в суете случайных заработков в родном Санкт-Петербурге, должно было вскоре измениться здесь, в Торонто! Когда-то, когда он был еще юношей и только учился по-настоящему писать портрет, он верил в себя и был уверен, что вскоре его портреты попадут в лучшие галереи мира. И вот это юношеское предчувствие должно было наконец вот-вот осуществиться. Конечно, сейчас, по прошествии многих лет трудной и неблагодарной работы, ему было достаточно обрести в своей мечте хотя бы нечто самое простое: “Хоть бы кто-то согласился платить мне среднюю зарплату, чтобы моя семья жила не хуже других в этой стране, и тогда я готов махнуть рукой на то, какой я замечательный портретист... Только тут, в Канаде, я понял, что тот девиз, ради которого я сюда ехал: Победитель получает все! - плохо работает для таких художников, как я. Для меня - это вся моя жизнь и я не хочу делать ставкой мой дар, мой труд. Я даже не хочу быть победителем... Пусть кто-то другой согласится платить мне среднюю зарплату и тогда я смогу работать над портретом столько, сколько сам решу!” Такие мечты, мечтания, фантазии в последнее время часто посещали Влада. Он стал часто задумываться о той безрадостной судьбе, которая ему выпала, и ему становилось легче от видения надежды и даже не надежды, а от осознания того, что выход возможен... Красота и деньги, спор гения с обывателем волновали ум несчастного художника. Семья Влада жила в маленькой квартире на верхнем этаже в многоэтажном доме напротив Хай-парка. Они поселились здесь как только приехали в Канаду. Тогда еще у них были деньги, которые они привезли с собой. За полгода все изменилось, семья нуждалась и надежд не осталось. Жена догадалась, что муж никогда не поднимет семью в этой новой стране, и переключилась всецело на воспитание детей. Дети росли замечательные. Они быстро приспособились к жизни в новых условиях, уже свободно общались на своем втором языке, но при этом сохранили необычную для их канадских одноклассников жажду знаний, впечатлений, познания. Они с веселой легкостью набрасывались на все новое, интересное, что каким-то образом находили здесь. Они чувствовали себя, как изголодавшийся чревоугодник, который вдруг попал за роскошный, богатейший стол, на котором были нежные персики, душистая дыня, холодный сочный ананас, порезанный кусочками, спелый виноград, скользкие устрицы в огромных раковинах, толстые клешни крабов, предусмотрительно раскушенные... Они успевали прочесть новый том “Хэрри Потера” в перерыве между бесплатными уроками музыки, которые им два раза в неделю давала знакомая, они ездили в музей, где сами перерисовывали картины, потом спешили на урок танца в соседнюю школу. Но каждую неделю вместе с заботливой мамой, которая всюду сопровождала их, они предпринимали поход в местную библиотеку, откуда выносили стопки книг по 30-50 штук. Таким образом, они сами научились делать оригами, разучили простые и сложные фокусы, узнали, как в средние века строили крепость, как лучше всего организовать маленький домашний театр. Чудо-дети были гордостью мамы и занимали все ее время, служили возражением и оправданием того, почему и зачем неудачливый художник должен был жить и работать в Торонто. В школе, наконец, тоже заметили, что дети одаренные. Учитель младшей дочки попросил родителей найти время увидеться с ним. Он хотел направить девочку на тест по программе “Одаренные дети”. Мама пришла на встречу одна и, узнав в чем дело, наотрез отказалась. - Поймите, я уже не могу ничего дать вашей дочке, она проглотила все книжки за этот год... - настойчиво возразил учитель. - Что ей теперь делать в классе? - Но должны же дети где-то отдыхать?! - чистосердечно удивилась мама, посвятившая все свое время воспитанию детей, и на этот раз настойчивый учитель не нашел что ей ответить. Влад зарабатывал деньги как только мог. Целый божий день он сидел на улице в ожидании клиентов и рисовал портреты за двадцать долларов, а вечером, возвратившись домой, садился за очередной пейзаж, “пей-за-ж”, как он сам про себя называл эту обязанность. Нарисованный “пей-за-ж”, помещенный в рамку, попадал потом на одну из выставок и висел там с биркой “2000 долларов” до тех пор, пока не закрывалась выставка, после чего он перемещался в маленькую и тесную кладовку Влада. В кладовке накопилось уже более десяти картин и двенадцать еще ждали своего часа на каких-то выставках и показах. Влад однажды попытался объяснить жене, что писать пейзаж для него все равно, что просить окулиста даже не то, что трепанировать череп дорогому клиенту, а хотя бы вырезать аппендицит, как он называл жене несложную манипуляцию с отростком слепой кишки. Однако долго спорить с женой он не мог. Как только ему удавалось выразить ей свои чувства сполна, он замолкал, как того от него и требовали. Жена, убежденная в своей способности различать и поддерживать талант, под восторженные аплодисменты приятелей-соотечественников, восхвалявших чудо-детей, под удивленные взгляды библиотекарей поверила в свою воспитательную силу и укоризненно смотрела на мужа, когда тот, обессиленный, ложился вечером на кровать, чтобы отдохнуть после тягостного, безрадостного дня вместо того, чтобы мужественно сесть за работу и завершить очередной “пей-за-ж”. Однако на этот раз Влад принес с собой домой новую отговорку. - Мэри, - позвал он на новый манер жену Машу, - мне завтра придется целый день делать очень важный и денежный заказ. За двести баксов, представляешь? Я немного полежу и отдохну, хорошо? - попросил он Мэри. - Я посмотрю телевизор, а заодно подучу язык... - все же на всякий случай оправдался для подстраховки он. Мэри не нашла что возразить и, махнув рукой, согласилась, ушла в спальню, чтобы проследить, как дети склеивают из листов старой картонной коробки декорации для домашнего театра. Как только Влад убедился, что ему позволили безмятежно отдохнуть на диване, он включил “Сэйнфилда” и размечтался, заканчивая в своем воображении портрет обеденной клиентки, но вместе с тем думал, что он должен не забыть взять с собой завтра, когда поедет на выезд... * * * Майкл ушел с работы раньше обычного. Он уехал домой, чтобы успеть принять душ и переодеться. В то же время он не переставал вспоминать встречу с Джоен, весь сегодняшний день... Необыкновенная последовательность имен Джоен-Лэсли-Кэтрин-Лиз-... и снова Джоен без конца вертелась в голове и звучала как навязчивый шлягер. При этом он думал не столько о той девушке, которую встретил и увлекся опять, а о том, что, слава Богу, кажется, и в этот год все развивается согласно некоей закономерности. В попытках отгадать эту закономерность он в своих размышлениях доходил до крайности. “А что?! - лукаво улыбаясь, говорил он самому себе. - Если вспомнить - все мои девочки были очень... даже очень ничего! Джоен оказалась просто блеск! Лучше всех! Недаром я опять ее встретил! Прошло столько лет, а она стала еще лучше. Но даже если на ней все это не закончится, а опять, скажем, пойдет по кругу, то и Лэсли, и Кэтрин - да, да, все мои девочки были очень ничего! - И Майкл словно некий слайд-шоу представил в своем воображении образы всех своих замечательных подружек из магической серии имен: Джоен была маленькая, плотно сбитая, Лэсли - длинноногая, тонкая, с длинными светлыми прямыми волосами и холодной, иронично-надменной улыбкой, она была молчалива, непредсказуема и говорила с легким скандинавским акцентом, а Кэтрин, напротив, была болтливой спортивной девочкой с толстыми раздутыми икрами, широкими неженскими плечами, крепкими, цепкими руками, увлеченная кик-боксингом, бегом на роликовых коньках и страстными патетическими поцелуями в самых нескромных и общественных местах. Вспоминая их, Майкл подумал, что, собственно, будет вовсе не худо возобновить все эти прекрасные “влюбленности” опять. “Тем более, если они все будут с каждым годом хорошеть и хорошеть, как Джоен!” В это время Майкл вспомнил и свою удачу на рынке акций и еще раз, уверенный, что удача, как муравей, выживает только в куче себе подобных, поверил, что удача “пошла”! “Я помню, как заработал на своем первом портфеле триста процентов!.. Да, это был не портфель, а печатная машинка для денег!” - рассмеялся он, вспоминая свои удачные капиталовложения в новейшие технологии, с которыми он вовремя расстался. * * * Джоен постаралась как можно скорее завершить встречу с мнительным клиентом. Ей хотелось успеть вернуться домой и не спеша привести себя в порядок перед встречей с Майклом. С первых дней, как она стала работать агентом по продаже домов, она поняла, что нашла свое место, что именно тут у нее все получится. Она не гонялась за клиентами, клиенты гонялись за ней. Ей легко удавалось поставить себя на место своих клиентов и после этого искать помещение для себя самой, но в то же время для них. Когда таким образом у нее подбирались три-четыре варианта, она везла клиента, показывая свой выбор, и, как правило, уже этого оказывалось достаточно, чтобы сделка закрывалась на одном из этих вариантов. На этот раз она была совершенно убеждена, что нашла тревожному клиенту именно то, что было нужно, однако она не стала ждать, пока “клиент дозреет” и поймет сам, что в этом районе и с такими условиями ничего лучше не найдешь, и приложила все свои усилия, чтобы клиент поскорее согласился. Пока Джоен завершала деловую часть сегодняшнего дня, она не забывала о том, какая встреча ей предстояла вечером. Она приоделась по памяти, мысленно вспоминая свой гардероб, но именно того вечернего платья, в котором она могла бы и хотела встретить Майкла, почему-то в гардеробе не нашла и, расставшись с благодарным клиентом, отправилась в Итон-центр... * * * Майкл после работы поехал пополнить запасы еды и напитков на яхте. Он взял две бутылки шампанского с вызывающим названием “Тысячелетие” и коробку пива для художника, но потом, подумав, что хорошо бы дать бедному артисту шанс выпить первоклассного вина, прихватил еще бутылку редкого вина. Затем он выбрал фрукты, воду, лед, коробку конфет, бутерброды с рыбой, большую коробочку с сушэ и отвез все это домой. Майкл снимал квартиру на Авеню-роад с окнами на юг. Окна спальни и гостиной выходили на широкую лоджию с прекрасным видом на центр города. Вечером огни домов вдоль улицы спускались к набережной и тогда это было лучшее место, где на сон грядущий можно было выпить бутылочку пива. Майкл любил приглашать сюда вечером друзей. Впрочем, ему редко приходилось самому устраивать вечеринки. Игра на бирже отнимала так много времени, что сил не оставалось на что-то другое. Возвращаясь с работы, Майкл каждый день на несколько часов погружался в Интернет, читал сводки, статьи, кроме того, сам участвовал в нескольких чатах и вел свой раздел, в котором обсуждал со своими виртуальными приятелями учетную ставку центрального банка, производительность труда и мир новых технологий. Его заветной мечтой было заработать до тридцати лет свой первый миллион наличных денег и сказать “бай-бай” профессии программиста, к которой у него не лежала душа! Майкл приехал в Торонто несколько лет назад. Он знал, что ему предстоит добиться всего в жизни самому. Родители Майкла жили в Питерборо и все, чем помогли после школы, - пообещали на прощанье в шутку, что не оставят после себя неоплаченных долгов. Майкл выбрал сам свою профессию, сам пал жертвой роковой любви к “инфернальной” бирже, сам заработал первые деньги на этой бирже. Однако он не стал закрывать дешевый кредит, полученный от либеральной власти для обучения. “Я ведь еще ничему не научился”, - оправдал он сам себя и купил машину, яхту, а оставшуюся часть прибыли пустил на спекуляции на фондовом рынке. В это время он наконец почувствовал себя уверенно в жизни. Только одно раздражало его - почему до сих пор он ни разу не смог продлить знакомство с приглянувшейся девушкой и расставался с каждым новым увлечением в первый же год? Майкл принял душ, достал холодную банку пива, уселся на диван в гостиной и вытащил из бумажника визитную карточку Джоен. Держа ее в руке, он тотчас представил себе светлый образ новой старой знакомой. Майкл положил карточку на столик и хотел было откупорить банку с пивом, но остановился, задумался о чем-то и вдруг, прорычав нечто нечеловеческое, выдавил с веселым раздражением: “Wow! К черту пиво! Долой вонючую пену! Ради этой девушки я должен полюбить благородный коктейль и благоухать, как свежий апельсин!” С этими словами он отправился на кухню, волоча ноги за собой бессильно, словно его душевные страдания воплотились в тряске и расслаблении конечностей. Майкл чувствовал себя великолепно! Он разыгрывал какую-то роль наедине с самим собой и это, видимо, умножало в его душе удовольствие и подтверждало, что в его жизни сегодня началась новая эпоха! По пути он включил музыку и, уловив ритм песни, преобразился: его судорожные болезненные движения вдруг стали ритмичными движениями танца и, приплясывая, он остановился у стойки кухни, приготовил коктейль, отмерив сверху два пальца, чтобы добавить ром, но вдруг поморщился, глубоко вздохнул и, усмехнувшись, вычел один палец. После этого, держа в руках бокал с коктейлем и приплясывая, он возвратился к столику, подобрал визитную карточку Джоен, сел за компьютерный столик и внес драгоценные данные в адресные книжки на компьютере и в телефоне. - Ну-ка, ну-ка... Кем ты теперь стала? - пробормотал Майкл и набрал полное имя Джоен, чтобы найти в Интернете все, что следует знать о новой знакомой. Однако поиск оказался безрезультатным. - Это тоже хорошо, - усмехнулся он и опять повалился на диван в гостиной. - Значит, у меня уже есть кое-что, чем я могу помочь ей... Майкл наконец позвонил Джоен. Звонок, очевидно, ждали. Услышав уверенный, шутливый, приятный голос знакомого, который сказал, что уже готов выехать, Джоен рассмеялась и что-то бестолково пошутила по поводу того, что сегодняшняя встреча не должна оказаться “старомодной, древней”... Майкл не разобрался, о чем шутила Джоен, но на всякий случай тоже рассмеялся и поспешил напомнить о том, что казалось важно ему самому, что он по-прежнему молод и горяч! Джоен жила в новом таунхаузе на Кинге. Майкл запарковал машину перед домом и позвонил, чтобы сказать, что с нетерпением ждет приятельницу внизу, но Джоен позвала гостя подняться к ней. Судя по всему, Джоен делила дом с подружкой, комнаты которой были на втором этаже. Отметив это, Майкл обрадовался и успокоился: “Слава Богу, она вернулась в Торонто одна! - облегченно подумал он. - Когда биржу так трясет, мне только не хватало прежних приятелей Джоен! Честно говоря, я больше люблю соревноваться за прибыль, чем за внимание девушки!” Джоен ждала Майкла и была готова к выходу. На ней было узкое длинное шелковое платье, которое облегало ее бедра так, что Майклу немедленно захотелось обнять приятельницу и заключить в жаркие объятия. Но Джоен, видимо, догадалась о его намерениях и поспешила скрыться. - Мне нужна еще одна минута, - весело воскликнула она, осмотрела за секунду Майкла с ног до головы и убежала в ванную. - Я не знала, что для тебя лучше: ждать меня внизу или подняться наверх? Еще-е полминуты... - попросила она. Майкл отметил, как изменилась ее манера говорить, но отстаивать главенство не стал. - Не беспокойся, я подожду, - громко ответил он, осматривая комнату. - Я пока разберусь, как ты тут устроилась. Он остановился перед зеркалом и тоже осмотрел себя с головы до ног, сунул руки в карманы и скорчил надменную мину. Затем отвернулся, осматривая комнату. “Хм, она живет одна, но характер, кажется, изменился...” - оценил Майкл. В памяти его Джоен осталась аккуратной девочкой с весьма неопределенными, но всегда особенными интересами, например, планами устроиться в какую-то миссию по спасению африканских детей от страшной болезни, название которой Майкл никогда потом в жизни не встречал. В комнате Джоен он заметил непростительный беспорядок. “Значит, обычно все тут еще хуже”, - решил Майкл и мечтательно, с одобрением вспомнил образ прежней аккуратной и старательной Джоен. - Майкл, ты уже решил, куда мы едем? - окликнула она его. - Конечно решил! Я думал, ты уже вспомнила мой характер! Ты узнаешь это в самый последний момент! Надеюсь, он будет и самый приятный! Майкл обошел комнату, осматривая все так тщательно и осторожно, словно выискивал в биржевом листке компанию, на которую следовало потратить последний цент. Среди фотографий, которые стояли на рабочем столе, на телевизоре, висели на стене, Майкл не нашел ни одной знакомой физиономии, но более всего его обрадовало то, что он не нашел никаких конкурентов. Знакомые, подружки, далекие и близкие родственники Джоен глядели на Майкла с глянцевых листов без интереса, без обид, без надежд, без вожделений. Наконец в гостиную вернулась Джоен, и Майкл по достоинству оценил результат ее невидимых трудов. “Верно говорят, что красота в деталях. Слава Богу, кажется, на этот раз мне повезло!” - пробормотал он, словно был поражен удачным фокусом великого мага. Он так долго и неопределенно стоял в вопросительной позе, что Джоен показалось, что она сделала какой-то неверный шаг. Она посмотрела на старого приятеля тепло, по-матерински, обняла его одной рукой и, заглядывая в глаза, спросила: - У тебя все в порядке? Ты не скучал? - О, нет, я совершенно не скучал! - громко смеясь, воскликнул Майкл. - Трудился не покладая рук! Я ведь еще не придумал, как околдовать тебя. Но в начале следует хорошо покушать! Ты готова? Пойдем... * * * Майкл ехал на набережную Квинс, где заказал столик на семь вечера в ресторане. Дом, в котором находился этот ресторан, снаружи выглядел как старый портовый барак, но входя внутрь, клиент попадал в фантастический мир старых кораблей, старинных парусов, снастей, окованных медью штурвалов. Тут кормили вполне терпимо, однако главной достопримечательностью этого места была все же не кухня, а корабельные снасти, паруса, романтическое настроение и обычная безлюдность этого тихого заведения. Майкл рассчитывал, что Джоен, проведя вечер в такой располагающей обстановке, с большей охотой согласится провести с ним целый день на его маленькой яхте, тем более, что это нужно было для того, чтобы знаменитый русский художник Voldemar написал ее портрет. - Тут хорошо. Ты знаешь, куда надо идти. А я совсем забыла город! За эти годы он так изменился! - воскликнула Джоен, оказавшись в таинственном зале. Ей показалось, что она внезапно погрузилась в подводное царство мертвых кораблей. У стойки в центре зала сидела девушка, болтая с барменшей, как со старой знакомой. Еще одна пара занимала угловой стол. Майкл и Джоен сели рядом с ними. - Относительно тебя у меня есть тайные планы, так что я тебя прошу заказывать все, что угодно, кроме морских блюд - сегодня никаких креветок, крабов... - скорчив важную мину, попросил Майкл и сам уткнулся в меню. Джоен пренебрежительно улыбнулась, дескать “Ах, какая таинственность! ”, но ничего не ответила. Когда заказ был сделан, она с интересом уставилась на Майкла и стала расспрашивать, что он делал эти годы, что делает сейчас. Майкл хотел было напустить туман на свое настоящее, прошлое и будущее, однако Джоен каким-то образом расколола его и выпытала все, что только нужно было знать о нем: кем он работает, где живет, что он любит... Майкл вынужден был резко поменять манеру разговора и искренне, легко и просто выложил все. Единственное, о чем он не хотел говорить и что ему удалось утаить, - это то, что он мечтает пригласить Джоен завтра на свою яхту, “малышку”, как он называл про себя свой 26-футовый Дораль. Пока ждали заказ, оба пили пинаколаду - Майкл в этот раз заказал себе с двойным ромом - и часто замолкали, присматриваясь друг к другу, а в остальное время бродили рассеянным взглядом по сторонам. Впрочем, они не одни заполняли паузы таким образом. За соседним столиком ужинала странная пара. Прекрасную половину стола занимала молодая стройная девушка, а на другой половине находился, вернее, не находился, а жил и с неожиданным любопытством для своего преклонного возраста оглядывался по сторонам немолодой господин вдвое старше своей спутницы. Это был худощавый беспокойный старик, у которого рот был слегка перекошен, видимо, после перенесенного удара, но живые умные глаза и неподражаемая мимика позволяли держать себя так, словно он был кинозвездой или министром. Он умело ухаживал за прекрасной половиной без робости, смущения, но и без вожделения. Судя по всему, обе половины стола давно и хорошо знали друг друга. Они редко обменивались репликами, предпочитали смотреть по сторонам, в частности на широкий экран телевизора в другом конце зала, но преимущественно в сторону своих новых и единственных соседей Майкла и Джоен. Наконец прекрасная половина стола отлучилась, а “безутешный вдовец”, как окрестил своего соседа Майкл, остался один и тут уже откровенно направил свое внимание в сторону своих молодых соседей и со старческой улыбкой уставился на них. Майкл махнул рукой, приветствуя осиротевшего соседа: - Похоже, нам сегодня здесь никто не помешает! На что “безутешный вдовец” отреагировал чрезвычайно бурно, словно ему позволили сесть с молодой парой за стол, он обернулся к ним всецело вместе со стулом и откровенно выразился: - Нет, нет, я вам не помешаю! - воскликнул он, словно догадался, что беспокоит молодого соседа. - Но хотел бы вам сказать, что вы просто великолепная пара! Вы так хорошо дополняете друг друга... Можно только посоветовать вам больше никогда не расставаться. Джоен смущенно рассмеялась и просветленно, одобрительно уставилась на откровенного соседа, но Майкл раздраженно поспешил оспорить наблюдение любопытного соседа: - Что значит - никогда больше? Вы полагаете, что мы имеем какую-то привычку расставаться и вы можете нам посоветовать, как от этого избавиться? Доброжелательный сосед улыбнулся еще более доброжелательно и ответил: - Нет, не беспокойтесь. Я и сам не люблю давать советы и занимаюсь частной практикой только в своем офисе. - Старичок приподнял бокал и чрезвычайно умело поклонился Джоен. - Поверьте, я никого не хотел обидеть. Я только хотел поделиться тем, что узнал тогда,.. когда, наверное, стало поздно об этом думать... Но вы должны знать, что вы очень заметные... особенно когда вы вместе. Я только об этом и хотел вам сказать. Глядя на вас, я подумал: как жаль, что мы не умеем наслаждаться жизнью. Нет, даже не наслаждаться, а запоминать наше наслаждение! Пока молод и вокруг тебя девушки, вечеринки, дружба, любовь, все это проходит мимо, ничего не остается в памяти, как после пьяной, угарной ночки. Смаковать жизнь начинаешь после сорока. А до этого живешь как неврастеник, - и старик громко постучал себя по черепу, - есть такой способ жизни! В страхах, огорчениях, обидах, комплексах проходит юность... и некогда восхититься тем прекрасным, что, по счастью, окружает нас. Молодость хочет показать саму себя и ничего не видит. Не помнит прошлого... Вот о чем я подумал, когда увидел вас! Он наклонился еще ближе, хитро усмехнулся и сказал приглушенно: - Я ведь когда-то в молодости тоже обедал с прекрасными девушками и ничего не помню сейчас. Представляете? Ни бум-бум! Это моя третья жена... - откровенно признался старичок и добавил многозначительно: - Кто знает? Я, может быть, еще дерзну взять когда-то и четвертый срок! - радостно воскликнул общительный тщеславный старик и самозабвенно расхохотался... - Мысль хорошая. Я имею ввиду, что мы должны беречь воспоминания! Вы это хотите сказать? - одобрительно отозвался Майкл, у которого слова опытного старика нашли сочувствие и он перестал придираться. - Я с этим абсолютно согласен. Я тоже недавно начал это понимать... Но мне еще нет сорока! - весело рассмеялся Майкл. В это время к старику вернулась его спутница, обе пары обменялись тостами, и разговор сам собой прекратился. Однако Майкл решил использовать слова соседа в своих целях и тут же открыл Джоен свои планы на следующий день. - Ты согласна с нашим соседом, что мы должны сохранить память о том, какая мы с тобой великолепная пара?! - начал он издалека. - Абсолютно согласна, - уверенно ответила Джоен, которой было хорошо и приятно в компании Майкла, тем более, что неопределенная доза рома в коктейле стала оказывать свое бодрящее и веселящее действие. - Здесь так хорошо. Тихо и приятно... Мы с тобой должны все запомнить на века! Я сегодня же начну вести дневник. Нет, я начну вести прямо сейчас! - развеселившись не на шутку, воскликнула Джоен и, достав из сумки ручку, стала писать на салфетке, диктуя сама себе: - Записки на салфетках... прекрасной, доброй и нежной принцессы Джи. День первый. Мое новое знакомство с торонтским принцем, с которым, впрочем, я, кажется, уже и до этого когда-то была знакома. Рассказ о том, как мы отправились в плаванье на старой шхуне, на которой встретили... Майкл терпеливо, с удовольствием, с улыбкой ждал, пока его развеселившаяся подруга закончит разыгрывать свой номер, но когда Джоен обратилась к морской тематике и старой шхуне, он решил, что должен вмешаться и вовремя заявить о своих надеждах на завтрашний день. - Это все неспроста! Я хочу пригласить тебя завтра на мою яхту “Малышку”, как я называю ее. Там у тебя будет все: и открытая вода, и открытое шампанское! Но самое главное... самое главное... я познакомлю тебя с одним великолепным художником, портретистом, знаменитым мастером из России. Представляешь, что тебя завтра ждет: белоснежная яхта, шампанское “Тысячелетие” и, наконец, твой собственный портрет! Я хочу, чтобы завтра был нарисован твой портрет! Если ты согласишься просидеть на яхте два-три часа, тогда у нас будет самая лучшая память о твоей красоте и твоей улыбке. Наш многоопытный и симпатичный старичок это нам настоятельно советует! - прошептал Майкл, кивнув головой в сторону соседа. Джоен вдруг смутилась. Какое-то время оба молчали. Джоен уже не веселилась беспричинно, ей хотелось не спеша разобраться в неожиданном предложении... - У тебя есть яхта?! - пораженная, воскликнула она наконец. Однако ее поразило не столько то, что яхта есть, а то, что она говорила с Майклом целый вечер, успела расспросить его обо всем, но оказалось, что его чистосердечные рассказы о самом себе были не вполне откровенны. Джоен была уверена, что она - мягкая, чуткая девушка - всегда добьется искренности в ответ. - И ты плаваешь на яхте, любишь море, озеро, воду и ничего мне об этом не рассказал? А рассказывал мне про какие-то биржевые кризисы и про то, какой ты умный. Я сама знаю, какой ты умный! Хуже того, я теперь знаю, какой ты умный и хитрый! - Постой, постой, я просто хотел сделать тебе приятный сюрприз! - воскликнул Майкл, который наконец понял, что Джоен хотя и ругает его весело, как бы в шутку, но на самом деле серьезно обиделась на него. Он взял Джоен за руку и постарался оправдаться. - Я купил эту яхту только весной и даже не успел к ней привыкнуть. Она почти новая, но прежний хозяин плохо слил на зиму воду и мне пришлось все лето чинить мотор. Я просто еще не успел привыкнуть к этой малышке. Поверь, я еще ни разу не выходил на этой яхте с другими девушками! - уверенно слукавил Майкл, словно хотел на волне искренности сам себя убедить в этом навсегда. - Ты помнишь, у меня родители живут в Питерборо? А у отца когда-то была лодка. Я с ним часто в детстве ловил рыбу и немного научился разбираться в лодках и моторе. Ну что? Будем ссориться дальше и ругаться не известно из-за чего или ты согласишься, что это будет великолепно, если русский художник нарисует твой портрет? Что ты хочешь?! Что в этом такого обидного? Просто у меня, наверное, артистическая душа! Я люблю неожиданные и приятные сюрпризы, люблю шутку... В это время старик со своей молодой подругой направился к выходу и по пути попрощался с приятными соседями: - Желаю вам приятных воспоминаний! - И вам тоже! - ответили, не сговариваясь, вместе Джоен и Майкл. После этого оба какое-то время молчали. Наконец Джоен, видимо, оттаяв, с обычной своей доброй и мягкой улыбкой посмотрела на Майкла и спросила: - Хорошо. Если ты так все рассчитал, когда вы с твоим художником будете меня рисовать? Майкл облегченно вздохнул и довольно улыбнулся. Он тотчас перешел на деловой тон, сказал, что завтра надо провести весь день на яхте, поскольку он хотел бы после того, как художник Voldemar закончит портрет, высадить Voldemar на берег и вдвоем с Джоен совершить прогулку по озеру на яхте. Узнав, что хитроумный Майкл спланировал поездку так, чтобы остаться с ней вдвоем, Джоен возмутилась вновь и хотела было показать самоуверенному нахалу, который ей вначале так понравился, что пусть лучше он и не думает, как обмануть ее! Однако собеседник отвлек ее от этих мыслей, пустившись в рассказы о том, как хорошо будет нестись за яхтой на водных лыжах, рассекая волны, что Джоен должна научиться крепко стоять на лыжах и разобраться, как управлять яхтой. Фантастические картины стремительных прыжков на водных лыжах, головокружительных переворотов, которые возникли в воображении Джоен, вместе с тем морским интерьером романтического ресторана, в котором они ужинали, а также с помощью второго бокала пинаколады помогли Майклу сломить недоверчивость Джоен. Она согласилась провести на яхте весь завтрашний день и вечер! Когда Майкл убедился, что ему и на этот раз удалось добиться того, что он хотел, он поспешил закончить ужин. “Дело сделано! - сам про себя воскликнул Майкл и расплатился по счету. - Все готово на завтра! А может, мне еще и сегодня что-то светит?!” - пробормотал он и, встав, вывел Джоен из-за стола. Они вышли из ресторана и пошли гулять по набережной. Вдруг они почувствовали какое-то пресыщение от слишком долгого общения, но в то же время и нетерпеливое ожидание завтрашней встречи. Вечер был тихий и теплый. Они шли взявшись за руки, наконец сели на скамейку и Майкл, запрокинув послушную Джоен, впился в ее пухлые раскрытые губы долгим отчаянным поцелуем, однако страсть не разгоралась, напротив, поцелуй становился все тише, спокойнее. Майкл оторвался и уткнул нос переносицей в шею Джоен, закрыл глаза и положил голову ей на плечо. - Мы должны собраться с мыслями... и с чувствами? Да?.. - спросил он. Джоен, словно повторяя ту же строчку в припеве песни, вымолвила в ответ “Да?” с вопросом и с уверенностью. * * * Влад возлежал на диване в гостиной и второй час подряд с удовольствием отдыхал перед экраном телевизора. Рядом с ним в узком проходе от входной двери в детскую происходило беспрерывное движение: проходила жена, тихо пробегали вежливые беспокойные дети, заходили и выходили друзья жены, которые жили тремя этажами выше. Иногда его о чем-то спрашивали, здоровались с ним, он отвечал, приветливо улыбался и издали махал рукой, однако эти помехи не мешали ему наслаждаться распрямленной спиной и спокойствием. После долгого дня сидения на неудобном стуле и бессмысленной работы, которая не доставляла удовольствия, не умножала прибыль, так приятно было расслабиться и растянуться на диване, прикрыть усталые глаза и отвечать друзьям и домочадцам, не слушая, о чем спрашивают. “Слава Богу, у меня такие замечательные дети, - вяло и довольно размышлял он про себя, - если бы не они, прощай диван, прощай ленивый отдых - жена бы извлекла свой бессердечный лобзик, свой орган упреков, и пошла пилить мою душу за все мои несовершенные грехи!” В это время он вдруг с неудовольствием отметил, что встречное движение родственников и друзей мимо дивана усилилось, стали появляться друзья, которые, казалось, бесследно исчезли несколько недель назад. Это встревожило почивавшего художника, однако пока все они, слава Богу, спрашивали его что-то веселым и беззаботным голосом, поэтому Влад, иногда плохо разбирая, о чем его спрашивали, отвечал невпопад, изображая, что увлечен телевизионным сюжетом, но эта необходимость напрягаться и изображать увлеченность в конце концов стала досаждать ему, и он постарался устроиться на диване так, чтобы снующие мимо гостиной соотечественники видели только его дремлющий затылок. Только он перестроился и стал опять вкушать наслаждение вожделенного покоя, как за его спиной послышались знакомые и незнакомые голоса, и он без труда определил, что кто-то из его старых знакомых соотечественников вошел в его дом вместе с новым незнакомым носителем языка, как они в шутку называли между собой урожденных канадцев. Влад от неожиданности нервно привстал и обернулся: на пороге стоял Сергей, который уже год работал программистом и служил образцом для женской половины жителей дома. Кстати, эта половина хоть и не обращала внимания на прочие его достоинства, однако, кажется, знала его доход точнее налогового инспектора. В то же время он был и образцом для мужской половины дома, поскольку совершенно не боялся ни жены, ни тещи и уже давно не слышал ласковых настойчивых вопросов: “Ты посмотри, сколько ты зарабатываешь? А он сколько!.. А ты сколько!..” Он что-то рассказывал про Влада худенькому невысокому остроглазому канадцу, который слушал его и одновременно рассеянно приветливо улыбался и быстро исследующе осматривал комнату, картины на стене, самого Влада. Когда его острые глазки встретились с усталыми беззащитными глазами художника, канадец без промедления громко поздоровался и дружелюбно издали помахал рукой. Влад в точности повторил ритуал, однако голос его после долгого молчания и растерянности оказался столь тих и безволен, что смог выдохнуть “Хай!” так слабосильно, что едва ли затушил бы свечу с расстояния в полфута. Влад обрадовался, подумав, что впервые к нему пришел домой настоящий клиент, а в сумме с тем многообещающим, тоже настоящим клиентом, которого он встретил сегодня на улице, это давало два таких клиента в день! В это время из детской вышла жена, за ней выскользнули дети, наконец осторожно выглянули друзья, которые жили тремя этажами выше. Все они стали знакомиться с гостем, которого звали Фрэнк, рассказывать про Влада, хвалить его скромность и восхищаться его талантом... Влад встал, молча улыбнулся, гордо потоптался перед диваном, однако, не зная, что делать, наконец опять уселся на диван. Он смотрел ясными глазами на гостя, на друзей, когда они что-то спрашивали его, а в остальное время отворачивался к телевизору и ожидал, когда суматоха завершится. Суматоха в самом деле наконец завершилась. Гость уселся рядом с Владом на диван. Всем своим видом он старался показать, что готов выдержать любой удар, принять любой вызов, но в то же время может остаться приветливым и спокойным. - Я буду рад... - пробормотал Фрэнк. Поскольку радоваться было пока явно нечему, Влад догадался, что ему предстоит прямо сейчас нарисовать портрет гостя. Он с готовностью молча закивал головой. Наконец инициативу взял в свои руки Сергей, который знал, как работает Влад и что нужно клиенту. - Влад, видишь человека? Интересное лицо. Видишь? Я сделаю фотографию и вперед - пиши! Мы часа через два вернемся и ты закончишь портрет в натуре. Это подходит? - предложил он Владу и, переведя, спросил клиента, устраивает ли это его. Клиент был готов на все, однако хотел бы знать наперед, сколько это будет стоить. Ему тут же хором объяснили все: - Вам нужно будет посидеть только несколько минут, - успокоила растерянного гостя Мэри. - Когда вернетесь - все будет готово! - 100 долларов и, знаете, - это очень дешево! - объяснили друзья жены, которые жили тремя этажами выше. - Пусть заплатит 50, если у него нет 100, - подсказал сын, который любил решать неразрешимые задачи. Все это чем-то напоминало Фрэнку встречу с толпой цыган, которые однажды пристали к его жене в Париже и настырно, неотвязчиво просили погадать, однако голос славянского друга Сергея был веселым, пьяным, простодушным и убежденным, так что, кажется, не сулил ничего плохого. Фрэнк работал с Сергеем вместе в одной компании и относился к странному умному крутому славянину с уважением, поэтому подчинялся его советам с достоинством, с улыбкой и без возражений! Сергей наконец убедился, что клиент созрел. Он вытащил из сумки, которую принес с собой, фотоаппарат, выложил на стол переносной компьютер и связку проводов и попытался соединить их в единое целое, а вся компания усаживала гостя на стул и подбирала этому лицу нужное выражение. Влад сидел напротив клиента и молча смотрел на него, ожидая, пока возня завершится. Сергей сделал несколько фотографий клиента и, приглашая Влада к маленькому экрану его камеры, уверенно и настойчиво спросил: - Ну, скажи наконец, одна из них тебе подойдет?! Влад тотчас подтвердил, что ему подойдет любая, и с учтивой настойчивостью доктора попрощался с приятелем за руку. Сергей перенес фотографию на экран компьютера, посмотрел на часы и требовательно спросил: - За два часа успеешь? Только не говори, что ты это не любишь! Сделай хороший портрет и помни, что ты можешь через этого парня найти очень богатых клиентов, так что пиши быстро, не тяни. О’кэй?! - Хорошо, но я не знаю, как получится, - все же возразил Влад. С одной стороны, он был рад, что неугомонный Сергей готов был приводить ему клиентов откуда только мог, хотя сам не получал от этого ничего, но вместе с тем Влада раздражало, что от него все время требовали нарисовать быстрый коммерческий портрет. Это как раз то, что Влад совсем не хотел и не умел делать. Но все же он, усмехнувшись, ответил приятелю: - О’кэй! Передайте от меня горячий привет вашему холодному пиву! Я сделаю все, как ты сказал. Веселитесь! Только не забудьте забрать портрет! После этого компания стала расходиться. Сергей с клиентом ушли завершать вечеринку, соседи, которые жили тремя этажами выше, удалились к себе наверх, а жена и дети Влада, зная, что теперь им нечего делать в гостиной, отправились в спальню. Влад с удовольствием заметил, что вдруг остался один и никто уже не мельтешит перед глазами, однако теперь ему предстояло не отдыхать на маленьком неудобном, но все же приятном диване, а опять садиться за портрет и погружаться в линии, цвета, чувства и характер нового клиента. Влад не любил искусственно взбадривать себя, когда рисовал. Он обычно старался не пить, просил приглушить музыку, полагая, что это может исказить его дар видения, но сейчас, принужденный прервать отдых и за два часа написать портрет, он сам включил музыку на компьютере Сергея и, глядя на фотографию на экране, старательно перерисовывал ее, зная, что сможет потом вдохнуть жизнь в бездушную копию. * * * Майкл отвез Джоен домой. Он даже не решился сделать попытку остаться с ней. Ему хотелось побыть одному и, стоя у подножия лестницы, ведущей вверх, в комнату Джоен, он с неожиданной растерянностью и нежностью поблагодарил свою старую приятельницу за прекрасный вечер, еще раз напомнил, что он приедет за ней в субботу в двенадцать, после этого круто повернулся и ушел. Оказавшись дома, он отключил телефон, достал из холодильника три бутылки пива и вышел на лоджию, откуда открывался вид на ночной город: красные стоп-огни машин на Авеню-роад окрасили дорогу внизу, а сверкающие белым светом неисчислимые этажи небоскребов даунтауна величественно уходили вверх в темное небо и над ними возвышались и вздрагивали сигнальным блеском красно-белые огни телевизионной башни, которая господствовала над всем этим. Майкл постарался устроиться удобно и надолго - разложил шезлонг так, чтобы голова возвышалась и ему была видна игра огней вечернего города. Он поставил бутылки на столик и просунул между ними вторую по счету сигару. Чувства Майкла были противоречивы. С одной стороны, он чувствовал, как его тянет к Джоен, но с другой стороны, эти чувства были совсем не те, которые он испытывал прежде. Обнять, поцеловать, завоевать Джоен - уже не казалось ему таким желанным или исключительным событием, как это было раньше по отношению к другим девушкам, но придумать, что ему делать дальше с Джоен, он не мог. “Я еще так молод! Я не хочу заводить семью! Мне совсем не нужны дети! Но почему я испытываю такое чувство, словно я сам, прости Господи, забеременел и жду ребенка! Вот оно что - мне предстоит стать женатым холостяком! Неужели именно так возвращается муж после долгой отлучки к любимой жене! Вот что такое семейное счастье! Черт возьми! Такой будет моя жалкая старость! Вначале закрутит и ослепит скудная страсть, а потом - оглянуться не успеешь, как страсти и в помине нет, - с удивлением Майкл вспомнил и проанализировал свои чувства, которые испытал сегодня вечером, ужиная с Джоен. - Это совершенно невыносимо! И все равно я хочу ее видеть сейчас и здесь. Я все время думаю о ней”. Видя перед собой толстощекую, наглую, упорно подмигивающую телевизионную башню, Майкл обиженно и нерасчетливо надолго приложился к бутылке с пивом, наконец не выдержал и сунул сигару в рот. “Черт возьми, зачем мучиться? Очевидно, в моей жизни началась новая эпоха. Отныне следует постановить: каждый день выкуривать две сигары: одну в обед, другую вечером, обе с наслаждением, а в остальное время мечтать и грезить о любимой женщине! Да, я теперь всегда буду вспоминать ту, которую я люблю сейчас или любил, или полюблю когда-то, но, кажется, я никогда уже не определю точное временное соответствие этого глагола! Ну и черт с ним! - устало махнул рукой Майкл. - Пусть плохие глаголы отправятся в ад, а хорошие девушки останутся вместе со мной, - захмелев, подмигнул сам себе Майкл, но тотчас новая мысль ударила ему в голову: - Мне предстоит всех старых подружек полюбить заново, повторно и поочередно бесстрастной супружеской любовью! Кошмар! Это еще хуже, чем ожидать прибыль от фишки, на которой ты уже проиграл свой первый миллион! Но ведь есть идиоты, которые ставят на это! Похоже, я скоро стану одним из них...” В этот момент Майкл вспомнил свои первые дни на бирже, вернее, не первые, а вторые! В первые дни он все же заработал свои дюжины процентов, но потом все провалилось, улетело куда-то кружась, смеясь и издеваясь над ним, над его умом и расчетами, как улетает этот мир сейчас, вращаясь перед ним в какой-то головокружительной пляске! И вот опять этот мир завертелся перед ним в своем бессмысленном и наглом коловороте. Это круговращение увлекло его и Майкл опять подумал о том, что его ждет повторная, но уже бесстрастная привязанность ко всем по очереди его предыдущим подружкам, и вдруг рассмеялся идиотским бессмысленным смехом. Однако этот непристойный смех на какое-то время вернул его опять к тому, что он пытался осмыслить и объяснить. “О нет! - с ужасом взвыл он, представив, что ему предстоит пережить подобную супружескую страсть с каждой девушкой лукавого списка. - Этого не может быть! Хотя бы просто потому, что такого не может быть никогда! Кажется, я что-то теряю в Джоен. Я что-то важное упускаю в ней!” Однако попытка представить Джоен воочию и понять, в чем ее тайна, не увенчалась успехом. Майкл закрыл глаза и, долго выдыхая сигарный дым, уставился на Джоен: полную, невысокую, улыбчивую девушку со складочками на носу и лучистыми морщинками между стрелкой глаз и завитками волос на висках. Тайны не было. Была приятная, милая девушка, которая явно присматривалась к нему, Майклу, но зачем ему самому нужна эта копия старого списка, Майкл понять не мог. * * * Джоен простилась с Майклом и поднялась одна к себе в комнату, но так и не смогла расстаться с тем, кто весь день восхищал, обижал, раздражал и смешил ее. Вместе с ней в дом вошли все переживания, чувства, которые смущали ее. Майкл, казалось, все еще был с ней рядом и попал в комнату одновременно с ней - возбужденной и чувствительной. Все, что произошло сегодня, она вновь и вновь переживала, словно наяву. Особенно ту минуту, когда Майкл вдруг наклонился над ней и она почувствовала, как его давящая умная воля и грубая, вязкая и неотвратимая страсть покрывают ее тяжелым и вместе с тем желанным покрывалом, от которого не было больно, не было страшно и от которого не хотелось бежать. Но когда это покрывало оказалось сброшено, сдернуто, тогда обнажилось то, что никто, кажется, не готов был выставить наружу! Они были чужие и никто не знал, что их ждет... “Он так и не понял, какая я сейчас! Я ведь стала другой! Он даже не видел этого. Он просто попытался вернуть ту, какой я была когда-то, и пережить то, что мы не пережили тогда!” Осознав, как ей показалось, почему так странно завершилась их первая встреча, Джоен победно улыбнулась. Она подумала, что сейчас может дать Майклу то, что он хочет, даже если он видит и жаждет только малую часть того, какой она стала сейчас. От осознания того, что она поняла Майкла, поняла, что он не видит, не знает и не понимает того, какая она стала, а только хочет получить самую малую долю ее, она почувствовала себя возвышенной и великодушной, настолько великодушной, что ей было уже не жаль отдать скромную и малую частицу себя, зная и веря, что Майкл потом увидит и оценит главную часть ее необыкновенной, чуткой и отзывчивой души... “Пусть берет. Пусть наслаждается тем, что ему сейчас надо. Меня хватит на все... Но потом он поймет, что я другая”, - великодушно сказала самой себе обиженная Джоен. * * * Влад неутомимо работал кусочками разноцветной пастели, отображая на листе бумаги характерные черты остроглазого и самоуверенного носителя языка. Дети уже легли спать, а жена ушла к приятелям, которые жили тремя этажами выше, чтобы не мешать мужу зарабатывать свой доллар на содержание семьи. Когда носитель языка Фрэнк поздней ночью наконец пришел за своим портретом, он был поражен, увидев своего двойника, который снисходительно и вызывающе смотрел на него с поверхности бумаги и словно укорял за что-то самоуверенно и беспощадно: “И не подумай торговаться! - словно он знал Фрэнка с детства, рассмеялся над ним его портрет. - Если не заплатишь этому парню сто баксов, можешь считать себя законченным ублюдком!” Впрочем, Фрэнк уже давно решил, что должен заплатить именно эту сумму. Вначале он, конечно, просмотрел все другие варианты, однако они были сразу отвергнуты им как совершенно неуместные. Так что сумма в сто долларов была заготовлена заранее. Его удивило, скорее даже поразило, не столько то, что он сам решил заплатить сто баксов, а то незабываемое выражение лица человека с бумаги, который смотрел на него одновременно доброжелательно, презрительно и грозно, стоило ему подумать о вполне естественном и совершенно невинном запасном варианте в выплате половины указанной суммы. В итоге сто долларов, сложенные из нескольких купюр, перешли в кулак жены Влада, которая вовремя вышла навстречу поздним гостям. Влад опрыскал поверхность картины фиксатором, завернул картон в пластик и объяснил клиенту, что рамку для картины он должен купить сам, и предупредил, что цена за рамку может быть неожиданной: 70 долларов в среднем и до трехсот... - Переведи ему, что без картины каждый может прожить, но без рамки картину не повесишь, так что пусть приготовится выложить еще сотню, - пошутил Влад и помахал рукой, призывая Сергея перевести шутку клиенту. - Я всегда думал, что смогу заработать больше, если буду просто делать рамки, а не писать картины... Когда Фрэнк разобрался в переводе, он, однако, смеяться в ответ не стал, а, показывая искреннее восхищение, бережно прижал картину и пообещал самые лучшие рекомендации. Держа в руке визитку Влада, он почему-то уставился на нее, а не на портрет, и убежденно заверил: - Хорошо! Великолепный портрет! Я все сделаю! Я могу дать твой домашний телефон, если кто-то из моих знакомых решит нарисовать у тебя свой портрет? - уточнил он, показывая серьезность своих намерений в пропаганде искусства одаренного русского художника. Влад охотно согласился: - О’кэй! Sure, sure... - незамедлительно подтвердил он, разобравшись во всем без перевода. * * * Утро выдалось солнечным, ясным. Это обещало жаркий день. Майкл проснулся поздно и тотчас вспомнил, что ему предстояло... Прошлый вечер был для него радостным, но долгим. Он провел пару часов на лоджии с сигарой и коробкой пива у ног, но когда вернулся в комнату и подключил телефон, неудачливые, но настырные друзья-инвесторы обрушили на него шквал звонков, горя желанием по- дружески обсудить с “финансовым гением” неожиданный крах фондового рынка и, быть может, услышать дельный совет или по крайней мере умную реплику, используя которую, они завтра смогут объяснить встревоженным и недовольным домочадцам свой неприятный и неожиданный проигрыш. Утро вернуло Майкла к биржевому краху. Он опять потратил час, отвечая на письма своих виртуальных друзей в чате, который вел в Интернете. Оказалось, что проснулся не только он сам, но и многие его приятели давно торчали в Интернете. Завязался интересный спор и тут же ему пришлось попрощаться, сославшись на то, что “Бизнес есть бизнес, но хорошие девушки превыше всего!” Друзья великодушно отпустили его, пожелав удачи: - Береги силы. Не пропадай! Наконец он позавтракал, оделся и позвонил Джоен, чтобы послать утренний привет своей девушке и напомнить, что он скоро приедет. Затем Майкл набрал номер Влада, но оказалось, что тот уже давно вышел из дома. Майкл перенес вчерашние заготовки из холодильника в машину и отправился к Джоен. Он быстро проехал центр по Юниверсити-авеню и, свернув на Кинг, вскоре увидел Джоен, которая на этот раз уже сама ждала его перед домом. Джоен укоризненно постучала пальчиком по наручным часам, но ничего не сказала, однако потом, когда села в машину, стала упрекать Майкла во всем без разбора, подшучивать и хулиганить без конца... Наконец она добилась своего, раздраженно спросив Майкла, где он научился ездить на джипе, словно на Олд-мобиле! Майкл не поддался на “слабо”, тут же остановил машину посреди дороги, с достоинством сделал шикарный жест, приглашая Джоен за руль, сам отодвинулся назад между креслами, пропуская задиристую подружку вперед, но, улучив момент, поймал Джоен на растерянности в процессе перемещения и, задираясь по-своему, бегло, но значительно поцеловал ее в губы и произнес с необыкновенной значительностью: - Рули сама... Теперь ты можешь пенять только на саму себя! А про себя подумал: “Все будет хорошо! У нее, кажется, прекрасное настроение...” * * * Влад получил от заказчика двадцать долларов на дорогу, однако, поскольку для его семьи сейчас это были приличные деньги, он собрал в рюкзак все, что ему могло понадобиться на яхте, и поехал метро. Он вышел из дома за час до назначенной встречи, чтобы наверняка успеть добраться в яхт-клуб вовремя и чтобы щедрый клиент не ждал. Он успел попасть на разворотный круг дороги перед воротами двух торонтских яхт-клубов за полчаса до назначенного времени, разложил в стороне свой маленький и неудобный складной стульчик и сел на него, ожидая заказчика и разглядывая публику, которая подъезжала к воротам и ждала, пока они откроются. “Да-а, тут бы мне было хорошо сесть. Ни-ичего себе местечко... Клиенты что надо, тяжелые!” - восторгался Влад яхт-клубом и мечтательно разглядывал его богатых престарелых членов... Пожилые пары одна за другой въезжали в левые ворота, над которыми висел гордый знак “Канадский яхт-клуб”. Пары были гордые, загорелые, покрытые тем шоколадным оттенком, который невозможно приобрести в пресноводном климате Торонто. Вот наконец проехал первый представитель молодого поколения торонтской золотой молодежи. В красном кабриолете находились даже два таких представителя - оба мускулистые, с крупными рельефными плечами, руками, крепкой, увесистой шеей и лицом, которое Влад отнес к той же категории живой и натренированной плоти, которая создавала колорит всему видимому над роскошным кабриолетом телу. “Н-да-сс... это лицо будет трудно написать, - оценил Влад и несколько изменил свое радужное отношение к богатому клубу. - Мышцы, мышцы, мышцы и пустые голубые глаза!” Затем подъехал джип с молодой парой. Влад увидел девушку, сидевшую впереди, которая о чем-то живо и весело беседовала со своим спутником, и подумал: “А девушки тут хороши!” И вдруг его пронзило, затомило такое неожиданное, необыкновенно сильное, ослепляющее чувство, которого он не только не ожидал от самого себя, сколько вообще в своей жизни не знал! Влад уставился на светлую, веселую девушку, которая сидела за рулем и, смеясь, что-то говорила своему спутнику. Она оглянулась, стараясь разобраться в том, в какие из двух ворот ей надлежит въехать, и в этот момент ее глаза встретились с глазами Влада, сидевшего на развороте поворотного кольца на своем маленьком стульчике. Она невольно улыбнулась и тотчас веселые морщинки побежали по переносице к ее смеющимся глазам. Она отвернулась к своему спутнику и вдруг повернулась к Владу, остановилась так резко, что ее повлекло вперед к лобовому стеклу, и, протягивая руку в сторону Влада, что-то сказала своему соседу. Тотчас из-за ее плеча выглянул Майкл и, узнав художника, радостно замахал ему рукой... Майкл вышел один. Он помог художнику загрузить вещи в джип, мельком познакомил со своей спутницей. - Джоен, это Влад... Поехали?! На яхте познакомитесь! - предложил Майкл и на этот раз сам сел за руль. Влад устроился на заднем сидении за ними молча. Он привык к трудностям общения на чужом для него языке. Майкл со своей приятельницей тоже перестали шутить и задирать друг друга, чем они занимались всю дорогу. Влад сжался на заднем сидении ошеломленный. Он не знал, что делать с тем странным чувством, которое проснулось в нем. Он стыдился его. Ему казалось, что все, и в первую очередь щедрый, великодушный клиент, увидят и поймут, что с ним. Это будет нелепо, постыдно, смешно! Девушка, которую он встретил, казалось, воплотилась из тех мечтаний, которыми он жил здесь, в Торонто, проводя вечера один у телевизора или у мольберта! Внезапно ему представилась спасительная мысль: ведь он вот-вот должен будет рисовать эту странную, веселую, совершенно чужую, непонятную и незнакомую ему девушку, которую он увидел несколько минут назад и которая произвела на него такое невероятное впечатление! Нет ничего предосудительного и странного в том, что он смотрит неотрывно на это простое, но приятное и веселое лицо. Влад всегда размягчался, проникался и отчасти влюблялся в своих клиентов, особенно если клиентами оказывались симпатичные девушки. Впрочем, его восхищали все: “Какая пухлая, нахальная мордашка, - восторгался он, рисуя крикливого, неугомонного юного торонтчанина, которого улыбчивая мама сажала перед ним на стул. - Какая древняя, замечательная порода выступает на этом лице”, - с уважением отмечал он рисуя престарелого торонтчанина. Однако эта артистическая, как он оправдывал себя, профессиональная влюбленность скоро проходила и, конечно, никогда не была такой сильной, как сейчас. Они подъехали к месту, Майкл остановил машину. Все вышли. Влад подошел поздороваться с клиенткой, и когда она протянула ему руку, он пожал ее и окончательно убедился, что влип не на шутку. Конечно, слово “влип” он не посмел сказать себе. Это точное словечко подсказал ему тот игривый, насмешливый, веселый голос, который жил в нем и иногда говорил наряду с тем осмотрительным и рассудительным, скорее, даже боязливым голосом, которым обычно Влад разговаривал сам с собой. Пожав руку Джоен, Влад тут же отпустил ее. Он даже не сделал попытки задержать в своей ладони это исключительное мгновение, он без труда и без промедления тотчас повторил опять и опять в своих ощущениях это обычное, простое рукопожатие и опять почувствовал и понял, что для него произошло что-то неожиданное и важное. Прекрасный клиент, клиентка, внезапно затронула его душу. Она затронула не только своим внешним образом, но телесно, плотью. Влад тотчас мог бы восстановить в памяти те свежие, земные, плотские ощущения, которые он вдруг испытал. Когда-то он читал воспоминания “великих пустынников”, которые уединялись в пустыне и бродили одни среди бесконечных однообразных песчаных холмов, на которых ничего не росло, а только местами проступала то тут, то там старинная, дряхлая, осыпающаяся скалистая порода. И потом, когда они возвращались в мир, часто снова испытывали тот восхитительный вкус плоти, от которого стремились убежать: вкус постной, пресной, великолепной хлебной лепешки и чистой, непорочной воды рукотворного источника, от которого не пахло смертью, из которого можно было пить воду запросто, не разгоняя высохшей, растрескавшейся рукой мутную плесень застоявшейся воды и тушки несчастных птиц, которые решились первыми облегчить свои страдания этой омерзительной, смертельной водой. Майкл остановился в самом начале причала, вдоль которого выстроились чередой яхты, в основном парусные, и деловито указал на небольшую яхту, стоявшую третьей в этом ряду, которая как раз называлась “Малышкой” и куда следовало перенести все вещи Влада, запасы еды и питья из багажника машины. С этого места была видна телебашня, какие-то новостройки, но центр города был скрыт массивом ближайших домов. - А кто твои соседи? - заинтересованно спросила Джоен. Майкл небрежно отмахнулся: - Не переживай. Тут одни старички. Молодежь, которой по карману купить здесь место, давно уехала в Штаты! Майкл нахмурился и, указав рукой на юг, сказал: - Нам бы лучше выехать на остров напротив центра и там стать. Оттуда прекрасный вид на город, и мы можем распить пару бутылочек шампанского и дать время художнику поработать не спеша над твоим портретом. Влад не вмешивался в разговор клиентов и терпеливо ждал, пока они решат, куда ехать. Он вытащил из машины свой рюкзак с этюдником, папку с картоном и бумагой и только поворачивал голову, смотря туда, куда показывал Майкл, - на яхту, на острие башни, на верхушки небоскребов центра города. Он понял, что им предстоит ехать к острову, который раскинулся в городской гавани в миле от берега. Туда можно было добраться на пароме, но Влад еще ни разу не был там. Он каждый раз возвращался взглядом к Джоен и подолгу смотрел на нее, зная, что его внимание не будет понято превратно. Джоен заметила эти пытливые, высматривающие взгляды, однако старалась не обращать внимания на Влада, словно ей предстояло работать с кинооператором, который снимал фильм, и Джоен должна была вести себя в кадре естественно и свободно, привлекательно и интересно. - Пошли, я вас проведу. Вы освоитесь без меня, а я схожу в офис и сам принесу все, что останется в машине, - распорядился Майкл. - Надеюсь, вы без меня не уплывете? Влад, у тебя на родине была яхта? Влад растерянно встрепенулся, попытавшись сообразить, что он должен или, скорее, может ответить на этот вопрос с учетом своих лингвистических возможностей, и, подобрав нужный набор слов, выложил их в беспорядке: - У меня не было яхты, но всегда я иметь мечта. Ты знаешь, для меня это иногда одно и то же. Мечта и реальность - один удар кисти художника - вот и все различие! - Это ты хорошо сказал! - рассмеялся Майкл. - Ты можешь быть писателем... Влад поспешил закончить мысль: - Но я никогда не мечтать о сломанной яхте, а в реальности все возможно! Ты иметь большая разница. Но тебе хорошо! - Ребята! Перестаньте спорить о сломанных яхтах! - вскричала Джоен, которая прослушала, о чем шел разговор, но почувствовала какое-то напряжение в словах и смехе мужчин. - Собирайте свои вещи и пошли. Кстати, я очень хорошо плаваю. Так что, если будем тонуть, пожалуйста, не пытайтесь меня спасти, а то... утопите! - смерив прищуренным и смеющимся глазом своих спутников, воскликнула Джоен. - Хорошо, хорошо, пошли... - пробормотал Майкл, подхватил три сумки и направился к яхте. Он поостерегся еще раз обращаться к Владу. Повернувшись к Джоен, он объяснил ей одной, уже не стараясь говорить медленно, чтобы понял Влад, что надо сделать, когда они придут на яхту: еду отнести вниз в каюту и положить в холодильник, который Майкл включит, а все художественные принадлежности оставить наверху. В это время Влад почувствовал себя лишним. Он осознал, что не он пригласил Джоен и Майкла, они пригласили его. И тотчас та ослепительная влюбленность, которую он вдруг испытал, стала улетучиваться, как мечта прирожденного мечтателя, который залез в ванну, поставил на пол бокал с шампанским, закурил сигару и только вот решился насладиться всем этим, как вдруг в дверь единственной ванной комнаты застучали домочадцы. Так случалось всегда, когда Влад должен был нарисовать портрет приятной, симпатичной, молоденькой девушки или восхитительной, соблазнительной женщины. Он влюблялся в них тут же на минутку, всерьез или в шутку, забывая все: свой возраст, свои бедные, приземленные и возвышенные, неразвитые манеры, свою семью, детей и жену, ту женщину, которую он когда-то боготворил, и которая относилась к нему так, что он до сих пор не понимал, кто он для нее - возлюбленный в итоге десяти совместных лет или отец семейства, который должен быть понукаем, опекаем, досмотрен и поставлен в самые лучшие обстоятельства зарабатывания денег для нужд семьи. Возвращение к реальности произошло для Влада благопристойно и вовремя. Это случилось тогда, когда они с Джоен остались одни на яхте и должны были по замыслу Майкла все изучить, разложить принесенные вещи, познакомиться друг с другом и привыкнуть к новой обстановке. Джоен находилась внизу в каюте. Влад был наверху и, развернув свой стульчик, осторожно и последовательно перемещался по палубе, отыскивая лучшее место... Наконец он решил спуститься вниз и на всякий случай узнать, где находятся туалет и душ, о которых говорил Майкл. Стараясь двигаться осторожно и ничего не задеть, Влад спустился по лестнице, ведущей вниз, в каюту, и, не видя Джоен, решил, что она как раз изучает сама эти службы, раздвинул занавеску, которая закрывала проход в другую каюту, служившую спальней, и внезапно увидел перед собой лежащую на широком диване Джоен. Она, видимо, отдыхала здесь, более того, мечтала о чем-то, поскольку улыбалась, даже усмехалась чему-то, лежа одна на широком диване спальной каюты маленькой яхты. Когда Влад так грубо и внезапно вломился в ее мир, она, очевидно, вовсе не испугалась того, что ее застают в таком расслабленном состоянии, а скорее устыдилась тому, что она размечталась, лежа здесь одна. - Я никогда не была одна на яхте! - стыдливо, но восторженно воскликнула она, объясняя свое состояние Владу. Именно в этот момент Влад пережил возвращение к реальности, которое не оставило в нем ни следа того молодого неожиданного чувства влюбленности, которое он полчаса назад испытал. - Хорошая лодка! - согласился он. - Это как дом. Майкл говорить, что тут есть туалет! Я не найти его! - огорченно промолвил Влад. Джоен заметила, как болезненно покривился русский художник. Превратно истолковав его состояние, она поспешила провести его сама к тому месту, куда следует отправиться в необходимом случае. Влад уединился там и вспомнил мечтательное выражение лица Джоен, которое он увидел в первую секунду, когда случайно сдернул нескромное покрывало: “Господи, кто знает, о чем она мечтала? Одно я знаю точно: такая девушка никогда не будет мечтать о таком бедолаге, как я!” И опять, как это случалось с ним всегда, забываясь в своем творчестве, он постарался отрешиться от всех обид, разочарований, одиночества, и, убегая от нелепой, подлой жизни и дразнящей мечты, представил Джоен именно такой, какой должен был смотреть на нее человек, которому ничто в мире не препятствует наслаждаться жизнью и красотой. Влад увидел, какой он должен нарисовать Джоен. Увидел тот нежный, мечтательный образ, который она сама любила принимать, ее нежное, чувственное тело, сладкую улыбку молодых, ярких губ, и вместе с тем пристальный взгляд чуткой, наблюдательной девушки, которая сама ищет и находит то, что желанно и необходимо ей. Когда вернулся Майкл, он нашел своих гостей сидящими на верхней палубе поодаль друг от друга. Впечатление было такое, что они просто дурачились. Джоен принимала какую-то позу, замирала на мгновение в ней, а Влад, глядя на нее долгим и оценивающим взглядом, равнодушно давал оценку: “Гу-уд... Нот гуд”. Майкл сообразил, что к этому следует отнестись как к невинному развлечению: - Я вижу, вы не скучаете! - Да, все очень хорошо! - возбужденно воскликнула Джоен, приняв лучшую из найденных поз. - Ты не должен был это видеть. Мы были в поисках... - Мне кажется, вы уже нашли, - рассмеялся Майкл и, указав на Джоен, сам скорчился, изобразив подобие той соблазнительной женщины, которая возлежала перед ним, подобравшись так, что упругая плоть напряженной ноги бросалась в глаза, во всяком случае, требовала внимания... - Могу я посоветоваться с человеком, который что-то понимает в женщине? - вызывающе спросила Джоен. - Мы можем ехать? Ты все закончил? - Да, да, сейчас поедем, - ответил Майкл и спросил Влада: - У тебя все в порядке? Можно ехать? Влад затряс головой, показывая, что у него в порядке, и со своей стороны сказал: - Если нужно помочь, ты скажи, я всегда... Майкл отмахнулся, встал у руля, завел мотор и, пока он прогревался, выскочил на причал, сам отвязал яхту и, вернувшись к рулю, повел яхту в пролив. День был жаркий, а ветер так тих, что даже не способен был раздуть паруса яхт, торчавших в центре залива. Майкл направился в канал, ведущий в широкую бухту между островом и центром города, но вдруг передумал, резко повернул вправо и, увеличивая скорость, стал удаляться от берега, двигаясь на юг, чтобы обогнуть остров и выйти в бухту с другой стороны. Влад сидел на заднем сидении, молча разглядывал все по сторонам и вместе с тем присматривался к своим клиентам. Майкл стоял у руля. Джоен была рядом с ним. Постепенно, взаимными стараниями и микроскопическими движениями, они сблизились так, что наконец он смог обнять ее одной рукой, привлек к себе, поцеловал куда-то в шею и плавно передвинул на свое место у руля. - Стань здесь. Но по закону ты не можешь рулить, пока мы не выехали вон туда, за границу залива, - проговорил Майкл, обнимая Джоен и держа вместе с ней руль. - Понимаешь? Мы должны стоять так, чтобы никто не понял, кто из нас держит руль. Если, конечно, ты не хочешь нарушить суровый канадский закон... Ты так изменилась, - прошептал он, - ты стала такой яркой, но милой женщиной! - Вчера ты мне этого почему-то не говорил, - возразила Джоен, однако в то же время осталась стоять у руля, прислонившись к Майклу. - Вчера? Ну и что? Я всю ночь думал о тебе! - воскликнул Майкл. - Тебе этого мало?! - Не знаю... - непреклонно возразила Джоен. - Не знаю, что ты думал обо мне всю ночь? - Джоен умело перевела возражение в вопрос. - Ты знаешь. Я уже сказал, - опять страстно прошептал Майкл ей в ухо, стискивая ее бока, что должно было выразить глубину его чувств, осознанных и накопленных за ночь. - Я чувствую к тебе такую ненасытную страсть, что даже не знаю, с чего начать: я могу зацеловать тебя до смерти, начиная с твоих пяточек до макушки! И вот беда: только начинаю, как вижу, что сила моих чувств превышает скорость наслаждения, представляешь? Майкл страстно шептал Джоен свои влюбленные глупости, однако она, видимо, ожидала от него каких-то других слов и, уже не надеясь услышать их, нежным, веселым, но незатронутым голосом возразила, указывая на невидимую черту залива: - Мы уже вышли из залива? Я теперь могу рулить одна? Влад! - повернувшись и изогнувшись, крикнула она художнику, который сидел на заднем сидении вполоборота к берегу. - Мы вышли из залива. Ты хочешь попробовать? Яхта летела на полном ходу, легко рассекая низкие волны, мотор гудел ровно и негромко, так что позволял с одной стороны говорить тихо, но с другой - легко было говорить на расстоянии. Влад был бы не против порулить роскошной в его представлении яхтой, чтобы потом было что рассказать друзьям и новым клиентам, но видя, как нежно прильнули новые друзья друг к другу, решительно отказался и пересел так, чтобы вообще повернуться к ним спиной. - Нет, я лучше пусть буду смотреть на город, - довольно искренне ответил он. Однако смотреть на город у него не получалось. Образ молодой, свежей, улыбчивой Джоен не исчезал даже когда Влад уставился на панораму города: зеленой полосы Хай-парка, странных строений и творений Онтарио-плейс, далеких небоскребов центра. Влад был уже немолод, и с каждым годом все чаще, сильнее, нестерпимее у него порой возникало желание влюбиться без оглядки в молодость, свежесть и получить от жизни шанс взойти вот так на свою белоснежную яхту, прижать к себе эту молодость, свежесть и полететь туда, куда душа влечет, - в морской простор (пусть даже и в простор озерный)! Лишь бы душа играла и жила, лишь бы жила беззаботно! И это желание сорокалетнего мужчины влюбиться, эта близость девушки, в которую можно было влюбиться без труда, невозможность выразить свои чувства и осознание того, как это глупо, нереально и неосуществимо, подействовали на художника угнетающе. Он больше не хотел рисовать, создавать чей-то портрет. Он хотел, наоборот, взбунтоваться и сокрушить... Но что крушить? Перед кем бунтовать? И опять, как уже случалось не раз, в его душу вернулось тоскливое чувство безысходности, опущенности, опустошенности, словно он каким-то метафизическим или колдовским способом был посажен в тюрьму, и это чувство более всего угнетало и унижало его... Когда Джоен призвала на помощь художника, Майкл тут же ослабил осаду, отодвинулся в сторону и теперь стоял рядом с ней у руля. Он вежливо указывал, куда следует ехать, как и с какой стороны пропускать встречные лодки. Вскоре они стали проходить между центральным островом, который они как раз огибали, и длинной узкой косой, которая вытянулась сюда с восточной стороны города, в конце которой было несколько мелких островков, ставших прибежищем чаек и диких гусей, которых тут было невиданное множество. - Давай подъедем! - азартно воскликнул Майкл, показывая на ближайший остров. - Влад! - позвал он художника и, обращаясь к нему и Джоен одновременно, увлеченно воскликнул: - Смотрите, этого, наверное, не встретишь ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке! Такое вообще редко где можно увидеть! Видите, какие прекрасные птицы и сколько их тут собралось, но смотрите, какие голые скелеты деревьев! Вот что делает красота, если в одном месте этой красоты собирается много! Великолепное и очень метафизическое зрелище! - расхохотался Майкл, показывая рукой на шумный, крикливый мертвый остров, птичий базар. - Одна птичка - просто прелесть, даже две еще ничего, но когда этих птичек соберется тысяча и все они кричат и гадят на деревья, прости Господи, даже могучие канадские клены не выдерживают такой красоты!.. Смотрите, даже не понять, что раньше росло на этом острове, здесь все погибло под гнетом гуано-фактора! Глядя на этот опустошенный, загаженный остров, я открыл знаменитый, пока еще никому не известный и очень неприятный закон: в жизни красота должна встречаться редко! И лучше вообще красоте с красотой никогда не встречаться! В этот момент Джоен круто повернула лодку и направилась прочь от птичьего острова, словно она и не видела сам этот остров и не слышала циничных рассуждений Майкла. - Жаль, что нет волн! Я бы хотела, чтобы наша яхта летела! - воскликнула она. Майкл рассмеялся, вновь обнял и поцеловал ее. - Понятно, дорогая, тебе просто нужен водный самолет! Или хотя бы мотоцикл. Именно на них ты можешь летать по воде! Я шучу. Не беспокойся, в другой раз волны будут. На этом озере редко бывает такая тишь. А вон там, моя дорогая, ты уже должна будешь сбросить скорость и ехать 10 миль в час! Так что приготовься, - предупредил Майкл, показывая на сужающийся канал, в который они должны были въехать. Вскоре яхта оказалась в бухте, откуда город был виден как на ладони. Пересекая эту бухту, она медленно двигалась, направляясь в узкий канал, который врезался в центральный остров. Берега канала были оформлены как длинный километровый причал, вдоль которого стояли пришвартованные маленькие и большие яхты. Майкл взял руль в свои руки и медленно повел лодку вдоль причала, отыскивая свободное место. Наконец он нашел такое место и попытался неумело пришвартовать яхту между двумя соседними так, что едва не протаранил стоявший впереди тридцатифутовый карвер. Влад вовремя почувствовал, что у клиента трудности со швартовкой. Он спрыгнул на берег и, зацепив канат за крюк, остановил неумолимое приближение маленькой яхты к великолепному карверу. Майкл благодарно помахал рукой расторопному художнику и с кривой улыбкой оправдался перед Джоен: - Я как-то целый день тренировался делать этот маневр... Слава Богу, Влад хоть и плохо говорит по-английски, но значительно лучше понимает... Когда яхта оказалась наконец крепко привязана к причалу, мужчины вернулись на борт и Майкл, довольно улыбаясь, посмотрел на своих гостей и заключил: - Вот мы и дома! Это как раз то, чем мне нравится яхта. Везде, где красиво и хорошо, ты чувствуешь себя как дома. Но перед тем, как вы займетесь портретом, я думаю, мы должны переодеться, а потом выпить по бокальчику шампанского! Влад, разбирайся со своими вещами, мы сейчас спустимся в каюту и переоденемся. О’кэй! Когда они оказались в каюте, Джоен громко, стыдливо и испуганно прошептала: - Мы не будем переодеваться вместе! Я так не хочу... - Спокойно, спокойно! Я не против! - таким же громким возбужденным шепотом ответил Майкл. - Ты забыла, что тут две каюты! Я переоденусь здесь, а ты там, - предложил Майкл, указывая на маленькую спаленку, в которой однажды Джоен застали в мечтательном и нескромном возлежании. - Нет, лучше давай ты там, - предложила она. - Как хочешь, но предупреждаю: я оттуда буду подглядывать и все время задавать дурацкие вопросы типа: “Ты уже все?”, так что лучше тебе переодеться там... Джоен ничего не ответила, хмыкнула и полезла в узкую спаленку, аккуратно закрыв шторки за собой. Майкл, однако, на этом не отвязался от старой подружки. Он быстро, торопливо переоделся сам и, крадучись, подошел к ширме, за которой была Джоен, и нудным нетерпеливым голосом стал спрашивать: - Джоен, ты уже переоделась? Я могу заглянуть? Или тебе помочь? Видимо, это возымело действие на Джоен, поскольку она разнервничалась, не смогла справиться со своей проблемой, рассердилась, высунула голову из-за ширмы и, грозно глядя на Майкла, сердито ответила: - Майкл, позволь мне спокойно переодеться... Знаешь, кажется, за эти годы ты изменился к худшему, но я надеюсь... Однако Майкл не дал ей договорить. Он встал на колени рядом с Джоен так, что их головы почти соприкоснулись, и, заведя свои руки себе за спину, беззащитно уставился на Джоен и сладким голосом прошептал: - Ничего удивительного, если я столько лет должен был жить без тебя. Он вдруг наклонился, вытянув шею и закрыв глаза, нашел губы Джоен и поцеловал ее. Когда он понял, что Джоен не отвергает его, он обхватил руками ее нежное обнаженное тело и подался вперед, проникая в крохотную спаленку. Джоен в ответ на это вырвалась и, свернувшись калачиком, отвернулась к стене. - Майкл, остановись! - вскричала она. - Хорошо, хорошо, успокойся, я ухожу наверх... Я просто хотел получить невинный поцелуй! - оправдался Майкл, вставая на ноги, вознеся руки ладонями кверху. Джоен не стала спорить с ним, она только нервно рассмеялась в ответ на его слова о невинном поцелуе и ответила: - Вот и иди. Я переоденусь и поднимусь... Майкл болезненно сжал уголки губ, словно превозмогал какую-то внутреннюю боль. Так он делал всегда, когда ему случалось совершить что-то глупое на бирже - продать фишку как раз перед тем, как она выросла, или, наоборот, купить перед тем, как упала. По пути наверх Майкл достал из холодильника коробку пива и бросил Джоен болезненным блеклым голосом: - Не спеши! Время есть. Мы пока выпьем с благородным художником за твое здоровье по бутылочке пива. Оставшись одна, Джоен неожиданно для самой себя воспользовалась советом Майкла не спешить и, переодевшись, осталась лежать в каюте. Она лежала, глядя на небо сквозь окошки иллюминаторов на редкие маленькие невинные и веселые облачка, которые иногда плавно проплывали то в одном, то в другом окошке. Ей было тревожно и хорошо. Майкл, которого она не видела так давно, стал, очевидно, совсем другим человеком. И все же в нем осталось что-то странное, напористое, иногда грубое и подчас жестокое, однако не подлое и не злое, скорее болезненное, несчастное, такое, какое Джоен могла понять, принять и которое Джоен видела в Майкле и прежде, тогда, когда они познакомились на месяц или два, молодые, ищущие... и в чем-то родные. Когда Майкл поднялся наверх с коробкой холодного пива в руке, ему было не очень приятно вспоминать то, как он неудачно показал себя внизу в неравном поединке с Джоен. - Мы подождем пока... Она не каждый день позирует “знаменитому” художнику. Ей нужно дать какое-то время. Пиво? Или лучше принести белое вино? - спросил Майкл, ударяя на слово “знаменитому” и ненавязчиво подсовывая художнику пиво. Влад охотно потянулся к пиву, и они дружно приложились каждый к своей первой бутылке. Но прежде чем перейти ко второй, Майкл громко спросил, направляя голову в сторону ступенек вниз: - Дорогая, у тебя все в порядке? Впрочем, мы не спешим... И ты не спеши! Джоен тотчас ловко развернулась, спрыгнула с дивана маленькой спальни и так же громко, звонко ответила: - У меня все в порядке. Я иду! Она поднялась наверх и вышла на палубу смущенная, но в то же время радостная и прекрасная. Она знала, что на нее сейчас устремятся с вожделением или любопытством две пары глаз. И в самом деле, ее появление было замечено! Влад вдруг близоруко сощурился, рассматривая ее, словно миниатюру на крошечной декоративной вазе, и быстро заморгал. Майкл принял не менее живописный и театральный вид: он словно забыл проглотить последний глоток пива, его щеки оказались втянуты внутрь, глаза широко раскрыты и выпучены вопросительно и удивленно. - Держись, художник! - воскликнул Майкл и, не глядя поставив бутылку на пол, восторженно захлопал в ладоши. - Слава Богу, мы не будем рисовать тебя в полный рост! Иначе перед твоим портретом будут ежедневно собираться толпы зрителей и воздыхателей! Джоен, однако, не смутилась и, подперев кулачком бок, живо возразила: - Ты мне сам сказал одеть купальник. Это я решила добавить юбку! Она чуть развела руками края коротенькой пляжной юбки и присела в реверанс, показывая, что она ничуть не стесняется и готова позировать знаменитому русскому портретисту в любом виде, охотно и без всякого стеснения, и нечего из-за этого устраивать спектакль с аплодисментами. Майкл тотчас угомонился. Он встал, протягивая руку Джоен, и когда поймал поданую ему в ответ руку, повел Джоен на корму. Там он усадил ее на заднее сидение. - Садись сюда, дорогая, я сейчас принесу вина, мы немного пообщаемся. Влад сказал, что ему надо какое-то время присмотреться к клиенту... Садись здесь, на фоне города - это, наверное, лучшее место. После этого Майкл ушел вниз за шампанским. Влад устроился напротив девушки, разложил свой маленький стульчик в проходе и выровнял по высоте ножки этюдника. Когда Майкл вернулся назад с бокалами и бутылкой в руке, он неодобрительно посмотрел на маленький складной стульчик, на котором пристроился художник, недовольно передернулся и поморщился. - Влад, Бога ради, сядь в кресло! Так же неудобно. Однако художник оглянулся на него с таким недовольным, раздраженным видом, словно к нему подлетела огромная неуловимая и нахальная зеленая муха, отогнать которую можно было только приложив все свои физические и душевные силы. - О’кэй! Не волнуйся, Майкл. Я сидеть на место хорошо. Но ты прав, плохой стул, а не место. Майкл рассмеялся в ответ и, делая широкий жест, пообещал: - В следующий раз я тебе куплю кресло в “Europe Bound”! Знаешь, есть такие: складные, на четырех ножках, с подлокотниками из широкой полоски крепкого нейлона и в подлокотниках есть еще встроенная подставка для бутылки пива! Так что в следующий раз у тебя, обещаю, не будет проблем с креслом! Влад в ответ машинально безучастно возвел руки вверх, словно благодарил за неожиданное обещание. Однако в то же время он был занят устройством всех своих многочисленных принадлежностей: он укрепил лист бумаги, зажав ее на картоне, выставил коробочки с пастелью, достал тряпки для подчистки, для очистки рук... - Не волнуйся! - успокаивающе обратился он к Майклу. - Я рисую голову выше плеч, - Влад резко отсек руками свой бюст на соответствующем уровне, показывая, как он будет видеть Джоен. - А вместо купальника я опускать полоски вечернего платья здесь... Все будет хорошо! А ты можешь смотреть на что хотеть... Не беспокойся, - с жалкой улыбкой, вздыхая, пошутил Влад. * * * Влад привык развлекать клиентов, когда работал в натуре. Клиенты бывали разные. Одни говорили без умолку, другие норовили всякий раз посмотреть на то, как и хорошо ли они вышли на белом листе бумаги... Но такие, как Джоен, всегда были самыми желанными. С ними всегда удавалось легко и приятно проводить часы, которые следовало потратить на работу с натурой, чтобы потом, уединившись у себя в комнате с фотографией клиента, спокойно довести портрет до совершенства, до завершения. Как только Джоен освоилась в кресле и, покрутившись, выбрала лучшее положение, в котором было удобно и вместе с тем живописно, она разговорилась с Майклом, выпытывая то, что хотела выспросить о нем самом. К этому времени она уже вполне успокоилась и почувствовала себя уверенно. Она наконец сообразила, что рано или поздно Майкл все равно должен будет вернуться в яхт-клуб и высадить художника, и тогда будет время решить, что делать - закончить это приключение, выйти на берег вместе с русским портретистом или остаться вместе с Майклом вдвоем на яхте... Джоен перестала тревожиться и принялась очаровывать того, кто в то же время пытался очаровывать ее саму. Она уверенно выставила перед художником подбородком вверх свое милое счастливое лицо и, стараясь не смещать его с зафиксированной точки в пространстве, обратилась к Майклу с коварными подковыристыми вопросами: - Ты часто выезжаешь с друзьями на яхте? Вы всегда берете с собой шампанское? Майкл громко и довольно рассмеялся в ответ, сидя напротив Джоен на широком заднем сидении. Он небрежно держал в руке полупустой бокал и, размахивая им в такт какой-то приятной музыке, которая, по всей видимости, как раз звучала у него в голове, ответил тоже с нескрываемой подковыркой в голосе: - Даже не знаю, что тебе ответить?! Я только могу пообещать, что отныне буду выходить в море вместе с тобой, и тогда ты сама поймешь, как часто я выхожу с друзьями... И спасибо за хороший совет! Я всегда стану брать с собой пару бутылочек хорошего шампанского!.. А вот следы того, что было до этого, уже давно замела неумолимая холодная онтарийская прибрежная волна! Майкл чувствовал себя действительно хорошо! Сегодня у него все получалось так, как он хотел. Конечно, иногда возникали мелкие неожиданности, однако в целом он понимал, что игра идет так, как надо. В таком случае можно было совершенно расслабиться и насладиться удачей. Такое состояние выпадало редко. Майкл имел резкий, независимый характер, как всякий, кто сам добился успеха в жизни. Ему редко удавалось найти гармонию в отношениях с другими людьми. Часто получалось так, что его умные, не сразу понятные шутки превратно понимали друзья, тотчас недоуменно обижались, однако, поскольку Майкл всегда оставался весел и внешне непринужден, с ним не спорили и не ругались. Однако редко кто сходился близко с ним. Настоящих друзей он в жизни не встретил. Впрочем, стремление добиться успеха, постоянное погружение в финансовые и деловые новости, которые он должен был читать и анализировать, которые никто из его друзей или коллег-программистов не понимал, не оставляли в его душе места для тоски по дружеским пирушкам и тем развлечениям, которыми жили его знакомые сверстники. Так что эта редкая минута гармонии его самого и тех, кто окружал его: молчаливого, широколобого, погруженного в свою работу художника и соблазнительной приятельницы Джоен, которая, выпятив подбородок, сидела напротив в купальнике и смотрела на него внимательно, недоверчиво, но с любопытством и надеждой, такая минута редко выпадала в жизни и обещала многое. Майкл вкушал эту минуту и мозг его возбужденно работал, отмечая и запоминая все прекрасное и быстротечное, что появлялось вокруг: улыбку Джоен, которая всегда сочеталась с лучистым прищуром ее смеющихся глаз, теми чувствами, которые испытал в эту и в следующую минуту сам Майкл, и всей той вечной картиной, которую они создавали сообща: молодая красивая девушка позировала одухотворенному художнику в тени прибрежных деревьев, сидя на белоснежной яхте и следя, как по темной воде залива проплывали остатки волн, которые брели по воде залива вслед за входящими в канал прогулочными катерами... - Влад, скажи нам честно: у тебя на родине девушки тоже любят рисовать на песке картины исторических битв, которые произошли на берегу незадолго до их прихода? - спросил Майкл, призывая на помощь опыт чужеземного художника, чтобы тем самым остудить любопытство Джоен. - Я просто не нахожу слов, как описать те безрадостные ночи и дни, в которых до сих пор пребывал и которые знала только эта невинная великолепная яхта! Джоен в ответ с досадой промолчала и видно было, что ее возмутила находчивость Майкла. Чужеземный художник открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг сделал паузу, соображая, может ли он сказать то, что собирался? Наконец он решил, что может это сказать. Джоен и Майкл ему нравились, а сейчас он уже относился к Джоен без того внезапного головокружительного чувства, которое он утром испытал к ней: - Майкл, ты должен иметь ввиду, что у нас девушки ничего не рисовать на песке. Им некогда. Хороший, перспективный девушка должен успеть выйти замуж до двадцати лет. Им некогда заниматься рисованием. Но если ты хочешь получить хороший портрет прекрасной Джоен, ты не должен ее огорчать! Смотри, у нее сместилась линия губы, а это значит, что настроение девушки изменялось “not good”. - О’кэй, о’кэй! У нас, конечно, продолжительность счастливой жизни молодых девушек намного дольше. У нас девушки выходят замуж примерно... - Майкл что-то быстро подсчитал в уме и, скривив губы в хитрой улыбке, уточнил убежденно, - в двадцать четыре года, - что как раз совпало с возрастом Джоен, но та даже нисколько не пошевелила своим упрямым подбородком и смотрела в глаза художника. После этого наступило долгое молчание. Джоен была недовольна тем, как она неудачно выразилась, и решила, что лучше помолчать позируя, тем более, что Майкл и так неотрывно смотрел на нее, хотя сам со своей стороны не начинал разговор. Художник увлеченно работал, у него как раз были самые ответственные минуты - надо было сделать композицию, схватить поворот головы и набросать контуры лица. Майкл с удовольствием смотрел на богатую натуру своей подруги и с восхищением отмечал ее несравненное превосходство среди всех девушек замечательного списка. Он так размечтался, что вдруг вспомнил, как он дерзко обнял Джоен в каюте, и вновь ощутил гладкую кожу ее полной напряженной ноги, когда она вздрогнула, почувствовав, что попала в объятия старого друга. Майкл прикрыл глаза и представил, как они вскоре выйдут далеко в открытую воду вдвоем и там Джоен ответит ему на его чувство без испуга и робости, а если не ответит, то он в отчаянии повяжет себе на шею смертельный пиратский морской галстук и нырнет на дно вместе с тяжелым якорем! Но вспомнив, как она недавно воскликнула “Остановись!”, он подумал, что, быть может, ему не нужно будет прибегать к такому верному, но жестокому средству, как пеньковый галстук. Он, наверное, будет не нужен и Джоен, конечно, она сама ждет с вожделением “всего этого сладострастного и соблазнительного”. - Майкл! Проснись! - неожиданно его звонко окликнула Джоен, заметив, что Майкл со сладкой, глупой, мечтательно-счастливой улыбкой погрузился в свой мир. Но при этом он что-то беззвучно шептал и увлеченно играл в воздухе пальчиками. - Ты забыл принести фрукты! И смотри, Владимир совсем не пьет свое пиво... Майкл от этих слов вскочил, как ошпаренный, он встрепенулся, словно школьник, которого учитель застал в самый неподходящий момент и неожиданно вызвал к доске как раз в тот вожделенный момент, когда настойчивый юноша наконец плотно приклеился к сидящей впереди вожделенной однокласснице. Майкл нервно огляделся, легко встал и, обхватив ладошками свой пустой бокал, низко поклонился два раза: вначале в сторону Джоен, потом Влада, повторяя голосом и манерами представителя древнейшей культуры, коренного выходца из Великой Китайской равнины: - Плосю не беспокоися. Сейчас будет подано сямпанское и флюкты для зенсин! После этого, довольный, что, кажется, удалось выкрутиться, Майкл быстро соскользнул в каюту. Там он успокоился, налив себе еще вина, сел за стол, продолжая размышлять о том, что вскоре он останется один с Джоен... Если раньше Влад должен был ему помочь очаровать, завоевать ту девушку, которая одна только могла спасти “знаменитую последовательность”, то сейчас он видел, что Джоен со своей стороны сама готова помочь ему ради каких-то своих чувств, но не в этом дело!.. Важно, что русский художник, как всегда случалось с этими русскими, вдруг стал помехой, и Майкл решил как-то поскорей избавиться от него, поскорей высадить на берег и остаться с Джоен на яхте вдвоем... В это время Влад, забыв обо всем, жил исключительно образом той живописной девушки, которая сидела перед ним. Впервые в его долгой портретной практике он видел перед собой такой законченный, такой готовый к воплощению образ. Никто другой в это время для него уже не существовал: ни заказчик, ни друзья, ни жена. Ему показалось, что умная, чуткая, душевная девушка Джоен смотрит именно на него своими головокружительными прищуренными глазами и ждет понимания и сочувствия именно от него, Влада, чужеземного художника. Именно такую девушку он всю жизнь мечтал встретить и нарисовать. Рука художника летала над листом бумаги. К тому времени, когда Майкл поднял фрукты и напитки на верхнюю палубу и живописно расставил, художник успел успешно завершить свое “обыкновенное чудо”, свое таинство. Майкл мельком взглянул на тот лист бумаги, который еще час назад не содержал ничего, кроме более-менее верных очертаний знакомого лица, торопливо набросанных тонкой сангиной, он вдруг остолбенел, упершись в такие знакомые веселые прищуренные глаза. Он переводил взгляд с Джоен на ее незаконченный портрет, который поразил его, и не мог решить, на что смотреть, что для него сейчас важнее... Живая Джоен раскованно сидела в заученной восхитительной позе, скрестив свои полные открытые незагорелые ноги, которые явственно выделялись из-под короткой юбки; она была погружена в какие-то свои невинные мечты, размышления, фантазии, а напротив нее, выступая в явь с плоского листа белой бумаги, появился ее непревзойденный двойник - девушка мечты. Майкл растерянно уставился блуждающим взглядом на оба изображения и не мог сам для себя решить, на чем остановить растерянный взгляд. В это время Джоен что-то спросила его, однако Майкл, не понимая, что спрашивают его, молча растерянно улыбнулся, глядя на живую Джоен, и тут же перевел свой взгляд на ее портрет, словно проверяя: а действительно его спросила о чем-то та, которой он, конечно, должен ответить? Судя по всему, его спрашивали одновременно обе девушки! Смущало то, что девушки, кажется, спрашивали одновременно, но о разном... Джоен, которая сидела прямо перед ним в роскошной позе в натуре, явно жила вместе с ним именно теми чувствами, которые увлекали Майкла, как только он оказывался в нижней каюте... Напротив, та умная и чуткая девушка, Джоен на бумаге, очевидно, жила совершенно другой жизнью. Она ждала от Майкла каких-то других чувств, а вовсе не тех, которые охватывали Майкла в нижней каюте... Она ждала, что Майкл поймет все то, что тревожит ее! Она в ответ готова была понять все те невероятные сложности Майкловой жизни, которые до сих пор не понимал никто: свистопляску учетных ставок мировых держав, новое технологическое сумасшествие современных менеджеров, которые неожиданно решили поставить все на кон и, словно гигантский финансовый пылесос, собрать все свободные деньги в мире... Девушка с портрета, нарисованная Джоен, словно звала его и обещала: если ты хочешь, чтобы все в твоей жизни изменилось, чтобы мы жили действительно вместе, очнись!.. Джоен наконец не удержалась, заметив, что ошеломленный Майкл пристально и долго рассматривает ее портрет и даже не отвечает на ее вопрос. Она решительно вскочила на ноги и побежала посмотреть сама. - Как хорошо получилось! У меня такие живые глаза! Теперь я вижу, что не зря сидела, как египетская царица! - восторженно воскликнула она и, выпятив опять подбородок, выдохнула с чувством. - У-ух, какая я! - и звонко расхохоталась. Однако этого оказалось ей недостаточно, чтобы выразить все чувства, она обняла Майкла, поцеловав в щеку. На это Майкл сконфуженно и недовольно возразил: - А я тут при чем? Я, так сказать, только предоставил студию художнику... плавучую студию, - уточнил он. Джоен не стала медлить и тотчас с чувством пожала руку художнику и тоже поцеловала в щеку. После этого Влад смягчился, улыбнулся своей широкой, долгой, глупой, беззащитной улыбкой и деликатно пробормотал: - Хорошо, я вижу, вы должны иметь небольшой перерыв. Он стал вытирать руки тряпкой долго, старательно, безуспешно, пока Майкл не посоветовал ему спуститься в каюту и вымыть руки водой. Когда художник поднялся наверх, он увидел, что Джоен с Майклом сидят обнявшись на заднем сидении, смотрят на еще не совсем законченный портрет и о чем-то тихо, быстро и совершенно непонятно для чужеземного художника переговариваются. Влад почувствовал, что должен сделать паузу и, помахав рукой в сторону берега, объяснил, что хочет погулять. - Я никогда не был на этом острове! Наверное, не скоро буду. Потом мне еще надо собраться с мыслями... - Влад таким образом пресек все попытки усадить его за стол, накормить и напоить. - Я сразу видеть твои глаза, но мне надо отвернуться, чтобы видеть лицо. Сейчас я должен смотреть, закрыв глаза... - достаточно понятно объяснил он и вышел на берег, помахав рукой и указав на часы еще раз, показывая, что вернется через полчаса. Майкл, впрочем, не проявил чрезмерной настойчивости, чтобы удержать художника. Ощущая рядом соблазнительную Джоен, он был рад сейчас остаться с ней наедине, и то новое чувство восторженного удивления, которое возникло у него, когда он в первый раз увидел глаза старой приятельницы на портрете, это чувство испарилось и вместо него возвратилось вожделение обнять, ощутить желанное тело. В то же время в нем проснулось мальчишеское желание показать себя, доказать всем, что он тоже что-то умеет и чего-то стоит. Когда он остался один с Джоен, он вдруг напал на нее, несправедливо упрекая, что она совсем не интересуется, чем он живет сейчас. - Ты так изменилась за эти годы! Ты совсем не пытаешься меня понять! - обиженно, в не свойственной ему манере воскликнул Майкл. - Но я тоже стал другим. Смотри, мы можем прямо отсюда, из центра Торонто, выйти в открытую воду и там, качаясь на волне, жить, словно мы живем в центре города... И все, что для этого нужно, это такая небольшая яхта, простенький компьютер, трубка телефона и Интернет! Можно жить как хочешь, где хочешь, лишь бы у тебя было вот это, - Майкл выразительно похлопал себя по лбу, показывая, безусловно, что у него “это” есть. - И тогда у тебя есть все: деньги, прибыль, преимущество, азарт, и, наконец, победа! В нашем мире теперь наконец побеждает умнейший! * * * Влад быстро шел по дороге вдоль длинного кривого благоустроенного причала, к которому одна за другой были пришвартованы маленькие, большие, совершенно огромные и потрясающие яхты. Влад хотел успеть посмотреть другую сторону острова - ту, которая выходила на юг и где, как он слышал, можно было прилечь на песочек, позагорать и искупаться. В то же время он видел перед собой только лицо прекрасной клиентки, он продолжал рисовать, любоваться этим лицом и вместе с тем думал о самом себе. Те замечательные торонтчане, с которыми он неожиданно познакомился, кажется, давно знали и давно любили друг друга. На его глазах они начинали, создавали свою первую настоящую жизнь. Ему с первого взгляда понравилась Джоен. Она чем-то напомнила Владу его собственную жену в те дни, когда она еще не погрузилась в ядовитый туман обманутых надежд, невоплощенных мечтаний и каких-то других обманов и обид... Когда еще перед ним не закрылась детская, откуда стал доноситься только приглушенный шум, веселый смех и постоянные требования или просьбы принести и подать больше денег. Хотя дети росли прекрасными, но в этом, как всегда подчеркивала жена, не было заслуги Влада, скорее, он мешал необыкновенному, ослепительному развитию и росту... То, как встречались Джоен и Майкл, показывало наблюдательному художнику, что обиды, денежные упреки и скандалы не всегда должны сопровождать семейную жизнь. “Он обещал заплатить 200 долларов, - окунулся в сложные подсчеты изнеможенный недостатком денежных средств мнительный художник, - это ничего не дает мне. У меня все равно не останется лишнего цента. 20 баксов он уже мне дал на проезд и, может быть, еще 20 даст на обратный путь, а мне за квартиру скоро платить 900”. В это время Майкл рассказывал, как он встретил художника. Он успел красочно описать напряженный день на фондовом рынке и то, как, проходя по улице, вдруг увидел необычного художника и как тотчас почувствовал в нем что-то! - Ты посмотри, как он рисует! Ты посмотри на эти глаза! Это твои глаза! - восторгался Майкл работой “своего” художника. - Он сидел на этом стульчике и за 20 баксов рисовал прохожим портрет! Я сразу понял, что этот парень, конечно, заслуживает в жизни большего. Ты видишь, как он рисует? Я никого еще не встречал, кто бы умел так рисовать портрет! Майкл не забывал про свое шампанское, постоянно подливал себе и призывал Джоен выпить за глаза, за художника... до тех пор, пока Джоен наконец не сказала ему, что хотела бы, чтобы он убрал вино в холодильник и не забывал, что ему еще предстоит управлять яхтой... Майкл тотчас опомнился. Суетясь, он безропотно отнес бутылки в холодильник. - Тебе хорошо, - недовольно проворчал он, - тебя рисуют, а я сижу всеми брошенный!.. Но я не ропщу! Просто хочу обрисовать обстановку. - Хорошо, не сердись! Давай пойдем вдвоем на берег, погуляем, пока не вернулся Владимир. Я сейчас переоденусь... - отозвалась Джоен и в самом деле направилась в каюту. Но прежде чем Майкл успел что-то ответить, она заметила художника, который возвращался, и, узнав яхту, помахал издали рукой. - А вот, наконец, наш... твой русский художник. Майкл вдруг почувствовал тревогу, беспокойство, а это значило, что игра пошла совсем не так, как ему хотелось, что следовало немедленно уединиться и разобраться в том, что именно ему настойчиво старалась подсказать его недремлющая интуиция. Он помог усадить Джоен на прежнее “портретное” место, уверяя, что сейчас нет ничего важнее, чем закончить портрет, после этого проводил Влада к его стульчику и помог восстановить вокруг него все необходимые мелочи. При этом ему нестерпимо захотелось спуститься вниз и выпить еще рюмку вина, чтобы сосредоточиться на том, что ему предстояло решить. И тотчас он догадался, что именно из этого возникла проблема. То, как он расслабляется, еще могла, кажется, понять его старинная приятельница, но именно способ, манера сосредоточения скорее всего огорчили ее. Майкл стал двигаться решительно, сосредоточенно и строго. Когда он закончил устанавливать портретиста и натуру, он вдруг помахал им рукой, перепрыгнул на берег и прокричал: - Теперь я сам ненадолго совершу прогулку... Майкл удалился с поля зрения Джоен и, когда отошел достаточно далеко, замедлил шаг и наконец погрузился в мир новых чувств, тревог и предчувствий. Ясно было одно: все могло закончиться вовсе не так, как он ожидал, и даже хуже того - в дальнейшем все могло стать еще хуже, чем ему представлялось. Он понял наконец, что одна Джоен не рискнет выйти с ним в открытую воду. Когда это стало ясно, Майкл растерялся. Он просчитался. Он что-то неверно понял в самом себе и в Джоен. А если это так, то думать о том, что его ждет через несколько часов, когда художник закончит свою работу и Майкл должен будет каким-то образом завершить этот день вместе с Джоен, думать об этом было все равно, что пытаться понять, в какие компании королевства Лесото или в какие Интернет-компании следовало вкладывать средства в этом году. “У меня нет ни малейшей идеи, как играть в эти глупые фишки!” - огорченно сказал сам себе Майкл. Сказав себе это, Майкл опять вернулся мыслью к Джоен и вдруг остановился пораженный. Он не мог вспомнить ту девушку, которую знал и вспоминал много лет. Подумав о ней, восстанавливая в памяти ее портрет, Майкл увидел перед собой вовсе не ту невысокую, плотную, соблазнительную девушку, перед которой хотелось упасть на колени, обхватить руками ее широкие бедра и отправиться дальше в восхитительное путешествие, благодаря богов за удачу, что подарили ни за что такую Одиссею! Вместо этого на Майкла смотрели смеющиеся глаза необыкновенной, умной, жизнерадостной женщины, черты лица которой исчезали в безвоздушной, бездушной паутине рисунка лица... И если признаться честно, Майкл должен был сказать сам себе: перед ним предстал именно тот набросок портрета Джоен, который он увидел на листе бумаги русского художника... “Черт возьми! - раздраженно выругался Майкл. - Это мне не нравится. Я не люблю, когда кто-то лезет в мою голову!” Однако отсюда, вдали от его любимой белоснежной яхты, от девушки, о которой он как раз думал, Майкл вдруг понял, что та девушка, тот близкий друг, о котором он мечтал, вдруг почему-то прихотью одаренного художника появилась прямо перед ним! Он будет совершенным неудачником, как он отозвался о самом себе, если упустит эту девушку и этот шанс! - Господи! Кажется, я совсем не туда бегу! - воскликнул Майкл и растерянно оглянулся назад. Помедлив только одно мгновение, он повернулся и побежал назад. - Как я мог ожидать, что такое произойдет с о мной! Я обманулся, как последний болван, - запыхавшись, прошептал Майкл, подбегая к своей яхте... * * * Когда художник остался с Джоен один, то погрузился в работу. Он вдруг увидел портрет девушки, которую всю жизнь мечтал увидеть, нарисовать. Он не стал медлить, словно боялся, что “глина засохнет!” Однако Джоен по обычаю торонтчан не скучала и пыталась развлечь художника и разделить бессмысленное ожидание со своим единственным собеседником. - Владимир, когда у тебя нет заказчика, когда ты не должен никого рисовать, ты рисуешь своих детей или жену? - спросила Джоен, пытаясь понять душу необыкновенного художника. - Дома рисовал, а здесь, в Канаде, нет, - ответил Влад вздыхая. Он сказал это, раздув щеки, жалко улыбаясь и почему-то стыдясь. - У меня в Торонто появилось много заказов... нет времени, так сказать, на семью и детей. Каждый мой приятель или сосед по дому просит нарисовать его дочку или жену за 20 долларов... А я не могу отказать. У меня тут просто нет времени... Есть такой грустный русский анекдот про героя Достоевского. Судья спрашивает бедного студента Раскольникова: “Зачем убил старушку за двадцать центов, если только за топор, ты говоришь, заплатил доллар?” А Раскольников отвечает: “А что плохого в этом бизнесе? Пять старушек - вот и доллар!” Грех, конечно, шутить над бедной старушкой, но я иногда именно так смотрю на свою собственную жизнь. Джоен как-то недовольно покривилась, услышав анекдот художника, но спорить не стала, а только сказала: - Знаешь, у меня в этом году появилось много богатых клиентов... В Торонто приезжает бизнесмен и первым делом покупает свой собственный дом. Мне кажется, они мне доверяют... а я доверяю тебе! - рассмеялась Джоен. - Я думаю, когда они будут украшать свой дом... а сейчас в Торонто едут очень богатые люди... - Джоен замялась, вспомнив, что русский художник тоже недавно приехал в Канаду, но, по несчастью, оказался совсем не богат. - Если бы ты мне дал... Нет, лучше мы с Майклом сделаем тебе хорошую бизнес-карточку, я уверена, у тебя просто не будет отбоя от клиентов! - Спасибо! - коротко отозвался Влад. - Если бы я был способен делать что-то еще, кроме портретной живописи, я был бы уже очень богатым и знаменитым человеком... Беда в том, что... я даже не знаю, как тебе объяснить? Мне уже столько раз предлагали разбогатеть у меня на родине! Меня трудно удивить какими-то новыми обещаниями... Я это говорю, чтобы ты понимала меня, я не хочу никого обидеть, но я не могу прыгать, как козел, маленький, короткий козел, - уточнил художник на своем странном языке и показал рукой, как именно прыгает этот нарицательный козел. - Чтобы заработать большие деньги... Как я могу прыгать, если моя семья живет без обеда... Я не верю, что кто-то может мне помочь. Ты не обижайся, если я не показать большой радости от твоего благородного предложения. - Я вовсе не обижаюсь! - воскликнула Джоен. - Но я тоже не предлагаю тебе ничего трудного... Кстати, ты пытался выставить свои картины в Торонтских галереях, на выставках? - Зачем?! - болезненно и огорченно воскликнул Влад. - Мне нечего там выставлять! Я хочу работать над портретом. Жаль, что ты этого не понимать! Например, многие могут вполне прилично нарисовать вот эту проплывающую мимо нас яхту и я могу ее нарисовать, но мало кто нарисует твое лицо так, что завтра на этот их твой портрет кто-то опять захочет посмотреть. Знаешь, - художник отложил мелки и, вытирая руки, распрямился, с горькой улыбкой посмотрев на Джоен, - я как-то рисовал одну женщину. Мне сказали, что она работает тут, в Торонто, психологом в больнице для слабоумных и что у нее зарплата семьдесят тысяч в год... - художник задержал вопрошающий взгляд на Джоен, ожидая, что та поймет сама, о чем он говорит. - Но за мной никто не смотреть! - после паузы с выстраданным чувством выразился художник. - Я думать, если бы кто-то кому-то платить за таких, как я, хотя бы 30 тысяч, я бы тоже жить в раю. Многие не понимать, что человек искусства тоже безумный. Разве я похож на человека, который способен сам в этом мире существовать? Посмотри на меня! - вырвалось у художника, он встал возбужденный, разводя и размахивая руками, а потом опять виновато и обреченно развел ими. - Я могу рисовать твои глаза и, может быть, только сто человек в этом мире могут рисовать твои глаза, как я могу, но я не могу кормить жену и детей словно безумный, больной человек. Э-эх! - воскликнул огорченный художник и попросил прекрасную натуру: - Посиди еще, я скоро завершать твой портрет. О’кэй?! Влад почувствовал то божественное вдохновение, которого ждал всю жизнь. - Сегодня мой день! - окрыленный воскликнул он и погрузился в работу, пока никто не мешал ему. Он воодушевленно прикрыл глаза, погрузился в мечтания и вдруг увидел вожделенный образ. Образ девушки своей мечты! Мечты, надежды закружились в его голове. Он подошел вплотную к Джоен, усадил ее именно так, как она должна была сидеть, развернул в пол-оборота ее голову, объяснил, как она должна смотреть на него, и вдруг без труда добился того выражения, с которым натура должна была смотреть на него! После этого он заработал раскованно и широко красками, пальцами, тряпкой, создавая, наверное, лучший в своей жизни портрет. - Влад! - внезапно окликнула его Джоен. - Твоя жена понимает тебя? Она видит, какой ты удивительный художник? Она понимает, что трудно быть художником, творцом в этой жизни? - Да! - не раздумывая, уверенно согласился Влад, однако тут же спохватился и с глубоким неопределенным вздохом исправился: - Я думаю, она с самого начала уверила сама себя в этом... и в том, что мы с ней должны стать прекрасной парой! Но после этого... Влад не высказал до конца своих чувств, он опять подошел к своей прекрасной натуре и поправил композицию. Он крепко обхватил голову девушки и с надеждой заглянул в ее зеленоватые прозрачные глаза. Джоен подняла руку, чтобы защититься и, удерживая художника на вытянутой руке, попыталась подобрать слова, которые должны были его удержать, замерла на мгновение и просто вымолвила с упреком: - Постой! Я хотела тебе помочь! Я одна тебя понимаю! Влад, однако, не стал бороться с этой высоко поднятой преграждающей рукой, он пригнулся, подхватил милую, прекрасную девушку на руки и, кружась, как во сне, прошептал: “Я знаю, ты одна должна помочь мне!” Твердо ступая, он понес свою награду вниз, в тесную каюту маленькой яхты... И в этот восхитительный редкостный момент Влад вдруг очнулся от того наваждения, которое увлекло его минуту назад и стыдливо огляделся по сторонам... - Смотри, твой умный Майкл быстро бежать назад! - радостно воскликнул он, указывая пальцем на удачливого клиента. Джоен привстала на кресле и оглянулась. Майкл бежал назад тяжело, но целенаправленно. Он подбежал, не сбавляя хода, к тому месту, где была привязана его яхта, вспрыгнул на корму и, глубоко дыша, остановился, чтобы наконец оглядеться. Первое, что он увидел, - это портрет его девушки! И за эти полчаса портрет существенно изменился: глаза Джоен все так же внимательно, проникновенно и понимающе смотрели на него, однако черты ее лица, которые раньше изображались простой игрой линий, ожили и заиграли в цвете. Его девушка была нарисована чуткой, внимательной! Да, собственно, поэтому он, Майкл, и бежал так стремительно назад, но девушка сама по себе сейчас казалась чужой, рассеянной и совершенно безразличной к нему, Майклу. “Черт возьми, такие девушки никогда не смотрят на меня!” - с ужасом и отчаянием подумал Майкл. Он тотчас перевел свой подозрительный, нахмуренный взгляд на художника, человека одухотворенного и в каком-то смысле бесполого в представлении Майкла, которого он безбоязненно оставил наедине со своей девушкой. Художник по-прежнему казался живым воплощением артистической, отстраненной от этого мира натурой. Но наряду с этим, как неожиданно заметил Майкл, эта небесная натура, эта душа оказалась воплощенной в теле вполне живом, хоть и невысоком, худеньком, но мужественном и складном. И ладно бы это было просто удачное телосложение несчастного художника! Майкла поразило совсем другое наблюдение - то, что его Джоен за эти полчаса совершенно изменила фокусировку своего взгляда, как это назвал сам для себя Майкл. Он всегда любил давать краткие, точные определения. “Черт меня возьми, я, кажется, зря проболтался так долго! Она совершенно перестала смотреть на меня...” - Майкл с досадой упрекнул в этом самого себя и его недремлющий мозг заработал, отыскивая отгадку, как он работал в самые трудные дни, как месяц назад он томил и мучил Майкла в предвидении вчерашнего краха на бирже и подталкивал: “Продай все, закройся, не дури, не жадничай, возьми свою прибыль и успокойся, пережди...” - У вас, кажется, перерыв? - вместо приветствия, заметил Майкл. - Я сейчас вернусь. Мне надо поменять мокрую футболку... - извинился он и направился к двери в каюту, по дороге изучая и, главное, запоминая для дальнейшего изучения реакцию на его слова. Слава Богу, художник остался вполне безучастен, но и Джоен, кажется, просто не обратила внимания на то, что он сказал... “Если бы я был ей действительно дорог, как она говорит, она, конечно, нашла бы повод спуститься со мной вниз... О-о, черт! Здесь что-то не так!” - обиженно насторожился Майкл. Он умылся, быстро переоделся и с наигранной веселостью, которую все равно никто не заметил, поднялся наверх. - Ну что, ребята? Я вижу, у вас работа идет... Это будет великолепный портрет! Влад, рад за тебя! Но я так понимаю, тебе еще работать и работать? Мы с Джоен прогуляемся по набережной, а ты не торопясь поработай над картиной. Это хорошо? Так будет лучше? Смотри, у нас время есть. Мы можем хоть целый час гулять, а ты работай... Ну что, Джоен, пойдем погуляем? Оставим художника наедине с картиной? Ему, кажется, еще надо поработать. Или ты хочешь, чтобы мы высадили Влада на берег и пусть он работает дома, а мы поедем покатаемся вдвоем? - предвидя, каков будет ответ, коварно спросил Майкл. Джоен ответила так, как он ожидал, и согласилась на прогулку, однако никакого скрытого умысла Майкл в ее ответе не нашел. Когда художник остался один, он воодушевленно и отрешенно обратился к своей работе. И только одно он успел подумать про себя, прежде чем отрешился окончательно: “Я совсем не знал, что такое может быть! В этой стране можно найти такого духовного, красивого человека... и при этом она ведь очень богатая девушка - дома продает! Даже Майкл перед ней трепещет!..” * * * Майкл шел вместе со своей девушкой по дороге вдоль канала и не знал с чего начать разговор. - Тебе нравится портрет? По-моему, ему удалось нарисовать тебя именно такой, какая ты есть, - спросил он то, что первое пришло в голову. Джоен охотно отозвалась. Она мелко, выразительно затрясла головой соглашаясь, однако на этот раз не стала уточнять у приятеля, какая именно она есть, а горячо ответила: - Конечно! У него прекрасно получается! Мне кажется, он просто замечательный художник! Ты должен как-то ему помочь... - Да?! - остановился Майкл. - Я и помогаю ему, как ты могла заметить! - раздраженно отозвался он. - Не забывай, что это я первый увидел его! Ты думаешь, каждый канадец подберет такого несчастного на улице? - Но мы с тобой должны попытаться еще как-то ему помочь... - растерянно ответила Джоен, которая была не готова к такому грубому, резкому ответу. После этих слов Майкл обиженно, возмущенно протянул руку вперед, словно хотел остановить этой рукой Джоен и встряхнуть ее. - Постой! Ты мне помоги! - воскликнул он. - Мы знаем друг друга уже почти пять лет. По-твоему, я уже испытал в жизни то самое счастье, после которого я должен, забыв о самом себе, самоотверженно помогать приезжим артистам? Ты что, не видишь, как я к тебе отношусь? Майкл на этот раз выплеснул свои чувства так эмоционально и болезненно, что Джоен расчувствовалась, обняла его, при этом, однако, все же не переставала вздрагивать от внутреннего смеха. - Майкл, я не ожидала, что ты такой ранимый! Бедный... Кто мог подумать, что ты тоже ищешь в жизни счастье? Я почему-то совсем не думала об этом, о тебе... Но ты сам пригласил этого художника, - Джоен вдруг нашла, как ей оправдаться и ответить. - Я была уверена, ты сам хочешь помочь ему... Майкл только на мгновение выразил и показал глубину своих встревоженных, возмущенных чувств. Как только он услышал скрытый смех и заметил улыбку в словах Джоен, он сразу преобразился... - Вот и хорошо, дорогая, - вывернулся он. - Я рад, что ты все понимаешь. Ты верно заметила - я и сам хотел помочь этому бедному художнику! Теперь я буду сам опекать его, а ты позаботься и осчастливь меня самого. Я тоже художник! В некотором смысле, конечно. - Майкл! Оказывается, ты такой обидчивый, но такой въедливый!.. Хорошо, я попытаюсь сделать тебя счастливым! - воскликнула Джоен, увлекая Майкла вперед, ухватив его руку. - Не сердись из-за моего смеха... Вы такие разные с этим художником и такие одинаковые! Вы можете быть бедными или богатыми, но вам нужно только одно - чтобы вас ценили и признавали! Я вас... Я всегда буду тебя осчастливливать и признавать! - сквозь смех воскликнула Джоен. Она шла рядом с Майклом, держа его за руку и привставая на цыпочки, тянулась губами к его уху и говорила дразнящим, сладким шепотом: - Ты тоже художник... Ты прекрасен!.. Ты такой умница!.. У тебя-я-я такие красивы-ые кроссовки - Тиимберле-енд... Майкл старался удержаться и не реагировать на это. Он только однажды не выдержал и фыркнул: - Давай, давай, показывай себя. Не беспокойся, я сохраню копию... - Копию? Зачем же копию? - переспросила Джоен. Остановившись, она обняла Майкла так, что ее руки обвили его и нежные пальчики сладострастно втерлись в мочки уха. - Запоминай! Джоен медленно и бестрепетно поднесла свои полные алые губы к устам Майкла и заключила это показательное, неотвратимое шествие долгим, чувствительным поцелуем. Джоен смотрела пристально в глаза Майкла, так что ее сморщенные, прищуренные глаза неотрывно, вызывающе смотрели в умные, непокорные, но удивленные, околдованные глаза Майкла и постепенно углублялись в них... Майкл вдруг затряс головой, словно попытался избавиться от наваждения, словно конь, которому заботливая рука поднесла охапку сена, запах которого, однако, был совершенно не знаком. - О’кэй! Спасибо! Это было великолепно... Кгх! Кгх-х! - раскашлялся Майкл. - Мне понравилось. Подожди минуту. Я сдаюсь! - вдруг искренно воскликнул Майкл и облегченно с придыханием выдохнул воздух. - Я сдаюсь. Я больше никогда не буду с тобой спорить! Клянусь. Фу-у-у-ух!!! - еще раз шумно выдохнул он. Джоен неторопливо перевела дух, довольно улыбнулась и прищелкнула языком, показывая, что она была уверена в своей власти над Майклом. Она опять взяла Майкла за руку и, чуть размахивая вперед и назад этой рукой, увлекла его дальше по узкой прогулочной дорожке, которая тянулась вдоль берега канала. - Так вот... - невозмутимо проговорила она, словно ничего необыкновенного до этого не произошло. - Я подумала, что мы должны сделать бизнес-карточки Владу или буклеты с его работами и я, например, могу раздать их своим клиентам... По крайней мере, хоть кто-то узнает о нем... Майкл остановился, беспомощно, но с достоинством развел руками и, пристально глядя в ее открытые невинные глаза, согласился, выражая беспечную доброжелательность: - Я не против. Делай, что хочешь. Кстати, у меня есть предложение лучше! - выдерживая паузу, Майкл покачнулся на ногах, приблизился к Джоен и отрывисто, сухо поцеловал ее в губы, вдруг придумав, как ему перехватить инициативу. - У меня есть для несчастного Voldemar еще один великолепный заказ. Наш главный программист через две недели уходит от нас и уезжает в Штаты. В главный офис фирмы! А на прощанье все хотят сделать ему какой-то памятный подарок. Я в общем-то тоже не прочь оставить о себе память. Понимаешь? Я могу попросить Влада нарисовать его портрет... так, чтобы об этом никто не узнал... Кстати, хорошая мысль! Я дам Владу фотографию, пару раз приведу к нам в офис, чтобы он увидел шефа... Знаешь, теперь мне кажется, я могу с помощью Влада сделать что-то необыкновенное! И, конечно, Гэрри никогда этого не забудет... - Вот видишь? Мы нашли что-то хорошее... Пусть даже не для нашего художника, а только для тебя! - охотно согласилась Джоен, которая была уверена, что нужно сделать что-то еще более благородное и возвышенное... Майкл замотал головой, расцепил скованные руки, опять взял Джоен за руку, однако на этот раз повернул назад и пошел к яхте. - Нет, это хорошая идея, - возразил он. - Тут вовсе дело не во мне. Ты не права. Поверь, я как-то и сам разберусь с Гэрри. Но ты пойми, Влад никогда не найдет в Торонто частные заказы. Он не сможет прожить, выезжая на яхты и ранчо богатых клиентов. А вот если мне удастся раскрутить его в нашей компании, тогда у него есть какой-то шанс начать жить своим великолепным искусством. Понимаешь? Мы должны продать этого парня какой-то компании. Иначе он никогда не сможет содержать себя и свою семью с помощью случайных портретов таких девушек, как ты... Не-ет! Понимаешь, в Канаде он должен рисовать не столько на деньги частных энтузиастов, сколько на деньги прибылей крупных компаний. Я все понял... Майкл увлекся идеей помощи бедному русскому художнику с такой же страстью, как час назад увлеклась этой идеей Джоен. Однако, в отличие от своей приятельницы, Майкл увлекся этой задачей, как всякой другой, в которой было не просто найти лучшее решение... - Ах, да, дорогая, постой, постой! - с въедливой иронией вдруг воскликнул он. - Ты, кажется, обещала посвятить свою жизнь... э-э-э, невинному искусству очарования таких несчастных странников, как я? Бессердечных бизнесменов, как ты считаешь, с компьютером в голове. Ох, какой ужас! Жик-жик-жик! Мой несчастный компьютер завис и при перезагрузке потерял копии всех файлов, - кривляясь Майкл изобразил сломанный компьютер, в котором безжизненно повис на плечах “главный интерфейс”. - Вставьте бут-дискету и перезагрузите систему! - противным голосом отчеканил он. Джоен тихо расхохоталась, стоя напротив и пристально глядя на Майкла. Впрочем, она не стала тянуть паузу и звонко поцеловала Майкла в губы. - Ошибка ввода! Попробуйте повторить еще! - прежним механическим голосом прогундосил Майкл, бессмысленно моргая глазами. - Если ошибка повторится, обратитесь к системному администратору... А системный администратор - это, конечно, я! - громко прошептал он в сторону. - О’кэй! Как хочешь, - согласилась Джоен. Она обняла Майкла и с явным удовольствием для себя самой поцеловала его страстно, неотрывно, чувствуя, как он вздрогнул и тут же сам предался поцелую... * * * Влад чувствовал себя на подъеме. Портрет ему явно удавался. Каждый раз, начиная новую работу, он испытывал томительный холодок, словно в нем ждала своего часа жестокая язва. Обычно это чувство быстро проходило и на самом деле ничего не появлялось: ни язв, ни... денег. Но портрет всегда клиентам нравился. Однако на этот раз ему самому понравилось то, что у него получилось. Когда вернулись беспечные влюбленные заказчики, как теперь их стал называть Влад, и сделали несколько шагов дальше по причалу, чтобы увидеть с берега, издали портрет, они оба так и остановились обнявшись, долго и безмолвно глядя на портрет, словно перед ними возникло какое-то чудо - зависла над землей летающая тарелка, вышел из-за угла на перекрестке Спадайна и Кинг живой и потерявшийся в городе бурый медведь и попросил два доллара на метро или вдруг из глубины игрового автомата в казино Рама посыпались жетончики и было невозможно понять, когда же они перестанут сыпаться... С расстояния нескольких метров было невозможно отличить нарисованность портрета Джоен. Мягкие, теплые краски пастели создавали иллюзию нежной живой кожи и лицо Джоен, укрепленное на фанере, казалось отсюда, с причала, настолько реальным, прекрасным, что нужно было потратить несколько минут только на то, чтобы понять, что это действительно просто портрет, и найти тому доказательства. И уже после этого наконец становилась понятна власть искусства и хотелось смотреть именно на сам этот портрет... Влад рассеянно и устало посмотрел на заказчиков, но видя, что те молчат и вопреки его понятиям о канадской манере общения и вежливости ничего не говорят, виновато оправдался: - Я могу еще несколько дней работать дома, если вам не понравилось. Но говорят, я обычно только ухудшаю портрет в процессе такой работы. Заказчики молча переглянулись. Майкл вопросительно поднял бровь, а сам про себя воскликнул: “Давай, скажи что-нибудь!” Но поскольку Джоен тоже ничего не говорила, он взял инициативу в свои руки. Проведя Джоен на палубу, Майкл подошел к художнику и протянул ему руку. - Знаешь? Это определенно лучше чем то, что ты рисовал на улице! - рассмеялся он. - Но если без шуток, портрет вышел просто великолепным! Спасибо! Честно говоря, я не представлял, что мне когда-то повезет и я встречу живого Рембрандта или Гойя. Я, увы, забыл, кто из них лучше рисовал портреты. Это вышло у тебя просто мастерски! - Майкл душевно высказался и крепко пожал руку художнику. - Э-э, давай, заканчивай портрет. Ты, наверное, должен, как-то закрепить пастель, чтобы она не сыпалась? А то все наши приятели будут тыкать пальцем и проверять, нарисована ли Джоен. О’кэй! Так что с этой работой все. Так? Мы оставим тут Джоен одну любоваться ее собственным прекрасным портретом, а мы с тобой спустимся вниз. У меня появилась для тебя важная работа. Пошли, я думаю, тебе это понравится. Удовлетворенный художник обратился к портрету, чтобы завершить свою работу, а Майкл ждал его, сев вполоборота на ступеньки, которые спускались вниз в каюту. Джоен молча перелезла через заднее сидение кокпита и там встала на колени так, что ее голова легла на сложенные руки, и смотрела на свой собственный портрет. Ясно было, что она приготовилась сидеть здесь до тех пор, пока ее не позовут. Глядя на нее, Майкл подумал: “Похоже, она сама себе кажется великолепной! Я вполне понимаю ее... Нет, все случилось именно так, как должно было случиться! Пять лет назад я был просто не готов понять ее, разобраться, какого человека встретил. - Майкл второпях объяснил сам себе, почему он когда-то не понял и упустил Джоен, а сейчас, увидев отраженным на портрете то, что он искал, заметил и оценил ее. - Она сама теперь лучше понимает меня... но не только она, я тоже совсем по-другому вижу ее!” Наконец художник закончил процедуру консервации, опрыскал фиксатором пастель и, повернувшись к задумчивой, отрешенной Джоен, вопросительно посмотрел на нее как бы спрашивая, довольна ли она. Джоен радостно и благодарно улыбнулась ему в ответ, и, сдерживая улыбку, выпятила подбородок, как на картине, потом помахала рукой и послала воздушный поцелуй, сдув его со своих тонких вялых пальчиков, и опять подморгнула на этот раз двумя глазами и прищурилась, как умела прищуриваться только она одна. Влад воспринял это как одобрение, удовлетворенный работой повернулся к Майклу и устало пробормотал: “Теперь можно поговорить!” Они спустились вниз. Майкл сел сам и усадил художника нервным подрагиванием указательного пальца к столу, достал спрятанную под сидением коробку с пивом и уверенным жестом выставил две бутылки на стол. - Можно выпить! У меня к тебе есть еще одно предложение, - проговорил Майкл и рассказал художнику о том подарке, который он придумал преподнести своему шефу от имени всех ребят. - Во мне ты можешь быть уверен. Я соберу с них тысячу долларов или я больше не Майкл. Майкл гордо подмигнул художнику и поприветствовал его поднятием своей бутылки. - А если кто-то откажется, не переживай, я сам заплачу! Но поверь, ему же будет хуже! Представляешь, что я посоветую, когда он потом спросит меня, что, мол, там случилось вчера на рынке? Понимаешь? Значит, десять сотен баксов считай у тебя уже есть в кармане! Нужно только, чтобы ты нарисовал портрет моего шефа... Я тебе завтра дам его фотографию, а потом проведу к нам в отдел, ты посидишь возле меня и посмотришь на шефа в натуре. Кстати, тебе будет на что посмотреть, у него самая умная и самая противная морда, которую я когда-либо в жизни видел. Представляешь, такая маленькая, толстая, круглая, с жидкими бакенбардами, - увлеченно описывал физиономию своего шефа Майкл и прикладывался к бутылке... Майкл хотел было прямо сейчас отвезти художника к себе домой, чтобы дать фотографию шефа, однако надежда на то, что Джоен все же согласится остаться с ним на яхте одна, пока еще жила в нем и он решил, что займется художником завтра, а пока следует воздержаться от горячительных напитков, которые любил Майкл, но, кажется, совершенно не выносила Джоен. - Я могу делать его портрет за двести долларов, - возразил художник, для которого идея получить тысячу долларов казалась совершенно фантастической. - Прости, что я спорить с тобой, но мне лучше иметь двести долларов, чем мечтать о тысяче... Майкл громко расхохотался в ответ, потянувшись, покровительственно хлопнул пару раз художника по плечу и, подняв свою бутылку, призвал его выпить и не беспокоиться. - Я не умею рисовать девушек так, как ты, Влад, но когда нужно у кого-то попросить чек на круглую сумму, доверь это дело мне. Я тебе дам совет, который, судя по всему, ты уже слышал здесь: не старайся сам урезать свою зарплату, тебе ее и без того всякий попытается занизить как только можно! А про эту тысячу долларов ты вообще не беспокойся. Я же тебе сказал - я сам заплачу. Упс! Пардон! Ты еще не проверил мое слово? - Майкл спохватился. Смеясь он достал бумажник и выложил двести долларов на стол. - Это обещанные двести долларов за портрет моей любимой девушки. Спасибо тебе. Портрет получился прекрасный. Но договор есть договор, так что не удивляйся, что я плачу двести. А вот с моим “любимым” шефом у нас с тобой будет совсем другая игра. Представь, в чем тут дело, чтобы ты меня понял. Мой шеф через месяц увезет твой портрет собственной неповторимой физиономии в Штаты, где он должен будет получать уже не сотню канадских тысяч, а полторы сотни тысяч американских, - доверительно объяснил Майкл. - А к этому портрету, который сделаешь ты, я приложу красиво оформленный справочный листок, который сделаю я, а на этом листочке будет написано, кто ты такой, что ты за художник, какой твой адрес, телефон, но помимо этого, в самом начале я напишу, кто подарил шефу этот портрет, и там будут имена всех наших ребят, которые, я уверен, выложат тебе каждый свою сотню за этот портрет. Но если ты почему-то думаешь, что они тебе не заплатят, не переживай, я сам тебе заплачу, как я сказал, эту тысячу, но тогда на этом листочке будет только мое имя. Теперь ты понимаешь, как работает бизнес тут у нас в Канаде? Я сделаю тебе хорошо, но при этом я и себе самому помогу чем-то еще больше!.. Влад на этот раз спорить не стал. Он молча пожал плечами, обдумывая, что ему сказал Майкл, протянул две руки вперед через стол, взял Майкла за руку и, крепко пожав ее, глядя благодарно в глаза своему новому канадскому другу, с чувством высказался: - Майкл, я могу только сказать, что ты для меня здесь быть в Торонто самый благородный, самый хороший от сердца, самый не эгоистический человеком, которого я тут встречать. Ты мой... Благодетель! - наконец нашелся Влад, как лучше всего определить своего канадского друга. Он собрал двести долларов и неловко сунул в карман смятые банкноты. - Я уверен, что у тебя будет все хорошо с Джоен. Мне очень нравится твой хороший девушка, девушка-друг! И ты, конечно, достоин этот великолепный человек! Майкл расхохотался и захлопал в ладоши: - Спасибо, мой добрый артистический друг! Кажется, я скоро это проверю. Пойдем поднимемся наверх. Мы сейчас едем назад, ты это понял? Туда, где мы тебя встретили. Я вызову такси, ты уедешь домой, расскажешь своей жене, сколько тебе пообещали за следующий портрет... Не бойся, говори уверенно, ты обязательно эти деньги получишь, а завтра я тебе позвоню и привезу картинку моего восхитительного толстощекого шефа! Надеюсь, твое искусство сможет как-то облагородить эту умную, но совершенно неблагородную “тыкву”... Джоен продолжала сидеть в своей неудобной странной позе так, что ее ноги свешивались над мотором, впрочем, ее голове было удобно, она смотрела на саму себя, на лучшее, что было скрыто в ней, и думала о самой себе. Сейчас все ее будущее было связано с одним человеком, Майклом. Она знала его давно. Но когда она случайно встретила его второй раз в своей жизни, ей показалось, что эта встреча должна была быть совсем неслучайной... Пока она выпутывалась из этих сложных воспоминаний, надежд и предубеждений, Майкл и русский художник поднялись наверх, остановились напротив нее и, обнявшись, с интересом смотрели на нее. - Ты довольна, дорогая? Искусство в лице нашего Влада просит сказать ему честно, понравился ли тебе твой собственный портрет? А если у тебя нет никаких значительных претензий к нашему русскому художнику, мы должны поблагодарить Владимира... и потом - нам, кажется, пора ехать в порт? - проговорил Майкл, стоя в обнимку со своим русским другом. Джоен растерялась. Она только сейчас наконец поняла, что поездка с художником, судя по всему, завершилась и она должна что-то сказать этому странному чужеземцу, а вслед за тем остаться с Майклом наедине. - Спасибо, - растерянно улыбнулась она. - Клянусь! - вырвалось у нее. - Я когда-то обязательно стану такой, какая я тут! - и она указала на свой портрет. - Спасибо, Владимир. Может быть, не только ты, но и другие увидят меня именно такой? Поехали! - воскликнула она, перебираясь в салон яхты. Слова Джоен произвели неизгладимое впечатление на Майкла. Он встал у руля, повернулся к Джоен, выразительно уставившись на нее, словно герой бесконечного телесериала в предчувствии последней серии, одновременно с этим точными движениями включил мотор и вывел яхту во внутренний пролив, но на этот раз уверенно двигался задним ходом. Когда яхта наконец вывернулась между соседними и вышла в центр залива, Майкл резко развернул ее носом к центру города и воскликнул: - Видишь, как я наловчился ворочаться?! Я хочу, чтобы ты поверила, что яхта - это самое безопасное место на земле! Да, да, в Торонто чувствуешь себя на палубе еще надежнее, чем на земле. Чтобы ты поверила мне, смотри! - Майкл включил рацию, поднес к губам микрофон и равнодушным голосом сказал: - Привет! Кажется, у меня проблема с предохранителями. Кто-то слышит меня? Прием! Майкл был услышан. В ту же минуту ему ответили двое. Он поблагодарил, сказал, что у него, кажется, все в порядке, и выключил рацию. После этого он вопросительно взглянул на Джоен, так что стало ясно, что он только ради нее затеял весь этот спектакль. - Видишь, как все работает! На лодке безопаснее, чем ехать на машине по хайвэю! Я сам вначале боялся открытой воды. Но тут столько яхт всегда торчит в заливе и такая связь, что можно ничего не бояться. А вон там, смотрите, возле Гамильтона, великолепная песчаная коса, можно поставить яхту на якорь и искупаться в теплой воде на мели. Масса приятных мест! - восторженно воскликнул Майкл, указывая рукой на те невидимые берега, о которых говорил. - Например, там совершенно великолепное место: Niagara on the Lake! Хороший парк, рестораны, магазины... в этом маленьком городке можно провести целый день! Зато, если испортится погода, тогда на обратном пути будет так трясти, что это на всю жизнь запомнишь! Майкл боялся, что Джоен поспешит сказать свое последнее слово в присутствии художника, и потом ему будет трудно, наверное, почти невозможно что-то изменить. Он старался сам говорить все время без остановки, а когда яхта требовала его полного внимания, показывал это так недвусмысленно, что никто не мешал ему. Увидев порт, Майкл еще более сбавил скорость и вызвал такси. Когда яхта подошла к причалу, на берегу перед офисом уже ждала машина. Майкл все более и более успокаивался, размягчался, убеждаясь с каждой минутой, что ему вскоре удастся остаться на яхте наедине с Джоен! Пришвартовавшись к причалу, он оставил Джоен и направился к художнику, чтобы помочь ему спуститься на берег. Однако Влад неожиданно резко, даже как-то грубовато отстранил его и убежденно возразил: - Не трать время на меня. Иди назад к Джоен! Майкл благодарно протянул руку, ожидая, что художник по канадскому обычаю звонко и беспечно хлопнет в ответ своей пятерней и, довольный, уберется прочь, однако Влад душевно и чистосердечно двумя руками пожал ему руку и, решительно повернувшись, ушел. Майкл растерянно прокричал ему вслед: - Я тебе завтра позвоню. Еще раз спасибо... Влад впихнул в салон машины свой рюкзак и папку и только после этого обернулся назад, чтобы помахать на прощание рукой своим новым приятелям, своему канадскому “благодетелю”. И не ему одному! Двое “благодетелей” обнявшись стояли теперь у руля и смотрели на него. Джоен прильнула к своему старому знакомому, уверенно положив ему голову на плечо, а Майкл, сморщившись, смотрел на русского художника с совершенно неожиданным выражением лица. Художник заметил что-то жалкое, растерянное в нем. Это показалось ему совершенно чужим, лишним в образе Майкла. И тогда он молча поднял две руки вверх, словно молил о помощи или, наоборот, радовался спасительной встрече, помахал ими над головой, прощаясь с теми, кто вдруг стал ему близким, дорогим, и прошептал: - Они такие молодые, счастливые! Может, им повезет опять и мне повезет вместе с ними!..