Игорь Сохань "Ласковая женщина", Вагриус, М., 2003, ISBN 5-9560-0054-6 Ласковая женщина роман "Я говорил - не ходи туда. Зачем поперся? Ииидиот! Откуда я знал, что они будут весь вечер жужжать об этом? А что - лучше, если бы я закатился в китайский ресторанчик или поплелся один в соседний пивбар - это было бы лучше? Чтобы потом меня жена схватила за горло и запиликала… как безмозглый младенец, который терзает расстроенную скрипку: Хыы-гуу! Хыы-гуу! У нее всегда такой гнусный голос, когда думает, что она права или подловила меня на чем-то предосудительном и грешном… Безбожно фальшивя разьяренная баба заорет двигаясь как пьяный инвалид по нотам: Де-ти-биль? Худа ха-диль? Как па-асмел прапить мер-за-вец наси денюски-и?! В чем я виноват? Если подсчитать, сколько мы сожрали и выпили на этой поганой вечеринке, я бы за неделю никогда столько не пропил. Что сейчас переживать? Задним умом каждый силен. И дураку было ясно, чем это кончится. Не надо было туда идти. По твоему, лучше было… Лучше было сделать то, что делает каждый благородный человек в этой стране после десяти вечера – снять шляпу, достать из холодильника баночку пива, залезть в Интернет и посмотреть, что в мире творится. Да-а, наверное, сейчас мой братец едет домой вместе с Надей… Надюшей. Сидят в своем белоснежном лимузине, наслаждаются счастьем или, прячась в такси, как честные люди целуются. В это время они всегда возвращаются домой с 54-й стрит. Хохохоох! - Как говорит Санта-Клаус. - Если бы у меня были деньги! Я бы тоже сейчас с удовольствием проглотил рюмочку Бурбона и улыбаясь вышел на вечерний Бродвей и посмотрел добрыми глазами на бродвейских девушек... Откуда девушки? Какие деньги? Деньги - это не зарплата! Деньги - это деньги!... Е-еси би у минья были деньги... Если бы мне повезло и с неба грохнулся под ноги мешок с деньгами. Вот это было бы здорово! Тогда бы я был счастлив и все бы отвязались от меня, отстали! А если бы мешок звезданулся на башку, а не под ноги? Это было бы очень плохо… Я придумал анекдот. Один мужик, такой же простой как я, всю жизнь мечтал о мешке с деньгами и так настырно канючил, что судьба наконец смилостивилась и раздраженно бросила деньги ему под ноги, только чтобы отвязаться от идиота, но почему-то промахнулась и вожделенный миллион -–это примерно 50 килограмм стодолларовых бумажек – с высоты, откуда обычно судьба пасет нас, попал прямо ему на голову. Трах-бах - и нет идиота! А судьба рассердилась как женщина, стала обвинять покойника и оправдываться: “Лопух-то-ты-лопух! Зазевался? Что я тебе говорила? Тоже мне, Коперник! Лучше бы смотрел вверх, а не под ноги!” Точно! Это знает каждый дурак! Мешок с деньгами под ногами не валяется. Миллион долларов может упасть только откуда-то сверху! Скорее раздолбанный небоскреб свалится тебе на башку! Слава богу, я не дурак, я всегда смотрю вверх, а не под ноги… Не ври, пожалуйста! Ты никуда не смотришь. Все говорят, что ты начинающий любитель выпить, который слишком много думает, но не делает ничего. Если бы все-таки упал мешочек, я бы тоже сегодня поехал в театр, а не к этим придуркам. Откуда берутся придурки? Особенно эти! На самом деле придурков нет. Они только кажутся. Как говорил вьедливый старик Бердяев, человек не-са-мо-до-ста-то-чен, - если в нем нет чего-то высшего, нет и человека. Значит можно чихать и не расстраиваться. Вот-вот! Их нет. А почему тогда так противно было разговаривать с этими ребятами. Сколько тут получаешь? А сколько тааам! А мы! А они! А в Торонто! А Нью-Йорке! Вот бы зарабатывать, как в Нью-Йорке, больше десяти тысяч в месяц, а жить на триста, как в каком-то Урюпинске или Каире, но главное, чтобы было так же тихо и хорошо, как в Торонто. Ооочень интересный вечер. Послушаешь их - давно бы все отсюда уехали к чертовой матери, а тридцать миллионов как-то же живут в этой тихой безвредной стране...» «О-о! Канада!» - Алекс пропел про себя первую строчку гимна страны, в которую он три года назад переселился, спокойно сложил руки на груди словно был в церкви или на кладбище. Никто не обратил на него внимания. Алекс сидел в вагоне подземки, рядом с женой, возвращался домой с вечеринки, думал, как обычно о всякой всячине и исподлобья поглядывал по сторонам пытливым, насмешливым взглядом… «Если бы мне так же повезло, как моему счастливому братцу, я бы сейчас не торчал тут, в этой подземной дыре, а ехал домой по Манхэттену... Так приятно, когда вокруг горят вечерними огнями прекрасные стеклянные небоскребы, а ты едешь в своем лимузине, смотришь на этот мир, целуешься и думаешь… О чем можно думать, когда целуешься! Кому-то же везет и улыбается счастье. Ну и что? Зачем этим каждый раз себя мучить? Жизнь - это жизнь! Гнусная, скучная, прекрасная... кому какая досталась. Невозможно выбрать. Это как жребий, который ищешь в темном мешке сам, щупая все содержимое своей дрожащей рукой, и понимаешь, что по сюжету в этой драме тебе не суждено найти ничего хорошего. Зачем играть такую роль? Если досталась плохая роль, не думай, что если хорошо сыграешь плохую, потом дадут другую, лучшую… Это жизнь, а не театр! Спасибо, утешил. Я и сам знаю. Сейчас приедем домой и начнется моя сладкая семейная жизнь! Бог создал сексуальный комплекс в моей башке вовсе не для размножения. Размножаться можно и без наслаждения. Лишь бы была необходимость… Или желание! А что делать с мозгами и башкой? Бог почувствовал, что оплошал, испугался, что как раз за это его осудят и, бац, придумал заглушку: забил мозги несбыточной мечтой, что семейный секс после трех-четырех лет может быть не полным дерьмом, как у меня, а какой-то райской жизнью! Сержу повезло. Так бывает. У кого-то даже через шесть лет семейной жизни секс не вызывает отвращения и желание побольше выпить… А тот, кому не повезло, вынужден забивать голову какой угодно другой сексуальной ерундой лишь бы не разрушать семью и, чтобы потом до гроба не осуждали дети… Несчастный человек – мужчина –до семидесяти лет больше ни о чем другом не думает, его башка заполнена разнообразными сексуальными фантазиями. Вот бы доктор Фрейд не занимался всякой ерундой, а составил перечень этих мечтаний. Такую книжку любой бы читал не отрываясь! Запоминал и учился… Наверное, самая распространенная мечта: мужика случайно посылают лететь куда-то без семьи на небольшом самолете… Ну и что! Любой дурак умеет об этом мечтать. Даже не надо учиться. Так вот!…В салоне кроме стюардессы только несколько молоденьких девушек и две старые монашки. Почему-то самолет ломается, корпус разлетается вдребезги, на куски, все падают, оказываются в холодной морской воде, в концов концов выплывают на берег острова, но старые монашки не выплывают, видимо где-то сразу тонут, слава богу, прости господи… Естественно из одежды ни на ком ничего нет и приходится сразу плести что-то из пальмовых листьев, чтобы прикрыть наготу и было еще интереснее. Потом удается построить кров из пальмовых веток и выковырять еду из крабов, которых удалось подобрать, когда их относило в океан отливом. Все хорошо! Не хватает только к девушкам и крабам белого винца. А тут, как раз, бац! - прибой выкатывает на желтый песочек холодненькую бутылочку шампанского… «Ого-го! Нам повезло!» - Ты кричишь: «Девчонки, смотрите, какой у меня Дон Периньон!» Если посчитать, наверное получится, что половина того, о чем я думаю – это какая-то страшно глупая, очень примитивная, но витиевато-увлекательная херня о райской, еротически-прекрасной жизни. Я не могу не думать об этом! Вот, что противно! Наверное, Ему показалось, что каждый дурак без труда найдет счастье в том, что называют сексом! Ха-ха-ха! Все пишут о сексе! Обманщики! Жулики! Журнал “Плэй-бой”, наверное, сколотил миллионы. Про меня такое не скажешь! Хотя я сам каждую ночь работаю как последний плейбой… обнимаю угрюмую жену в семейной постели и думаю, что можно выжать сладкое, душистое вино из старой замороженной виноградной грозди... Ледяное вино. Пьянящая услада! Шиш тебе, а не услада! Какой секс? О чем они говорят? Вот бы положить покойного Фрейда на моем место! Интересно, о чем бы он тогда подумал… или написал? Он бы сочинил трактат: «Причина патологических конвульсий измученного домашнего психопата в семейной постели!» Сцена первая. Пьеса называется «Гамлет, в постановке автора, Сигизмунда Фрейда». Гамлет счастлив, у него все хорошо, он по прежнему умен, умней просто не бывает, ему дали стипендию, он закончил Гарвард, получил степень магистра права, нашел работу в крупной корпорации, по-прежнему немного страдает от стресса и импотенции, но уже совершенно не думает о том, что сделали подлые люди с папой. Офелия к этому времени тоже выкрутилась, сохранила рассудок и вышла замуж за любимого человека с очень приличной зарплатой. Несмотря на все это, Гамлет все равно оказался депрессивным психопатом. Сцена вторая: крупным планом дан современный человек, который ничего не знает о Гамлете, но тоже испытывает тоскливую ярость, когда жизнь заставляет думать о неразрешимых проблемах. Он тоже оказался психопатом. У него накопились свои проблемы, которые он не знает как решить. Его беспокоит вечно неудовлетворенный секс и предстоящие муниципальные выборы. Зигмунд Фрейд очень любил сочинять такие пьесы. Вначале скажет какую-то банальность, например, что царь Эдип – суицидальный тип со сложной сексуальной ориентацией, а потом откровенно добавит все, что думает про маму и сделает выводы относительно тебя самого. Кому это нужно? Ладно, черт с ним, с этим Фрейдом. Скоро выходить. Еще две остановки. У меня осталось еще что-то дома? Если не найду, схожу к Петушковым. У них всегда можно найти что выпить… О чем я думал? Психопаты…Гамлет. Да, да… Интересная картина. Сьемка продолжается… Камеры показывают психопата, живущего в обычных современных домашних условиях. Вечер. Псих бездельничает и ворочается в кровати, нервничает, чувствует страсть, чешет все, что ни попадется, ждет и зовет из последних сил жену, мечтает о земном рае в семейной постели и читает учебник Фрейда. Наконец, слышит ответ: "Я исьо не готова! Мине нядо настроиться!" Псих огорчается, пугается, нервничает, заглядывает в учебник, листает до последней страницы, ищет подсказку: «Что ответить? Как настроить?» Ничего не находит. Дальше действует как настоящий психопат, то есть, в бешенстве бьет книжкой Фрейда по всему, по чему попадется. Ругается и ой-кает, когда попадает! Вытаскивает из под матраца “Камасутру” с картинками, копается в ней. Опять ничего не находит... Как будто мне не надо настроиться? Да. Мне не надо! Нашего брата именно так создали – всегда должен быть заведен, готов и настроен, как солдат Киплинга. Как будто нам везде и всегда должно хотеться - и дома, и в гостях, и в лифте, и где попало, и с кем попало. Как будто в этом сексе закодирована небесная поэзия! Пришел домой с работы, снял штаны, переоделся, обнял жену, настроил ее на это благословенное дело и вот тебе - наслаждайся поэзией. Кому это нужно? Как будто это нужно не мне, а Ему! Если Бог за нами подглядывает и подслушивает, господи, какую гадость он видит и слышит! Зачем он придумал эту муку? Зашнуровал в башку эту дикую страсть… Вон, тетка сидит. Только не обращай на нее внимания! Будешь так пялиться, она тебя засудит, что изнасиловал визуально! Это Канада, а не какой-то архаичный восток. Ей, наверное, лет тридцать пять. Она должна выглядеть моложе меня, а с виду чистейшая стерва. Кто такую полюбит? Зато она сильная, независимая, мускулистая женщина. Такую никто не обидит. Кому она нужна? Не обидит и не полюбит! Как она не понимает, что уже никто и никогда не получит с ней наслаждения! Только вздох облегчения, что, слава богу, условный рефлекс удовлетворился. Потребное выстрелить – выстрелило, и никто не собирается судить пушкаря за попытку насилия… Куда идет цивилизация? Скоро нормой станет не сексуальные извращения, а сексуальное отвращение! Секс в присутствии адвоката. С этим сексом надо что-то делать. Если общество запрещает заниматься сексом с женщиной, когда она не хочет, тогда нельзя запрещать, когда она хочет. Иначе это нелогично… При чем тут логика? Господь не думал так, когда создавал этот мир. Я никого не упрекаю, но я в чем виноват? Почему только мне впрыснули эти неугомонные гормоны? Тестостерон, кажется... Я должен пить анти-он… Мужчинам следует прописать, как тяжелобольному, раннюю пенсию за весь труд, который они должны изображать в семейной постели, как надо платить актеру в театре, иначе это подло, это воровство, нельзя бесплатно подсматривать за актером, когда он так мучается и страдает на сцене. Неужели люди не понимают, что человека надо кормить и поощрять, чтобы он этим занимался, даже если он сам этого хочет! Почему это никто не понимает?! Для женщин изобрели стиральные машины, посудомоечные, придумали какую-то идеальную гладильную доску и немнущиеся простыни, какие-то рубашки, которые не надо стирать и гладить, кучу всего одноразового. Только о мужчине совсем не подумали! Сволочи. Если секс так важен и незаменим в этой жизни как свободный рынок и либеральная демократия, почему нельзя было записать это в конституцию и запретить издеваться над горемычными мужчинами. Неужели так трудно придумать для этих женщин какую-то пилюлю, чтобы их не надо было настраивать! Больше всего обидно то, что в отношении настраивающего нет никакого уважения. Как будто это действительно никому не нужно… Например, мы заходим в спальню, - что делает жена? - ложится и отворачивается, спокойно засыпает с сознанием выполненного долга по части мытья посуды и прочей ерунды, а что должен делать ты? Что должен делать я, если у жены нет никакой сексо-моечной машины и вся надежда на меня, а у меня в башке и в самом запрещенном месте, ниже пояса, куда бить нельзя, как говорит какая-то заповедь, кипят гормоны и дико пылает страсть… Я не могу удержать ни гормоны, ни страсть, но их отпускать просто так, мне тоже противно. Первые полчаса я лежу в постели как раззадоренный бык после корриды! Что с меня возьмешь? Да, кроме нервных… Умных! Хорошо… - умных и нервных мыслей! Что с тебя возьмешь? Первые полчаса я к ней подлажу то так, то этак, как будто именно я один должен этим заниматься! По его замыслу так и должно быть! Хотя, конечно, это и грех, если верить пророкам... Она проснется, выругается, как ругаемся мы, мужики, между собой и недовольным голосом спросит, зачем и почему разбудил ее? А потом, разобравшись, наконец, о чем я прошу и что собственно предлагаю, недовольно и нагло спросит: "Ты почему такой пьяный?!" "Ти посему такой пияяный?" Откуда я знаю, почему я такой пьяный и что, собственно, благородный человек в такой ситуации должен ответить? Надо снять шляпу и вежливо, угрюмо промолчать, как перед покойником. Это сакраментальный вопрос – почему никто не потрудился дать правильный ответ в Книге? Или в Коране. Это нечестно! Там написано все, что должен знать человек! Если бьют по башке, надо уворачиваться. Если все-таки попадут – надо подставить щеку и улыбнуться. Если спросят виноват ли? Сказать: «Да. Нет.Тьфу…» и демонстративно умыть руки. Если попросят, как друга, выручить и помочь, не надо умничать, достаточно три раза прокукарекать петухом и отказаться, веря, что потом все равно твой поступок оправдают, тебя причислят к лику святых, словно причисление действительно такое таинство, которое не оправдывает, а облегчает… Я не знаю! Как можно человека за что-то упрекать?! В чем я виноват? Упрекать, что я виноват от рождения, значит отравить всю последующую жизнь. А, представь, - если никого не упрекать, что тогда будет? Я не хочу слышать голос логики в этом вопросе! Кто посмел сказать, что я виноват в этом сексе? Может быть, когда мне было пятнадцать лет, я действительно был в чем-то виновен, но сейчас мне уже и заниматься этим делом часто просто противно. Почему я должен думать о нем? Это какое-то расстройство, как шизофрения. Это не может быть нормой! Не печалься. Ты не прав. Секс – вещь кратковременная. Она не должна так доставать. Ты сам в этом деле очень переозабочен… Ерунда! Кошмарная жизнь, ужасная перспектива! Потом через сколько-то лет мое грешное тело состарится, заболеет и умрет, я попаду на тот свет и в приемной апостола меня встретит бездушная необразованная стерва, спросит, уточняя анкету - ложную, субъективную, испорченную, коррумпированную анкету, - зачем, мол, гражданин смертный, ты занимался этим веселым и приятным делом только ради самого себя! Что на это нужно ответить? Опять я виноват! По ее словам, получается, что я и пиво пил для себя, и живот от пива сам для себя заводил и сексом для себя занимался и вообще жил там, на земле, как в раю! Именно это тебе будут всегда и везде вменять в вину. Почему я должен так унижаться и страдать? Не нервничай. В раю тоже не всегда бывает хорошо. В раю тоже бывают трудные, па-аскудные денечки… или ночки! Не может быть, чтобы всем всегда было хорошо, чтобы так везло. Это будет не везение, а какое-то наказание!... В раю тоже должны быть какие-то «нехорошие дни», отпускные, больничные, сик-дни, дни, когда можно свалиться куда-то, спуститься ста этажами ниже и обгадиться или в морду получить для контраста или так как я сегодня повеселиться! Господи! О чем я думаю? Как долго ехать в этой подземке. Тоскливая жизнь. Смотреть не на что. Зачем это нужно? Почему я не могу понять, что творится в башке у бога? О чем он сам думает? Я могу придумать все, что угодно, но как я могу представить то, что твориться у него на самом деле? Неужели он тоже думает о всякой ерунде: о сексе, грехопадении или о том, как вчера прошло очередное тривиальное совокупление? Или то, чем я живу – это самые дешевые, бездарные или грешные и неприличные мысли Господа, а все хорошие, светлые и дневные – это то, о чем весь день я мечтаю сам, когда мне хорошо и я не думаю о сексе? Я все равно не пойму. Даже если увижу или услышу. Это верно. Мысли бога непостижимы. Самая сложная мыслительная операция, на которую я способен – это подсчет и сравнение. И даже не всегда знаешь, с чем и что ты должен сравнивать! По логике вещей нам должны были вначале показать с чем сравнивать! А нас только пугают, как детей и обещают что-то бессмысленное. Загробную жизнь! Спасибо. Я тоже врать умею. Так, как я жил здесь, я жить больше не хочу, а верить в то, что будет лучше –бессмысленно! Почему не здесь и не сейчас? Дело не в сравнении. Большинству трудно что-то сравнивать. Сравнение – очень трудоемкая мыслительная операция. Только после замены сущности числом, появилось поле деятельности для современного среднего человека. Подсчет и перечисление! Вот все, на что способен я. Раз-два-три – белые предметы, раз-два – черные!… Я получаю пятьдесят тысяч в год, а ты тридцать. Значит ты дурак. Вот и все сравнение. Не важно как живешь, важно какое-то число. Об этом они сегодня говорили весь вечер. Почему мне так не везет в этом мире? Есть два мира – один, в котором тебе везет, другой, в котором плохо. Никто не знает, как попасть в один, но, очевидно, всем плохо, кто торчит в другом." Алекс вышел из метро на станции "Верхний парк" вместе с женой. Он недовольно обсуждал сам с собой только что проведенный в кругу друзей вечер, попутно думал и спорил обо всем, о чем только можно было подумать. Это был невысокий, сутуловатый сорокалетний мужчина с короткими, но густыми темными волосами, пытливым взглядом исподлобья, он то и дело оглядывался, будто очнувшись от забытья. Он часто щурился, словно глаза были слабыми или больными, но это только так казалось, потому что его глаза блестели свежо и молодо как переспелая черная смородина после дождя. Его жена была, наоборот, невысокой, подвижной женщиной с резкими размашистыми, несколько неправильными движениями. Умное, живое лицо этой сорокалетней женщины, казалось, интересовалось всем вокруг, круглые, бойкие, вороньи глаза смотрели молодо и с любопытством, но тяжелая, усталая походка выдавала тайный итог /преодоленный роковой порог/ прожитых лет и даже одежда, которую она носила, не могла скрыть, что грузные бедра стекают вниз к отекшим и больным ногам. Выйдя из метро, они увидели сына, который сидел на каменном заборе и болтал с приятелями увлеченно, самозабвенно, словно это и было самое главное, чего добивался умный, вежливый, но строптивый подросток, каждый день уходя, словно убегая, из дома. Они остановились напротив пятнадцатилетнего "ребенка" и жена позвала сына: "Уже поздно. Не пора ли идти домой?", ее голос прозвучал непривычно, а слова чужого языка, на котором она старалась вне дома обращаться к сыну, прозвучали резко, визгливо... "А как же! Бедный мальчик ждал и мучился, когда вы вернетесь домой и ласково позовете по-английски: "Маальсик, падьом да-амоуй, узе поздньо!" Он махнет рукой своим умным, удивительным друзьям, сидевшим до этого вместе с ним на старом облупленном кирпичном заборе, и побежит к вам, разведя руки, чтобы вы поймали его как когда-то давно, подняли и закружили в священном танце любви, любви к своему единственному отпрыску. Кстати, больше никаких отпрысков не будет. Если так любить жену и так мучиться… Как это все надоело! Дикий город, чужая страна, чужая жена... эта черствая, глупая, неестественная женщина... Неужели нельзя было придумать ничего лучшего для меня? Почему мне дался дар мысли, а не смирения. Я бы смирился и очень гордился собой, а так? Как умный человек, я понимаю, что надо быть дураком, чтобы чем-то гордиться… Как умный человек я понимаю, что я бы мог жить просто великолепно! Я знаю! Кто-то же живет? Мог, да не смог!" – С необъяснимым ехидством Алекс упрекнул сам себя и на какое-то время перестал думать об обидном и возвышеном. - Оставь в покое ребенка. Ему пятнадцать лет! – гневно и хмуро, как обычно, когда говорил с женой, возразил он. - Он сам вернется, когда ему будет нужно! "Когда мне было пятнадцать я вытворял такое, что слава богу моей собственной мамы не было рядом. Залазил под юбку девчонкам и даже не говорил спасибо! Думал, что так они больше будут уважать. Ну и дурак! Они уважают тех, кто говорит спасибо... И не просто "спасибо", а говорят так, что этому хочется верить. Ты так не умеешь! Или умеешь! Попробуй...» - Паси-и-ба! – вырвалось у Алекса и он смутился. - Что ты сказал? - раздраженно обернулась жена. - Ему уже пятнадцать лет... - Иди домой. Я без тебя разберусь, - сдерживаясь, чтобы не поддаться на провокацию и не начать ругаться с мужем на улице, ответила жена. 1. Алекс переехал в Канаду через пару лет после того, как старший брат неожиданно женился на великолепной, "знаменитой" Наде, которую любил с юношеских лет, с которой когда-то ходил в горы и сидел у костра /с Надей все хотели посидеть у костра!/, с которой расстался много лет назад, как гласит всем известная /всему-курсу-известная/ легенда, на волшебной горе Чимтарга в сердце Памиро-Алая, расстался мирно, но определенно, "навечно", на горе себе, к злорадной радости почти всех своих знакомых и друзей, особенно родственников. Любовь, горы - все это было когда-то. Много лет прошло с тех пор. Изменился Алекс, изменился мир, изменился даже брат, Серж, который теперь жил вместе с обожаемой Надей в Нью-Йорке, был как и прежде весел, счастлив, доволен и каждый раз радушно звал брата приехать в гости. "Надоест. - Съездим куда-нибудь! Не волнуйся, пока ты гостишь у нас, нам будет разрешено кататься по миру за казеный счет!" Алекс не стал спорить с женой, поплелся домой, вспоминая по пути брата, жену брата, к которой всегда относился с восхищением и удивлялся, почему эта замечательная, великолепная женщина выбрала такого человека, как Серж, «а не кого-то еще»? Слава богу, после того, что ей осталось от предыдущего, богатющего, первого мужа, она могла бы, наверное, выбрать любого. "Вот бы меня выбрал кто-то! Почему мне так не везет! Это все - случайности жизни. Даже бог не может отличить счастливый случай от несчастного... Никто не знает, что хуже, что лучше. Кто знает? Может ты знаешь? Она знает? Вздор! Женщина вообще не способна отличить благородного человека от какого-то проходимца! Об этом написаны тысячи книг... Все равно было бы хорошо сейчас уехать к ним... увидеть Надю... Ты хочешь, чтобы тебя еще и там окончательно унизили? Впрочем, бедные родственники любят унижаться. Поезжай! Здесь жена играет на тебе, как какой-то бездарь на скрипке… А там тебя никто пилить не будет, зато каждую секунду ты будешь вспоминать в каком… Безобразном! Безбожном унынии ты тут живешь... Батюшка Николай столько раз говорил мне, что нельзя поддаваться унынию. Для такой души как у меня - это смертный грех… Значит, я имею полное право удрать оттуда, где чувствую уныние. Надо было сегодня уйти одному с этой гнусной вечеринки. Радость, где ты? Молчишь? Подлая…" Алекс вошел в квартиру, сбросил сандали и вдруг остановился, заметив себя в зеркале. Он втянул живот, повернул лицо, так чтобы увидеть свой точеный профиль, выдохнул и устало, но беззаботно и лениво поплелся на кухню. "Повезло жене. Морда у меня красивая... Спасибо, Господи! Я понимаю - дареному коню в зубы не сморят, но лучше бы ты такую морду дал другому, а мне подбросил под ноги мешочек с деньгами. За морду никто спасибо не скажет, а если будут деньги – все будут благодарить… Все дело в морде, а не в мешке с деньгами. Если бы я выглядел как спившейся водопроводчик, Марина бы давно послала меня к черту. Это было бы чудесно! Открылись бы новые возможности, а что еще господу нужно, чтобы осчастливить меня. Только дай ему новую возможность и он, возможно, осчастливит тебя! Хехехе! Плевал я на морду! Не это плохо. Зачем живот растет? Бомбы придумывают... Спасибо вам, дорогие ученые и изобретатели! Придурки! А с животом ничего сделать не можете! Изобрели бы какую-то пилюлю, ты выпил - и бац! - живота нет. Неужели так трудно придумать? Сколько людей мучаются..., глупый народ! Если так мучаешься, болван, ты должен выйти на улицу, построить баррикаду, поменять правительство, даже конституцию... Это ясно и ежу! А эти придурки выбирают черт знает кого. Глупая штука - либеральная демократия..." Алекс вздохнул, запутавшись в собственных мыслях и перестал думать о чем попало, он открыл дверцу холодильника, достал бутылку, свинтил крышку, сделал первый вожделенный глоток холодного пива, сделал второй и, прихватив плошку с солеными орешками, отправился на балкон, откуда открывался великолепный вид на вечерний Торонто. Балкон был надежным убежищем, это было место, защищенное самыми важными, непререкаемыми и спасительными табу! Сидя здесь, никто не смел ругаться, вообще нельзя было никого доставать - пил ли ты пиво или просто читал газету - нельзя было обругать тебя за это, нельзя было определить твою сущность каким-то грубым словом! В семье все это знали - рядом были окна соседей и каждый мог услышать и понять, о чем ругалась и спорила русская семья. Алекс услышал, как хлопнула входная дверь. В дом вернулись сын и жена. Алекс, наконец, успокоился, и развалившись в кресле на нейтральной полосе, забылся... Он пригубил бутылку пива и задумался о том, о чем думал последние несколько лет. Он думал о неких невообразимых логически-бесконечных процессах... "Только так господь бог мог создать вселенную и только так исключить самого себя за скобки мироздания. Где ему еще быть? Вселенная бесконечна, черт знает почему? В нее никто не проделал входы, но легко можно просверлить выходы! Именно для этого возникают пресловутые черные дыры, они возникают, как оспа, на теле Вселенной. Но это не оспа, а новые возможности! Это то, что делает мир открытым и якобы не мертвым… Сворачивается какая-то звезда, и начинает втягивать, приворачивать к себя пространство и все пролетающее мимо... звезда пухнет-пухнет-пухнет, сжимается еще больше и вдруг, Бах! взрывается и разлетается к чертовой матери, раскрываясь опять, но уже не у нас - в нашей веселенной, - а рождаясь вновь в какой-то своей, новой вселенной. Взвесить, подсчитать, сравнить вещество в одной и в другой вселенной невозможно и зачем? Что может весить какая-то цифра или сравнение в безвременном и бесконечном мире - там... потом, все начинается опять, сызнова. Какая-то частица, которая почти не имела веса в этом мире, потом становится мерой объема всей новой вселенной. Бесконечный, удивительный процесс, великолепный, надежный... и совершенно бессмысленный! Бессмысленный, однако, все же не такой подлый и бесчеловечный, как это может показаться на первый взгляд. Все зависит от точки зрения, от нас самих... Это точно! Дело не в черных дырах. Кто знает, как эти дыры работают? Каждый может и должен создать свою собственную вселенную, где ему хорошо, где он любит и его любит кто-то! Иначе зачем было открывать эту безумную, эту смертоносную и отвратительную теорию относительности и пытаться понять как и почему Господь бог создал это все? Почему раньше меня больше всего раздражали теории Фрейда, а теперь, если бы я где-то встретил Энштейна, я бы, наверное, плюнул ему под ноги. Взрослый человек должен понимать, что нельзя придумывать все, что угодно. Придумать можно черт знает что, а потом понимаешь, что раздумать придуманное уже невозможно. Зачем знать, что все относительно, если каждый хочет, чтобы было наоборот? Почему никто не думает об этом? Почему никто не говорит об этом? Почему даже римский папа, ничего не пишет об этом? Как ругать экзистенциалистов, так он, пожалуйста, - тут как тут со своими энцикликами, а когда нужно сказать, что человеку нужна любовь, что любовь есть, что можно жить так, чтобы она у тебя была… Надо разобраться, когда она возникает, куда уходит? Если любовь есть и она какая-то константа, она должна быть видна, как свет…" Алекс любил смотреть на вечерний город, сидя на балконе. Это напоминало картины детства, которые приятно вспоминать, лучшие картины детства: Новый год! Мир окрашен и освещен необыкновенными красками и светом. Именно так, как прекрасная новогодняя елка, каждый вечер в лучах заходящего солнца возгорались небоскребы Торонто. Такой вечер: бутылка пива, табу на ругань в общественном месте, великолепные, божественные мысли о том, о чем давно хотелось подумать и написать - нельзя было променять ни на что другое. Это было великолепное, божественное место! Место, в котором человек мог свободно думать! Если бы не оно, Алекс наверное бы уже давно уехал в Нью-Йорк к брату в гости и увидел Надю... Но там уже была другая страна, не Канада, там каждый должен был зарабатывать как можно больше и от этой потребности невозможно было отвязаться, как невозможно перестать пить, есть, спать, дышать и думать о сексе. Алекс опять задумался... только на этот раз не столько мысли, сколько образы и видения породил тот неугомонный орган мечтаний и воображения, который заменял ему обычный практичный человеческий мозг... Вначале промелькнул образ Нади. Она была такой, какой ее можно увидеть хоть сейчас на фотографиях в Интернате. Милая, добрая женщина, ласковый человек… этот образ тут же сменился девушкой, которая недавно переехала в дом напротив на одиннадцатый этаж. Эту девушку Алекс несколько раз видел, а один раз не поленился рассмотреть подробно. Дело было так. Она вышла на балкон и стала делать субботнюю утреннюю зарядку, Алекс был дома один, увидел ее, эту девушку, так напоминавшую нью-йоркскую родственницу, Надю, он несколько минут помечтал о том, о чем мечтал всегда, но потом не выдержал и притащил подзорную трубу сына, чтобы рассмотреть соседку, не соседку, конечно, а так, ви-за-ви... рассмотреть подробно. После этого он запомнил девушку навсегда! Снимок был сделан и можно было поставить его в галерею для обозрения. Алексу было все равно, что теперь делает девушка - зарядку или ужинает с другим. Пусть даже весь мир провалится к черту - он и тогда легко воссоздаст эту девушку такой, как она была и есть: увидит опять гибкое, прекрасное тело, длинные загорелые ноги. Алекс подсматривать не любил. Это занятие для идиотов! "Если у тебя нет воображения - не мешай людям жить и делать утреннюю зарядку, - занимайся работой или бизнесом и не мечтай о девочках..." – так думал он, но посмотреть один раз и запомнить то, что понравилось – это должен сделать каждый умный человек. - Я устала, иду спать, - строгим, омерзительно-бесчувственным голосом отчеканила жена "коронную" фразу из четырех слов, выступив одной ногой в пределы лоджии, на которой отдыхал муж. - Ты идешь? - Что? Иди сюда. Я не слышу, - коварно возразил Алекс, лукавя и предлагая свое вступление в какую-то игру. Жена безбоязненно, послушно подошла ближе и глядя холодным, аспидным взглядом на мужа, повторила: - Я иду спать. Ты меня слышишь? - Понял, понял... Я тоже иду. Бя-ягу! Ты готова встретиться? – уже без прежней игривости спросил для уточнения Алекс и посмотрел куда-то вдаль… закрыв глаза! - Готова. Иди скорее. Я устала. Мне завтра рано вставать.... - Идууу! - нейтральным голосом пробормотал Алекс, допил на всякий случай бутылку пива и отправился в спальню, следуя за женой. "Так ловят рыбку... бросают в воду малюсенький крючок с каким-то дохлым червячком или вообще какой-то резиновой подделкой… червякообразной… и я, рыбка, должна... должен клевать и попадаться! Времени нет! У человека не может быть чувства времени. Он не бог и не хронометр. Как я этого не понял до сих пор? Если человек специально не тренировался, он не сможет определить, сколько прошло после завтрака? Два часа? Четыре? Три часа сорок четыре минуты и пять секунд… Вообще, кто придумал эти секунды? Есть события, которые мы помним. Прошлого как временной протяженности нет... Как можно говорить о нем? Есть события, а времени нет. Или время есть?...Что значит "есть"? Например, возникает мир - до этого ничего не было. Было "Ничто". А возникает "Нечто". Скажем, оно возникло - что дальше... Нет! Как я могу сказать, что возникло "Нечто", если оно возникло одно? Одно Нечто все равно, что Ничто! Это надо запомнить. Логически, чтобы возникло "что-то" в этом мире, оно должно быть не одно! Очень важная мысль! Я должен не забыть. Наша логика, наши слова в принципе не могут описать то, что произошло в первый момент создания этой Вселенной и вообще в любой миг этой жизни. Мы должны придумать какой-то новый язык, новую логику, или вообще оставить эту тему в покое..." - Ты готова? - спросил Алекс, улегшись с женой на свой край широченной ровной упругой кровати. - А ты готов? - отвечая, как обычно, вопросом на вопрос, спросила Марина, чтобы остудить возможный пыл мужа, охладить сексуальную страсть, и кстати заодно отомстить за все, что у нее накопилось. - Я не хочу спорить. Я могу и подождать, - отрубил Алекс, вытащил книжку, которую положил в тумбочку, чтобы прочитать вечером, если жена "закапризничает" и зачем-то будет тянуть время, как обычно. Он поправил лампу, развернул книжку и уткнулся в текст. Жена с обидой и любопытством посмотрела на него. Алекс сосредоточено читал трактат "Об ученом незнании" Н. Кузанского. Он морщился, напрягая глаза больного, сорокалетнего усталого, пьющего русского мужчины. Его губы что-то шептали, словно он про себя твердил бесконечную однообразную молитву. "Какой он идиот... Ни на что не способный, - чувствуя, как волна злости и презрения охватывает ее, подумала Марина, глядя на невинную, красивую, сосредоточенную морду мужа. - Изображает из себя профессора. Почему он не может найти какую-нибудь приличную работу?..." "Лейбниц был в корне не прав! Его монады – это какая-то бредовая идея запутавшегося ученого! Он умный, очень умный человек, он только потерял себя в той логике, которая неприменима в нашем мире. Скажем, если ты - Лейбницева монада, некая первоначальная единица, которая одна из многих создала этот мир! Тогда ты просто не существуешь для мира, в котором есть число, а если есть число, значит существует что-то другое и все единицы бесчисленны... Число относительно! В тот миг, когда возник наш мир - единица была равна тысяче или сотне... Какая разница? Арифметика была еще не создана. Когда разделилась единица, Единое... Которого еще не было! Да, его еще не было, но оно каким-то образом разделилось на два, которые уже есть! Никто не может сказать, что это: два или тысяча... Цифры - такая же условность, как законы физики, как сказал бы Пуанкаре." Алекс вдруг вспомнил, где он и подумал, что, пожалуй, замечтался. Продолжая читать, он протянул руку и, нащупав жену, приласкал ее... - Ты будешь читать или мне можно уснуть? - откликаясь на это движение, спросила жена. "Женщины чудовищно нелогичны... Она преспокойно могла уснуть, пока я читаю. При чем здесь разделительный союз "или"?» - автоматически подумал Алекс, отложил книгу, выключил свет и повернулся к жене. Он попытался быстро перестроиться на "сексуальную тему", «нащупать почву», вспомнил соседку... Вместе с тем голова работала отвлеченно, как "мозги профессора"... "Постой! Замри! Сейчас услышишь..." - Ты почему такой пьяный? "Хахахаха! Ти посему тякой пияяяний? Что я должен ответить на этот вопрос?!" -Ты хочешь, чтобы мы встретились... или тебе нужно с кем-то поругаться? - вскипел Алекс и тут же почувствовал, что не он сам говорит это, а какая-то бездушная, чужая сила подхватывает его, словно он летит в тележке на американских горках. "Гооосподиии, когда это все кончится..." - подумал он и не в силах противиться тому, что с ним происходило, перестал ругаться и спорить. В своем воображении он представил... он увидел, как живую, соседку, которую два дня назад с неприятным чувством, немного стыдясь, наконец, рассмотрел подробно в подзорную трубу. Только на этот раз на балконе соседки они были вместе: сам он, Алекс, и она. Оба делали гимнастику, но постепенно вместо обычных ритмичных подскоков с заворотом ноги, соседка, игриво взглянув на него, партнера, стала приплясывать, вытанцовывая зажигательный канкан, и выбрасывала вверх восхитительные ножки в такт какой-то кабацкой, разгульной музыки, мелодии, песни…. Алекс отчаянно развеселился и вскричал: "Гулять, так гулять! Бузить, так бузить!", подхватил соседку жадными, сильными руками и почему-то пустился в танго, выгибая и заворачивая послушную партнершу в самых невообразимых позах, делая немыслимые выкрутасы и па... Вскоре музыка стихла, воображаемое танго завершилось, Алекс устало отвалился и лежа с закрытыми глазами, как бы уставившись в потолок, - так были напряжены его глазные яблоки, однако думать о том, о чем он думал до этого было противно... Совсем не хотелось философствовать и спорить с Лейбницем о чертовых монадах, он с ужасом представил, что сейчас опять соседка начнет вытанцовывать и делать свою зажигательную субботнюю утреннюю зарядку прямо у него в голове и он должен смотреть на это опять и опять... Думать о чем-то другом, о ком-то другом, кроме этой восхитительной, такой чужой и далекой, но такой доступной соседки, он сейчас не мог. Наконец, он придумал как отвлечься, представил, как они вместе идут по набережной, о чем-то увлеченно говорят... вдруг навстречу выходит Надя с братом Сержем, они встречаются, представляют друг друга...". - Я пошла в душ, - многозначительно промолвила жена, пытаясь обратить на себя внимание отрешенного мужа. - Я тоже. Сейчас. Я за тобой... - машинально ответил Алекс. - Ты зачем сегодня опять столько выпил? - спросила жена, наклонившись к мужу и поцеловав его как ребенка, как куклу, как покойника. Это напомнило Алесу прошедший сегодняшний вечер, проведенный в гостях. - Какого черта они приехали сюда? Что, им в Москве было плохо? Придурки. Почему я должен опять это слушать? Они в Москве получали больше чем здесь, приехали сюда и теперь жужжат о том, сколько они могут получать, если уедут отсюда в Нью-Йорк или Бостон. Неенаавижу таких идиотов! - вскричал Алекс, у которого неправильно удовлетворенный секс вызывал гневливость и раздражение. Жена почувствовала, как тело мужа напряглось... - Давай не будем больше ходить к ним! Зачем ты меня туда тащила? Марина откатилась и села со своей стороны широкой кровати, спустив ноги на пол. - Куда я должна идти? В пивной бар? Ты знаешь, я не люблю пиво! Иди... сам найди кого-то другого. По-твоему сюда вся Россия выехала? Никто из твоих друзей сюда не приехал! А ты хочешь тут жить, как там? Здесь надо работать, деньги зарабатывать и отдыхать. Для этого сюда люди едут... Ой, я не хочу опять говорить об этом! Я пошла... "Ччертова жизнь! Во всем виновата либеральная демократия... Как мы выбираем все это - эту жизнь, это правительство, эту странуу, эту жену-у, всю эту чертову сексуальную ер-рунду... Лучше бы было все как было сотни лет назад. Если бы мне мама сама выбрала жену, а отец работу, разве я бы так мучался как сейчас?... Маме нравится Надя. Надю любят все. А мою жену никто не любит - ни мама, ни сын, ни я... Мама никогда не выбрала бы мне эту женщину! Никогда! Мама?! Мама вообще тебе ничего не стала бы выбирать. Ты ей не нужен. Почему? Что я сделал плохого? Почему мне так не везет? Женщины должны быть добрыми. Когда женщина теряет ласковость, нежность и доброту – начинается сущий ад… Брату повезло! У него осталась Надя. Она ласковая. Мама тоже, его, дурака, любит, а мне никогда ни в чем не везет... Ты становишься завистливым и ворчливым, как какой-то ублюдок. Неправда! Я ворчлив, но не завистлив. Просто, я тоже хочу чтобы меня любили и чтобы секс был с какой-то любовью, а не просто так… когда насилие и злость торжествуют в похабном семяизвержении. Это как в опытах Павлова. Подключаешь в двух местах электроды, даешь ток – дергается ножка и лягушка испытывает наслаждение. Так делаешь несколько раз. Возникает условный рефлекс. Потом просто двигаешь ножку и мертвая лягушка дергается от наслаждения…» - Да, иду! Сейчас иду! - раздраженно ответил Алекс и поплелся в ванную, продолжая спорить сам с собой. "Я не завидую. Я удивляюсь. Это разные вещи. Мне все равно, что братцу хорошо, мне даже наплевать на это. Мне плохо, что мне самому плохо. Я человек. Я не хочу просто жить, жрать и насиловать, чтобы жить. Я хочу любить, мучиться, страдать и просить прощения. Искать, у кого просить прощения…" Алекс встал под душ и стал поворачиваться, чтобы прохладная вода омыла его, он посмотрел в потолок, задумчиво кусая верхнюю губу и споря сам с собой о своих проблемах. "Женщины - самое большое несчастье в жизни. Если мама с детства тебя не любит, значит твое дело - труба! А ведь по существу между мной и братом нет никакой разницы. Даже генетически мы, наверное, одинаковы. Идентичны, как два клонированых близнеца, как две овечки! Если бы нас перепутали при рождении... Он родился на два года раньше меня. Не важно, я говорю чисто теоретически. Случай не выбирает! Никто не может отличить меня… друг от друга, брат от брата. Случай работает в противоход генам. Если бы нас перепутали в детстве, сейчас он стоял бы под душем, а я... я бы лежал на заднем сиденье такси и смотрел на Надю и целовал самую добрую и прекрасную женщину в мире... На Надю все хотят смотреть... Все любят высоких и стройных женщин... А я люблю больше всех! Я люблю самых огромных… Метров тридцать ростом! Я сам могу быть таким, тоже метров тридцать высотой… Как Гулливер, если на него посмотреть глазами лилипута! Мы пойдем вдвоем, и все будут на нас смотреть, и говорить: Уух какие они огромные! Вот это да!... Чушь собачья! Перестань думать о ерунде! Я должен проверить почту! Я так и не заглянул в Интернет." Алекс одел халат и вышел в гостиную, где в углу возле окна стоял компьютер. Сделав несколько шагов, он вдруг остановился и покривился, словно дрогнуло и болезненно сжалось сердце. Он был не пьян, так, что-то осталось... он все еще легче поддавался упадническому настроению и был готов совершать поступки бесповоротные, необузданные и отчаянные. Он тихо подкрался к входной двери квартиры, словно за ней спрятался опасный, мистический, метафизический, тотемный зверь, которого нужно было поймать, увидеть или умертвить, чтобы окончательно стать свободным. Алекс выглянул в глазок и прислушался. Было тихо, но слушать эту тишину ему было невыносимо отвратительно. "Неужели так ребенок выпадает из чрева женщины? Чего ты боишься? Выпади, тебя подхватят. Выйди и посмотри - там нет ничего страшного. Хехехе, дудки, я не такой дурак! Второй раз меня так не купишь! Выгляни, тебе никуда не нужно выходить! А если все же рискнуть и высунуть нос из дома... Высунуть не только нос… Выступить! Голому в халате и тапочках! Сделать шаг и больше никогда не возвращаться. Это было бы здорово! По идее я должен выйти голым, без халата и тапочек, чтобы все это совершилось правильно. Второе рождение. Нельзя ничего оставить из прошлой жизни. Зачем второе рождение? Счастливая судьба не зависит от частоты рождений. Только последний дурак верит в эти глупые предрассудки? Многие верят в реинкарнацию. Верить можно… Как говорят христиане: вер много, а спасение одно! Если нет благодати – нет и спасения! Так говорят. На мне нет благодати. Благодать - это что? Это мешок с деньгами, который упал под ноги. Упал, но не повредил ни голову, ни душу! А если мешка нет, значит и благодати нет. У меня даже Нади нет, денег нет, а есть только обязанность жить вечно в согласии с этой ужасной холоднокровной женщиной. Спасибо за такую жену, Господи! Ты становишься скучным завистником, как какой-то баптист или протестант. Забыл этнические корни? Ты обычный, умный и слишком много пьющий православный неудачник! Должен верить не в исключение, а в авось! Разденься, дурик, и выйди голым! Авось повезет! Уйти было бы очень здорово... Ни паспорт не брать, ничего! Да! Это было бы здорово. А потом вернуться к любимой жене лет через тридцать счастливым и подвыпившим, и сказать: "Привет, дорогая! Почему не спрашиваешь: "Ти посему тякой пиаянный?" Алекс оттолкнулся от двери и поплелся в спальню, забыв, что хотел проверить почту в Интернете. Ему было тоскливо и нехорошо. В душе остался неприятный осадок, который хотелось выветрить. Кроме того по прежнему беспричинно горело желание уйти, удрать из дома... и наконец как-то похудеть на те два килограмма, которые, как он узнал из газет, у него оказались лишние. Алекс выглядел довольно молодо, моложе своих лет и, конечно, намного моложе Марины, своей сверстницы, жены. Вряд ли кто-то бы угадал, сколько ему лет. /Ему помогало счастливое стечение обстоятельств, обычной человеческой удачи/. Никто бы никогда не сказал, что перед ним опустившийся любитель пива с отвислым животом. /Алекс очень боялся "животов"./ Живота у него не было, хотя пиво Алекс любил. Живот был как живот. Однако за последний год Алекс почувствовал, что в нем что-то изменилось. И в нем самом, и в животе! "Я дряхлею. Старею. Старею и дряхлею!" - с ужасом время от времени пугал он сам себя и готов был сделать все, что угодно, только бы у него не возникли эти страшные признаки, свидетельства старости и дряхлости: живот и отвисшие, дряблые синяки, висящие как мешки под глазами. Это было отвратительно. Ме-шок! Для Алекса мешок – это мешок! Это мешок с деньгами! Все относительно, а деньги – есть деньги! Это счастье, которое выпадает кому-то и которое должно было выпасть ему самому. Иначе зачем было рождаться, так мучаться и жить. Мешок – было словцо, вмещающее в себя все земные богатства… Огромный, Волшебный, Божественный дар, который достается не всякому, но который по теории вероятности мог достаться ему! А поскольку все в мире относительно, дар должен был достаться именно ему… Алекс сел на край кровати. Он не мог лежать. Он не знал, что делать. - Спи. Я пойду погуляю. Мне надо подумать... - громко и четко произнес он, зная, что жена слышит и не посмеет возразить. За пятнадцать лет совместной жизни Марина убедилась, что бессмысленно бороться с мужем. С кем и с чем бороться? Муж придумает, «ляпнет» что-то, а потом несколько минут думаешь, что он сказал? Пройдет какое-то время и поймешь, что не нужно было ни о чем думать... Сказанное слово и так пройдет! Жена повернулась, приподнялась на локте и посмотрела на мужа, но ничего не сказала, только жалко вздохнула и рухнула на подушку, закрыв голову одеялом. Алекс одел шорты и майку, кроссовки, вышел из квартиры и приплясывая как спортсмен перед матчем, пошел по коридору к лифту. "Надо бегать! Благородный человек, если не дурак, должен бегать каждый день!" - радостно подумал он, догадавшись, наконец, зачем вышел, что ему хотелось. Он вспомнил ритмическую русскую песенку, которую сегодня услышал на вечеринке у друзей и слушая ее, отбивал ритм рукой, пока ехал на лифте вниз. Выйдя на улицу, он побежал к парку, чувствуя с наслаждением, что его мечта "взять и убежать из дома" начинает осуществляться. Когда Алекс углубился в парк, он вскоре почувствовал, что сил оказалось не так уж много. "Шалишь, дурачок! С такой дыхалкой далеко не убежишь. Надо было готовиться заранее. Приседать, отжиматься... , а ты хотел выйти голым из дома и убежать! Выпасть! Интересно было бы посмотреть, куда бы ты выпал с такой дыхалкой? В никуда бы добежал… Теперь я накрепко прикован к семье, к дому, навечно. Я старый, больной человек. Мне нужно иметь любимый собственный дом, хороший уход, заботу. Мне предстоит жить, понимая, что деваться некуда и я просто однолетний цветок на клумбе. У тебя дома нет, ухода нет и с твоей глупой башкой - никогда не будет. Как хорошо бежать! Черт возьми, это прекрасно. Вон, американцы, молодцы! Все бегают! Бегает вся страна. И никто не знает куда бежит и зачем... И правильно делает! Очень правильный народ! Надя, кстати, теперь, считай, американка... Наверное тоже бегает. А раньше все по горам лазила. Молодец! Она всегда была молодцом! Молода и стройна! Моя жена должна быть сейчас старше, чем Надя, когда они уехали в Штаты... Ничего себе сравнение! Марина по размеру, как две Нади. Вот это женщины! Женщины бывают разные. Какие могут быть сравнения, когда в организме этих несчастных так бурлит смесь наших гормонов ... Все перемешано. Чуть перепутают, не с тем гормоном встретятся и бац, уже толстая ходишь, а вчера еще гнулась как тростиночка. Несчастные. Никакая эмансипация им не поможет. За что боролись, феминистки? Надо их пожалеть! Половину налогов в стране я бы направил не на оборону, а на... на не репродуктивную косметологию дряхлеющих женщин! Вот что действительно спасет этот мир! И Фрейд будет рад, и Лейбниц, и даже Хайдеггер! Женщина должна быть женщиной." Думая об этой ерунде, Алекс повернулся, побежал мелкой трусцой к дому и вдруг заметил девушку, которая гуляла возле соседнего дома. Она была очень красивой, стройной, какой-то не нахально стройной и была очень похожа на "соседку напротив", хотя гуляла с собачкой. "Дама с собачкой! Неожиданная встреча. Дамочка-дама! Вы откуда приехали? Не из Сочи ли случайно? А доводилось ли вам читать рассказы дедушки Чехова? Какой он дедушка. Мужик умер в сорок пять лет! Неужели я тоже умру через каких-то несколько лет? Дама с собачкой. Любимый сюжет 40-летнего мужчины. Ооччень короткий рассказ... Постой, идиот, ты что болтаешь!? Посмотри! Это же та девушка! Вот это удача! Я, наконец, встретил ее! Она, оказывается, - дама с собачкой!" Алекс остановился и с изумлением уставился на девушку, которая прогуливалась поздним вечером вместе с неугомонной, ушастой собакой, породы английский кокер-спаниель. Собака остановилась, почувствовала что-то, замерла, нацелила нос на незнакомца, и вдруг отчаянно, целеустремленно и радостно бросилась к Алексу, вихляя всеми своими смешными прелестями: длинными висячими ушами, обрубком хвоста и задом, наконец... Она подбежала молча и вдруг, замерев на мгновение, взвизгнула словно от нестерпимой страсти и бросилась на колени Алекса, который стоял неподвижно, оттолкнулась, упала на землю, распласталась и дергая нетерпеливо лапами, потребовала внимания и ласки. Алекс посмотрел на собачонку без большого энтузиазма, неохотно наклонился и пару раз прочесал пальцем собачьи ребра. Девушка-соседка подбежала, испуганно подзывая собаку: - Нора, назад! Ко мне, Нора!... Алекс с удивлением услышал родной русский язык. Девушка, восхитительная ви-за-ви с одиннадцатого этажа, оказалось соотечественницей! "Вот это да! Не спеши радоваться. Подожди, сейчас увидишь: из соседнего дома вывалиться мордоворот и воняя коньяком крикнет: Жена! Зенааа! Ты где? Ты где, моя зяна? Идьи ка мне и пасеси спину… Такие красотки бывают только у русских бандитов! Ну и что? Женщин не переделаешь. Надин муж тоже был большой бандит, царство ему небесное. Женщины почему-то всегда любят богатых. А богатые бывают или придурки, или бандиты! Конечно, умная женщина предпочтет бандита… Или наоборот? Надо подумать… Глупо упрекать девушку за это, а вот то, что этот собачий поводок у нее стоит по крайней мере сто пятьдесят баксов – это не хорошо!" - Не волнуйтесь, девушка! Я не боюсь собак! - Алекс ответил по-русски: ясно, кратко, точно и без улыбки. "Спокойно! Скажи: меня любят собаки! Я верный семьянин... Дурацкая шутка! Надо сказать не так. Я романтический герой! Я умный. Я нравлюсь не только каким-то слюнявым собачонкам, но и прекрасным женщинам, таким как… или, наконец, детям! Чушь собачья..." - Она не кусается, - улыбнувшись, девушка весело, облегченно рассмеялась. - Вы это видите. - А кто кусается? Кто будет кусаться в этой тихой, безвредной стране? - равнодушным тоном пошутил Алекс. "Вот и все! Прощай, моя радость! Мне не везет, как всегда. Тебе ненамного больше тридцати. А мне?!... Тебя дома ждет злой, пьяный и богатый муж! А меня?..." - подумал Алекс, остывая и погружаясь в упадническое настроение. Он смотрел на соотечественницу, замечая явные признаки благополучия, молодости и счастья в одежде, лице и поведении. - Вы знаете, вас очень любят собаки... - сказала она. - Знаю. Но не надо надо мной насмехаться. Я сам могу себя хвалить. Меня никто не любит. - обречено и пессимистично возразил Алекс. - Вы не правы... и собачка ваша тоже не права. Девушка прекратила попытки приковать к поводку собаку и посмотрела на странного, печального, депрессивного и безопасного соотечественника с интересом. Алекс остановился перед девушкой, сунул руки в карманы тренировочных трусов и с выражением, которое более всего сам в себе ненавидел, придирчиво и внимательно посмотрел на девушку, которую прежде видел только издали в глазок телескопа. Близкое знакомство подтвердило первоначальное наблюдение - не его поля ягодка! Алекс замкнулся и хмуро замолчал. - Вам плохо здесь? Знаете, я заметила, очень многие из наших приезжают и потом так страдают... - сочувственно произнесла девушка и улыбнулась "вечной, женственной" улыбкой, которую Алекс так ценил в женщине. Она улыбнулась! Было очевидно, что именно такова она внутри, в душе своей, что именно так она и думает сейчас. "Нежный, душевный человек. Ласковая женщина - мечта всякого неглупого мужчины. На балконе она мне показалась несколько атлетичной... А она вся полна сочувствия к бедным соотечественникам, думает о них. Она добрая. Нет у нее мужа! А поводок за сто пятьдесят баксов откуда взялся? У нее есть только собачка, она любит ее и делает все для своей любимой. Это же хорошо! О чем она думает? Кажется, спросила, не страдаю ли я здесь? Очень страдаю! Плохо! Мне ужасно плохо! Я самый несчастный из всех! Говори, дурак, что же ты молчишь!" - Мне не плохо. Во всяком случае не хуже, чем раньше... чем там. Если вы это спрашиваете? - возразил Алекс, "прыгая" глазами в своей обычной манере с предмета на предмет: посмотрел в зеленые глаза девушки и, не найдя там ничего в ярком свете фонарей, перепрыгнул на стройные ножки, на собачку, вежливо пнул мячик, перепрыгнул глазами на бедра /девушка была одета в черные спортивные шорты-трико/, на грудь /большую, хорошую, выдающуюся грудь/, уставился на тонкие ухоженные пальцы , которые нервно барабанили по коробке с поводком. - Я пока еще не нашел, где и как мне может быть хорошо. Сейчас... сейчас мне действительно плохо. Я бегаю. Я должен похудеть. Так говорит канадская статистика. Представьте, кто у нас в России сказал бы, что я живу с излишком веса примерно два килограмма? А здесь такая точность! Посмотрят и говорят: молодой человек, у вас лишних два киллограмма! Я бы начихал на это, два кило немного, но это знак, что двигаешься в дурном направлении, а сбросить все бывает очень нелегко. Накопить киллограмы тела хуже, чем накопить грехи. От ожирения не спасет раскаяние. Я вам это говорю, потому что вы такая стройная. Вы не обидетесь? А вообще, я в поисках счастья. Есть такая болезнь... Девушка улыбнулась и не найдя, что ответить на такую замысловатую исповедь, нерешительно попрощалась. Алекс сдержанно поклонился и ничего не сказал. "Болван! Что ты наделал? Она сейчас уйдет!" Подумав об этом, Алекс вдруг изменился, он почувствовал, как свежая, бодрая волна брызнула в мозг, он воспрянул духом, развеселился как никогда еще не веселился после отъезда из родного Питера и пошутил. - Сердечно рад случаю познакомиться... Кстати, можно сказать, нас уже представили! Вашу собачку зовут Нора, а вас ... я слышал, вас называют: Ггяав-а! - Алекс очень верно повторил тявканье вертлявой собачонки. Он наклонился и потрепал за ухо добродушное, неугомонное, преданное существо. - Меня зовут Алекс. Запомнила? Скажи: А-лекс! Дай лапу. Будем знакомы... По собачьи, конечно, мое имя звучит не представительно, не то, что Лев Толстой, но что поделаешь! - криво улыбнулся Алекс, распрямился и опять уставился в глаза новой знакомой. - Меня зовут Анна, - со смехом представилась девушка. Она не нашлась как отреагировать на новый шутливый тон странного импульсивного соотечественника, испугалась и на всякий случай решила попрощаться. - Рада была познакомиться. Уже поздно. Мне пора. Увидимся... - Увидимся, - ответил Алекс, наклонился, построил собачке длинный носик, и она тоскливо заскулила в ответ, он бросил на прощанье: "Не скули, бедняга! Тебе еще повезет когда-нибудь!", развернулся и побежал делать новый круг по Хай-парку. "Молодец! Правильно сделал! Молодые девушки любят бедных и несчастных, но сия любовь - не любовь, даже не страсть, а так... . Ты прав. Не надо было изображать из себя страдальца. Женщины уверяют себя, что любят бедных, когда окручивают богатых и называют их несчастными. Окручивают как умеют, мечтают приготовить вкусный ужин, стараются, а потом вдруг видят, что должны каждый день кормить наглых, больных или подлых, хотя с деньгами, но что с того? Так угасают девичьи мечты и рождается мечта о других, умных, интересных, начитанных... таких как ты! Круговорот желаний, закон природы. Таких, как я? Чушь собачья! Бежать. Вперед. Надо бегать каждый день! Позор! Как я опустился! Грешный, пошлый, грузный, дряхлый почти сорокалетний старик. У тебя по-канадским понятиям лишних два килограмма! Тебя девушки не любят, а любят только глупые, добрые ушастые собачки... Вперед. Держись. Теперь ты должен бегать каждый день! Который час? Начало первого. Черт возьми, завтра я ноги протяну... Лишь бы я не протянул сегодня! Беги, мужик, беги и не плачь. Тебе еще повезло. Ты встретил такую девушку. Будет теперь о чем вспомнить и помечтать…" Алекс бежал трусцой, дыша ртом шумно, с резким свистящим выдохом. Девушки, Черные дыры, Семья, Любовь, которой он недавно предавался вместе с женой и та Любовь, о которой ему было приятно мечтать, удивительная новая знакомая, - все это, наконец, оставило его, ушло, он отдыхал так, как может быть десять лет не отдыхал даже во сне! Он бежал, переваливаясь с ноги на ногу, старался не нарушить тот ритм, который установился в самом начале этого неожиданного, восхитительного, бодрящего бега и не думал ни о чем... 2. На следующий день Алекс проснулся рано. Тело просило покоя, ныло, где-то что-то болело, тянуло, ломало, но в душе постепенно начинался подъем. Хотелось немного, еще чуть-чуть полежать, но не для того, чтобы поваляться, а чтобы вспомнить нечто прекрасное… вчерашнюю девушку, например, восстановить, воскресить приятную ситуацию, опять рассмеяться, пошутить… И совсем не хотелось идти на работу. Алексу вообще никогда не везло с работой. У него и работы-то в жизни не было, если говорить о работе как о призвании. Дома, в Питере, он жил частным извозом, ездил по городу развозя богатых, чаще пьяных, и всегда нуждающихся горожан. До приезда в Канаду он занимался этим прибыльным и богоугодным бизнесом почти десять лет, зарабатывал неплохо и даже боялся потерять эту, как он говорил: ублюдочную синекуру. Жизнь Алекса круто изменилась двадцать лет назад. Словно цыганка нагадала, показыв сломанную черту на беспечно протянутой руке несчастливого юноши: «Смотри, - нехорошо, видишь?! Не повезет тебе от того, что сейчас будет. Ой, не хорошо, кареглазый…» - не повезло Алексу. Кто знает, кто виноват? Он был молодым первокурсником, студентом-физиком, думал о возвышенном, вечном и бесконечном, увлеченно читал запрещенные книжки отцов церкви и русских религиозных философов, которые по секрету давали ему читать старшие друзья, бывшие одноклассники батюшки Николая. С этим батюшкой он случайно познакомился в электричке, когда ехал на дачу родителей. Алексу понравился батюшка. Батюшке Николаю тоже приглянулся умный, вдумчивый, неугомонный и заметный, словно отмеченный каким-то знаком /или печатью – спаси его господи!/ юноша, которого он однажды встретил в электричке волею божьей. Вместе с батюшкой Алексу открылся прекрасный новый мир звучания необычных слов: соблазн, прегрешение, гордыня, благодать и утешение. Тогда он в первый раз и последний стал прислушиваться и уважать предание больше чем писание и собственные мысли. Алекс изменился, стал увлеченно говорить со всеми о духовных книжках, как ребенок о своих игрушках, и по неосторожности поделился обретенным богатством с новыми университетскими друзьями. С кем-то из них вышла осечка. Алекса вызвали в деканат и оставили наедине с молодым человеком, почти сверсником. Настойчивый, но не слишком умный работник известных служб, говоря загадочно и неопределенно, попытался склонить его к сотрудничеству. Алекс легко «раскусил интригу», понял что нужно говорить, чтобы «не попасться», обрадовался, что если им так заинтересовались, значит, он на верном пути, вежливо извинился, неуловимо-насмешливо отказался от сотрудничества, мало ценя учебу и не боясь угроз. Тогда он чрезвычайно гордился собой, верил, что делает все правильно и только последний человек может этим не умилиться. Ему ни с кем не хотелось ссориться… Однако, ему опять не повезло, он был не понят, разговор вскоре прекратился. Алекс, очень довольный собой, ушел домой. После этого ему стало так плохо, что сразу захотелось больше ни о чем не мечтать, никому не доверять: ни друзьям, ни собственным чувствам, ни каким-бы-то-ни-было мыслям и надеждам. "Зачем ты мне так нагадил, подлый ублюдок? Я же ничего плохого не сделал и тем более тебе лично! - с болью, ненавистью и презрением долгие годы спрашивал Алекс в своем воображении вновь и опять вербовщика секретных служб. - Ты же вырос без веры и чести. Не вышло со мной. Ну и что? Зачем ты, паскуда, пошел в деканат и заложил меня? Что тебе от этого - конфетку дали? Ты стал полковником? Генералом? Дачу получил? Квартиру? Нет. Ты остался вонючим ублюдком и коз-з-злом, выгавноблядком!?" Алекс был отчислен из университета, попал в армию и, как говориться, научился больше ничего не бояться. Вернувшись в Питер через два года, попытался поступить в университет, понял, что попал в какой-то черный список. После этого он оставил все попытки доучиться и получить диплом. Он купил старую машину, починил ее, "перебрал драндулет" вместе с приятелем, с которым сдружился в армии. После этого Алекс стал зарабатывать деньги частным извозом. К этому времени он уже был женат. С юношеских лет в нем осталась привычка философствовать, уверенность в собственном бессилии и силе, абсолютная бессмысленная воля, как у Рахмедова, который с классическим благоразумием заранее привык спать на гвоздях, и бесстрашие, а также обида на многое, если не на все. Когда старший брат, Серж, женился на Наде, которая после жестокой и грязной /среди каких-то девиц, предательства, пыток/ гибели мужа овдовела в тридцать пять лет и когда они /она и Серж/ уехали в Нью-Йорк, Алексу тоже захотелось куда-то уехать. Ему сказали, что из России теперь каждый может легко выбраться в Канаду. Марина отнеслась к этой "бредовой идеей" мужа на этот раз весьма благосклонно, хотя он выпалил это просто так, назло, в горячке очередной семейной ссоры. После этого Алекс изрек сакраментальную фразу, которую сам бы не смог больше никогда повторить: Женщины нас слышат и о чем-то думают постоянно. Только не так как мы. Не надо спорить с ними. С этим нужно смириться и не пытаться понять. Кроме того он высказал мысль, которая и потом показалась ему самой главной мыслью: Все неприятности зависят только от того, где, как ты думаешь, ты живешь. Прошло три года с тех пор, как Алекс с семьей переехал в Торонто, но ничего важного в жизни его семьи не произошло... Вначале Алекс проверил, нельзя ли найти в Торонто работу водителем? За десять лет работы в крупном городе, таком как Санкт-Петербург в России, он научился крутить баранку как первоклассный таксист. Он быстро нашел первое предложение. Это была работа по развозке каких-то товаров от Ниагары до Оттавы, но он отказался, услышав свой собственный голос: "Если будешь зарабатывать на жизнь как дурак в одной позе, приобретешь геморрой…". Доверяя своим собственным советам больше чем друзьям и жене, Алекс решил больше никогда не садиться за руль. Жизнь, однако, несколько подкорректировала эти планы. Через месяц Алекс нашел работу в мелкой фирме, где приходилось развозить по офисам десятилитровые бутыли с питьевой водой. Он все же сел за руль, но в то же время каждый день работал больше ногами и руками, двигался... Это было хорошо. Плохо было то, что мало платили и это стало причиной нескончаемых семейных ссор. Жена, работала бухгалтером /бюстгалтером, как эту работу в минуты споров и взаимных упреков, в отместку и для обиды, он называл/, зарабатывала неплохо и требовала, чтобы муж перестал выкаблучиваться, выучился на программиста и «подтянулся к ней». Алекс, однако, не понимал, куда и зачем он должен "подтягиваться"? Он избегал работать головой, и работа по "доставке воды" нравилась ему больше. Развозя десятилитровые бутыли с питьевой водой, он мог думать о том, о чем было интересно думать. Упреки жены он отметал грубо и цинично: "Послушай! Не канючь! Я же не прошу тебя изучить “Камасутру” и подарить секс, который нужен мне, как мужчине! Если ты хочешь иметь отдых, развлечения и наряды - заработай на эту дрянь себе сама! Я люблю думать и мне не нужны отдых и украшения. Наряды – это обман, это скотство и грех. Порядочный человек не должен этим жить. Почитай Карлейля! Вообще-то я зарабатываю столько, сколько нужно любому нормальному человеку для спокойной жизни. Ты не имеешь права меня ни в чем упрекать и зря пытаешься наехать на меня со своими претензиями..." Томас Карлейль стал межевым столбом в истории семейных ссор и препирательств. Когда Алекс наконец осознал, что вынужден сдаться в споре с женой, которая умела намного лучше его использовать весь арсенал упреков, обид, подозрений и обвинений, он вначале попытался защитить себя цитатами более известных классических философов. Ему опять не повезло! Никто из самых знаменитых в действительности не смог помочь. Ничего удивительного. Говорят, Сократа самого всю жизнь беспощадно избивала собственная жена, а больной на голову Жан-Жак Руссо со своим эксгибиционизмом вообще ничего приличного изобразить не мог. Даже Кант, не смотря на этот его аристократизм и удивительную способность заниматься вопреки всем своей философией и не замечать ничего в упор, и он на этот раз оказался бессилен… Алекс не растерялся, обнаглел, взял на вооружение имена, которые воспитанный человек, казалось бы, никогда не должен использовать в споре с дамой. Алекс процитировал несколько строк из «очень неприятного человека». Прошло два дня, жена в это время успела изучить всю подноготную «этого человека» в какой-то энциклопедии и сама успешно воспользовалась им. Алекс рассердился, выписал нарочно имена самых непонятных и непотребных философов. Жена конечно первая сломалась на Хайдеггере, но Алекс тоже недолюбливал и недопонимал этого философа, /особенно увлечение философа метафизо-фонетикой, как Алекс называл эту блажь./ Вскоре Алекс понял, что самое безопасное и простое в семейной жизни –использовать труды Томаса Карлейля. С любой цитатой типа: «все люди, в особенности женщины, чрезвычайно склонны к преклонению», готова согласиться самая обиженная и скандальная женщина. Любая такая фраза ее восхищает, она умиляется, слабеет и преклоняется… Споры и ругань в семье Алекса происходили не каждый день, чаще это случалось в выходные, когда было нечего делать, но даже если и происходило, все равно, ругань не занимала весь день. Ругань бывала редко. О чем ругаться? Столько лет прожили вместе... ... Алекс вышел на балкон. Одурманенный снами, успокоенный и возвышенный, как человек, прочитавший за ночь «Обломова», он почувствовал себя довольным, веселым, умным и красивым. Он огляделся, послал воздушный поцелуй рождавшемуся в утренней мгле далекому небоскребному, великолепному городу, бросил недовольный взгляд на пустой, сонный балкон "соседки Ани" и стал разминаться, совершая утреннюю гимнастику на свой манер: выбрасывал ногу вперед, словно хотел одним ударом свалить невидимого противника, иногда подпрыгивал высоко и молниеносно дрыгал ногой, чтобы еще быстрее и наверняка сразить эфемерного врага… Вскоре его движения незаметно изменились, сгладились, исказились и, Алекс, задумавшись о чем-то, стал размахивать ногами поочередно широко и безграмотно. "Она спит... Конечно, спит. А что по-твоему должен делать счастливый человек в семь тридцать утра? Она счастливый человек? Еще бы! Дама с собачкой и с поводком за сто пятьдесят баксов! У нее такая улыбка... Она улыбается не хуже Нади. Это точно - улыбка прекрасная. Девушка прекрасно сложена! Большой плюс! Не то что Марина, даже Надя никогда не имела таких форм.... Сейчас такие девочки бывают только у русских бандитов. Никто не мешает постоять и помечтать.... пока бандит где-то там занимается своим бандитским делом! Ты всегда ругал свою судьбу! Вот, пожалуйста. Встретил еще одну девушку, которая достойна того, чтобы потом ты мог вспомнить ее даже через двадцать лет. Неужели опять повезло! Надо говорить – не опять повезло, а дождался! Это разные вещи. Если бы я не хранил верность идеалу, а потратил жизнь на каких-то бедолаг доступных в любом общедоступном месте, я бы никогда не понял, почему хорошие девушки так бесценны. Воздержание от блуда дает время для осуществления прекрасных мечтаний и поиска идеала. ... Эта девушка даже лучше чем Надя. Если такое, конечно, возможно? Улыбка прекрасная. Спасибо, Господи, я кажется, дождался! Наде уже сорок лет, а этой девушке в самом худшем случае чуть больше тридцати. Вот и выбирай, если ты дурак... Сам выбирай! Она хорошо выплясывала этот канкан. Я тоже так могу...Раз-два-три-четыре! Раз-два! Не позорься! Надеюсь, она еще спит и не видит меня... Она ведь не знает: кто я и где живу! Ооооо, черт! Сейчас моя благоверная проснется, высунется и спросит: ты почему еще не одет?! Ти посяму исе не одет! Надо поставить чайник... Я должен сказать, что буду теперь бегать каждый вечер. Пусть привыкает. Скоро меня оставят в покое." - Опоздаешь! - недовольно бросила жена, выглянув спросонья на балкон. - Если ты хочешь делать зарядку, ты должен вставать раньше... - Знаю, дорогая, я и проснулся, но не вставал, боялся тебя разбудить! Жена неопределенно хмыкнула и с тоской посмотрела заспанными глазами на мужа, пытаясь понять, что подложил в подтекст этот беспомощный, но беспощадный муж? "Не отгадала? Очень жаль!" - подумал Алекс, с замороженной улыбкой глядя вслед испарившейся жены. "Пора собираться на работу. Опоздаю... Я сам - монада! Умозрительный элемент, создавший мироздание! Как создавший? Почему создавший? И зачем? Никто не знает, но словцо хорошее! Мо-на-да… Ка-ка-я мысль! Мир не знает меня. Я закрыт для мира. А я-то вижу и понимаю мир. Могу даже шиш ему показать, а мир это не заметит. Это мир не понимает меня...Тьфу на мир, тьфу на него, если он такой подлый! Когда мир возник, возникло не что-то одно. Идея первого взрыва мне всегда казалась жалким и постыдным жульничеством. Что взорвалось - то что взорвалось или то, что получилось? Это разные вещи! Почему никакой дурак не думает об этом?!!! Чисел при этом не должно было быть вообще, иначе ничего и никогда бы не возникло! Скажем, сразу возникло двое, но если между ними не было ничего общего, тогда ни одно из них не существовало для другого. Это две разные вселенные. Это ясно и ежу! Если есть что- то общее, тогда это уже не двое, а одно.. Тогда, что возникло? Двое или одно? Пятьсот лет назад бедный монах Николай Кузанский, думал об этом, а теперь я... и это по-прежнему звучит как бред. А ведь Кузанец не был монахом! Он был Епископ! Вот это да! Это я – бедный дурак и даже не монах, а он был не бедный и не дурак. Очень, о-очень не слабо! Кузанский был епископом... Да, да, да... Я помню. Почему же этого парня не сделали Папой? От епископа до Папы - рукой подать. Так всем кажется. Я тоже мог быть президентом. Мечтать не вредно... Ты никогда не будешь президентом и тем более Папой! У тебя работа другая! Ты развозишь воду... Да, жизнь показала, что папа из меня вышел никудышний. Сын должен будет меня обругать. Кузанец, наверное не готовил сам себе завтрак. Надо же! Он был епископ! А Лейбниц готовил. Я в этом уверен. Какая женщина способна понять и оценить это исчисление бесконечно малых? Я должен был пойти не в физику, а церковь... Тебя бы выгнали из церкви тоже. Из церкви выгоняют только торгашей. Я никогда не был торгашом! Да-да-да, конечно, тебя бы никто не выгнал из церкви... Тебя бы послали на службу в какую-то полузатопленную деревенскую церквушку, где приход - три божьих одуванчика- три богомольных одиноких старушки! Ты бы выгнал себя сам! Ты думаешь иерархи церкви не читали "Науку управления прибылью и риском" или никогда не держали в руке учебник КГБ "Искусство кидал и техника разводки"? Ну и что? Батюшка Николай тоже не поехал выручать меня.., но если бы меня посадили в "Кресты" или даже в другую тюрягу, он бы помог - это точно, это нельзя забывать... Нельзя забывать что? Что он мог помочь? Глупость несусветная! Кому ты должен быть благодарен за то, что могло быть? За нереализованную возможность? Уж лучше тогда скажи спасибо Господу, что он не бросил тебе на голову кирпич... Когда ты нагло просил подбросить под ноги мешочек с деньгами! Мешок с современными монадами…" - Максим встал? - спросил Алекс, перейдя с балкона в гостиную. Марина придирчиво посмотрела на него. - Ты не опоздаешь? - спросила она, почувствовав, что муж не настроен умничать и спорить. - Нет. В понедельник я еду по Сент-Клер. У меня есть время. - После работы заедь в русский магазин, купи сыр, гречу, пельмени... я могу задержаться. - Мне надо есть рыбу, - проворчал Алекс, вспомнив, что вычитал когда-то, что мужчина после тридцати пяти должен два раза в неделю есть рыбу. По его подсчетам прошло три дня как он не ел рыбу. Кроме того, ему показалось, что для его же собственной безопасности он должен сейчас чуть-чуть повредничать… - Хорошо, купи рыбу. Если это тебе нужно. "Еще... Каждый день я должен пить красное вино! Да, говорят, красное винцо расщепляет жир. Наверное, нужно купить две бутылки, чтобы наверняка помогло и все расщепило... Ты ведь хочешь, чтобы все видели меня красивым. Не так ли? Не говори это." - Еще, говорят, мужчины после сорока должны пить красное вино! Французы провели исследования... в парижском институте истории шампанских вин. Пишут, что два стакана после сорока должен пить каждый мужчина... Это для француза! А я не француз, мне нужно больше? - сказал Алекс, хитро завлекая жену в бесконечный спор о количестве. - Тебе нет сорока. Вино не покупай! Ты уже вчера набрался достаточно... - Ладно, я тоже так подумал. Чем я лучше какого-то француза? Мы все одинаковы. Значит, я просто куплю одну бутылку и еще пиво... - Не умничай. Купи пельмени. Я сказала, что могу поздно вернуться... Смотри не опоздай! - Я еду по Сент-Клер! Не волнуйся. Я успею. Успокойся. Я сделаю как ты сказала: куплю вино, пиво и пельмени. Если ты опоздаешь, я буду дома. Не волнуйся. Иди, поднимай сына... Марина гордо подняла вверх свой вздернутый носик, надменно посмотрела на мужа и продолжая разыгрывать роль, которая ей самой нравилась, завихляла грузными бедрами и обижено бросила через плечо: - Ну и пойду! Ты хоть когда-то способен посмотреть на меня как на женщину? - Могу. Но не могу. Я старый. Мне надо пить каждый день не меньше двух бутылок сухого красного вина, а ты не даешь. "Не способен... Только этого не хватало! Давай-давай, Алекс, покажи на что и ты способен, завихляй бедрами как затасканная проститутка... хахаха! Успокойся. Не двигайся. Не дразни ее. Она сейчас уйдет." Алекс замер, оставил в тарелке недоеденные гренки, подпер голову рукой и молча, угрюмо уставился на жену, которая в это время последний раз замерла на пороге в позе "немолодой женщины, вызывающей страсть". "Ну что ты, дурак такой, не можешь оставить свою заумную манеру смотреть на меня с кулака? Вредный и противный как какая-то баба. Что ты хочешь? Почему я должна работать, зарабатывать деньги и еще плясать перед тобой как какая-то девчонка?.." "Надо бежать... Опоздаю!" Алекс допил кофе... "Пора бежать!" Алекс отправился в спальню. Надо было успеть переодеться. Он был рад, что жена застряла в детской, где как раз просыпался пятнадцатилетний сын, - неуправляемый подросток. Через несколько минут Алекс уже сидел в “Понтиаке”, мини-вэне, просторной машине, в которой он чувствовал себя как дома. Здесь, вместо заднего третьего сиденья у него было собраны любимые русские книжки, которые Алекс вывез из Питера в Торонто, драгоценная библиотека. В маленьком шкафу, который лежал на полу машины, торчали корешками вверх книги, которые Алекс особенно любил. Вначале жена пришла в ужас, увидев в машине книжный шкаф и старое кресло-качалку, которое Алекс подобрал где-то по пути на работу. Тогда между ними возник небольшой спор: - Если тебе нужна какая-то книжка, положи в сумку. Зачем ты таскаешь этот шкаф? Мне стыдно садиться с кем-то из друзей в нашу машину, - упрекнула она. - Это мое дело, - твердо и непреклонно возразил Алекс. - Я таскаю, что хочу. Кстати, мы ни разу не возили никого на этой машине. - Твои книжки испортятся. В машине бывает влажно... - Я заплатил сто баксов за эти книги. Что тебе нужно? В чем ты хочешь меня упрекнуть? Мне не жалко... Я умру раньше чем эти книги сгниют. Оставь меня в покое. Что тебе нужно? Ты же таскаешь в своей сумочке десяток кремов, пудр, карандашей, каких-то вонючих прыскалок и всей этой никому не нужной дурацкой, бабьей ерунды! Кто тебя мешает? Таскай! Если это тебе нужно..." Алекс давно научился бороться до конца. Он легко отстоял передвижную библиотеку. Ему позволили ездить с креслом и книжным шкафом в задней части мини-вэна. Иногда после работы Алекс сворачивал на Лэйкшор, ехал вдоль берега озера, находил тихое, зрелищное место, вытаскивал кресло, выбирал интересную книгу и час-полтора спокойно читал. Проходящие мимо торонтчане с умилением смотрели на него, думая, как хорошо, что этот несчастный, ученый инвалид сам может выбраться на набережную и почитать свои книжки. Кто из них знал, каких трудов это стоило?! Но Алексу здесь было ничуть не хуже чем дома, на балконе, даже лучше - и вид хорош и публика смотрела с уважением... Алекс вывел машину из гаража, поехал на север. На перекрестке с Дандас он попал в утреннюю пробку, которая задержала его на повороте. "Почему я об этом никогда не думал? А теперь - пожалуйста! Стоило увидеть эту девушку. Очень веселая мысль! Женские монады! Во времена Лейбница не было развито женское движение. Первая феминистка возникла в другой стране и почти на сто лет позже. Теперь мы знаем, мир изменился в корне. Монады, молекулы, все другие мельчайшие элементы, которые совокупляясь, создают мир, должны делиться по некоторому признаку. Хахаха!..." - Алекс весело рассмеялся, ожидая когда можно будет повернуть направо. "Еще не хватало поделить нас на уровне монад... Мужские и женские семена бытия - смех! Материя – антиматерия. А может именно так возник мир? Мир видишь, когда смотришь в зеркало. Видишь – значит, создаешь. Если создал, значит увидел. Я забыл посмотреть почту! Мама наверняка написала что-то вчера, а я... Скажи, что ты бегал. Скажи: бегал два часа. Если ты бегал два часа, тебя будут пилить три дня, чтобы ты больше не бегал неподготовленный гипертонический ипохондрик... Сколько там сейчас? Уже вечер. Ты не успеешь ничего написать сегодня, даже если сейчас вернешься домой... Чччерт! Женская монада - это такой вздор! Или только так кажется... Если возникла одна монада, считай, она еще не возникла! Важен не пол, важны отношения... Чушь какая - женские монады... Но что-то в этом есть!" Алекс раздраженно посмотрел на часы. Ему надо было через пятнадцать минут уже быть на работе. Застряв ненадолго на перекрестке Даферин и Сенкт-Клер, он переключил машину на нейтралку и, перегнувшись, потянулся назад, в передвижную библиотеку, думая что быстро найдет "Науку творчества" Бердяева, где, как он помнил, этот маниакально-восторженный философ как раз писал о биполярном, жено-мужском или муже-женском мире, мире андрогинов... "Двадцать первый век станет веком пола! Мы попытаемся понять, что такое пол? Различные течения обратят внимание на эту проблему. Черт, это надо записать... Надо записать и подумать об этом. Очень странная мысль!... В конце концов, политики должны будут разделиться не по какому-то другому признаку – консерваторов, либералов или демократов, а по самому главному или, точнее сказать, самым главным признаком: половому и кулинарному. Андрогины, или имя-рек-сексуалы, рыбоеды, немясоеды, травоеды и просто хулиганы." Алекс раздраженно, нервно, словно видел, что теряет какую-то важную мысль, суетливо оттолкнулся от заднего кресла и вернулся на переднее сиденье так и не найдя книжку. Алекс нажал на кнопку, открывая боковое окно, высунул руку и помахал, показывая, что у него что-то случилось с машиной. На него раздраженно бикнул сосед сзади на старом “бьюике”, который вынужден был объехать застрявшую в час пик на перекрестке машину. Алекс высунулся из окна и весело прокричал раздраженному торонтчанину: - Не спеши, дружище! Твоя жалкая зарплата, за которой ты так гонишься и спешишь не стоит моих потерянных мыслей! Или не так?! Это потерянные мысли целого поколения... Торонтчанин ничего не понял, но притормозил, улыбнулся и весело помахал в ответ. Алекс нашел карандаш, записную книжку и записал: "Двадцатый век... Двадцать первый век станет веком пола... Зачем нужен пол? Помогает? Мешает? Пол - противоположность, которая движет мир, наполняет жизнь или мы, люди, можем развиваться сами по себе: работа, друзья, бизнес, размышления, три часа в день морда-телевизор-шоу-новости-спорт? Что лучше – феминизированный мужчина или маскулинизированная женщина?" Алекс опять посмотрел на часы, увидел, что время поджимает, отложил карандаш и блокнот, выключил сигнальные стоп-огни и поехал дальше. "О’кей, О’кей, я еду. Все, успокоились, господа..." - пробормотал он, вливаясь в общее движение и раскланиваясь. О работе Алекс никогда не думал. Он начинал работу в девять утра и тут же ее заканчивал. Утром он должен был взять бумаги в офисе, пересесть в машину фирмы /маленький пузатый фургон/ и поехать на фабрику, чтобы подобрать необходимое количество бутылей с водой. Как только он выезжал из офиса, работа прекращалась. Дальше продолжалась обычная жизнь. Он развозил бутыли, смотрел на мир, на людей и думал, - думал, мечтал... короче, жил, как обычно... Когда Алекс зашел в офис, его ждала хозяйка бизнеса: великолепная, загорелая, зрелая женщина. Она всегда одевалась вызывающе и просто нескромно. Мэгги, так звали эту женщину, была одета в короткую, обтягивающую бедра черную трикотажную юбку, а выше юбки дышала глубоко и шумно бирюзовая кофточка с глубоким вырезом на груди. Увидев вошедшего "русского мужчину", как она называла Алекса сама для себя, Мэгги обрадовано улыбнулась. - Привет! - поздоровалась она. - Иди сюда, я покажу куда нужно ехать. Теперь ты должен в понедельник и среду ездить сюда - по две бутыли каждую неделю... Алекс подошел к столу хозяйки. Мэгги наклонилась, показывая новую точку на карте и выгнулась, выпятив свое взволнованное богатство, так что Алексу стало неприятно. "Неужели какие-то мужчины работают гинекологами? Каждый день приходят тети, вываливает для диагноза свое богатство! Я не гинеколог... Что я могу сказать? Я вообще ничего не понимаю и не ценю в этих сексуальных прелестях. Я люблю женщин душевных, ласковых, нежных... Женские монады должны быть ласковыми, такими из-за которых хочется жить в этом мире, а не прятаться и убегать или крутить барабан черного пистолета и пускать пулю в лоб! А вообще почему дозволяют показывать вторичные половые признаки и засталяют скрывать первичные? Тоже ведь несправедливо… " - О’кей. Я запомнил! Если не найду - позвоню, - уверенным голосом ответил Алекс и с тоской посмотрел на свою мучительницу. "Отпусти меня, красавица! Я не многого от тебя прошу! Дай мне спокойно заработать мою деньгу..." Мэгги заметила болезненное выражение своего любимого русского работника и тут же спросила: "Ты в порядке?" Алекс ответил, что он О.К., подобрал бумаги и пошел через задние комнаты в гараж. Нужно было быстро загрузить в машину пустые бутыли, которые скопились на стеллаже и успеть доставить первый заказ. Алекс поздоровался со Стивом, мужем хозяйки, который поджидал в гараже. Это был немолодой мужчина с седой, коротко остриженной, приплюснутой головой, седыми жалкими бакенбардами и бородкой, даже не бородкой, а какой-то седой взлохмаченной порослью на ямочке подбородка. У него были красивые, карие, масляные глаза, которые радостно светились при встрече с "русским другом". - Привет. Как прошел уик-энд? - Нормально, - ответил Алекс, начиная работу. – У тебя все в порядке? Извини, я сегодня спешу. У Стивса был магазин, в котором он продавал всякую всячину: газеты, сигареты, картофельные чипсы, кока-колу и, конечно, воду, но конкретно развозкой воды по офисам северо-востока Торонто занимался не он, а Мэгги, знойная, пышногрудая женщина, его жена. "Как они могут так жить? Бедный Стивен! Много ты понимаешь! Какая тебе разница? Оставь его... Работает мужик и работает, что тебе до того, зачем он это делает. Пусть закидает барахло в машину... он же тебе помогает просто так. Скажи спасибо и не лезь в душу. - Ты не нашел Тургенева? Алекс, ты сказал, что я должен прочитать Тургенева... - Нет. Я не нашел. Я посмотрел - переводы ужасные. Жаль... - Там такие же русские женщины, как Наташа Ростова? - Лучше, намного лучше. Там много женщин. Не одна, понимаешь, а много. Очень хорошие... Добрые. То, что тебе нужно. Жаль, что у вас нет хороших переводов. Я-то не переводчик. Я посмотрел - по-английски читать невозможно. Я ничем не могу помочь... Я не переводчик, - еще раз оправдался Алекс, поскольку ему никак не удавалось убедить Стивса, что он не имеет никакого отношения к русской литературе. - Если тебе так нравится - читай Толстого. Его хорошо перевели... Стивс задумчиво посмотрел на русского друга и ничего не сказал. - О’кей, Стивс, спасибо. Я опаздываю, - бросил Алекс, прощаясь. - Увидимся. Пока! Он сел за руль и тут же отключился от тех проблем, которыми только что был занят. "О чем я сегодня думал? Чушь какая-то! У монад не может быть пола. Что такое пол для монады? Крутится одна в одну сторону, другая в другую - кто скажет, что это две монады сексуально различны? Скучно. Между ними не может быть ни радости, ни секса. Одно бессмысленное кручение двух монад в разные стороны. Каждая в свою. Нет... кручение в разные стороны не могло создать этот мир. Тогда... что создало? Была одна монада, была другая... крутились они в разные стороны, но что-то же между ними было? И это все? Все. Все. Получается, мир возник, когда это "что-то" разделилось на внутреннее и внешнее. Вот и все различие, которое сделало этот мир? Только это и создало все то, что сейчас нас окружает? Когда в этом мире в первый раз возникло "что-то", возник этот мир, это, возникшее "что-то", не должно было быть одно, оно возникло по крайней мере из двух монад, которые не просто возникли, а именно увидели друг друга... Мир возникает, когда смотришь на него!" К трем часам дня Алекс устал как никогда, так можно было устать разве только в понедельник. Алекс был рад, что сегодня ему удалось выполнить все запланированные развозки плюс посетить новую точку, которую показала Мэгги. "В понедельник я почему-то успеваю прокрутиться на час быстрее хотя и устаю как собака. Интересно, почему... А, черт, не время об этом думать." Алекс поставил машину в гараж и поспешно убрался, пока никто не поймал его - ни муж, ни жена странного семейства, которое взяло Алекса на работу развозчиком воды. История устройства на эту благословенную работу не обошлась без приключений. Вначале Алекс был приглашен, как ему сказали, для проверки, чтобы увидеть как он умеет работать. Он тогда только приехал в Канаду и не знал всех трюков, которые порой, а точнее очень часто, применяет торонтский мелкий бизнес, чтобы не платить работнику лишнее, чтобы не платить если возможно вообще никому ничего... Алекс ездил два раза как бы учеником, развозил воду, грузил десятикилограммовые бутыли и ему ничего не платили, только обещали после проверки принять через неделю на работу. Алекс добросовестно проездил два дня, после этого огорчился и попросил оплатить проделанную работу. Ему еще раз напомнили известную схему. Алекс перебрал в уме все известные способы принуждения работодателя к отплате за выполненный труд, но ни один из этих способов не мог сработать в Канаде. В одних ситуациях был строг местный закон, в других не было друзей, которые могли бы поддержать игру в трудную минуту. Убедившись, что он должен решать свою проблему сам, Алекс улыбнулся и вежливо предупредил, что больше даром работать не будет, напомнил, что он прекрасный и нетребовательный работник, попросил позвонить, когда хозяйка найдет средства в бюджете для такого верного работника, как он и ушел домой. Через неделю ему опять позвонила Мэгги и пригласила прийти, пообещав взять, наконец, на постоянную работу. Алекс согласился. Через час он был в офисе, сел напротив Мэгги, грудь которой тогда еще не вздымалась и уточнил еще раз каковы условия работы. То, что предложила Мэгги, ему опять не понравилось, он попросил в начале разговора оплатить проделанную прежде работу. Алекс напомнил текст объявления в Интернете, по которому нанимался. Там было сказано 10-12 долларов в час. "Первый раз мне должны заплатить десять, второй раз, как я помню, двенадцать. С этим я согласен. Я буду у вас работать." Хозяйке слова и тон Алекса понравились, поскольку именно в этот момент Алекс первый раз заметил как всколыхнулась великолепная грудь. К нему отнеслись с уважением и доначислили ежечасную заплату до 12 долларов. Прошло уже больше двух лет, как он работал в этой фирме. Он до сих так и не смог понять до конца, кто эти люди - пышногрудая Мэгги и седой, масляноглазый, разговорчивый муж? Когда-то Алекс часто думал и пытался поставить себя на их место. Это не получалось. Наконец, он приноровился встречать их на работе на пять минут и тотчас забывать. Алекс завершил работу раньше обычного. Ему было тягостно, нехорошо и тоскливо. "В понедельник просто грех не выпить," - сказал он себе, сворачивая на Дандас, где был один из немногих в Торонто винных магазинов. Он купил коньяк после некоторого колебания, предпочтя его обычной русской водке. "Не хочу напиваться быстро. Мне надо подумать. А Марине скажу, что хорошего вина не было и пришлось купить коньяк. Она поругается полчаса, а у меня останется целая бутылка на три дня!" Вскоре Алекс зашел домой и ему показалось, что еще никто не вернулся. Он достал из холодильника лимон, отпилил три мелкие дольки и, прихватив бутылку с маленькой, витиеватой, темной рюмочкой, пошел на балкон. Там он увидел пятнадцатилетнего сына Макса. Подросток читал книжку на балконе в школьное время и едва повел головой, услышав, что домой вернулся отец. - Привет, - бросил Алекс, сел напротив и привалился к ограде балкона. - Сачкуешь? - Безразлично спросил он, приглядываясь к тому, что за книжку читает сын. Он заметил, что это была новая книжка про Гарри Поттера. - Ты сегодня рано, - ответил подросток, не отрываясь от книжки. - Ну и что? Нравится? Подросток одобрительно промычал что-то неопределенное. "Так себе... но очень интересно. Мне дали на день почитать." Алекс налил рюмку коньяка, откусил лимончик, проглотил коньяк как водку. После этого налил еще. - А ты читал, сынок, Тургенева на английском? - вежливо спросил Алекс, заводя разговор. - Папа, извини, я тебе, кажется, никогда не мешал... - недовольно ответил Макс и вынужденно отложил в сторону книгу. Глаза подростка заметались. Он попытался найти выход. Он хорошо знал, что с "папашей" лучше не спорить. - Я тоже тебе не мешаю! - твердо и безучастно возразил Алекс обидевшись, что сын предпочел какую-то дурацкую книжку возможности поговорить с отцом. - Мы же договорились, если у меня коньяк - балкон мой, если у тебя в гостях девушки - балкон твой. Я тебя когда-нибудь обманывал? Вопросы есть? - Вопросов нет... но в прошлый раз ты, кажется, говорил про пиво, - беззлобно уточнил подросток, сложил книжку и облегченно, покровительственно похлопав "папашу" по плечу, убрался в свою комнату. Алекс поморщился и пересел в кресло, в котором только что сидел сын, отпил еще глоток и закусил лимончиком. Он посмотрел на небоскребы города и задумался. "Чем он занимается? Этот мальчик - мой сын? Куда все мои мысли уйдут после меня? Он даже думать не умеет. Что он читает? Черная магия. Ведьмы и колдовство... Серая магия! Вздор какой. Читал я эту книжку - детский лепет! Детские сказочки о том, что было когда-то самым страшным в нашей истории... Это было давно. Ты тогда не жил! Жил. Я тогда жил, если я это помню и знаю! А теперь сын читает эту опереточную галиматью. Тьфу! Стыдно! Он читает эту увлекательную чушь вместо того, чтобы сидеть на уроках. А ты бы лучше написал? Не спорь - дама пишет увлекательно и интересно. Ну и что? Я не спорю - она пишет интересно. Когда-то всю нашу жизнь перепишут увлекательно и интересно. Прочитаешь и спросишь: зачем было так мучиться и жить? Этот мальчик, Поттер, какой дурак поверит, что он когда-то в жизни станет колдуном. Ученым или фокусником - это да, но не колдуном. И девочка, его подружка, это уже точно никогда не станет ведьмой. Например, ведьма - кто она такая? Кто такая ведьма? Ведьма - это страстная... красивущая, рыжая женщина, которая осталась одна в страшную, одинокую лунную ночь, схватила метлу, сжала страстными голыми ляжками отглаженное, залупленное древко и взлетела в небеса высоко-высоко, а там, взвыла так страшно и страстно, с такой неизмеримой жаждой любви и поклонения, с которой воют только настоящие рыжие ведьмы, которые витают очень высоко и которым одиноко и страшно в этом мире. Ведьмы воют от одиночества, ужаса и страха! Поэтому они и летают. Ведьма никого не любит и видит только плохое - жизнь проходит и никто никогда не захочет полюбить и восхититься ею! И поклониться тоже... От этого можно сойти с ума! Как жить женщине, на которую никто никогда не посмотрит с любовью, с обожанием, со страстью... Ведьмы не летают. Это волшебницы летают, а ведьмы мечутся на своей метле как больной в бреду, мажут древко специальной мазью из жира младенцев, чтобы потом не горело в паху… или как это место у них называется! Если бы я стал писать о колдовстве я бы взял не героя, а героиню. Я бы открыл читателю страстную, рыжую, умнющую, красивейшую несчастнейшую женщину. Колдуны никогда так не страдали, сколько страдали красивые, страстные, божественные женщины. Ух, как я люблю таких! Вранье. Я не люблю рыжих женщин. Я люблю нежных, зеленоглазых, улыбающихся ласковой и чистой улыбкой... Если я вижу как горит в душе или промежности черный огонь – мне хочется убежать куда-то или напиться." Алекс прищурившись посмотрел на балкон девушки, и не найдя там никого, вдруг привстал и перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Так он увидел вчерашнюю "девушка с собачкой". Она не спеша шла по двору в сторону парка. Алекс спохватился, словно вспомнил, что опаздывает на самолет или поезд. Он проглотил оставшийся коньяк в рюмке, который только что налил и нервно осмотрел себя сверху... "Успеешь переодеться! Какой черт успеешь? Минимум две минуты одеваться, а еще спускаться... Ты прав. Беги. Зачем эта одежда?" Алекс выскочил из квартиры как студент, который проспал самый важный экзамен. Ему повезло. Народ в доме еще не вернулся с работы. Лифт был не занят. Выбежав на улицу, Алекс огляделся и заметил вдали девушку с собачкой. Он побежал трусцой вслед, как бы разминаясь и поэтому догнал как бы случайно. Поравнявшись, он повернул голову и посмотрел прямо, честно в зеленые глаза, проговорил неровным голосом: - Привет. Мы опять встретились. Я рад. Видите - три раза в день бегаю. Друзья рекомендовали. Говорят, помогает встретить красивых женщин... Я не навязываюсь, я шучу. Я шучу, что не навязываюсь, - уточнил Алекс и расплылся в счастливой очаровательной идиотской улыбке, на которую не могла бы обидеться ни одна женщина. - А вы с собакой? - А я с собакой, - рассмеялась Аня. Она замолчала, задумалась о чем-то и вдруг выпалила задорно, словно ждала, когда кто-то именно так спросит. - Говорят, помогает встретить веселых и нахальных мужчин, - она рассмеялась громко, заразительно, словно хотела сделать все, чтобы только собеседник не осудил ее. "Отлично! Девушка не глупая, умеет ценить шутку! Это большое счастье! Для кого? Для того, кому это счастье достанется. Скажи, что-то. Поменяй тему! Скажи, что ты бегаешь, но страдаешь!... Глупости... Почему я должен опять страдать? Приличная девушка не может долго и открыто общаться с каким-то счастливым идиотом. Дай повод прекрасной даме с тобой остаться... Скажи, что у тебя... Только не говори, что у тебя больная печень. Балбес! Вообще никакие болезни не упоминай. Постой... скажи, что ты очень страдаешь, потому что твою статью уже сто лет не печатают. Все нормальные девушки мечтают пообщаться с умными и непризнанными гениями. Скажи, что ты писатель! Алекс! Что ты несешь? Бегаешь по улицам и страдаешь, что твои космические статьи никто не печатает. Это гадко! Тьфу на тебя! " - Приятно пообщаться с милыми соотечественницами, - веселым, очаровательным голосом сказал Алекс и щелкнул пальцами, подняв собачку, которая тотчас подпрыгнула и оттолкнулась передними лапами от Алекса выше колена. Он потрепал длинное ухо доброй собаки. - Она тоже соотечественница? "Надо завести собаку. Ласковое, нежное существо... А еще лучше заведи девушку с собачкой и у тебя будет даже два ласковых и нежных существа! И будет с кем их оставить друг с другом..." - Не-ет. Она здешняя, - возразила Анна. - Я вообще сюда приехала без ничего. Как я могла привезти собаку? - Очень интересно. А как вы приехали? - спросил Алекс, который уже никуда не бежал, а довольный и любопытный, улыбчивый и внимательный пристроился рядом с девушкой. Он почувствовал, что собеседница хочет выговориться, она одинока и никуда не спешит... так же как он сам! Девушка однако задумалась надолго и растерянно, прежде чем нашла что ответить на простой вопрос Алекса. "Она беженка... Какая беженка? Такая молодая и красивая девушка не может приехать одна просто так. Здесь есть какая-то тайна! Да, да, ты прав. Ты должен отгадать эту тайну. Девушка полюбит юношу, который первым отгадает ее тайну. Ха-ха-ха! Юноша, отгадай Девушкину тайну и она полюбит тебя! Отгадка тайны - мистический поцелуй, который пробуждает прекрасную принцессу. Дурацкие сказки. Кто поверит? Поцелуешь, она проснется, вы проживете вместе двадцать лет и вдруг поймешь, что разбудил не ту принцессу... не ту, которая тебе предназначена. Что тогда?" - Как я сюда приехала? Не знаю. Я пришла в посольство... объяснила, какие у меня проблемы в семье... я была замужем. - Вам дали визу? - спросил Алекс, которому страсть как захотелось узнать, почему, если эта девушка была замужем, пришла в посольство и ей сразу дали визу. - Так получилось! - неровно рассмеялась девушка и было не понятно то ли ей неприятно говорить об этом, то ли она понимает, что хочет выпытать любопытный, умный соотечественник. - Я приехала одна. - Одна так одна. Это нормально. Это не беда. Я вон уже тридцать лет живу один с тех пор как меня отдали в школу, но я ведь не плачу. У вас есть собачка. Это хорошо. Жаль, что собачка торонтская. Она ни бум-бум не понимает по-русски... "Давай! Не ленись. Выпытай, почему она здесь одна? У тебя что, язык отсох что-ли?" - Чем вы занимаетесь? Вы тоже недавно приехали? - спросила девушка. К этому времени они зашли в парк, Анна спустила с поводка собаку, которая бросилась искать ветку или палочку, Алекс с девушкой, оставшись одни, смогли, наконец, рассмотреть друг друга. Было тепло. Лето. Алекс был одет в длинные джинсовые шорты и зеленую футболку с белым вышитым ободком вокруг шеи. Он недавно постригся и на шишковатой голове коротко торчали густые волосы. Сейчас он не казался насупленным и само-погруженным. Он стоял прямо, слегка покачиваясь то на одной, то на другой боковой грани кроссовок, смотрел на соотечественницу внимательно, просветленно. - Я приехал давно. Очень давно. Почти три года назад. Мне скоро выдадут канадский паспорт. Тогда я смогу уехать куда захочу. Если захочу… - проговорил Алекс и вздохнул. Он понял, что девушка понравилась ему так, как никогда еще никто не нравился. " Доигрался, парень, а ведь тебе уже почти сорок лет. Зря я тогда притащил телескоп. О чем ты говоришь? Тебе скоро будет тридцать семь!" Алекс фыркнул и словно сдул ворох мыслей стеснившихся в голове и опять посмотрел на Анну с интересом. Сейчас она выглядела иначе. Он увидел, что она высокая, русоволосая девушка, лет тридцати, не то, что немного толстая, но полнотелая. Отметив это, Алекс подумал, что видимо поэтому она так рьяно занималась гимнастикой на балконе. У нее было красивое, запоминающееся, однако странное лицо: большие, сочные губы, пушистые брови, мягкие, полные щеки и все это улыбалось нескончаемо, щедро, благожелательно, словно Анна позировала знакомому художнику только час, а не всю свою тридцатилетнюю жизнь. "Так женщина светится, когда ей хорошо, когда она видит и знает, что ее любят... Редко кто улыбается просто так. Ты прав. Она влюблена... кто-то любит ее, она это знает и ты не этот кто-то. В таком случае у тебя не все потеряно - ты можешь насладиться своей удачей, посмотреть на живой прекрасный портрет настоящей женщины! Постой чуть-чуть как турист в Лувре перед Монной Лизой, а потом, давай, валяй на балкон, читай книгу третью "Об ученом незнании" и мечтай оказаться один с кучей хорошеньких девушек на необитаемом острове" - Я не знаю. Я, может быть, зря сюда приехал? - ответил Алекс, подумав. - Без языка тут живешь еще хуже, чем мы жили в России. Впрочем, смотря какая у кого была профессия. Когда я приехал сюда, я так и не смог ничего поменять... А вы чем занимаетесь? Или занимались... Анна, видимо, хотела что-то еще спросить, но была вынуждена ответить на вопрос: - У меня был очень трудный год. Дома... я жила в Санкт-Петербурге, я писала детские книжки. - Неужели?! Вы писательница? - не удержавшись воскликнул Алекс. Он был поражен! Почему-то... Он бы никогда не поверил, что такая девушка может о чем-то писать. Ведь такой тяжкий, неблагодарный труд... "Может, конечно. Очень странно... разве что детские книжки..." - пронеслось у него в голове. - Нет, нет, вы меня не поняли. Я не писательница. Я филолог. Я работала переводчиком, но когда меня... сократили, моя подруга подсказала, что я могу что-то написать для детских издательств. Она вывела на какого-то человека, я написала, им понравилось, мне стали давать каждые несколько месяцев новый заказ. Видите, вы меня неправильно поняли, - расплывшись еще шире в своей "неизгладимой" улыбке, Анна еще раз оправдалась. - Я тоже ошиблась вначале. Я думала - вот, и мне повезло! Напишу рассказ, если понравилось, они будут издавать и издавать, я смогу найти работу. Как я могла знать, что это все потом так изменится? - проговорила Анна задумчиво и на этот раз без улыбки. - Как изменится? Вас обманули? - с неожиданной для себя настырностью, настойчиво и твердо спросил Алекс. - Обманули?... Да, меня обманули! - с горькой улыбкой, которая, показалось Алексу, тоже шла к ее "странному" лицу, пошутила девушка. "Так огорчались греческие богини, которые жили в свое невинное, прекрасное древнегреческое время! Они не знали, что такое подлость, пошлость и обман! Женщина не должна это знать. Как только узнает, станет ведьмой. Или еще хуже, если ведьмой не получится,» - подумал он и вновь услышал голос девушки. - Нет, нет. Меня никто не обманывал... наверное, не обманывал! Это я сама... Что с вами? Вы так изменились, - лицо девушки вновь стало "бесконечно ласковым и нежным". Она с интересом и беспокойством присмотрелась к соотечественнику. - У вас, наверное, тоже была какая-то обида в жизни? Не волнуйтесь. Это все пройдет, хороших людей в жизни больше... "Волнуюсь! Скажешь такое. Последний раз я волновался, когда меня в Кара-кумах чуть не загрызли волки. Противно было даже думать об этом... Ну и что с того, что волнуюсь? Может, в какой-то другой жизни хороших людей было больше, но в моей жизни - хорошие люди считанные..." - У меня жизнь была очень скучная. Ничего катастрофического! - невразумительно ответил Алекс и переспросил собеседницу снова. - Вам, кажется, больше досталось? Знаете? Меня обидеть нелегко - я мужчина! Что с меня возьмешь? В мою душу не залезешь – даже если упрекнешь как-нибудь все равно попадешь только в мой пустой карман. А что там найдешь? - Алекс для убедительности вытащил и вытряхнул пустой карман туристских шорт. - А вот женщину обидеть легко. Им, бедным, обманщик попадает не в карман, а в самое сердце. - Вы любите говорить о женщинах, - рассмеялась Анна. Алекс замялся. Он не понял, что она имеет ввиду. - Я люблю говорить о женщинах? Да.... Я, просто, люблю говорить. Что еще должен делать мужчина? Вы не понимаете! Говорить - это думать. Я все время говорю. Я болтлив... как Папагино! Есть такой воробушек у Моцарта в "Волшебной флейте". После этого надолго воцарилось молчание. Алекс и Анна поочередно вырывали из зубов неугомонного спаниеля обкусанный десятками собак кленовый корень и швыряли как можно дальше. "Опять переумничал, болван! С тобой никто не будет разговаривать! Неужели ты не можешь научиться как-то просто общаться с людьми и не давить ни на кого своей никому-не-нужной образованностью? Ого-го. Так всегда говорит моя бедная жена! Ты стал говорить как она. С каких это пор?! Я вовсе не выпендривался. Просто, Папагино - самый болтливый человек... Это все знают! Все знают, что его болтовня только мешает слушать Моцарта. При чем здесь это? При чем здесь Папагино? Разговор был о том, что мужчины не болтают. Они просто думают вслух... или про себя! В этом отличие мужчин от женщин. Кажется, это понятно и ежу? Дурацкая мысль. Если ты еще раз такое ляпнешь - милая девушка пошлет тебя на фиг! Неужели ты думаешь, что они думают о нас так же как мы думаем о них?! Как бы ни так! У них другие мысли…" Анна отошла в сторону и стала бросать и бросать вдаль сухую, обкусанную корягу, которую через секунду приносил назад неугомонный спаниель. "Почему девушкам всегда значительно важнее выгуливать какую-то собачку, ушастую собачонку, чем общаться с благородным, умным человеком?" – тут же обиделся Алекс. Краем глаза он заметил что-то странное. В стороне, метрах в ста, навстречу, прямо по траве не выбирая дороги шел какой-то человек с неприятной аурой - худой, носатый, сосредоточенный... Дело было не только в нем, но и в его собаке! Обегая хозяина по широкому кругу, молодая, поджарая, стройная, нервная собака, доберман-пинчер, как отметил Алекс, наконец, побежала прямо на них: Алекса, Аню и собачку Нору, которая, конечно, тоже заметила приближающуюся нелюбезную, агрессивную псину и выбежала вперед, чтобы выказать уважение, как полагается делать в таком случае в обществе собак. Алекс смотрел на эту сцену внимательно, но равнодушно. Он вспомнил далекую армейскую юность. Он попал в роту, где хозяйничал старшина, большой шутник и пьяница. Шутил он глупо, гнусно, зло. Когда пил, он любил изображать злую собаку - садился возле бутылки с водкой, наливал всем поочереди по чуть-чуть в кружку и каждый должен был подойти и попытаться взять свою пайку, а пьяный старшина рычал так страшно и естественно, словно родился зверем, или собакой... Плохо было не то, как он рычал, а то, что кусался, как собака, а мог и ударить, если чувствовал, что новичок испугался или зазевался. Алекс быстро освоился с этой глупой забавой. Вначале он тоже испугался, потом подумал: "Ну, укусит! Подумаешь! Что еще он может сделать? Укусит - дерну рукой и дам в морду словно случайно, а потом заберу кружку.... Он же мужик, не обидется." Придумав это, Алекс стал первым получать белесую алюминиевую кружку с водкой. Вместе с тем он невзлюбил пьяные шутки, однако научился не бояться собак. Увидев молодого добермана, Алекс стал следить за ним машинально, но внимательно, почуяв неладное. Он не слышал, что спросила Анна. Прошли несколько секунд - собаки встретились. Нора подобострастно изогнулась, застыв под агрессивной мордой молодой псины. Нора вывернула вверх зад, подставляя его для общения, но в то же время сама вытянула ушастую морду, чтобы вежливо обнюхать пахучие прелести молодого, дерзкого и наглого незнакомца. Алекс так и не заметил - кто нахамил первый, но то, что он ожидал - произошло! Рыча, скалясь и лязгая зубами, словно пьяные солдаты, армейские дружки Алекса, которые неумело рвались к вожделенной кружке с водкой, две собаки сцепились в жестокой схватке. Анна закричала. Алекс растерялся. "Это называется идиотская ситуация! Если станешь разнимать собак - обе покусают и останешься идиотом. Но позволить загрызть девушкину собачонку тоже будет позорно и нехорошо. Лучше дать обоим под зад! Обоим не получится, не успею и не поможет!" Алекс сунул руку в гущу собачей драки, чтобы развести озлобленных псов, рассчитывая, что те сразу почувствуют характерный человечий запах повелительной длани и не станут кусать. Алекс отбросил спаниеля и ловко поймал чужую агрессивную псину за ошейник. Расчет оказался верен - Нора рыча и скалясь, прижалась к ногам хозяйки, а молодой доберман беспомощно повис в руке Алекса, дергаясь, рыча и дрыгая в воздухе передними лапами. Кровь капала с руки Алекса. Спаниель гавкал неугомонно, молодой горячий доберман выплясывал недовольный, что его держат. Носатый и сосредоточенный хозяин агрессивной собаки успел к этому времени подбежать и перехватил из рук Алекса ошейник своей собаки. Тут, увидев кровь, которая капала с руки смелого "рефери" он озлился, защищаясь сам как собака. - Если у вас такая собака, лучше бы держали ее на поводке, - раздраженно заметил носатый господин, пристегивая к поводку свою агрессивную псину. Алекс повернулся к нему так резко и видимо у него было такое злое и страшное выражение лица, что хозяин молодого добермана вдруг стал подпрыгивать, изображая из себя бегуна и быстро молча затрусил в сторону. Алекс даже не стал смотреть вслед, он свесил руку, чтобы кровь капала на землю и пошарил другой рукой по задним карманам, рассчитывая что найдет бумажную "носопырку", которую обычно таскал с собой в заднем кармане шорт. Анна к этому времени уже успела пристегнуть к поводку виноватого униженного спаниеля и оказалась рядом с Алексом. - Покажите! У вас льется кровь, - она схватила руку Алекса и стала рассматривать рану. - Это, кажется, неглубоко, но кровь идет... Надо сделать прививку. Лучше я вас отвезу, у меня в гараже машина. - Гнусная псина!. Пардон, честно говоря, я даже не знаю какая из собак меня укусила. Но это не важно. Природа у псов одинаковая, собачья. Я всегда думал, что у меня есть какой-то запах, вроде запаха русской водки и никакая нормальная собака меня не укусит. Видите - проверено: запаха нет! Алекс протянул руку спаниелю и грозно спросил: - Скажи, кто меня тяпнул? Скажешь "Гав!" - значит, ты! Собака беспомощно взвизгнула, испугавшись крови приятного повелительного человека, отпрянула задом назад и рявкнула истерично: "Тьяв!", не понимая, что от нее ожидают. - Не ври, трусиха! Это не твои зубы... Вот, видите, уже перестало капать. Это хорошо. Все в порядке. Рана омыта и можно забыть кто открыл кровотечение... - Вы такой смешной... - пробормотала Анна задумчиво и без всякого восхищения. - Тут рядом есть госпиталь. Нужно съездить и сделать прививку. Это недолго. Я вас очень прошу... Пожалуйста. Алекс еще раз "напряг мозги", чтобы сказать что-то умное. Он посмотрел в глаза девушки, зеленые испуганные, прищуренные и нервные, глубоко вздохнул, обмяк и послушно побрел рядом с девушкой к дому. Он не думал ни о чем. В то же время он не был послушным пациентом, которого доктор вел за руку в клинику. Он знал, что ни в какой госпиталь он не поедет. Это было ясно. Что об этом говорить? Зачем спорить? Ему было хорошо и покойно идти рядом с девушкой, которая понравилась ему еще тогда, вчера, когда он увидел ее на балконе. Теперь он понял, что девушка здесь одна и никого у нее больше нет. Это успокоило его вполне. Одиночество, от которого он страдал все эти годы в Канаде, отпустило, словно его и не было. Рядом с Анной было хорошо, интересно, не скучно, даже когда они молчали, не зная что друг другу сказать. Алекс, всегда насмешливо и зло комментировал сам для себя любые пошлые и ничтожные разговоры, которые всем приходится вести друг с другом, но на этот раз он сам был готов разговаривать с Анной так, как и все. Но, увы, он не нашел темы. Они поднялись на лифте на одиннадцатый этаж. Анна хотела оставить собачку и отвезти знакомого в госпиталь, а Алекс хотел омыть руку и побыть с приятной девушкой подольше вдвоем. Когда они вошли в квартиру, Алекс ушел мыть руку в ванную, Анна торопливо осмотрела собачку и убедившись, что кровавая драка не оставила на ней никаких следов, налила воды в плошку, насыпала в миску еды, бросила на себя взгляд в зеркало и стала рыться в медицинских запасах, которые были привезены из дома и лежали в картонной коробке над холодильником. Она нашла перекись водорода, вату и бинт... Алекс вышел из ванной и непринужденно провозгласил: - Концерт окончен. Пострадавшие актеры имеют честь раскланяться и могут, если хотят, свалить куда-нибудь и зализать полученные раны. Тем же, кто остался прошу налить чай! Вот как! Собачка Нора пьет? А мне? Где мой чай? Когда я вошел - собачья миска была пуста, я это точно помню, а теперь там кто-то громко чавкает и что-то пьет. Везет же собачонкам… Анна сконфуженно замерла в растерянности. Она тоже хотела пошутить, но сдержалась, поскольку была свято уверена, что при собачьем укусе всякий должен первым делом сделать прививку, но в то же время тон соотечественника был настолько задорен, дразнящ и прост, что, казалось, глупо не пошутить в ответ. Очень хотелось. Алекс не торопил, как бы давая время обрести свою роль в том шутливом спектакле, который он затеял. Он подошел твердой походкой к дивану, вдруг задергался, заковылял и с блаженной улыбкой растянулся, прошептав: «Видите, я лечусь!» - Почему вы не хотите сделать прививку? Я не понимаю? - пробормотала Анна, сдаваясь. Алекс улыбнулся. - Кто сказал, что я не хочу? Давайте сделаем. Я же спросил: "где мой чай?" Чем чай - не прививка? Вы думаете кто-то из канадских врачей знает как действуют их прививки на наши заболевания? "Тише...тише...тише тише... Не умничай!" - вдруг услышал Алекс свой собственный осторожный, убедительный голос. - Вы не думайте, я не трус! Я не боюсь прививок. Мне все равно! - воскликнул Алекс, встав и подсаживаясь к кухонному столу, он сел на высокое кресло, и положил руку на стол для интереса и возможно для лечения. - Вы не думайте, что в больнице все будет быстро и четко. Мы в Канаде, а не в какой-то богатой капиталистической стране. Я здесь живу не первый год. Медицина бесплатная и поэтому в больницу таскается всякий обормот и все, кому не лень... мы потратим весь вечер ради этой несчастной прививки. Лучше поговорить о чем-то... "Постой! Скажи про собачку! У вас самой собачка может быть не привитая? На мою руку запишут вашу собачку... а этого придурка с доберманом мы никогда не найдем. Надо было записать номер на ошейнике..." - Аня, я в собаках очень хорошо разбираюсь. Нет, скорее не так - я в вероятности очень хорошо разбираюсь... Поверьте, вероятность, что у меня будет какая-то зараза намного меньше, чем риск быть сбитым пьяным водителем на улице. Даже в такой безалкогольной стране как Канада. Нам лучше не выходить на улицу... Смотрите, это может быть даже не укус, а просто царапина... - Очень глубокая, - прошептала Анна, рассматривая рану. Она намочила вату перекисью водорода, отерла кожу, и омыла ткань вокруг раны. - Налейте чай и давайте забудем об этом... - бодро воскликнул Алекс, когда рука была обработана нежными руками хозяйки. Анна не стала спорить. Она облокотилась на руку, внимательно посмотрела на гостя, чувствуя как напряжение в ней спадает, но приходит усталость. - Вы же взрослый человек... наверное. Если вы не хотите делать прививку, я не могу вас заставить. Алекс отрицательно замотал головой, подтверждая, что мысль верная, но вдруг встрепенулся, задумался, пробормотал: - Заставить можете, но зачем?... Если ты будешь настаивать, я готов слушаться. Но зачем? В жизни есть что-то более ценное… Я буду говорить “ты”, потому что тут никто не говорит друг другу “вы” в нашем возрасте. Ты согласна? Этот вопрос, наконец, завершил "инцидент с собачьей дракой". Алекс и Анна сели пить чай, вспоминая родной город в котором выросли оба: кто где жил, где учился? Однако им не удалось найти ничего общего. Даже не смогли отыскать общих знакомых, вспоминая школьные годы. Разница в возрасте в семь лет и восемь остановок метро, которые разделили детство этих двух людей оказались непреодолимым препятствием. Алекс тщетно пытался использовать любой момент обращения на “ты”, чтобы выпить чай на брудершафт и поцеловать девушку, но так чтобы получилось хорошо и не нахально у него не вышло. Потом они вышли на балкон. Анна села в кресло, Алекс встал напротив, прислонившись спиной к перилам. Он чувствовал себя окрыленным. Он безбоязненно открыл душу новой знакомой словно близкому другу. Никогда раньше он не открывался так с другими девушками, с которыми знакомился. На этот раз ему показалось, что он может говорить с Аней "бесстыдно" как с самим собой, не боясь, что его неправильно поймут и осудят. Он болтал с новой приятельницей, забыв обо всем, не следя за временем и не думая ни о чем. В комнате зазвонил телефон и хозяйка ушла. Алекс вспомнил, как он сам вчера смотрел на этот балкон, на незнакомую прекрасную девушку, отыскал глазами свой собственный балкон. Там, на пятнадцатом этаже, он увидел жену, которая нагнувшись, расставив в сторону больные ноги и пригнувшись, пристально смотрела на него в телескоп, хотя оттуда все и так было видно. Алекс машинально отдернулся. Ему захотелось спрятаться. Он устыдился этого и приветливо помахал жене рукой. Через мгновение тело жены и телескоп вздрогнули и распались: жена распрямилась и потащила в дом телескоп. Это произошло так быстро, словно связь между Алексом и женой происходила со скоростью звука, со скоростью света или мысли... Значит жена прекрасно разглядела его самого и Анну! Опять в голове Алекса заработал неукротимый, бесконтрольный процесс мышления, внутренних споров и размышлений... "Надо бы пойти домой, объяснить все... Наверное, она подумала черт знает что! Если она притарабанила этот телескоп, значит именно это она и подумала. Это плохо. Моя тихая жизнь закончилась. Не начинаясь. У тебя никогда не было тихой жизни. Да. Меня всегда упрекали за что-то. Не волнуйся… Что она высматривала в телескоп? Какой в этом интерес? Люди смотрят в телескоп на Луну, на Марс... кратеры ищут, воду или кольца на Сатурне подсчитывают. Кто будет разглядывать собственного мужа в телескоп? Как она не понимает, что это просто смешно, нелепо и отвратительно! Теперь все кончено. Что кончено? Она все равно ничего не сделает с тобой, зато будет ругаться с новой силой. Как можно ее убедить, что я гулял с одинокой соотечественницей и как благородный человек в трудную минуту пришел на защиту собачки... Увидев как изуродована моя руку, она подумает черт знает что! Что бы ты сам стал делать на ее месте? Ничего! Какое мне дело, кто ее кусает? Нашел чем хвастаться, она не ты! Ей будет больно. Очень жаль. Это будет ко-шмар..." - Что такое? Кто это там? - вдруг услышал Алекс за собой растерянный шепот. Он повернулся и с жалкой улыбкой, трясясь от нервного, бессильного смеха, опять переходя с новой знакомой на “вы”, ответил: - Вы даже не поверите, Аня. Это моя жена. Она случайно увидела нас в телескоп. Господи, это смешно и нелепо! Представляете, что меня ждет! Анна уставилась на гостя широко раскрытыми глазами, пытаясь осознать, что произошло, вдруг сама тоже рассмеялась. - В телескоп-п-п... Я даже не могу такое представить. Что мы будем делать? Что она может подумать? Не волнуйтесь. Мы все объясним. Я могу все объяснить. Понимаете, это хорошо. Она же все видела сама, вы сказали, что она смотрела в телескоп.... Алекс с отчаянием обхватил голову руками и безуспешно приглаживая короткие волосы на макушке, представил как это все произошло. - Аня, вы не правы. Я не знаю, что объяснять? - трагическим голосом пробормотал Алекс. Он несколько раз поочередно ставил себя на место жены и опять возвращался к себе на этот балкон. – Смотрите, что она видела? Мой счастливый затылок и вас, - молодую, прекрасную женщину... В такой ситуации никто никому не поверит. Лучше бы мы поцеловались… Алекс опять обернулся и посмотрел на окна своей квартиры. Балкон был пуст. Где-то там наверняка притаилась жена и смотрела на них исподтишка, стыдясь показываться. «Лучше бы мы поцеловались!» – сам себе еще раз прокричал он и виновато оправдался: - Что объяснять, Аня? В этом вся проблема… Понимаете? Дело в том, как объяснять! Я должен не просто весь вечер объяснять и доказывать, что я по прежнему люблю мою жену крепко, я должен буду фальшивить и как-то верно передать эмоции, которых не имею, но которые она ждет. Она ведь женщина. В этом как раз вся проблема... Знаете, когда не любишь... в смысле, когда сексуально безразличны, можно жить долго вместе, как с сестрой или с каким-то родственником. Это не трудно... и в этом нет ничего дурного. Религиозно эта холодность вполне терпима. Вся беда начинается тогда, когда вынуждают лицемерить, изображать эмоции. Ооо, черт! Я могу объяснить кому-угодно все, что угодно. Вы даже не представляете... я надеюсь, что вы не представляете, что меня сегодня ждет! Почему? Зачем это все сегодня?! Мне так было хорошо. Ладно. Я должен идти. Мы увидимся. - Подождите, я вам дам мой телефон, позвоните... Ой, нет-нет! Лучше это вам не надо. Мы увидимся. Я каждый день несколько раз выхожу с Норой... И не забудьте вечером намазать вашу рану еще чем-то... Алекс помахал рукой на прощанье и вышел в коридор. После этого его мысли были заняты предстоящей встречей с женой. "Надо что-то соврать... Соврешь - она почувствует и будет копаться во лжи остервенело, как… Она будет копаться в любом случае. У нее такой характер. У всех такой характер. А ты бы не копался, если бы увидел Марину на чужом балконе? Нет, не копался... Мне все равно. Да. Это ужасно. Мне совершенно все равно, что она думает и что она чувствует. На каком балконе и где она торчит. Уходи… Куда? Вокруг так пусто. А сейчас? О, Господи! Почему мне так не везет! Мама никогда бы не выбрала мне эту женщину..., а вот Анна бы ей понравилась! Мама не глупая, она понимает и знает почему и за что ценят женщин. Сам вляпался - теперь выпутывайся. Мама тебе не поможет. Ты так и не проверил письма в Интернете... Я должен был уйти. Я больше не могу оставаться здесь. Даже если раньше был какой-то смысл... Какой смысл? Просто некуда было идти. А теперь есть? А если Аня тоже прогонит?... " Алекс поднялся на лифте на свой этаж, вошел в квартиру, предвидя бурю, в лучшем случае споры, ругань и "потоки слез". В гостиной сын заканчивал ужин, жены не было видно. "Если сын кушает, как она могла притарабанить на балкон телескоп? Она увидела издали, прямо отсюда, из кухни... О, черт! Она нас заметила из кухни! Все равно. Дело не в этом. Как она притащила телескоп? Неужели она специально перетаскивала это устройство на балкон через окно? Где она сейчас? Почему не выходит? Хочет сделать вид, что ничего не случилось. Пусть делает. Я тоже буду делать вид, что ничего не случилось. А что случилось? Ничего, успокойся, ничего не случилось… Когда она высунется - отвлеки рукой, поменяй повязку, попроси помочь... Не проси. Ты только затянешь разные глупые разборки и ничего не решишь. Неужели ты не понимаешь, что теперь все изменилось!" - У тебя все в порядке? - спросил сын, с интересом присматриваясь к повязке на руке отца. - Что у тебя с рукой? "Ты еще маленький! Бандитская пуля… Мне не повезло, случайно залез куда не нужно. Смотри, сам не лезь... А что ты скажешь Марине? Невинно пострадал. За благое дело! Защищал справедливость... Восстанавливал справедливость!" - Не волнуйся. Твой отец ничего плохого не сделал. Я пострадал за правду! Мне и так плохо! Оставь меня в покое! Ешь свою еду... Мне нужно было защитить хорошую собачку, а меня укусила плохая, - резко, раздраженно объяснил Алекс, подсаживаясь к столу. Подросток понял, что отец, как обычно, не в духе, быстро переправил в рот оставшиеся пельмени, встал и помахал рукой. - Пока, папа! Скажи маме, что я поздно вернусь, - с вежливой улыбкой ответил Максим и как-то странно посмотрел на отца. - Мне пора! У меня карате, - подросток точно выбросил вперед кулак с поворотом от поясницы, подхватил сумку, которая лежала рядом и направился к выходу. Там он обернулся и еще раз посмотрел на отца. Алекс молча кивнул и помахал рукой на прощанье. Затем он подвинул к себе тарелку с нарезанной слоями соленой красной рыбой, которой почему-то сын пренебрег. Делая бутерброд, Алекс даже не заметил, как сын ушел. Алекс вспомнил про коньяк. Он осторожно, нервно огляделся, взял себя в руки, встал, подошел к входной двери, открыл сумку, достал бутылку, которую купил и прошептал: "Привет, Наполеон!". В этот момент в гостиную, услышав, что сын ушел, вышла жена. Алекс бросил косой взгляд "на благоверную", подбросил вверх бутылку коньяка, скрутил крышку, намочил губы и сделал большой глоток залпом. "Давление на совесть. Топтание психики. Не выпендривайся. Сейчас услышишь!" - Ты встречаешься с этой... с другой женщиной? Алекс сел назад к столу, понуро наклонился над тарелкой и ничего не ответил. "Подожди-подожди! Дай выговориться. Пусть женщина выскажется... Пока не выскажется, не будет слушать. Что ты скажешь? Что она во всем виновата, а ты любил-любил-любил пятнадцать лет и вдруг недолюбил, а теперь хочешь жить с другой женщиной. Этого никто не поймет... Ты бы тоже не понял... Наверное, я никогда не любил ее. Черт знает, как это все случилось. Бац! Уже пятнадцать лет прошло... При чем здесь этот дурацкий вопрос: кто бы сделал что-то или не сделал?" Вопреки ожиданиям Алекса, жена не стала «давить упреками и обидными словами», она молча уселась напротив за обеденный стол и уставилась оскорбленным, жалким, обиженным, укоризненным взглядом. "Что это значит? Она не знает, что сказать? Вот оно что! Ее карта бита! У-уу, дьявол! Несчастная женщина... Это, кажется, так плохо, что хуже некуда. Неужели я никогда не любил ее... Значит, жил пятнадцать лет в грехе, как жить нельзя! Надо уходить. Если останусь – меня ждет ад. Точно! Это будет настоящий ад, который в худшем случае меня ждет на том свете за все мои грехи. Постой! Какой ужас! Неужели она подумала, что пришло время с этим смириться! Как она не понимает, что это гадко! Упрекать меня, какой я подлый и неблагодарный! Винить во всем, а потом… Махнуть рукой на гуляющего мужа! Дескать, что я могу сделать? В сорок лет все мужики гуляют. Только последняя дура будет с этим спорить и упрямиться и пытаться повернуть вспять колесо... Колесо чего? Истории... секса, биологическое... часы. Глупая баба! Как она не понимает, что мне изменять так же противно, как ей оправдывать меня! Неужели она это не понимает?!» - Ты хочешь, чтобы я теперь... Ты знаешь, что я работаю пятнадцать часов в день! Теперь я должна следить, думать о том, куда ты пошел, с кем и зачем? Ты хочешь меня извести? Ты хочешь, чтобы я сама бросила тебя или сдохла? Алекс промолчал. Он придумал, что можно сказать, но не смог это ответить. - Что у тебя с рукой? Почему у тебя этот пластырь? – спросила Марина, словно ничего не произошло. - Меня укусила собака. Я не виноват. Я только вернулся с работы! Я даже не успел выпить ничего… - Какая собака? Ты знаешь чья была собака? Где ты ее видел… Ты сделал прививку? - Постой, сейчас скажу, – пробормотал Алекс, закидывая бутылку и делая огромный глоток. "Почему женщины хотят, чтобы я сделал прививку? Это забота обо мне или они только думают об этом... Постой! Если ты сейчас расскажешь про собачонку, тебя будет жалеть жена и другая девушка! Мужчину должна жалеть только одна женщина. Если ты не дурак, ты должен выбрать Аню… И мама еще должна жалеть. Да, еще и мама." - Успокойся. Собака безвредная. Если бы она была бешеная, я бы уже давно окочурился, слава богу, и все бы досталось тебе, но видишь, это не так. Тебе тоже не везет!.. Извини – это шутка! Я тоже могу шутить, как ты! Ладно. Что ты сказала? - Ничего. Покажи, что у тебя с рукой? - жена схватила ладонь мужа и, наклонив голову, стала рассматривать что-то. Она осторожно отодрала часть пластыря. Алекс вырвал руку и нервно залепил пластырь на место. - Ты встречаешься с другой женщиной? - упавшим голосом спросила жена. - Да! - выпалил Алекс, не успев подумать. "Скажи да. Она ждет именно этого. Она готова. Говори. Потом будет хуже. Скажи сейчас. Закрой тему, пока женщина готова... зачем потом опять возвращаться к этому спору? Ты понимаешь, что у тебя в жизни произошло? Все равно… Рано или поздно, ты должен будешь сказать это. Не бойся, скажи, вам обоим станет легче…" - Молчишь? Ты встречаешься?… Я не хочу так жить! Я это не заслужила. Я потратила на такого как ты всю жизнь. Зачем ты это сделал? Ты хочешь, чтобы я осталась одна? Ты этого хочешь? - истерично, с болью и ужасом, которые слышались в срывающемся голосе, выкрикнула Марина. - Я как раз не хочу, чтобы ты осталась одна. Ты со мной останешься одна. Неужели, ты это не понимаешь? Ты еще можешь найти кого-то... поищи, найди человека, которого ты действительно полюбишь, - отчаянно, ясно, яростно и безжалостно ответил Алекс. - Если я нашел... Почему я должен это терять? Найди себе своего... Тебе ведь еще нет сорока! Мы - молодые люди. У нас сын вот-вот уйдет! Считай, уже ушел. Ты понимаешь? Почему мы должны еще жить вместе? Зачем? Я не люблю ругаться. Ты говоришь, что тоже не любишь! Я не люблю тебя. Ты тоже меня не любишь... Зачем ругаться и мучить друг друга? - Какая ты сволочь! Какой ты гад! Теперь ты говоришь, чтобы я нашла кого-то? Посмотри на нас! Ты посмотри на себя. Ты посмотри на меня! У тебя есть хоть что-то в душе? Или ты просто меня ненавидишь. За что?!... Уходи. Уходи немедленно! Ты слышишь? Алекс испугался, подумал, что сказал лишнее и жена опять «упадет» в бесконечную истерику… он молча встал и пошел к двери, остановился, вернулся назад, зашел в ванну, взял бритву, зубную щетку, белье, которое сохло на батарее, перешел в спальню и закидал в сумку одежду, которую нашел в шкафу. После этого опять прошел через гостиную, посмотрел на жену, которая по-прежнему сидела за столом неподвижно, удрученная, черная, хмурая, злая. - Марина, не смотри на меня... смотри на себя, найди кого-то... кого ты можешь полюбить. Или хоть в церковь пойди... я не знаю куда? Куда ходят женщины? Я не знаю, понимаешь? Не сердись на меня, я любить хочу, я жить хочу!... но так как мы с тобой жить я тоже больше не могу, понимаешь, не могу! Марина угрюмо посмотрела на него, взяла тарелку, с вызовом прицелилась и запустила в мужа, почувствовав, что он сейчас убежит. Алекс вышмыгнул за дверь и услышал как разлетелась вдребезги семейная посуда Королевского Стаффордшира 1933 года. "Вот и все. Ты потерял родину, прошел эмиграцию, считай, пережил развод, потому что в тебя кидала жена на поражение старую фарфоровую посуду. Жалко тарелочку! Больше, кажется, простому человеку терять нечего. Слава богу ты еще никогда не разорялся... Разорялся! Ты забыл - в девяносто втором, ты потерял много - несколько тысяч. В то время - это были огромные деньги. Наверное, если бы я тогда не потерял деньги, сейчас жена бы не ругала меня. Сволочи, так подло раздолбали страну! Я бы отдал все, что есть, только бы уйти от нее и жить нормально… Куда идти? Как нужно жить нормально? Это никто не знает. Когда мы узнаем, как жить нормально, умрет религия, обанкротится церковь, останутся только врачи, адвокаты и полиция, как в Штатах. Я могу позвонить Петушковым… или переночевать в каком-то шелтере. Лучше пойду к Ане. Я не гордый. Пусть меня еще раз кто-то прогонит, чем никто никогда вообще... Сегодня каждый может издеваться надо мной сколько хочет! Завтра я буду сам смеяться над собой!" Алекс спустился на первый этаж, пересек внутренний дворик, подошел к соседнему дому. Тут он понял, что застрял, у него не было ключа от двери и предстояло надеяться на постороннюю помощь. "Только не звони. Дождись, пока кто-то зайдет." Он хотел было сделать что-то вопреки внутреннему голосу, который вновь настырно подсказывал очередную "правильную мысль", добиваясь с тупой настойчивостью, чтобы все выходило правильно. Алекс послушно дождался, пока случайный житель дома открыл дверь и, следуя за ним, вошел в дом словно молчаливая тень. Только сейчас он понял "что он наделал?". Отчаянная решимость, так хорошо знакомая большинству восточных славян, вела его дальше, но в то же время в душе стеснились сомнения в "правоте и успешности сомнительного предприятия". Алекс поднялся на одиннадцатый этаж, подошел к двери. Он нерешительно потоптался, звонить не стал, сел на ворсистый пол ковра в коридоре, откинулся назад и опять заговорил сам с собой о том, что он сделал. "Неужели это все так и должно было кончиться... и все? Я пятнадцать лет жил с Мариной - зачем? А сколько лет точно? Пятнадцать, если считать... Зачем это все считать? Зачем я берег эту семью? У нас вырос ребенок. Ну и что? Ему скоро будет пятнадцать лет. Ты никогда никого не берег. Ты – отчаянный! Это точно! Я не хранитель, я защитник. Если всем плохо, кого ты хотел защитить? Никого… Я просто не хотел быть хранителем. Это не моя работа! Зачем у меня тогда родился сын... " В это время дверь в квартиру Анны открылась. Алекс повернул голову, чтобы сказать привет хозяйке, но не было видно никого в проеме двери. «Подожди, сейчас кто-то выйдет. У нее были гости! Не волнуйся! Сиди спокойно! Тебе нечего стыдиться. Ты в полном порядке! Две рюмочки коньяка никому не могут повредить. Если кто-то выйдет, скажи: «Здравствуйте!» На это никто не будет обижаться… - Заходи. Я видела, как ты шел по двору, - сказала Анна. В ее голосе он услышал ужас и испуг. "Она меня ждала. Она торчала за дверью. Она видела... У нее такой упаднический тон, как будто она понимает, что произошло... нет, что произойдет! Что ни говори, человек предчувствует судьбу заранее. Если это такая неизбежность, почему она говорит таким упадническим, трагическим тоном? Мы должны радоваться... Не выпендривайся. Лучше объясни человеку, что тебе нужно... А что говорить, если я сам не знаю? Куда я должен идти? Она приличная девушка, она не может... она впустит, она не оставит на ночь. Или оставит на ночь, но так, что спать будет неудобно. Это хуже чем не оставлять. Меня все прогоняют. Почему так? Неужели я такой гнусный?" - Можно я зайду? - спросил Алекс, поднимаясь и не слыша, что ответила Анна, подобрал сумку, зашел в комнату и закрыл дверь. - Я не могу говорить в этом коридоре. Тут полно русских. Весь дом кишит... Я пришел, потому, что мне негде жить... Если хочешь знать точно - меня выгнали из дома. Можно я у тебя в гостиной перекантуюсь? Анна ничего не сказала. С тех пор, как она увидела несколько минут назад Алекса, идущего к ее дому, она перестала о чем-либо думать. Ей было неприятно, тревожно и нехорошо. Анна нашла способ как убежать от этих мыслей! Она стала готовить ужин, чтобы хватило на всех. Сколько было "всех" она не думала и не считала. Алекс разулся, прошел к дивану, бросил на него сумку и лег, умостив голову. Он взглянул на хозяйку и проговорил: - Не ругай меня. Я безвредный. Я полежу возле телевизора, подумаю... хорошо? Ты меня всегда сможешь выгнать, если я буду вредный... Анна ничего не сказала. "Вредный... что такое вредный? Почему он это говорит?" - подумала она, но промолчала. Она достала фрукты, которые обычно ела сама. "Он наверное ест мясо. Где я возьму мясо? У меня нет мяса. Даже нет колбасы..." - Если вы поругались... - выговорила она. - И жена узнает, где ты сейчас... Вы сделаете только хуже. - Не волнуйся. Мы не дети. Мы ругались знаешь когда? Еще в прошлом веке. В тысяча девятьсот восемьдесят каком-то году. Сыну скоро будет пятнадцать! Не дави на меня. Нам не о чем ругаться. - Алекс сел на диван. - Аня, вы думаете, я вас впутываю в мои семейные дела? "Впутываешь! У меня больше нет никаких семейных дел. Я не знаю, кто в этом виноват? Я не виноват! Почему опять меня нужно обвинять? Обвиняйте, если это кому-то нужно. Но кому?" - Я женат... но у меня нет семьи. И никогда не было. Я хочу, чтобы она была. Я сижу рядом с тобой... у меня могут быть какие-то свои проблемы, какая-то боль... я с этим буду жить. Ну и что? Семьи у меня нет. Понимаешь? Мне не с кем ругаться. "Сделай же что-нибудь. Не дай бог, она сейчас начнет уговаривать мою душу вернуться к жене. Это все равно, что уговаривать покойника вернуться на землю и испытать эту жизнь еще раз. Зачем? Только бы я смог ни о чем не думать!.." - Аня, давайте куда-нибудь пойдем? - взмолился Алекс и посмотрел на хозяйку с обидой, просьбой и огорчением. Анна быстро обернулась на эти слова, почувствовав что в голосе гостя трубит отчаяние. Она о чем-то задумалась. - Не хочу, – ответила она, перестала готовить ужин, подошла и села рядом с гостем, который скрюченный, угрюмый лежал на диване головой на смятой сумке, лежал тихо, прижавшись к стене. - Тогда включи что-нибудь. У тебя есть русские фильмы? Давай что-нибудь посмотрим. Я не хочу кушать... не волнуйся. Ты же для меня готовишь? Мне не надо. Спасибо. - У меня фильмов нет. Я приехала… "Ах, да! Помню! Она приехала одна? Даже собачку не привезла с собой. Собачку подарили здесь. Почему одна? Надо узнать. Она же не студентка! Такие женщины студентками не бывают!" - Аня, вы так ничего и не рассказали о себе. Что вы делаете? Вы приехали первая, а потом должен приехать муж? Анна как-то странно глубоко вздохнула и впервые на лице ее появилось какое-то жесткое, тупое выражение. Она горько рассмеялась. - Надеюсь, он никогда сюда не приедет! У меня нет семьи. Хотя я была замужем. Я еще сейчас замужем… юридически. Я убежала из дома. Я убежала из России. Анна рассказывала о себе короткими, отрывистыми фразами. Алекс был так удивлен, что напрочь забыл о себе. - Невероятно. Как можно бежать из России? Это все равно, что бежать из канадской тюрьмы... – «Боже, какую чушь я несу! Какая разница, только не молчи сейчас.» - Я не понимаю зачем вы бежали? Сейчас никто не бежит. Любой может выехать легально... - Я знаю, но я не могла, - спокойно ответила Анна и посмотрела на гостя. Ей показалось, что этот странный, умный, нервный петербуржец смотрит на нее с нескрываемым удивлением, она посмотрела на его залепленную пластырем руку, подумала, что это может его отвлечь и стала рассказывать о себе. - Я убежала оттуда. Муж сделал то, после чего я не могла с ним оставаться. Знаете, когда видишь, что твой муж, человек которого ты любила, на самом деле ничтожество, просто животное. Наглое и грубое животное... Он очень изменился. Он мог просто не выпустить меня из России, если бы узнал, что я собираюсь уехать. Тем более, что я ему нужна... теперь я не знаю, что делать? - Вы говорили, что пишете детские книги, что вы филолог... - Я писала. Я была замужем, недолго, пока муж не разбогател. Ему повезло. Он ужасно разбогател... Изгадился, - словно ставя подпись и печать на диагнозе болезни, которую невозможно вылечить, бессердечно ответила Анна. После этих слов, точнее, видимо, после этого верно найденного слова, Анна улыбнулась как-то по своему, мягко, женственно и нежно. - Давайте смотреть телевизор. "Ну да, уж, конечно, я фиг теперь буду смотреть телевизор." - Постойте, я не хочу, я ничего не буду смотреть. Ты сказала, что должна была убежать. Почему? Как ты могла вообще выехать в Канаду так запросто? У всех это занимает целый год... "Он обидел ее. Как? Наверное напился. Что еще может сделать новый русский бизнесмен, когда приходит домой после своего бизнеса? Пьяный дурак. Они поругались... Нет. Она сказала, что-то очень жесткое: пьяная скотина... или что-то в этом роде. Что она сказала? Что он сделал?.. " Анна задумалась, не зная что сказать. Она посмотрела на гостя, который лежал рядом на диване. Его умные глаза, смотрели на нее и беспокойно, настойчиво спрашивали о чем-то. Она помедлила и стала рассказывать о себе, подумав, что именно это хочет услышать гость. - Я просто пришла в посольство и рассказала о том, что у меня произошло. Сказала, что мне опасно оставаться в этом городе. Я прождала несколько часов, готова была уйти и тут - это было уже вечером - мне дали визу. Я улетела через два дня. Теперь я не знаю, что мне делать? Я подала все документы на развод, но я не знаю, что мне делать с мужем, с его деньгами... с нашими деньгами. Я не знаю… Когда я посмотрела наши бумаги, оказалось, все, что он заработал, записано на мое имя. Это все так сложно. Я не знаю, что мне делать? - Я могу посоветовать, но лучше подумать. Одно могу сказать - если не знаешь, как поступить, - действуй по закону. "Это разумно. Когда начинаешь спрашивать совета у друзей, каждый норовит сказать что-то свое, но от этого не понимаешь, что делать дальше?.." Алекс вдруг расхохотался неудержимо, нервно, раздраженно. - Я только что ушел от жены... У меня сегодня вся семья развалилась к дьяволу! Бах! Бац! И нет ее! Пятнадцать лет жизни канули псу под хвост! Если, конечно, так можно сказать. Я думал, как тебе это объяснить? А оказывается, ты сама еще более запуталась в своих семейных проблемах... Он перевернулся на спину и глядя в потолок ответил: - Не волнуйся. Это не проблема. Хуже было бы, если все твои деньги были у мужа. Тебе повезло - скажи спасибо. У меня брат живет в Нью-Йорке со своими миллионами и тоже не знает, что делать... Бывают же такие проблемы! - Нет. Вы не поняли. – резко, почти испуганно воскликнула Анна, и объяснила, чтобы оправдаться. - У меня денег нет. Это все на бумаге. Они только записаны на мое имя, но у меня ничего нет и может быть никогда не будет. Я знаю, что муж вывез какие-то деньги и положил на мое имя в какой-то оффшорной компании в Америке. Но я не знаю в какой? Эти деньги теперь могут никому не достаться. Муж тоже не может их взять, потому что я спрятала все документы, когда уезжала. - В самом деле?! – удивленно переспросил Алекс и опять перевернулся на бок, глядя на Анну с восторгом, открыв рот. – Вы поссорились с мужем-миллионером и удрали, спрятав все документы?! Очень правильное решение! Аня, я могу вам сказать, что вы интуитивно очень хорошо чувствуете бизнес! Я надеюсь, вы надежно спрятали и самое главное запомнили куда вы с перепугу засунули эти бумаги! Считайте, вам очень повезло. Поезжайте домой, заберите документы и живите спокойно. Возведите глаза, скажите: «Спасибо, Господи!» Живите дальше спокойно. Анна внимательно посмотрела на гостя, который преобразился. Он стал говорлив, как актер, когда вышел на сцену, его глаза горели мыслью и чувством еще умнее и жарче. Алекс мыслил вслух и это было удивительно, хотя не всегда понятно и не всегда приятно… Когда он замолчал, задумавшись о чем-то, Анна решилась вставить свои объяснения: - Я не могу поехать назад в Россию. Я здесь беженка... и потом, даже если я могла бы уехать, я боюсь. - Какая разница, - небрежно возразил Алекс, словно понял уже давно как решить все те неразрешимые проблемы, которые столько времени изводили, иссушали Анну. - Это не важно. Вы не должны ехать сами. Наймите кого-то и он вам достанет эти бумаги. Это наверное можно сделать даже отсюда? - Я боюсь. Я думала об этом... но если эти бумаги попадут в руки мужа, он легко подделает мою подпись и заберет все себе. Вы не представляете как это все запутано и сложно. Я тоже не хочу остаться нищей в чужой стране. Почему я должна все бросить и прятаться от него? Я же не уехала сюда по своей воле? Я подала в Торонто документы на развод. Теперь надо ждать целый год... точнее осталось девять месяцев, ведь я уже три месяца живу раздельно с мужем. Через девять месяцев мне дадут развод, но после этого я потеряю все права на наше общее имущество, квартиру и магазины, которые мой муж купил. Тогда эти деньги, которые где-то лежат в Америке - это все, что у меня останется. - Что вы ждете? Я понял, у вас есть какой-то план, - спросил Алекс, который с огорчением подумал, что девушка скорее всего сама разберется в своих проблемах без помощи его! - Я надеюсь, что пройдет какое-то время, муж успокоится и тогда я узнаю, где и какую компанию он открыл на мое имя, а взамен я отдам ему все, что осталось в России, я подпишу любую бумагу. Но я боюсь. Я не знаю, что он будет делать? Он так изменился. Он может преследовать меня и тогда мне никогда не вернуться в Россию. Я надеюсь, что через год или два он вообще забудет обо мне. Я не знаю. Я видела, каким он может быть страшным человеком... "Почему она мне это рассказывает. Она всем встречным говорит о муже и деньгах? Я спас собачку! Ах, да, конечно, она давно хотела выговориться кому-то. Как это все нелепо. Я и не думал, что Наде просто повезло. Бац - овдовела и свободна. Господи, прости за цинизм. А другим, вон, как приходится... Она никогда не будет встречаться с тобой. Ты опять никому не нужен. Ей просто нужно выговориться. Она выбрала тебя. Ты случайно подвернулся. У тебя морда задумчивая и ненахальная и, потом, ты спас собачку... Кстати, очень тихая собачка... вежливая. Убралась в спальню и даже нос не высовывает. Понимает, наверное, что хозяйке не до нее. А другая бы тут выплясывала, визжала что-то противным собачьим визгом и лизала все что подвернется... или гавкала. Надо уходить. Ты тут никому не нужен. Собирай вещички и ищи другое место..." Алекс сел, подобрал сумку и терзая ее на коленях, посмотрел на Анну усталым, обреченным и жалким взглядом. - У вас будет все в порядке. Не волнуйтесь. Вы правы, подождите немного, даже год. Когда все уляжется и утрясется, оно все как-то само собой решится. Я думаю, уже сейчас или скажем через пару месяцев ваш муж, каким бы он ни был... злым, грубым или наглым, он сам устанет от этой неопределенности и у вас все утрясется, как говорится, полюбовно. Я пойду. Мне неловко вас стеснять... но мы увидимся! Я буду заходить, можно? Я безвредный, правда? Алекс встал, прощаясь. Анна порывисто хотела его остановить, но мысль о том, что гость собирается вернуться домой, к жене, к семье, удержала ее и она сконфуженно прошептала: - Приходите. Я уверена, у вас тоже все будет хорошо. Вы такой... задумчивый. Ваша жена поймет и поверит вам. И не забудьте смазать чем-то руку. Когда смажете руку выйдите на балкон и помашите, - весело добавила она. – Я пойму, что с вами и с вашей рукой все в порядке… Я буду смотреть! - Да, конечно... - пробормотал Алекс и показав рукой на спальню, с улыбкой объяснил. - Пойду попрощаюсь с собачкой. Она у вас такая воспитанная. Жаль, что ей тоже так не везет. Кусают, понимаешь ли, всякие другие невоспитанные собачки… Алекс заглянул в спальню и увидев псину постучал на прощанье костяшкой пальцев по двери и бросил какое-то слово веселым голосом. Собака радостно или благодарно застучала обрубком хвоста о пол, но с места не тронулась. "Надо завести собачку. Они такие ласковые и бывают такие ненахальные... Давай, давай, заводи. Девушка с собачкой пролетела мимо... на своем прекрасном белом “Мерседесе”, а ты подружись с какой-нибудь другой собачкой. Дворняжка Жучка тебе подойдет? – язвительно переспросил Алекс сам себя и удрученно подумал: - Никто мне не подойдет. Я такой несчастный. Никто меня не любит. Почему мне никогда не может улыбнуться счастье? Что, я такой гнусный или вредный? Все меня гонят. Вот и Аня. Даже не пытается удержать! Это так просто - скажи нужное слово и я скажу «Может быть, лучше я останусь?» Нет, не говорит. Черт возьми, чему этих девочек учат в школе? Господи, после этого ты хочешь, чтобы я к тебе относился с благодарностью и благоговением? За что я должен говорить спасибо? За то, что ты поленился пальцем пошевелить ради меня?" - Я пошел, - обронил Алекс и вдруг не удержавшись, молча обнял Анну. Алекс боялся сказать слово, обнимая девушку, которая ему так сильно понравился. Она не ответила. Постояв мгновение, Алекс повернулся и вышел в коридор. "Не плач, скиталец. Будет, что вспоминать. Милая, ласковая девушка. Ей, конечно, не повезло с мужем, но она сама виновата - надо же как-то уметь выбирать? А мне не повезло просто не понятно почему? Я умею выбирать - если бы мне сразу дали выбор, я бы выбрал Аню… Она не обняла. Ну и ладно. Вернусь домой. Лягу на свою половину постели рядом с тумбочкой. Это тоже не плохо. Другим бывает хуже и не так везет, как мне… Марина ничего не скажет. Будет рада, что дурак-муж не долго гулял и вернулся. Если уйти и жить отдельно, сколько мне нужно зарабатывать? В этом доме я уже никогда не буду жить. Придется снять угол в частном доме... Наверное за триста баксов можно найти гадюшник на "третьем" этаже двухэтажного дома." Алекс погрузился в подсчеты своих доходов и расходов, которые ему предстояли, если придется жить одному. Войдя в дом, в котором он жил, Алекс остановился возле лифта, ожидая, задумавшись и не видя никого. Вдруг его тронули за руку. Алекс резко дернулся, испугавшись. Кто-то вскрикнул. Алекс оглянулся. Перед ним стояла Маша, которая весело, безбоязненно смотрела на него, на его «дикую, нервную реакцию», отведя обе руки за спину, "выпятив опасную грудь". Она улыбалась как показалось Алексу завлекающе-нахально. Он слышал, что Маша развелась год назад с мужем и потом по дому поползли двусмысленные: хорошие и нехорошие слухи. Говорили разное. Алексу было все равно, но Марина отнеслась неодобрительно к судьбе разведенной знакомой. Алекс поздоровался и оправдался. - Я не думал, что это ты. Извини. Я иногда дергаюсь непроизвольно… Не больно? Время было позднее, никого рядом не было и они вместе вошли в лифт. Маша покачала головой, улыбаясь и играя глазами, она ничего не сказала и пристально посмотрела на Алекса. Несколько раз она порывалась что-то сказать, - это было заметно, - но промолчала. Это была бойкая, грудастая женщина, которая наверное только одна еще ходила в этом доме с такими крашеными, синеокими глазами. Раньше про себя Алекс называл эту женщину "крашеная, классная бабенка", однако никогда не питал к ней больших чувств. - Я не знала, что ты стал таким нервным. Ты идешь домой с работы? - спросила Маша, улыбаясь и играя губами. Алексу показалось, что она даже как бы приплясывала - так двигалось и дышало ее подвижное, неутомимое тело. Он тоже почувствовал нежное непреодолимое томление и страсть. "Хоть одна женщина бескорыстно захотела тебя. Смотри, не упусти! Не дури, не умничай, возьми, что дают... Когда так дают - брать грешно! Легко, а потом противно. Начинаешь спорить? Обижаешься, спрашиваешь Господа: Зачем дал это, а не то?"... - Э-ээ. У меня все в порядке, - ответил Алекс. - Как у тебя? Ты тоже не скучаешь? "Что ты сказал! О-оо, черт! Для женщины: не скучаешь, значит, гуляешь. А что? Как спросить? Я же не могу спрашивать женщину как дела на работе? Вообще о чем нужно спрашивать? Ведь при желании можно извратить любой вопрос." В это время дверь лифта открылась на Машином этаже. Алекс напрягся, предчувствуя что-то неизбежное, как зверь нервничает перед катастрофой… Маша посмотрела на него долго, задумчиво, словно тоже почувствовала что-то. - Выходи… - прошептала она. Алекс дрогнул, обнял пышнотелую, фигуристую, душистую женщину и опустив руку, провел рукой по дурманящей линии спины от плеч вниз ближе к талии и потом дальше – чуть в сторону, по бедру. Женщина не стала отвечать, обнимать и прижимать мужчину - отдалась гордо, уверенно и покорно. Алекс отстранился, посмотрел в невыносимо-синие глаза, попробовал подтолкнуть себя, поцеловал губы, но увлечься и завестись не смог. - Виноват! – презирая сам себя, с бессмысленным упреком ответил Алекс. - Не могу… Ты даже не представляешь, как мне жаль. Маша отступила. Глаза женщины пристально, живо и нахально посмотрели на мужчину. Она взмахнула бровями и подступила ближе /Алекс был уже готов нажать на кнопку своего этажа/, обняла, прижалась губами к его губам, и поискав другой рукой там где стыдно искать, где горело, и не глядя, впилась пальцами туда, куда Алекс не ожидал, что какая-то женщина может осмелиться "впиться". Это сработало. Алекс почувствовал, как его прошило током страсти и с этим он уже не смог совладать... 3. Утром следующего дня Алекс вышел в коридор дома, где ночевал, злым, небритым и чувствовал себя невыспавшимся и опустошенным. Он опаздывал на работу, но в голове мутился бардак, мысль дергалась суматошная, руки тряслись как в лихорадке... «Великий обман! Стоит прикоснуться к телу чужой женщины и потом новый, опустошающий, омерзительный запах будет преследовать целый день. Почему мужчины липнут к этим женщинам? Девушка, которая пахнет приятно и хорошо должна быть только одна! Почему нас даже запах не отпугивает? Плевать на это. Почему потом вспоминаешь это приключение как что-то необыкновенное? Как этот секс преображает мир! Разве я когда-то вспоминаю, где обедал? А стоит провести рукой по обнаженному телу чужой женщины и даже не обнаженному, а просто чужому – вспоминаешь это прикосновение всю жизнь. Дурацкая психология! Гнусная, рабская… Иногда за день чего только неперетрогаешь: ручки дверей, ручки пишущие, руки знакомых и чужих людей, сотни всяких пакетиков в продуктовом магазине. Все эти ощущения улетучиваются, улетают куда-то бесследно! Другое дело – прикосновение к чужой женщине! Обман. Великий обман! Молоденький любопытный юноша познает взрослую, измученную, растрепанную женщину в каком-то борделе… Зачем? Кому это нужно? А что, лучше если мальчику повезет испытать великую никому-не-нужную страсть в папиной машине вместе с самой лучшей одноклассницей? Дурак, зачем спешил? Потом всю жизнь будет вспоминать и мучиться, упрекать себя: зачем так гадко это сделал? Оказалось, это самое-самое из того, что поздно вечером, когда так плохо, когда закроешь глаза, хочется вспомнить… Парень, где ты будешь вечером спать? Еще рано об этом думать. Я могу лечь в машине. На заднем сиденьи. Или пойду ночевать к этим болтливым Петушковым? Если меня увидят с Машей - все поймут, чем мы занимались. Пронюхают - весь дом будет галдеть. И сын, не дай бог, узнает - тоже нехорошо. Почему мне так не везет с женщинами?» Алекс подумал о семье, о сыне, почувствовал, что запутался, пере-передумал, пере-перечувствовал. Он затрясся и чувствуя, что не справится с истерикой, ругаясь, зашел за угол в коридоре, где никто не должен был видеть. Здесь он попытался привести себя в чувство, но мысли сами бились в голове, как в истерике… «Куда мне идти? О чем думать? Я не хочу никуда идти. Почему я должен это делать? Это значит, что ты неудачник! Счастливый человек никому не изменяет. Не раскисай, тебе в жизни бывало гораздо хуже. Серж никогда не изменял Наде. Мне досталась самая гнусная жизнь! Кто такое придумал - тебя рожают, мучаются… ты сам мучаешься, рождаешься…, потом живешь не зная даже минуты счастья. Вначале зубки болят, животик, ушки болят, всякая мелкая гадость в твоем теле болит– и так проходит детство… Потом становится еще хуже. Совсем нестерпимо - и тут чешется, и там , это растет, и мысли гнусные в голове роятся, как бы поскорее насладиться чем-то… Боишься, что скоро умрешь и не успеешь насладиться. Как будто кому-то легче умирать, если насладился. Почему так жалеют детей? Какая разница? Неужели бабушке отдавать богу душу легче чем ребенку? Ведь это явная ложь! Даже не в этом дело. Если умер –какое дело? Обман царит в этой жизни! Только насладился – опять плохо, голову мутит, вначале противно, а через полчаса опять хочется. Чего хочется? Зачем? Разве так можно? Это все равно, что летишь в самолете с неумелым пилотом. На какой черт было садиться в этот самолет? Надо летать только самыми лучшими компаниями… Хорошая мысль. Я об этом всю жизнь говорю! Человек должен выбирать жизнь заранее… Ради бесконечной мучительной смерти не стоило рождаться! Стой! Открылся лифт. Беги! Опоздаешь на работу… Ооо-о, господи, приеду на работу и опять эта пышногрудая тетка, Мэгги, пристанет, прилипнет. Работать не дает... Как она смогла почувствовать, что я "свободный мужчина"? Что у меня на лбу написано? Неужели я воняю как-то по особенному? Вздор, если бы я вонял так, все бы смотрели на меня с вожделением и эта тетка и этот унылый мужик… Они бы не могли не почувствовать этот запах. Мы стоим в одном лифте. Если бы я так вонял, они бы нюхали меня! Притнюхивались… Я бы это заметил. Если кто-то так воняет, нельзя удержаться и сделать вид, что все в порядке! Они ничего не чувствуют, они едут на работу и думают о какой-то своей ерунде. Я тоже еду и думаю. Странно, почему эти бабы так липнут ко мне? Неужели кому-то кажется, что я такой смазливый? Что они находят во мне - хотел бы я знать? Неужели я источаю некий экстраген или какой-то восхитительный запах гениталий? Нет, не запах. Должно быть что-то другое! Как поймешь этих баб? Кто объяснит, почему ко мне одна шушаль липнет? Я знаю! Что ты знаешь? Я невротик! Тихий, забитый невротик. Безвредный, задумчивый невротик... Именно таких как я любят эти бабы - "наездницы" как их можно назвать. Я не люблю таких баб... Кто любит?... А вот Аня? Она не такая, но тоже... Не ври. Она к тебе не липла. Она любит не тебя, а ушастого спаниеля. Господи, почему моему брату так повезло? Почему он нашел свою женщину, когда был еще маленький и ходил в школу. И нашел не просто какую-то зловещую тетку, а ласковую, милую, добрую женщину... Все такую хотят, а мало кто находит. Сережу мама любит... Ему повезло. А мне, черт возьми, достаются одни "наездницы", словно я осел какой-то... Ты не осел, а баран... Именно осел - на баранах не ездят. У баранов висит жирный курдюк на самом заду, а у тебя через пару лет от этого пива появится пузо... Я болван, что приехал сюда. Надо было еще в России заработать деньги, тогда бы меня тоже все любили... Такие как ты деньги не зарабатывают. Что ты умеешь? Ты умеешь только думать... Если бы за мыслишки что-то платили, я бы был уже давно миллионером. Сержу хорошо. Ему повезло! Купил дом в Нью-Йорке. И сразу стал говорить, что заработал на нем тысяч двести. Врет, конечно... Все равно обидно. Я и десяти тысяч не могу заработать без упреков жены. Кому-то везет. Серж ни бум-бум в этой недвижимости, а так повезло. Америка - чертов пылесос! Сволочи бессовестные! Сосут деньги со всего мира... Конечно, у них каждый дом скоро будет стоить целый миллион. Надо было с самого начала ехать в Штаты... Что бы ты делал в такой стране без денег, парень? Ты неимущий. Таким, как ты, всегда и везде плохо. В Штаты едут люди счастливые, с деньгами, а такие как ты ... Ну вот, еще один поворот и через пять минут буду на работе. Чему радуешься? Опять прилипнет эта висючка... Я устал от этих гнусных баб. Думают, я такой задумчивый и робкий? Шиш вам! Что ни говори, а ночью мерзко вышло... Она тоже это почувствовала. Теперь будет ругать таких умников, как я… а в чем я виноват? Если бы я нашел ласковую, милую женщину - все было бы по другому. Оч-чень несправедливо... Я так и не проверил почту. Сегодня надо обязательно залезть в Интернет. Не забыть бы опять... Глупая штука - секс. Секс перепутал все. Но без него - кто захочет в этом мире жить? Да, без него - это не жизнь... Кстати, наверняка кто-то живет без секса. Все старики после семидесяти. Ерунда. Все живут сексом. Сексом, надеждой или мечтами... Старик тоже может смотреть на женщину и о чем-то мечтать. Делать то же самое, что делаем мы в сорок лет… Смотри - последний поворот. Подъезжаю... О чем я думал? Мне не повезло... Черт возьми, как мне не повезло!... Эта подлая империя распалась, как колоссальная тряпичная кукла. Уж не знаю, как ее назвать... Я, может быть, последний отпрыск, последний герой русской империи. Выдуманный герой выдуманной страны, в которой можно было думать, но нельзя было жить. Кто будет думать теперь и зачем? Время мысли прошло. Теперь главное - деньги. Мысль используют, чтобы добыть деньгу. Откуда берутся деньги? Напечатать каждый дурак может сколько угодно. Самое интересное начинается когда напечатали – все оживают, за что-то борются. Один умник обманывает другого, чтобы отобрать деньгу, которую напечатал другой! Да, деньги – это не зарплата, это добыча! Война умов… Подлая жизнь. Несправедливая. Как была такая и есть..." Алекс подъехал к парковке возле работы. Он был угнетен мыслями о прошедшей ночи, а точнее просто обидными мыслями о том, как получилось... Войдя в офис он уставился на работодательницу неприязненным, задумчивым взглядом... "Чтобы она отвязалась и перестала так смотреть на меня с вожделением, надо попросить доллар. Пусть повысит на доллар в час зарплату. Чушь собачья. Доллар в час меня не спасет. Зато быстро отпугнет настырную бабу. Меня вообще ничто не спасет... Никто никого не спасет! Так говорил батюшка. Он был не прав... Как всегда!" Взъерошенный, нервный, недоброжелательный Алекс сам по себе мог отпугнуть всякого. Мэгги опасливо посмотрела на желанного, но опасного славянина и поздоровалась первая. Этот странный человек, Алекс, давно дразнил воображение. Она раньше никогда таких не встречала. "Сработало! Как просто. Надо было только ночь не спать, выпить бутылку, а после этого никакая висючка не посмеет прилипнуть к тебе! Неплохой рецепт... Мечта идиота - научиться отпугивать плохих женщин и привлекать хороших." Алекс постоял некоторое время перед столом, думая о своем. - Ничего нового? Я должен ехать как обычно? - наконец спросил он, пряча руку, чтобы его не спросили о том, что случилось с рукой. Мэгги странным, робким и неигривым голосом ответила, что сегодня заказы такие же как всегда и облегченно вздохнула, когда Алекс ушел в подсобку.... Алекс увидел машину, на которой ему предстояло целый день ездить и ему стало легче. Он угрюмо посмотрел на Стивса, мужа Мэгги, который ждал минуту, чтобы помочь ему и поговорить. В руке у приятеля Алекс заметил книгу "Дон Кихот", но говорить на эту тему ему не хотелось. - Спасибо. Я справлюсь сам, хорошо? У тебя с этим нет проблем? О’кей, рад был тебя видеть... - выговорил он, отгоняя нелюбезным тоном «несчастного мужа». Стивс пробормотал что-то смущенно и обиженно. Он спросил, что у Алекса с рукой. Тот ничего не ответил, подхватил сразу четыре пустые бутыли и забросил в кузов. Когда погрузка была закончена, Алекс тоскливо посмотрел на мужа хозяйки. - Я должен ехать, - коротко сказал он и залез в кабину, отвалился в кресле, ожидая когда любезный Стивс откроет дверь гаража. "Несчастный мужик! Притарабанил Сервантеса. Хочет поговорить. Тоже мне, лопух ломанческий…Торонтский. Лучше бы нашел подходящую женщину. Надо запретить человеку заниматься сексом, пока не нашел Дульсинею. И после… О чем он мечтает? Он сам как Дон Кихот. Старый, больной, ходит с этой дурацкой жидкой бородой, бородкой! Кто такого полюбит? Живет с молодой знойной женщиной, а мечтает о какой-то другой - ласковой и нежной. Лопух. Купи “Камасутру” и посмотри какие-то фильмы, научись баловаться с женой, чтобы женщине было приятно. Ладно, перестань ругаться. Это не мое дело. Пусть живет как живет. Что тебе за дело? Кто-кто, а этот Стивс тебе никогда не мешал. При чем здесь мешал? Он меня раздражает. Он такой же идиот, как и я, только с жидкой бородкой, толстый и старый. Смотреть противно… Какой дурак захочет смотреть на себя?" Прошло шесть часов. Алекс закончил работу и вернулся в офис. Поставил в гараж машину, закрыл дверь и пошел к своей машине зная, куда должен ехать и что делать. "Больше никуда, ни к кому не ходи. Коньяк не пей. Ищи работу, чтобы заработать деньги. С женой и с другими женщинами в телесные контакты не вступай..." Кризисы жизни в жизни Алекса случались не раз. Идея использовать "дар мысли", иные врожденные способности для зарабатывания денег посещала Алекса часто, но раньше он отвергал "грешную, верную мысль" с презрительной усмешкой, говоря сам себе что-то вроде: "Зачем надрываться? Зачем? Чтобы кушать каждый день свежую устрицу в лучших ресторанах? Лучше кушать не каждый день, а раз в месяц и получать не меньшее удовольствие... В жизни есть столько интересного о чем можно подумать, зачем забивать голову всякой ерундой?" Мысль о том, что он должен будет изо дня в день думать о чем-то одном и том же, что это станет его работой, приводила Алекса в уныние. Это было раньше. Но не теперь. Первый раз он всерьез задумался о заработках, когда брат Серж женился счастливо и богато, на прекрасной ласковой женщине Наде. Тогда Алекс помимо прочего подумал о том, что он бы сам мог разобраться в финансовых рынках и "крутя лишний миллион" внезапно разбогатевшего бестолкового брата, заработать и себе кое-что. Эта изначальная мысль вскоре оказалась жалкой утопией - брат Серж не пытался разобраться в финансовых рынках, однако ему везло так, что никакое знание не могло соперничать с таким везением. "Даже самый умный человек не способен избежать бремени накладных расходов, чтобы заработать на жизнь, только госпожа удача получает прибыль, ничего не тратя" - такой афоризм придумал Алекс, следя за неожиданными новыми бессмысленными выигрышами брата. - "В мире побеждает не производительность, а рентабельность. Это, кстати, общеизвестно. Лучше родить одного недоношенного гения, чем пять здоровенных, но глупых идиотов." Так закончил Алекс свой длинный и бестолковый афоризм и после этого две недели продолжал думать, находя исключения из найденного правила и в конце концов превратил простое, очевидное умозаключение в длинный, запутанный и непонятный даже ему самому замысловатый трактат, который можно было бы озаглавить неким средневековым образом: "О парадоксе продуктивности, народонаселении и безусловном вреде удачи, которая выпадает всем кому угодно, только не тебе лично"... После этого Алекс перестал мечтать о финансовых удачах и "лишнем миллионе" везунчика брата. На этот раз он ни о чем не хотел думать. Думать о жене, сыне, самом себе, об Анне, даже о брате с Надей было невыносимо. Наоборот, хотелось забыться. Но забыться Алексу было труднее всего, он не мог убежать от себя, купив бутылку водки или встретившись с какой-то знакомой женщиной, или улететь вместе с женой куда-нибудь ради прекрасного отдыха на Карибские острова. Прожив тридцать лет в стране "советов", он привык не советовать, а думать... Думать всегда и везде, в любом состоянии - это, может быть, единственное, чему он научился! То, что раньше казалось кощунственным и отвратительным - "Консервирование мыслей в стеклянной банке" - как Алекс называл любую работу "головой", сейчас показалось спасительным и желанным. "Надо сходить к Петушковым. Они меня всегда звали и предлагали... даже просили, чтобы я выучился на какого-то программиста. Петушки хорошие. Они любят меня и плохого не посоветуют. Они знают, что надо делать. Кажется, они говорили, что проще всего такому раздолбаю, как я, стать не программистом, а тестером. Ну и ладно... за три месяца выучу эту фигню, потом потрачу еще три месяца, чтобы найти работу... Петушки сказали, что они знают, где можно взять рекомендации... Напишу в резюме, что я три года в России по двенадцать часов в день работал на компьютере... Это точно. Чем моя башка не компьютер. Хорошая шутка. Жаль, никто никогда не поймет. Да уж, шутник из меня никудышный.. Я когда-то писал дневник... Написал пять страниц , а через три дня прочитал и ни хрена не понял? Потом целую неделю ничего не делал, только разбирался с этой ерундой... Да-а-а, шутник и писатель из меня никудышный. Ну и что? И отец, и муж, и-друг-и-брат... и сын! Перестань давить на психику! Охамить можно кого угодно, даже если он не сделал ничего плохого... Странное время. Полгода назад кончился двадцатый век. А продолжается такая тоскливая жизнь. Хуже чем в монастырской избе средневековья... Никакой радости для умного человека. Как раньше не было спасения и блаженства - только для избранных. Я не избранный. Я никому не могу продать мысль… Только мозги! Кому они нужны? Может быть Интернет как-то поможет? На что еще надеяться умному человеку? Платят не за мысль, а за умение развивать мысли. Куда развивать, зачем развивать – никто не знает, но платят! Стой! Не заезжай в гараж! Поверни направо!" Алекс успел вырулить и, заезжая во двор перед своим домом, поехал не в гараж, вниз, а перекрутив руль круто вправо и влево, припарковал машину перед домом. Эти выкрутасы были вызваны тем, что, поворачивая к дому, Алекс заметил, что возле дома прогуливается Анна с собачкой и вполне возможно, ждет именно его. "Не спеши, подожди. Тебя не заметили. Скорее всего... Откуда она может знать мою машину? Никто не может знать, что знает женщина! Никто не знает, что может знать женщина! Какая разница? И в том, и в другом случае женщина - загадка. Так оно и есть! Она кого-то ждет! Это точно! Она занята не собачкой... Крутит головой, оглядывается. Кого-то ждет. Она может ждать кого угодно! Например, договорилась встретиться с подружкой, чтобы выйти погулять вместе и вывести гулять собачек. Лучше выйди и спроси. Сразу поймешь. Только не нервничай...» Алекс пристально следил за девушкой с собачкой. Он познакомился с Анной позавчера. Она сразу понравилась ему. Понравилась так, как никто другой - даже больше, чем когда-то двадцать лет назад одноклассница брата, Надя...Сейчас Надя, жена брата, стала родственницей и любила Алекса верной родственной любовью... Анна тоже была богатой, независимой женщиной, однако не имела никаких, даже отдаленных, родственных связей с Алексом и совсем не обязана была его любить... Это был минус. Это был огромный минус, который удручал Алекса больше всего вот уже второй день. "Меня никто не любит!" - огорченно, депрессивно твердил он сам себе. - "Я всю ночь промучался с Машей и больше не хочу... Теперь ты хочешь подойти к Анне? Не дури... Отведи машину в подвал и топай к Петушковым... Очень здравая мысль. Спасибо. Ты хочешь к ней выйти? Ну и что? А ты не хочешь? Есть только два выхода из сложившегося положения - я могу незаметно свалить в подвал, в гараж, или выйти и поздороваться... Это точно. Только два выхода. Вот и выбирай, если ты дурак. Логически рассуждая, я должен поздороваться. В гараж я всегда успею. Выбор правильный. Смелее. Выходи. Ты видишь - ты уже не дурак..." Однако Алекс не спешил открывать дверь. Он продолжал следить за Анной и в голове его все яснее звучала одна мысль. Она повторялась и повторялась, громче и громче, словно навязчивый припев в модной песенке: "Не спеши. Успокойся. Эта девушка - твой последний шанс. Так не бывает. Потом всегда появится что-то новое. Не обязательно лучшее. Это никто не знает... Это твой последний шанс! Или ты хочешь продолжать жить как грязный колючий ежик в своей грязи? Если упустишь шанс - можешь всю жизнь учить программирование с Петушковыми, все равно - счастья тебе не видать! Да, конечно, эта девушка - счастье, это мой шанс... последний шанс! Очень умная мысль. Последний шанс. Так говорят в голливудских фильмах... прыгая за девушкой с тридцать девятого этажа! Не умничай! Америкашки иногда бывают правы - если ты не будешь относиться к шансу, к любому шансу, как к последнему, ты ничего не поймешь в этой жизни... Ты хочешь, чтобы я прыгнул? Прыгай! Не морочь голову, открой дверь, выйди и скажи девушке "Здрасьте, Аня. А вот и я! Вы кого-то ждете?"... Будет забавно. Ты подойдешь к ней, а она рассеянно поздоровается и скажет: "Извините, молодой человек, забыла как вас зовут. Мы сейчас с подружкой должны пойти в парк, извините, нам надо выгулять наших изумительных собачек! Ха-ха-ха! Вот это будет удар по твоему самолюбию! У меня нет самолюбия, зато если обидят, могу дать по голове без разговоров... или не дать. Если она меня пошлет к черту - я могу пойти к Петушковым... займусь программированием, тестированием. Это ведь как раз и был другой вариант... худший. Не волнуйся! Если ты чему-то научился в этой жизни – это понимать людей. Аня ждет тебя. Иди!" Алекс резко открыл и оттолкнул дверь, выбрался наружу. Он громко хлопнул дверью, закрывая машину, надеясь, что его услышат и заметят. Произошло то, на что он рассчитывал. Анна слушала каждый звук. Она, как бы нечаянно, поворачивалась за собачкой и оглядывалась вокруг. Она полчаса гуляла во дворике между тремя домами, ругала и оправдывала себя... ждала встречи со странным соотечественником, который запал в душу, с которым она почувствовала себя так просто и хорошо, как дома, которому открылась неожиданно, и который ушел так неожиданно и необъяснимо. Анна не могла не увидеть его еще раз. Она чувствовала, что ему было плохо, ведь он даже обнимал ее вчера бессильно и жалко как ребенок. Увидев Алекса, она вдруг успокоилась, приободрилась. Она не пошла навстречу. Удерживая собачку, которая тоже заметила приближавшегося Алекса, Анна несколько откинулась назад и таким образом Алекс увидел перед собой именно тот выпуклый, выразительный образ девушки, который мерещился ему весь день. "Обаятельная и обстоятельная женщина!" – пробормотал он сам себе, о чем-то подумав. Девушка была высокой, крупной, но стройной, без каких-то пошлых излишеств, если описывать ее внешний образ как какой-то фасад знаменитого дома. У нее были умные, добрые женские глаза, хоть и зеленые… дело было не в цвете, конечно! - Вы сегодня не бегаете? - воскликнула Анна и запнулась, сама услышав свой дрогнувший голос и, вместе с тем, увидев залепленную пластырем руку Алекса. - Как ваша рука? Вы поменяли повязку... вы положили мазь? Алекс с любопытством посмотрел на руку и, придумав ответ, гордо ответил: - Я в полном порядке, я даже забыл, что меня кусали. Это хороший признак для вашей собачки... Я, надеюсь, именно она это сделала! Она здоровая, безопасная собачка... Ты слышишь? Дай лапу! Ты хорошая собачка... вежливая, полезная! «А теперь отвали!» – тихо прошептал Алекс на ухо собаки. - Слышишь, отвали. Кыш! Дай поговорить с хозяйкой.» Алекс оживился, заиграл улыбкой, глазами, словами... - Меня весь день спрашивают - что с рукой? Очень заботливая и любезная страна! Я уверяю всех, что у меня прекрасная медсестра, которая следит за моей бедной, истерзанной рукой. Это я говорю про вас! Вы правы, Аня, меня пора перебинтовать! Вы куда-то идете? - О нет! Мы уже сделали свое дело, – Аня кивнула головой в сторону своей собаки и Нора вилянием обрубка хвоста подтвердила, что это верно, дело сделано! - Нам пора домой... Как у вас? Вы объяснили... жене, почему были… у меня на балконе? - Я ничего не объяснял. Я даже еще не был у себя дома на балконе. Аня, я же вам вчера сказал, что больше не вернусь к жене. Но мне надо кое что сделать... я должен купить еду. У меня машина, а у них дома, кажется, холодильник пуст. Можно я потом зайду к вам в гости? Примерно через час... Анна молча скривила губы и кивнула, глядя на Алекса как бы с жалостью, но на самом деле она смотрела на соотечественника своими выразительными, умными прозрачными глазами с интересом и любопытством. Алекс вернулся к машине и поехал в магазин. По дороге его опять терзали сомнения. "Теперь можно вернуться домой, в Россию. Меня здесь никто не держит. Я могу успеть за год или даже за полгода заработать в Торонто тысяч десять чистыми и купить квартиру в Питере... За десять канадских - это шесть американских - ты сможешь купить только комнату в какой-нибудь трехкомнатной квартире... Я могу уехать в Штаты, в Нью-Йорк, к брату! Какая разница где крутить баранку? Там платят даже больше. Это прекрасная идея! Черт возьми. Я должен собрать вещи и уехать в Штаты! Это выход! Чем морочить голову с этим программированием в Торонто и потом жить тестером-/Алекс выругался, хоть и редко ругался думая сам про себя/, я лучше уеду домой... Что там делать? Опять водить машину я не хочу... Теперь ты не должен водить машину. У тебя взрослая семья… Взрослый сын! Благополучная жена. Ты выполнил на пятак все свои обязательства. Это хорошо, слава богу… Я не буду сам себя упрекать. Лучше вернусь в Питер. У меня будет своя квартира, я могу заняться философией... Что еще я могу делать? В конце концов я могу пойти учиться попутно в университет на философский факультет... Это лучше, чем ковыряться в этом гнусном программировании... А потом появится девушка, ты женишься на ней, родятся дети и ты скажешь "бай-бай" философии, сядешь за руль и все начнется снова... Нет, как ни крутись. Умному человеку в этой жизни просто не прожить! ...надо купить побольше всего. Положи еще банку джема... и две коробки яиц, курицу в пластике... посмотри число, сентябрь - это хорошо, лучше взять две... Анна ничего не делает. Она только гуляет с собачкой. Почему бы ей не уехать со мной в Россию? Что ее держит в Канаде? Ничего! Это было бы чудесно! Если мы поедем в Питер - это пять миллионов жителей, дождь, ветер, обычно дальше пяти метров ничего не видно – или туман, или дождь, или погода хорошая, но все одеты в серое и лица одинаковые. Там никогда никакой муж ее не найдет, пусть даже он будет самым крутым бандитом... скорее всего он вообще просто какой-то бывший аспирант, или даже студент подавшийся в бизнес и случайно отломивший первый миллион..., а потом, бедняге, понравилось, он оборзел окончательно... Озверел! Рассудок помутился от денег. Придурок. Такую девушку... Не зря канадки такие стервы. Правильно делают. Их никто не обидит. Гнусные бабы, смотреть противно, а вот русским барышням очень бы не помешало как тут говорят подумать о своих правах. А то издевается над ними всякий гад, как будто если женился, у него есть право. Придурок! Такую девушку потерял! Скажи ему спасибо! Если бы не он –фиг бы ты когда-нибудь увидел Аню. Она меня ждала. Это совершенно ясно теперь... Неужели такая девушка может посмотреть на меня... Ведь умная девушка должна увидеть какой я! Надя выбрала брата. Хорошие девушки любят веселых, легких, беспечных, а не таких как я... заумников-переумников. Если девушка полюбит меня, значит у нее не все в порядке с головой. Аня говорила, что она детский писатель. Детские писатели ничего не понимают в жизни. У них совсем другая жизнь и своя философия… ...надо набрать еще мороженых соков.. много... штук десять... и хватит, а то я тут проторчу целый час. Надо больше шутить, казаться веселым, пусть она думает, что у меня в голове одни детские книжечки и мультфильмы... А что ты помнишь? Мурзилку, Карлсона, Гарри Поттера?... А потом она увидит! Ха-ха-ха! Она увидит твою башку... когда ты, наконец, откроешься и заговоришь цитатами из Якоба Беме или Боэция. Ложными, коррумпированными цитатами. Да кто их помнит, какая разница? Все равно! Вот ведь как обрадуется девушка! Не волнуйся. Я легко могу отупеть ради такой девушки. Опрощусь, как граф Толстой и выкину к черту все глупые мысли. Буду радоваться жизни, ни о чем не думать... Ведь смог же Лев Николаевич опроститься при своем бешеном характере и трудном детстве. А у меня характер намного лучше… Как у Сержа. Он же тоже был когда-то умный парень! А теперь ржет как идиот и чавкает своими устрицами... У нас одна устрица доллар. Я ем примерно долларов на пять в день. Да, на пяти устрицах в день не растолстеешь. Прислал мне бутылку какого-то рислинга. На какой черт? Слабое вонючее винцо и только приводит в бешенство! А стоило, наверное, сто баксов, это наших сто пятьдесят! Он мог и пошутить, прислать дряное винцо за десятку, чтобы я причмокивал и наслаждался, а потом он позвонит и скажет… Черта с два! Он так не мог шутить. Он же не мне присылал, а нам с Мариной. Значит такое вино кому-то стоит действительно не меньше ста баксов. Слава богу, хоть сыну он не прислал такую чушь... Ему достался этот... карманный компьютер или как он? Наладонник… Я тоже хочу делать подарки! Есть же счастливые люди! Аня, наверное, знает как готовить устрицы и почему должно быть вкусным это белое вино? Она сказала, что была замужем только год. А до этого... Что она делала до этого? Она, наверное, вообще не умеет готовить. Черт с ним. Я же нашел как правильно готовить эти устрицы в Интернете и даже послал Сержу этот рецепт. Он правда, гад, ничего не ответил. Это хорошо. Значит, подействовало! О-о, черт, доездился! Я сейчас припрусь с этими продуктами домой, а Марина уже вернулась. Надо было успеть все это сделать раньше. Жаль, что я не взял день-офф. У меня рука больная. Я бы мог запросто остаться дома... У тебя дома нет и больше никогда не будет. Не мечтай!" Алекс пришел домой, везя по коридорам маленькую складную тележку, в которую сложил все продукты. "Что же делать? Я так и не решил. Я не могу собрать все барахло и уехать в Штаты. Что я буду там делать? Куда мне сейчас идти? Из-за того, что я ушел из дома и мне негде жить в Торонто… Аня может быть меня ждет! Я придумал! Нечего рассуждать! Надо все вещи перетащить в машину. Машина моя. Зачем она Марине? А там видно будет..." Алекс открыл дверь квартиры и вкатил тележку. Навстречу ему бросилась жена подстриженная, душистая, чем-то обеспокоенная и взволнованная. Не такая, как обычно. Не усталая и совершенно не стервозная! Алексу это очень не понравилось, он испугался и даже обиделся, но промолчал. - Слава богу, ты, наконец, пришел! Где ты был? Звонила твоя мама... и Серж звонил. Ты не ответил на письма. Ты можешь, наконец, перестать... - набросилась она на него, увидев Алекса с заваленной доверху тележкой в руках, решив, что муж отгулял и вернулся с повинной. Алекс задумался, ему стало тревожно, даже "дух захватило", словно он провалился в пропасть. Он не был готов к тому, что встретил… что его встретило. Обилие новостей, запахов и чувств рождало мысли, мыслей было так много, что Алекс потерялся, он забыл, как он приготовился вести себя дома. - Они что-то сказали? Или звонили просто так? Я так и не проверил почту... А-аа! Который час? Ну все... в Питере уже ночь. Ладно, я понял. Я напишу маме и позвоню брату. Давай, разбери еду сама, я сейчас позвоню... Алекс взял трубку и, уйдя в спальню, позвонил брату в Нью-Йорк. Ему ответил Серж. Услышав ехидный, намеренно-недовольный, расхлябанный голос брата, Алекс понял, что ничего опасного не случилось. Сергей подробно и обстоятельно обругал его: - Ну ты даешь! Где ты шлялся? Мама вчера позвонила мне вечером, а я был в машине, мы возвращались домой и спрашивает, что с тобой? Откуда я знаю? Ты не звонишь, ничего не пишешь ни мне, ни ей. Я говорю, подожди, я сейчас узнаю, Надюша звонит вам, а тебя дома нет! Маринка говорит, ты где-то шляешься до темна. Что такое? Ты что? Седина в бороду - бес в ребро? Маленький хэнки-пенки завел? Оххх шалишь, брат... Заведи "селл-фон", это же не так дорого? Или вы совсем обнищали в Канаде? Если хочешь гулять - без такой штучки гулять теперь просто свинство! Тем более, когда о тебе беспокоится столько женщин. Ох, ты даешь, Алекс! - Я был занят. Лечился. Меня укусила собака... Ладно, что в Питере? Уже поздно, я не могу позвонить маме... там ночь. У нее все в порядке? - У нее все хорошо, вся эта паника возникла конкретно из-за тебя? Что такое? Почему Марина нам ничего не сказала? Какая собака? Вы купили собаку? Вы что? Надо было брать щенка! Постой... Я надеюсь моего брата не кусал щенок? Алекс! Ты что делаешь? - Успокойся. Меня цапнула совершенно взрослая, большая, здоровенная чужая собака. Я просто хотел объяснить, почему я был занят... - Ты сделал прививку? А-а, впрочем, теперь все равно... Это было вчера. О’кэй, я понял. Слава богу... Хахаха, слава богу, что собака чужая! Даже Надюша разволновалась - говорит: где пропа-ал ее братик-ин-лоо? Вы что делаете? У вас же скоро какой-то ваш канадский праздник? Вы приедете? Мы ждем! Потому что в середине сентября мы сами уедем... - Серж, я не знаю... я поговорю. Если мы приедем, я позвоню. О’кей? Я пойду напишу письмо маме. Лучше мне это сделать сейчас. Она может ночью встать, чтобы проверить. Она так говорила. Не волнуйтесь за нас. Мы приедем, если сможем. Звони... Привет Наде. О’кей? - Хорошо. Берегись собак! - Серж расхохотался, радуясь, что все проблемы с братом оказались выдуманными. – Постой! Надюша спрашивает, за какое место конкретно тебя укусила эта не ваша собака? Я отвечаю: за мягкое, за самое мягкое, за руку. Алекс, она показывает, что это О.К., нет, нет, это не О.К., Надюша показывает тебе щелбан. Да, точно, это не О.К., это щелбан! Ой, а я тут при чем? Меня никто не кусал! Алекс! Спаси, меня лупят, мне дают твои щелбаны! Что мне делать с твоими щелбанами? Тебя укусила собака, а меня лупит жена... Ты же самый умный, скажи, что делать? - Узнаешь, когда повзрослеешь, - ответил Алекс и попрощался с братом. Он посмотрел в окно, прислушался, что творится за дверью в гостиной, скорчился, спрятав голову. Слезы брызнули из глаз, ему стало грустно, так грустно и жалко себя, будто он был обиженным ребенком и никто не любил его, и никому он не был нужен... 4. После разговора с братом Алекс вышел на балкон. То, что он увидел перед собой на этот раз показалось ему чужим и безрадостным. Далекие небоскребы центра Торонто выглядели отсюда маленькими смешными коробочками, протяни руку, подними палец и вот они какие видны отсюда. Щелк, щелк, щелк и больше нет этих домиков, этих маленьких коробочек! "У человека никогда не будет никого более близкого, чем родные... Даже друзья юности после тридцати кажутся чужими, а всякие другие родственники: все эти тети и дяди в Одессе, которых я видел в жизни один раз, все эти двоюродные братья, кажутся такими родными, если удается их вспомнить, я уж не говорю про жену брата! Надя - вообще удивительный человек... Как странно делится мир на далеких и близких! В детстве я часто дрался с братом... Кто мог подумать, что сейчас - услышал... услышал глупый, грохочущий, хохочущий голос брата, такой родной... Наверное, потому, что он живет далеко-далеко, в богатом Нью-Йорке. Если бы мы опять жили вместе в одной квартире... да еще рядом была Надя, мы бы дрались так же азартно и жестоко, как тогда, в детстве. Я не могу приехать к ним. Если бы со мной была Аня, я бы мог. Я бы бросил все и готов был начать жизнь заново. А так - нет. Надо заработать деньги. Только тогда можно вернуться в Питер... Что ты крутишься? Что ты юлишь вокруг да около? Кого ты хочешь обмануть? Меня не надо обманывать - я знаю себя лучше всех! Хорошо, я не буду никого обманывать. Аня меня ждала. Это ясно и ежику. Ну и что? Ты думаешь - это все решит? Думаешь, стоит открыть объятья прекрасной девушке и она страстно, восторженно упадет в них. Так? Вздор! Я вчера пытался – ничего не получилось. Обнял Аню, меня прогнали, потом эту Машу обнимал и тоже ничего хорошего не получилось. Больше я не хочу никого обнимать. Пусть сами меня ищут… Ты что, совсем дурак? Ты что не видел? Аня тебя ищет! Что тебе еще нужно? Я могу сказать только одно - она рада была меня видеть! Меня был рад видеть человек, которого я рад видеть! Это бывает редко... Почему ты ерепенишься, что ты еще хочешь? Да уж... Марина тоже рада меня видеть. Выйти за дверь - она, наверное, стоит и ждет, расточая запах новой парфюмерии... Зачем она сделала эту стрижку? Только не умничай, не надо "пытаться выкрутиться и воспарить вспять!", лучше сделай то, что ты должен сделать и не забудь, "опять не забудь, пожалуйста, написать маме письмо." Алекс развернулся, подошел к двери, вздохнул, словно ему предстояло нырнуть в бездонную подводную яму, решительно раскрыл дверь и вышел в гостиную. Как он и ожидал, жена его ждала. Марина посмотрела на него ожидающе, изучающе... молча. Темные, сверлящие, бухгалтерские глаза несчастной рано "не помолодевшей" женщины беспомощно уткнулись в строптивую, ершистую, агрессивную фигуру мужа. Крепкое, алмазное сверло обиженной женщины закрутилось впустую, скользя по крепкой породе, которая образовалась давно и надежно, плотно покрыв душу умного, легкоранимого, обозленного несправедливой жизнью мужчины, который вдруг почувствовал, что он проснулся... что ему заехал бес в ребро, что ему заехал в ребро не только бес, но и все, что только может заехать в бок тридцатисемилетнему, уставшему от пустой, безрадостной, бесконечной жизни еще-вовсе-не-старому молодому мужчине... "Бог все перепутал! Как обычно... Он все перепутал в самом главном! На какой-то черт предоставил возможности там, где я не хочу пользоваться никакими возможностями... Я хочу, чтобы меня оценили сразу, без проверки... оценили от рождения, как по праву рожденного короля, а не какого-то ублюдка! Пока будешь добиваться призвания - кому-то на фиг улетит вся жизнь. Кому это нужно? Мне это не нужно... Только не надо жаловаться... умничать! И не надо опять начинать строить мир сначала... Ничего не сделаешь. Столько людей пытались!" - Поставь корзину к двери, я скоро должен уйти, - бросил Алекс, пересекая гостиную, - я только что говорил с Сержем - у них все в порядке. Да... они просто звонили, чтобы узнать, что со мной, почему я не звонил и ничего не писал маме? Марина, кажется, ждала именно этого: - Ты думаешь, я это не знаю? – воскликнула она совершенно не обращая внимания на наглое и дерзкое поведение мужа. - Я вчера говорила с твоим братом... и с твоей мамой. Ты должен понять, в какое положение ты меня ставишь? Это не мои родственники, а твои... - Не волнуйся, я скажу, чтобы они больше не звонили, - ответил Алекс, сел перед компьютером и набрал код подключения к Интернету. "Только не надо издеваться над ней! Хорошо? Ты сам виноват, что тебе досталась такая жизнь. Не становись скотиной... Ты не можешь сказать, что во всем виновата только она одна? Тебя никто не заставлял жениться... Заставлял! Ладно, зачем теперь спорить? Тебе это важно? Что тебе важно? Почему мне так не везет? При таком количестве разводов... это, кстати, стало нормой в двадцатом веке, никто не может упрекнуть никого в случайных связях... Даже если они длятся пятнадцать лет! Я никого не упрекаю! Должен... Нет ничего труднее этого вопроса. Встретишь любимого человека и твоя жизнь удалась... как бы даром, как будто ты родился королем, а не встретишь - считай ты родился безнадежным ублюдком! Если подсчитать всевозможное количество человекосочетаний и поделить на число возможных счастливых встреч, получится, что даже при высокой частоте встреч, счастливо соединиться удается немногим... Такой мир мог придумать только бесчувственный, жестокий негодяй или какой-то ученый. Куда-то мы не туда смотрим. Обычный человек не умеет смотреть. Ему надо показать то, что он должен увидеть. Для этого как раз и водятся физики, лирики, психологи, палеонтологи и все эти ученые. Ты сам таким хотел когда-то стать! Ну и что? Зачем сейчас меня упрекать? Я когда-то любил мороженое, а ненавидел пиво, а теперь наоборот. ... ну, вот, - три письма. Посмотрим... Два от мамы, а третье - просто хлам... Не надо ничего писать. Да, напиши, что я завтра позвоню... Наоборот... еще неизвестно, что я буду делать завтра утром? Может быть... скорее всего мне завтра утром просто неоткуда будет позвонить. Не надо звонить! Мама поймет, что со мной: по голосу... Да, лучше написать... Не ленись. Напиши, что ты, наконец, остепенился, набрался ума и решил стать программистом, учишь этот проклятый программистский язык. Днем работаешь, а вечером учишься и времени ни на что не хватает. Это не поможет! Она все равно поймет или догадается... Даже Серж понял, что со мной. Он ведь никогда не шутил ни про какие хэнки-пенки... значит, он понял все! Ну и черт с ним! ... не пиши программирование! надо как-то это назвать... Изучаю базу данных - это сработает! Да! Если бы ты ни фига не делал, ты бы написал "программирование" Это хорошо! Если пользоваться верной лексикой никто никогда не заподозрит, даже мама... Правильная лексика изменяет даже тембр голоса. Есть что-то верное в том, что писал Хайдеггер…" Алекс закончил письмо и, не зная, что делать дальше, кликнул на сайт Торонтской погоды, но пока прогноз грузился, он передумал и закрыл Интернет. Он повернулся и увидел Марину, которая молча стояла за его спиной и чего-то ждала. Алекс вздрогнул от неожиданности, скривился, подумав, что от него сейчас потребуют какие-то объяснения, после того, как впервые в пятнадцатилетней семейной жизни он решился переночевать "вне дома" открыто и даже не потрудился предоставить никаких вразумительных или правдоподобных объяснений. Видимо, пока он сочинял письмо маме, Марина тоже завершила свой цикл размышлений и была готова ответить мужу, что бы он ни сказал, в чем бы ни признался... - Где сын? - спросил Алекс, не столько, чтобы вызвать обострение, сколько стараясь понять, что его ждет... - Его нет, - быстро ответила Марина, охотно и незамедлительно, словно принимала участие в какой-то игре вопросов и ответов "выиграй миллион". – Я думаю, он как всегда, вернется поздно. Что ему делать здесь? Ты сам видел - он думает, лучше гулять с этими друзьями, чем идти домой. Ему почти пятнадцать лет! Если тебе все равно, что делает твой сын... Я не знаю, что с ним делать? Я работаю двенадцать часов в день... ты хочешь, чтобы я еще занималась сыном? Он еще мальчик! - Постой, да, он говорил, что куда-то уходит! - Вот видишь! Ты даже не знаешь! - Хорошо, я не против, давай разойдемся - я возьму сына. Я отец и лучше он будет со мной. Если тебе трудно - зачем ты будешь себя мучать? Мне это не трудно. После этих слов, как Алекс и ожидал, жена перестала "давить на психику", а сама, наконец, подумала о защите... - Ты думаешь, можешь так поступать со мной? Ты хочешь отобрать у меня все, оставить меня одну после того что я, сколько я... если бы я знала, что ты такой подлый, я бы уже давно, первая... - Какая разница? Первая - вторая? Ты можешь всегда наверстать. Было бы желание... Я не хочу спорить, я не хочу тебя обижать, давай разберемся тихо, спокойно, никого ни в чем не обвиняя. Кстати, не думай, что я прямо сейчас побегу собирать клубничку, что мне повезло и поэтому я хочу уйти... Я, может быть, вообще через полгода уеду отсюда, вернусь в Питер. Ты думаешь - вот, мол, какой гад, пожил со мной, порадовался... Я не знаю, ты еще способна понимать юмор, чувствуешь иронию? Ты слышишь? Или ты думаешь, я так восхищен, сбегал куда-то, принес цветы и хочу сказать спасибо, Мариночка, за пятнадцать лет совместной жизни? Я не хочу больше иронизировать, посмотри на нас трезво... Ты думаешь, я хочу уехать назад в Россию к молоденькой девушке. Ты думаешь мне легко будет взять и начать все заново, поймать счастье заново как змею за хвост?... Если мы будем расходиться - ты останешься со своей работой, с сыном, а я останусь один, ты понимаешь, что это значит? У меня ничего нет! Ты можешь упрекать меня в чем угодно, но только не в том, что мне кто-то может позавидовать? Никто никогда во всей моей жизни мне не завидовал! Ты можешь понять, как такое страшно не только тебе, женщине, но и мне, мужчине? "Не ругайся. Ругань бесполезна. Лучше уйди. Почему мы никогда не жили в своем доме? Надо было купить свой дом... я бы просто убежал в подвал и не было бы никаких проблем - у нас была бы обычная семейная ссора... а так, - куда я уйду, куда попрусь? Почему никакой дурак не сделал ночлежку для мужчин? Не волнуйся, наверное таких гадюшников тут уже расплодилось сотни! Дело не в них. Даже если они есть, я уверен, эти ночлежки для мужчин придумали сами женщины! Никакой мужчина не будет тратить жизнь на такой вздор. Хахаха, представь, если мужчины узнают, что где-то есть место, куда можно уйти, когда закрылся последний пивбар! Как упадет рождаемость… Главное в этом мире, что дурак всегда возвращался! Это лишний признак, что мир устроен разумно. Или мы сами сделали его таким?» Алекс не успел ответить на этот вопрос. - Если ты хочешь перебеситься... Хорошо... - бесись! Я тебе не мешаю! - обдуманно, сдержанным, не скандальным голосом ответила Марина. - Если это тебе так нужно - иди. Я не мешаю, но если тебе негде будет спать - ты должен вернуться домой. Я не хочу, чтобы ты..., чтобы нашему сыну говорили: я вчера видел твоего папу там-то или там-то... Я устала ругаться. Если ты хочешь так поступать со мной - делай, что ты хочешь... Что я тебе сделала? Я хоть раз когда-то обманула тебя? Ты думаешь мне легко с тобой жить? Но я же как-то пытаюсь... Хорошо - иди! Если ты хочешь - иди! Я тебя не держу... "Уходи скорее! Ничего не надо брать! Если ты останешься - потом никогда не уйдешь..." Алекс в бешенстве, не жалея сил, не жалея никого и ничего, выкарабкался из-за столика перед компьютером. Стул, на котором он сидел, был отброшен на пол сердитой рукой. Сильное, всемогущее, древнее, знакомое всем тысячу лет эпическое чувство проснулось в нем... Так Одиссей и другие герои, оставляли дом, уходили в странствия на многие годы, чтобы собраться вместе где-то далеко-далеко и разрушить что-то, Карфаген или Трою. Сколько раз Алекс сам мечтал о том, чтобы так встать, выйти за дверь в домашних тапочках и никогда больше не возвращался в этот дом, и не потому что он как царь Эдип боялся чего-то. Он хотел убежать потому что ему самому было плохо. «Почему она никогда ничего не сделала для меня? Я живу как ублюдок! Каждый божий день вожу эти дурацкие бутылки с водой. Как ей не стыдно? Это подло. Никакая самая несчастная женщина не должна возвышаться, унижая своего мужчину. Иначе зачем она родилась… как женщина? Почитай книги – человек становится тем, что из него делает любимый. Неужели она это не понимает? Я пятнадцать лет живу так, словно, какой-то беженец, несчастный эмигрант, который должен зарабатывать деньги на жизнь семьи любым способом, лишь бы заплатили... Это ложь! Ты мог работать программистом. Не мог. Если бы мог, давно бы работал. Я ничего не могу. Я даже домой вернуться в Питер и то не могу." Марина тоже смотрела на мужа, с ненавистью и сожалением. Она предчувствовала, чем это все должно закончиться. Опять муж будет что-то искать, страдать, отравленный своими глупыми мыслями, куда-то убегать. Опозорит ее... потом все равно вернется, только она одна должна терпеть эти неуправляемые грубые истерики и жертвовать собой, словно... Почему она должна все это терпеть? Работать так, как она работает, и жить так безрадостно и безнадежно, как она живет, и при этом думать о том, как приспособиться к этому человеку... как удержать семью? Справедливая обида умной, терпеливой женщины требовала возмездия, но мысль о том, от какого человека предстоит требовать возмездия напомнила, что спорить и ругаться в некоторых случаях бесполезно... Однако на этот раз ругани и семейной ссоры не получилось. Алекс злобно что-то прорычал, ринулся к двери, открыл ее, толкнув плечом едва замок открылся, и выбежал в коридор. Здесь он заметил, что вышел в тапочках... "Наконец ты сделал это! Черт возьми, я никогда больше не вернусь в этот дом. Ты всегда можешь вернуться... не ври! Тогда всю жизнь я буду сам для себя обыкновенным скандальным клоуном. Глупо так уходить... демонстративно! Мне-то все равно, - я могу переночевать в машине, а вот что бы делал тот, у кого нет машины... Не бойся - тебе есть куда идти! В самом худшем случае я могу сесть в машину и через восемь часов буду на Манхеттене. Ха! Действительно! Я могу приехать в Нью-Йорк в домашних тапочках! Никто не заметит. Пойду работать и куплю туфли… Зайди к Петушковым, возьми книжки и скорей топай к Ане. Хватит дурака валять..." Алекс спустился на лифте на три этажа ниже, вышел в коридор... но, сделав несколько шагов, раздраженно, недовольно уставился на свои домашние тапочки. "Постой... эти книжки ты можешь найти везде... Если я зайду к Петушкам, они будут весь вечер звонить мне домой и предлагать какие-то новые книжки... Это будет ужасно! Марина подумает, что я это сделал нарочно... Нет, я не должен этого делать... Я должен уйти, чтобы никто не звонил домой... И чтобы никто меня ни о чем не спрашивал." Алекс вернулся к лифту, зашел внутрь, спустился в гараж и прокрался к машине, боясь, что его заметят знакомые. В машине ничего незабытого и нужного не оказалось: в сумке, которую он собрал вчера, было нижнее белье, бритва, гель после бритья, зубная щетка... сзади лежали коробки с книгами, теплая куртка, перчатки, веревки, фонарь, а в бардачке он нашел безопасную бритву, две упаковки с жевательной резинкой, складной нож... Ботинок не было, даже старых, рваных, рабочих... "Успокоился? Ничего нет! Как ты мог, болван, не держать в машине на всякий случай пару хоть каких-то приличных туфель... О-о, черт, я забыл дома бутылку с коньяком! Все, считай пропала... Она ничего не сказала про сына... значит, он ничего не знает. Или не спрашивал. Даже если я никогда не вернусь домой... И не позвоню! Я могу написать письмо, я знаю его адрес в Яхуу..." Алекс вытащил сумку с вещами, закрыл машину и направился в соседний дом, где жила милая ласковая девушка Аня... Когда Анна дождалась человека, которого ждала и он сказал, что скоро придет к ней и только сьездит в магазин за продуктами, она вернулась домой и "в смятении чувств" села на диван, ожидая мужчину, которого встретила два дня назад. Она жила в Торонто почти четыре месяца. Это были самые трудные месяцы в ее жизни. Одиночество и страх, пустота и безнадежность, которые окружали ее в этом чужом городе были невыносимы. Такая трудная, нервная, зыбкая и переменчивая жизнь, впрочем, началась задолго до приезда в Торонто, а тогда, когда Анна встретила будущего мужа, меленького, щупленького, страстного молодого человека. Он был на год моложе ее. Это был необыкновенно уверенный в себе, напористый человек ростом ниже Анны. Он занимался торговым бизнесом, был богат, щедр, непредсказуем. С ним было интересно, но нелегко. Анна писала детские книжки. Своих детей у нее не было. Она "не успевала их завести", как она в минуты раздражения говорила сама себе. Муж уезжал рано утром на работу, возвращался поздно, и запах спиртного, азарт какой-то борьбы, которой он занимался весь день, отпугивали Анну. Анна возненавидела секс, и предохранялась, чтобы не родить ребенка от пьяного мужа. За полгода такой жизни она не смогла найти даже пару дней, чтобы можно было спокойно и с любовью встретиться с мужем. Борьба, которой днем занимался муж становилась все яростнее, злее, но успех все время сопутствовал мужу. "Я с ними скоро разберусь. И не волнуйся, все будет красиво, как в театре!" - уверенно повторял он, но врагов становилось все больше, денег тоже, но радости никакой. Наоборот, злость, грубость и жестокость побеждали все в душе Аниного мужа. Это создало свои проблемы. Произошла грубая, мерзкая, грязная сцена. Анне пришлось убежать. Оказавшись в чужой стране, Анна никого не знала, не видела и даже боялась позвонить старым друзьям, чтобы муж не узнал, где она. Ей нужно было прожить в Торонто еще десять месяцев, максимум год, прежде чем она получит решение канадского суда о разводе. Только после этого, как она мечтала, она сможет снова стать свободной. В Торонто было жить нелегко. Те русские, с которыми она успела познакомиться и которые жили по соседству, жили трудной, беспросветной жизнью. Анне предстояло прожить так еще почти год, пока она закончит все юридические формальности с мужем, получит вид на жительство в Канаде и сможет съездить в Америку, где в каком-то городе, в какой-то компании лежали большие деньги, записанные на ее имя и был открыт мужем на ее имя какой-то счет. Вдруг все изменилось. В ее жизнь ворвался нервный, запутанный в какой-то трудной, болезненной, непростой жизни Алекс. Он был странным и непонятным, как какой-то талантливый ребенок. Ане хотелось защитить его, как ребенка... Когда раздался стук в дверь и собака тявкнув громко, но приветливо, бросилась к двери, Анна решила, что наконец пришел Алекс. Она открыла дверь, ожидая, что войдет веселый, беспомощный, улыбчивый, задумчивый знакомый. Алекс стоял на пороге с толстой, объемной сумкой, в домашних тапочках... Он вошел, едва открылась дверь, пробормотал : "Вот я и пришел..." таким голосом, что было невозможно понять какая именно мысль таилась, пряталась в его словах. Анна отступила, впустив гостя, ей пришлось вспомнить, что он говорил в прошлый раз? - Вы уже все купили? - спросила она, не зная, что делать, что сказать чужому человеку, о котором она только что мечтала и который опять пришел к ней в гости. - Что купил? - Вы сказали, что должны были съездить в магазин... купить еду. Я поэтому и спросила. Тут столько приходится покупать... и есть тоже очень много. Алексу было неуютно, он не знал что сказать... "Зачем говорить об этих магазинах и продуктах? Со стороны я наверное выгляжу просто идиотом...." Анна смотрела на домашние тапочки, в которых он пришел и, наверное, думала черт знает что о нем! Ему было неловко стоять на пороге, он не знал, что сказать, но хотелось куда-то спрятаться, сесть... или лечь! - Да, не волнуйтесь, я сделал все, что нужно! Можно я лягу? Мне нужно подумать... - пробормотал он недовольным тоном и указал пальцем на диван, на котором уже однажды лежал, который помнил, который еще тогда показался надежным убежищем... Анна отступила в сторону, пропуская гостя на диван, позвала собаку и увела ее в спальню. Там она уложила ее на подстилку, обняв и обхватив руками тонкую собачью шею, и прошептала с какой-то мольбой в голосе: "Ко мне пришел друг. Ты должна тут полежать, хорошо? У нас сегодня будет трудный день...". Алекс переключил канал, стал смотреть вечерние новости. Когда Анна вернулась, он не нашел, что сказать и молча смотрел в экран, предоставляя судьбе шанс творить свое таинство без каких-либо помех с его стороны. Анна подошла к нему, попыталась найти где ей сесть... наконец, села на пол рядом с ним привалившись плечом к дивану, так что он даже услышал ее дыхание. - Хочешь чтобы тебе не мешали? - осторожно спросила Анна, пытаясь понять странное поведение гостя. Алекс отрицательно замотал головой, но объяснять ничего не стал. - Не знаешь, что делать? Вы поссорились из-за того, что тебя увидели... вчера здесь? У вас ... у тебя что-то случилось плохое?... На работе? - Нет. У меня ничего другого не случилось. Все то же, что и вчера. Я не знаю, что мне делать? - наконец, ответил Алекс. Он подумал, что будет выглядеть капризным идиотом, если его придется уговаривать. - У меня дурацкая голова, если в ней застряла какая-то мысль, я буду думать и думать, пока не решу... Дурацкая голова. Я хочу полежать, просто потому, что не знаю, что делать?... У меня сейчас мысли крутятся впустую, как колеса машины в песке. Колеса крутятся, а машина не едет. Это ужасно. Это картина ада. Ад - это все то же самое, только когда нет смысла или любви. Это хуже чем Сизифов труд. Он барахтался со своим камнем, но смог попасть в историю, а я? Я когда-то шел через пустыню... нормальную, обычную пустыню... жара была за сорок, вокруг - песок, никого нет, у меня с непривычки началась третья стадия обезвоживания - отказала вегетативная нервная система, кажется так это называют, если я правильно помню термины, мне стало так плохо, что было совсем все равно... даже пот перестал литься в три ручья, голова замутилась и стало нечем дышать. А потом я встретил машину. Это была большая удача, там редко кто-то ездил... а тут, мимо ехали геологи на грузовике. Меня подобрали. Я был рад. Я нашел в кузове два огромных бидона с водой... мне уже осточертела вся эта пустыня, я хотел как-то выбраться поскорее. Мы ехали несколько часов и вдруг ближе к вечеру водитель, черт бы его побрал, заболтался и вылетел на полном ходу на огромную долину непролазного, зыбучего песка. И тогда началось! Мы пять часов барахтались в этом песке словно беспомощные дети. Я запомнил этот вечер на всю жизнь. Мы рвали руками ветки сухого саксаула - он был такой гибкий, противный, не ломкий... кустов было много, от этого не было легче. Мы стелили ветки под колеса, машина дергалась, проезжала метр и опять застревала... Это был ад! Бесконечный, безнадежный ад, как у меня в голове, когда какая-то мысль застрянет и мешает думать дальше. -Ты чувствуешь себя так? Я тоже как будто иду одна в такой пустыне... У меня наверное сейчас такая жизнь. Ты так странно рассказываешь. - Я лучше умею думать, а говорю я плохо... Ты будешь смеяться. Я хотел полежать, посмотреть телевизор спокойно... иногда дурацкие мысли при этом уходят. Видно им надоедает смотреть эту немыслимую чушь. Я не люблю телевизор. Этот ящик придуман специально, чтобы человек не думал... Ха-ха-ха! Наоборот! Я люблю телевизор. Когда я лежу перед ним, меня никто не трогает, я могу спокойно думать, - пространно, стараясь показать, что он не капризничает, ответил Алекс и вдруг его затрясло от смеха, он захрипел, словно закашлялся, из глаз выкатились слезы... - Я не взял из дома кроссовки... я ушел в тапочках! Почему я такой идиот? Я не знаю, что делать? Я не могу вернуться домой. Я не могу работать в тапочках... Я не знаю, что делать? Если я останусь без кроссовок - мне придется бросить работу, если пойду - я не могу так пойти... Аня вы можете принести мне мои кроссовки? - спросил Алекс и прежде чем Анна успела ответить что-либо, рассмеялся опять. - Объективно - это был бы самый лучший выход. Моя жена отдала бы вам кроссовки и получила возможность ругать меня в свое удовольствие, мне бы не пришлось ходить по улице в домашних тапочках, а вы... Нет, лучше купить новые ботинки. Идиотская ситуация! Как можно выбрать что-то лучшее, если начинаешь с того, что выбираешь ботинки? - глядя в экран, болтливо, детально, откровенно словно размышляя вслух, спросил Алекс. - Как вообще можно понять, что лучше? Глупый, тупой, бесконечный, неразрешимый вопрос! Дело не в ботинках, а в том, что будет потом. И все это зависит от выбора кроссовок. Бред собачий! - Алекс лежал на диване знакомой девушки Ани. Ему было хорошо. Но с другой стороны он понимал, что не может просто так лежать на этом прекрасном диване всю жизнь! - Я думаю, именно так зависает компьютер... в нем начинает что-то щелкать, подсчитывать опять и опять какую-то ерунду, типа: дважды два - четыре, если отнимешь два - будет два, умножить на два - четыре, опять отнимешь два - два, умножить на два - четыре... Бред какой-то. Типа: "У попа была собака...", только еще скучнее. - Почему ты не можешь пойти домой? Тебя там никто не сможет обидеть? Ты можешь взять кроссовки и уйти, - Анна сказала это терпеливым монашеским голосом, словно сестра милосердия, уговаривая капризного больного ребенка принять горькое лекарство. - Я никогда больше не вернусь туда! Зачем об этом говорить! Не хочу! Я не могу вернуться... Понимаешь, это не-воз-мож-но... Я не знаю, как это еще объяснить? Я не могу пойти и купить новые кроссовки... Конечно, я могу, но это будет полный идиотизм? У меня дома остались новые... Это жуткая мистическая логика жизни! Если я за ними пойду, значит, я еще не ушел, значит я... я всегда буду возвращаться! Я не хочу возвращаться! Это глупо и противно. Почему я должен быть бессилен против этого, если я не хочу? Почему эта жизнь так цепляется за меня? Кому я нужен? Я никому не нужен! Я обычный человек! Я не хочу, чтобы за меня цеплялись. Я никогда не цеплялся "ни-за-что!", как может эта жизнь цепляться за меня? Это неестественно. Мне это противно... - Алекс, если тебе нужно - ты можешь пойти домой. Я могу пойти вместе с тобой. Мне это будет неприятно, но я могу это сделать. Если ты не возьмешь кроссовки, завтра тебе не в чем будет идти на работу. Или ты должен пойти домой и взять свои кроссовки, или туфли... ботинки, взять, все, что ты хочешь взять, или ты должен ехать сейчас в магазин и купить новую обувь, которая, как ты говоришь, у тебя уже есть... - Видишь! Ты сама видишь, какой это идиотизм! - воскликнул Алекс и рассмеялся нервозно, истерично - все дело в кроссовках!... Анна хмыкнула, и вдруг тоже рассмеялась нервно, беспомощно, устало, раздраженно... Справившись с собой, она терпеливо повторила: - Почему ты боишься вернуться хотя бы на пять минут?.. Ты не можешь уехать куда-то и вычеркнуть из жизни десять или пятнадцать лет... ты не можешь вычеркнуть из жизни даже год! Я это знаю! Ты можешь убежать. Даже если ты убежишь... потом то, от чего ты убегал, тебя догонит... Тебе никто не сделал ничего плохого! Ты не можешь убежать так, чтобы никогда потом не видеть твою жену! - Могу. Я могу сделать так, что больше никогда не увижу и даже не услышу. Я могу уехать в Новую Зеландию... или в Южную Африку. Я могу разбогатеть и жить так, что меня вообще никто никогда не увидит и не услышит. Как какого-то знаменитого певца... Забыл как его зовут. Он рехнулся и жил в пластиковой банке! Дело не в этом. Я не боюсь видеть сына или жену, но я не могу вернуться домой. Это разные события. От них должны быть разные последствия. Я не хочу возвращаться домой. Это просто невозможно. Но если Марина придет сюда, я смогу ее увидеть и скажу, все что я думаю. Не хочу с этим спорить... понимаешь? Я не могу вернуться домой. Это значит,... что я буду всегда возвращаться! "Не ври... Иди, забери башмаки и не выпендривайся! Если не захочешь вернуться, вот и не возвращайся, а ботиночки надо забрать. У тебя совесть есть? Ты хочешь, чтобы я встал с этого дивана, сказал Ане "Извините, я сейчас сбегаю к жене за кроссовками"? Отвали. Сбегай сам! Дурак, не смеши, как я могу куда-то без тебя сбегать! Дай спокойно полежать. Мне и так плохо... Встань и сходи сейчас. Хорошо... встаю..." Алекс пополз по дивану лежа на спине и встал так, чтобы не задеть хозяйку, которая сидела на ковре рядом, одел тапочки. - Я схожу домой. Скоро вернусь... Я вернусь в кроссовках, с ботинками и со всем барахлом, о котором ты говорила... Алекс передернулся, изображая как забрасывает огромный мешок, как Санта-Клауз за спину, и вышел. "Надо собрать все, что в шкафу... раз и навсегда собрать все... и свалить в машину, чтобы больше никогда не возвращаться... Как было бы хорошо приехать с Аней вместе к брату, позвонить в дверь и сказать: "Привет, ребята! Познакомьтесь, это моя Аня..." Отличная мысль! Ты можешь целый год мечтать об этом. А пока... Аню никто не выпустит в Штаты... Вернее не впустит! В любом случае ей не дадут визу. Она беженка... Глупый мир – если такая девушка должна быть беженкой! Черт бы его побрал! ...позвони, не надо открывать своим ключом. Позвони и попроси выдать, выбросить в коридор новые кроссовки и все остальное: трусы, носки, ботинки..." Алекс осторожно открыл дверь своим ключом и, стараясь не шуметь, вошел в квартиру. Шанс найти, забрать свои вещи и уйти незамеченным был небольшой, но принимая во внимание то, как долго ему не везло в последнее время, Алекс решил, что на это раз ему должно повезти. Только бы жена не увидела, как он, крадучись, пробирается в свой дом, прислушиваясь к окружающим звукам - ради чего? Чтобы забрать кроссовки!... заодно было бы неплохо забрать бутылку коньяка и спрятать в машине... Алекс услышал голос жены. Марина была в спальне, говорила с кем-то по телефону. "Я запросто могу успеть смыться! Если взять только обувь и куртки... все остальное пусть останется в спальне..." - подумал Алекс. - "Ну и ладно.. лишь бы Аня была довольна..." Алекс побоялся потратить время впустую, чтобы одеть кроссовки, он беспорядочно запихал в сумку обувь, свои легкие и теплые куртки, которые висели в прихожей. Наконец, все, что было можно найти, было упаковано в сумку, Алекс пошел доставать недопитый коньяк. В тот момент, когда он бросил сумку на пороге и пошел на кухню, из спальни вышла жена с трубкой в руке. "Она разговаривает с кем-то с работы! Если быстро удрать, она не успеет ничего сделать..." Алекс растерянно уставился на жену, словно школьник, который был пойман учительницей в тот момент, когда списывал домашнее задание или удирал с урока... - Я должен собрать вещи! - пробормотал он, стараясь не мешать жене и, главное, не отвлечь от разговора. Марина, кажется, не услышала его, она подняла палец, показывая, что занята, но скоро освободится. Она повернулась и не спеша ушла в спальню, чтобы закончить разговор. Алекс не стал рисковать. Он подхватил сумку, в которую запихнул все, что нашел в кладовке, осторожно открыл дверь и выскользнул за дверь. "Если я смогу уйти и меня никто не остановит, значит все в порядке! Судьба переменилась!" - суеверно прошептал он, спеша удрать к лифту по длинному коридору. - "А если она за мной бросится и догонит. Вернет. Все, больше не будет ничего нового. Опять и опять будет повторяться этот старый страшный сон. Когда меня догоняют и возвращают, а мне хочется уйти…" Он успешно преодолел последнее препятствие. Опять повезло - дверцы лифта открылись, как только он нажал на кнопку. Алекс вступил в кабинку и мысль о том, как он счастливо преодолел последнее препятствие... мысль об этом породила целую вереницу мыслей! Алекс ехал на лифте в подвал, чтобы оставить все лишние вещи в кузове машины, которая стояла в гараже. Дверь открылась на первом этаже, вышли попутчики, но вдруг в лифт зашла Маша, женщина, с которой Алекс провел прошлую ночь. "Спасибо, боже... Удружил! Только этого не хватало. Сейчас зайдут Петушковы со своими учебниками и будет полный комплект! Поздоровайся с Машей. Улыбнись и повиляй хвостом... А то на фиг потеряешь сексуальную харизму! Женщина так на тебя надеялась, а ты…" - Здравствуй Маша, - грустно и вяло поздоровался Алекс. - Здравствуй! Ты заболел? Что с тобой? Или опять поругался с женой! Бе-е-едный. Смотри, какую сумочку собрал! Убегаешь?... Некуда? Зайдешь ко мне? Алекс отрицательно замотал головой: - Я, наверное, вчера плохо выспался... Не обижайся, Маша. Мне надо идти. Алекс подхватил свою толстую сумку, ожидая, когда выйдет знакомая и лифт спустит его в гараж, где стояла машина. "Тело паскудит, а дух животворит. Чушь собачья! Дух паскудит... а телу все равно. С точки зрения тела, мне все равно с кем жить, я бы мог еще сто лет жить с Мариной. Телу все равно. Это факт. Мое тело не стало бы искать другую женщину. Даже белочки не делают этого... ни одна белочка никому не изменяет, никого не ищет, только шишечки... Ни одна белочка не занимается этим делом больше чем раз в году! У белочек даже в имени нет признаков пола. Мы не замечаем половую разницу в разнополых белочках. Все белочки - белочки - и мальчик и девочка. Белочка - не пример! Собаки научились бегать за всеми... Не собаки, а псы... У собак есть пол! Есть кобеля и сучки! Кобеля бегают за всеми сучками... Это факт! Кто в этом виноват? Природа? Нет - дух! Люди научили.Собаки слишком долго были с людьми... по глупости сблизились, одурели! Опохабились... одно слово - собаки. Ты хочешь объяснить таких женщин, как Надя... Анна сексуальной испорченностью людей или собак? Я не знаю, как это все нужно объяснить? Я ругаю самого себя! У меня собачья природа... С этим глупо спорить! Слава богу, что ты кобель... Двадцать первый век станет веком пола... еще сто лет никто не сможет разобраться, куда засунуть пол - в природу или в дух? А ты думаешь, через сто лет кто-то сможет? Через сто лет тех, кого это сейчас интересует, это уже не будет интересовать, а черт знает о чем будут думать новые поколения. У них будут компьютерные игры с этим делом, им будет легче. С этим делом никогда не будет легче. Стоп. Представь, завтра сунусь в машину, а Марина поздно вечером оттащила все мои вещи назад в свою квартиру. Или выкинула к черту. Почему Аня не может просто сказать: я тебя жду? Почему я должен мучиться? Я стал такой злой, гнусный... я никогда таким не был! Меня таким никогда не полюбит Аня. Я сам себе противен. Скорее бы это все кончилось. Иначе мне придется сказать “бай-бай” светлой мечте детства и жить с разведенными стриптизершами, пить дешевое пиво и смотреть танец живота... Как мне все это надоело! Я хочу спокойно лечь на Анин диван. Он такой хороший, мягкий, добрый... Я тоже хочу быть мягким и добрым... Обнять Аню... Чтобы в это время зашли Серж с Надей. Я приветливо помахал бы им рукой, как будто бы мы случайно встретились на Багамских островах на берегу изумрудного теплого моря, и сказал: "Познакомьтесь, это моя Аня." 5. Алекс остановился, замер перед дверью Анны. Нельзя сказать, что он боялся. Он был уверен в себе, но ему хотелось только еще чуть-чуть подумать и если возможно, где-то полежать. Что-то театральное, нарочито-веселое проснулось в нем. Ему показалось, что он стал бродячим актером и должен перебегать с одной сцены на другую, играть разные роли, всем улыбаться, чтобы заработать на жизнь, но ни в коем случае не потерять себя. Собственно, в меньшей степени он это чувствовал всегда, всю жизнь. Он бросил сумку на пол перед дверью, поднял правую руку и, сделав выразительное движение, содрал пальцами с лица прилипшую маску - вылупился из нее насмешливо, с ужасом, как Гамлет в каком-то акте, на ладони которого оскалился тяжелый череп какого-то Йорика, и прошипел сам себе без улыбки: «Прощай, унылая морда! Прощай, поганая жизнь! Не дай бог, опять вернешься. Мне терять нечего! Куплю черный пистолет и раздолбаю тебя на куски как орех… Уйди, сгинь, ненавистная харя, отпусти меня. Дай, наконец, пожить спокойно. Улыбнись, парень! Не грусти напрасно! Попробуй, позвони и скажи: «Здравствуй, Аня!» Алекс забыл о том, о чем мечтал: /войти и лечь на мягкий, "душевный" диван./ Он оживился, расплылся непобедимо-счастливой улыбкой. Он был в кроссовках, слегка подпрыгивал на носках, привставал и покачивался, чувствовал себя молодым, красивым,... теплым! Он стал похож на брата, который всегда был счастлив, умен, игрив и весел. - Привет! Я вернулся! - экзальтированно, брызжа энергией очарования, любви и соблазна, заворковал он, когда хозяйка открыла дверь. - Вот они, мои замечательные кроссовочки! – Видишь?! - воскликнул он, и сверкая глазами, стал притопывать. - А я так горько унывал, балбес, думал - всю жизнь придется шлепать в домашних тапочках. Зря переживал. Жизнь милует... или судьба балует? Не знаю как правильно сказать... Я говорить не умею. К моему стыду мне достался дар думания. «Интересно, как она сама ко мне относится? Ты никогда не узнаешь. И не пытайся! Ну и ладно! Что с того. Главное, чтобы каждого любила девушка, которую он любит. Люблю я. Чтобы каждая… Чтобы… чтобы… Заткнись, я уже понял.» Анна относилась "непонятно как" к необычному гостю, но без осуждения. Когда Алекс уходил... убегал необъяснимо, странно, ей становилось одиноко и грустно, когда возвращался - беспокойно, неудобно, словно ближайшая подруга оставляла ее - неопытную маму - следить за своим "прелестным, чрезвычайно одаренным" ребенком. В любом случае - ей было лучше, чем было прежде жить одной и ждать неизвестно-чего-другого, жить, как она жила, пока не встретила Алекса. Она улыбнулась и сказала первое, что пришло в голову: - Видишь, зря боялся. Забрал кроссовки и ничего страшного не произошло... - Ну и что? Я не спорю. А что произошло? Никто ведь даже не знает, что могло прийти? Ходит-то всякое… - В прежнем веселом, агрессивном, веселом тоне ответил Алекс. – А ты и не заметила, ведь я вернулся другим человеком! Алекс зашел в квартиру, повалился на диван, растянулся, взял в руки пульт телевизора и включил какой-то канал. Анна ничего не ответила, она посмотрела на гостя и не найдя где сесть самой, устроилась на ковре рядом с диваном, на котором лежал гость. Она подумала, что должна сказать что-то в утешение или одобрение, но вдруг заметила, что они опять расположились так, как тогда, когда Алекс зашел к ней и первым делом бесцеремонно улегся на диван. Алекс тоже заметил это. "Мы сидим так, как тогда... Постой! Она это заметила тоже. Ооо, только не это... Будет так глупо. Сейчас подумает: это что-то значит?" - Мы опять сидим как тогда... - сказала Анна. - Надо же! Хотя это ничего не значит. Как только я вижу диван, я всегда ложусь... У меня привычка такая. Кто меня знает - это никого не удивляет… и не обижает. Я люблю лежать на диване. Я это делаю всегда…делал еще тогда, когда был студентом, - подробно объяснил Алекс, чтобы исключить всякие всевозможные подозрения и догадки. - Ты не говорил, что учился? В Ленинграде...? - Я не учился. Вернее, недолго. Я недоучился. Меня выгнали. Меня очень быстро выгнали. Я даже не успел получить неполное высшее образование... так что тут в Канаде я, чесно говоря, не могу сказать, что я бакалавр... - Я так и думала... – вырвалось у Анны. - Я никому не сделал ничего плохо, – с обидой в голосе оправдался Алекс и добавил. – Разве что маме. Она так хотела, чтобы я тоже закончил университет. - Я не думала об этом. Мне показалось, что такой человек как ты, не может учиться, как все. - Я был очень правильный и прилежный студент, пока меня не выгнали. Я был прекрасный, идеальный студент, - Алекс разгорячился, оправдываясь, и даже привстал с дивана, опираясь на локте. - Я помню все, что читали на первом курсе и даже лучше чем те, кто получил диплом... Если я пришел к вам в гости, сударыня, и лег на диван как идиот - это не значит... кстати, отличный диван! Я даже не знаю, где вам удалось такой найти? Я думал в этой стране такие диваны не делают. Странное чувство… какое-то восточное. Кто будет работать, если можно лежать на таком диване? Он не колется, не выпирает и вообще хорошо поддерживает опорное место... очень необычный, великолепный диван. - Я не хотела обидеть, - Анна испугалась. - Ты не говорил, где учился... Ты сказал, что работаешь водителем на машине.... Почему ты не закончил университет? - Меня выгнали. Я читал плохие книжки, очень много… а другие дяди, всякие плохие дяди хотели, чтобы я читал только хорошие. Ошибка в лексике, а такие ужасные последствия. Я думаю весь сюжет Евангелий возник только из-за лексики. В этой знаменитой сцене, когда Понтий Пилат умывает руки и собственно после этого начинается христианская эра, Пилат, наверное, вернулся откуда-то, хотел помыть руки и совершенно не знал как помочь человеку, а Иисус ничего не говорил конкретно, а только морочил голову какими-то нелепыми вопрос-ответами: «Ты сказал, я сказал, где ты думаешь мое царство? Я как раз такая истина!» Как можно говорить с таким человеком? Тем более если ты такой невротик как Пилат, любишь порядок и чистоту и всегда первым делом хочешь помыть руки. Все грязное и непонятное тебя раздражает. Ты первым делом хочешь от него избавиться. Ладно, я не знаю, понимаете ли вы о чем я говорю, но меня выгнали потому что я ходил в церковь. Я не просто ходил в обычную советскую церковь, а в такую раскольническую, антисоветскую. В КГБ почему-то подумали, что я очень молодой и меня легко завербовать. Но они так и не сказали, что им нужно. Я отказался, даже не зная почему и что мне предлагают? - Вы верующий? - спросила Анна, которая относилась с уважением к человеку верующему и сама несколько раз пока жила в Торонто собиралась сходить в церковь. - Совершенно нет. Я не верующий, - резко ответил Алекс. - Есть люди, которые верят. Они хотят верить и верят. А я не верю и даже редко в церковь хожу. Нет, конечно, я верующий. Я верующий и знающий. Я знаю, что я грешный, но это меня не оправдывает и не спасает… Не это меня оправдывает. Аня вы не слушайте меня. Обычно люди не любят, когда кто-то оправдывается. Я сам не люблю таких... Хоть и люблю оправдываться. Я когда-то... меня тогда бросили все. И церковь, и друзья и... я тогда понял "человек стал человеком, когда стал оправдаться". Может он стал человеком по-чему-то-другому, но я именно так осознал сам себя человеком. Оправдываться можно вечно. Ты меня не понимаешь?... Я могу лежать на диване и оправдываться, - мне хорошо! Но это плохо, что мне хорошо, это значит, что есть кто-то перед кем я могу оправдаться с удовольствием. Большинству людей нельзя ходить в церковь. Грех не в том как грешишь, а в том как оправдываешься! Даже дурак может оправдаться... Плохо, что оправдание не изменяет ничего в этом мире. Оправдание – это как рождение. Какая разница, сколько рождается… Уже шесть миллиардов в мире родилось, а лучше жить не стало. Родятся, нагрешат, а потом оправдываются… Алекс вдруг замолчал, уткнулся в экран телевизора. "Успокойся. Не надрывайся. Это верно. Лучше сейчас полежать спокойно... Если буду болтать - выгонят. И правильно сделают. Если хочешь, чтобы к тебе привыкли и перестали замечать - лежи тихо, смотри телевизор и бубни что-то, что никто не понимает. Собачка лежит в спальне тихо и ты в гостиной так лежи. Я хотел сказать, чтобы Аня знала, о чем я думаю. Меня раньше никто никогда не слушал... я ни с кем не мог поговорить. Она молодец!... Хорошая... слушает – а когда спорит, говорит мягко и не злится, как жена... Подвинь зад, пусть девушка сядет. Кому удобно сидеть на полу?" Алекс поджал ноги, подвинулся к стене, освобождая место для хозяйки дома. - Садись... на полу неудобно. Я полежу на диване, я не хочу мешать... Если к тебе придут друзья, скажи: "Не волнуйтесь, у меня в спальне спит собачка, а в гостиной лежит гость, однако оба тихие, безвредные существа, не гавкают и не кусаются." Я даже могу прикрыть глаза... как будто дремлю. Я умею дремать чутко, по-собачьи... И помни, я до сих пор никогда никого не кусал в жизни! Анна встала. Она рассеянно посмотрела на край дивана, который освободил гость, но не стала садиться, встряхнула головой: - Я приготовлю ужин. Если нужно подумать - лежи, я не буду мешать. Она обогнула стойку кухни и открыв холодильник стала доставать продукты. Собака, видимо, услышала какое-то знакомое слово "собака" или вспомнив приятные последствия звука открывающегося холодильника, не спеша вышла из спальни виляя хвостом, а заодно и всей задней половиной туловища, подошла к миске с водой, пару раз хлебнула, медленно подошла ближе к Алексу, вопрошающе посмотрела на него круглыми, бессмысленно-умными глазами, положила морду на диван и тотчас попыталась лизнуть. Алекс отодвинулся - собака придвинула морду. Алекс резко дунул в нос, собака облизалась. Так повторилось несколько раз… Анна увидела, что Нора проголодалась. Она позвала ее. Собачка весело бросилась к хозяйке. Аня присела, обняла единственное близкое существо, которое до сих пор было у нее в Торонто, которое она привыкла обнимать в минуты тоски, жалости к самой себя, одиночества. "Не мешай. Ему сейчас трудно. Дай ему подумать, он должен решить, что делать," - прошептала она на ухо и Нора с бессмысленной радостью принялась лизать ухо хозяйки. Алекс в это время своим "невидящим взором" смотрел телевизор, однако ни о чем серьезном не думал, в голове крутились капризные, нелепые, глупые мысли... "О чем они шепчутся? Какое тебе дело. Дай девочкам пошептаться... Мне интересно. Я могу сам придумать, но это будет неверно. Как жаль, никогда не узнаю. Я должен лежать тихо, как собачка. Если три дня так пролежу на диване - меня никогда не прогонят. Надо написать роман о том, что происходит в голове, когда лежишь как дурак и рядом нет красивой женщины. Просто написать роман, что происходит в голове... Отличная мысль. Об этом стоит подумать... Жаль, что я не умею писать. Наверное, те, кто пишет, почти совсем не думают. Это как политики. Они умеют говорить только то, что надо говорить и редко ошибаются, но если ошиблись - это... Ошибка сапера - бах-бах и нет сапера. Политик сболтнул то, что думает – бах-бах и нет политика! Избиратели тут же увидели, какой он идиот! Аня – писатель. Надо спросить ее. О чем она думает, когда пишет? Лежи спокойно! Не трогай ее. Если будешь приставать - она прогонит. Или сделает так, что ты сам должен будешь уйти. А пока она делает все, чтобы я мог остаться. Это хорошо... Она милая, добрая, ласковая женщина. Я таких люблю. Слава богу, что я встретил ее... Глупая мысль - собачки никогда не лежат, как бревно. Всяких игрушечных собачек девушки выбрасывают без жалости. Или жалеют, но оставляют в доме мамочки. На девичьей кроватке..." Алекс скосил глаза, увидел, что Анна опять показалась над стойкой кухни и занялась ужином, повернулся и сказал: - Аня, ты хочешь кушать? Я не хочу, - хозяйка задумалась и видя это, Алекс попросил. - Давай поговорим. Только мне не удобно, что я развалился здесь. Можно я разложу этот диван и лягу у стенки. Анна отложила нож, пожала плечами и пошла помочь гостю разложить диван, как он просил. Когда все было устроено, Алекс отодвинулся как можно дальше, прижался спиной к стене, положил голову на подушечку, от которой пахло собачкой и духами. Отсюда он посмотрел возбужденными, блестящими, «невиновными» глазами на Анну и пригласил: - Ложись, мы поговорим. Анна села с краю, развернулась, поджав правую ногу, и опиралась рукой о диван. - Давай поговорим, - ответила она. "Боже, какая красивая девушка! У нее осанка! Так сидели греческие богини со своими богами... Нет, гречанки, кажется, были худенькими, тонкими, она больше похожа на римскую богиню. Если будешь думать "об этом", тебя прогонят. Ты будешь выглядеть дурак дураком и ничего толком сказать не сможешь. Если будешь просто пялиться на нее она тоже прогонит. Если прогонит - это плохо. Прогоняние - смерть. Все бояться прогоняния! Скажут - иди вон из хорошего места. Все равно, что умри! Это - инстинкт жизни. Если прогоняют - ты умираешь. Смерть - это ведь тоже прогоняние... Лучше бы она легла рядом. Неужели даже такая девушка будет бояться, что я буду приставать… А может она специально так села, чтобы ты увидел это все. Женщины - коварный народ. Черт поймет, что им лучше и зачем они это делают? Они иногда специально дразнят, провоцируют... смотри-смотри-смотри... А посмотришь - фу, противный, зачем смотришь? Как ты смел?... Глупости. Аня не такая! Она совсем не дура! Все равно, лучше не пялься... Что, ей так трудно рядом лечь? Я же не предлагаю сразу упасть в мои объятья? Господи, неужели где-то кто-то может просто попросить женщину упасть в объятья? Очень нахальный джеймс-бондизм! Но он мне нравится. Перестань болтать чепуху. Умная женщина сейчас же все поймет по твоему глупому взгляду. Что в этом плохого? Если она ляжет рядом – это удобно. Так легче говорить..." Анна по-видимому почувствовала, что так сидеть неудобно, или покорный и мирный вид гостя снял тревогу, она напряженно застыла на мгновение и наконец обмякла, задвигалась, похлопала рукой по дивану, призывая собачку и когда Нора вспрыгнула, легла на бок, обняла одной рукой собачку, а другую кулачком подложила под голову. - Возьми подушку, - прошептал Алекс, но свою не отдал, а показал на вторую, которая осталась лежать в ногах девушки. - Не хочу. Я тогда усну, - улыбнувшись, отказалась Анна. - Ты - соня? - Нет, но... тут, в Канаде, я много сплю. Так легче прожить этот год! У меня никого нет. Я как в тюрьме. Я должна прожить год, прежде чем... - Что?... Да, тебе дадут развод. Ты говорила. Я помню. Мне тоже теперь, наверное, надо будет где-то проторчать год... как в мавзолее. Это не беда. Если ты не прогонишь, я могу пролежать здесь долго, даже больше года! - Ты наверное не знаешь канадских законов. Очень странные... – сказала Анна, отвечая на какую-то первую половину слов Алекса. – Жди год, а если скажешь, что хочешь выйти замуж, судья должен сразу дать развод... Это хорошо. Это ведь справедливо? Мне так сказали. Но я больше не хочу выходить... И не за кого. "Хорошая мысль! Кстати, я тоже это где-то слышал... Что значит: "Не за кого"? Тебя обижают! Женщины - слепой, бессмысленный народ, лежит с таким безвредным, умным, красивым, еще достаточно молодым мужчиной и говорит, что рядом никого нет. Она тебя провоцирует! Она просто сказала это, не думая... Так делают все. Она не хотела тебя обидеть. Конечно, ты можешь встать в обиженную позу... Вот и встань! Встань в третью позицию и изобрази танец раненого... обиженного лебедя или черт побери как это выразить лучше? Лучше не делай этого. Переиграешь - выгонят..." - Ты говоришь, что можно выйти замуж за какого-то идиота фиктивно? Я тоже это слышал. Давай…Тут легко найти желающих среди наших русских. Каждый второй будет готов... Я готов, например. Я не идиот, но если хочешь и тебе нужно, можешь выйти замуж за меня. Если это тебе что-то даст. Анна рассмеялась и видимо не смогла удержаться, чтобы не высказать то, о чем подумала: - Поженимся, чтобы развестись! Зачем? Ты же этого не хочешь? Сказав это Анна смутилась, словно вырвалось что-то, о чем она даже не должна была думать, не то, что говорить. - Я не хотела это сказать, я просто подумала... - Хорошая мысль. Что такого? Об этом нужно было подумать! Это хорошая идея. Только она опасная. Говорят, в таких фиктивных браках бывает своя магия... Когда мы с женой еще думали как выехать в Канаду, мы думали о разных способах. Один из них – врозь, развестись и выехать поочередно. Теперь видишь, что из этого получилось? Я боюсь, что мы скажем, что разводимся потому, что хотим пожениться... А потом это сработает. Нет я не боюсь... Но если мы начнем играть в эту игру - из нее могут быть свои непредвиденные последствия. Хотя технически теперь это очень легко осуществить. Я уже второй день и в третий раз, а в сумме, наверное, три часа лежу на твоем диване... Мы можем сказать, что мы вместе лежали на диване. Я готов это подтвердить под присягой. Судья будет впечатлен глубиной наших отношений... По канадским понятиям мы теперь наверное даже ближе чем муж и жена. - Ты всегда шутишь? - несколько напряженно спросила Анна, которой видимо что-то не понравилось в словах или тоне Алекса. - Не всегда. Но я всегда думаю. А шутка - это только одна из форм мысли. Ты пошутила про развод. Я стал развивать эту мысль. Виноват. Если тебе неприятно, я могу ничего не говорить. Я могу молча думать. Это никому не мешает... Почти никому. Я очень много думал о поле... о семье. Как могут жить вместе разные... разный пол? Это противоестественно. Нет никаких... я не нашел никаких логических способов определить, когда один человек действительно перестает любить другого, когда совместная жизнь идет во зло. - Ты говоришь, как человек, который никогда никого не любил, - сказала Анна и посмотрела на Алекса чуть улыбаясь, но с плохо скрытым осуждением. - Неправда. Я любил. У меня есть мама, брат и сын. Я даже любил одну женщину, правда лет пятнадцать назад. Она стала потом женой моего брата. Может еще полюблю другую женщину. Я вообще хотел поговорить о другом. Я думаю. Я очень много думаю. Я не думаю, что еще кто-то столько думает, сколько я, - рассмеялся Алекс, отвлекая разговор на другую тему. - Ты сказала, что была детской писательницей... не важно, знаешь иногда - детская писательница - звучит как какое-то оправдание. Ты пишешь... - Алекс приподнялся и оперся головой о руку. - ты умеешь писать, ты писала детские книжки? Хм, ты сказала, что ты писала детские книжки. Я так понимаю, что это писательница. Я, например, ничего не могу написать. Я даже не смог вести дневник. Я даже говорить иногда не успеваю, как думаю, не то, что писать. Но ты писала! Я хотел сказать... хотел предложить... я хотел предложить, когда тебе не о чем будет писать и не о чем думать - мы можем просто записать, о чем... что происходит у меня в голове. Я могу это высказать. Только я бы хотел лежать на твоем диване! Это очень простое и ни к чему не обязывающее условие... Если ты согласна, мы можем заключить контракт. - Ты хочешь чтобы я записала, что ты думаешь? Я могу. Это будет интересно. Ты необычный человек. Если ты можешь прийти к женщине, к малознакомой женщине в дом и лечь на диван и говорить об этом... - Анна весело, неудержимо рассмеялась, словно то, о чем она подумала, было так смешно, что никто не смог бы удержаться и в этом не могло быть ничего обидного. Собака тоже почувствовала радость и попыталась выразить это по своему, за что была тотчас спущена на пол с дивана. - Это будет хорошо. Мы напишем о том, что думает мужчина, который лежит на диване... "Записки мужских мыслей на женском диване"! "Она не хочет выходить замуж. Даже фиктивно... О чем тогда писать роман? Если я продиктую все, о чем я думаю - это будет такой бардак, как куча хлама на чердаке старого деревенского дома... Скажи спасибо, что тебя не выгнали! Если ты будешь и дальше с девушкой говорить таким образом - тебя выгонят... или попросят прийти в другой раз. Если она меня выставит - я больше никогда не приду. Уйду в шелтер. Поселюсь среди попрошаек и бродяг... или куплю пистолет и раздолбаю свою башку. Стоп. Об этом я уже когда-то думал. Больше не надо. Умный человек должен избегать глупых мыслей. Почему всех так раздражает, если я ложусь на диван? В этом нет никакого подспудного, тайного смысла! Как она не понимает, что это очень невинно! Было бы намного хуже, если бы я зашел к одинокой женщине, достал из чемодана, например, длинную толстую гаванскую сигару, прикурил и стал дымить, держа сигару вертикально вверх - вот это был бы символ. Даже не то что Фрейд... любой примитивный противник Фрейда согласился бы, что это что-то значит? Я этого не делаю! Все равно - ей не нравится, что я разлегся здесь, нагло болтаю и думаю черт знает о чем... Наоборот, Ане это понравилось. Как ты это не видишь? Ты хочешь сказать, что понимаешь женщин? Если бы это ей не нравилось, она бы никогда не сказала об этом. Правильная мысль... Это верно. Женщина не скажет прямо, но если запомнить точно ее слова и перевернуть наоборот, сразу поймешь. Она не сказала и я не понял! Это прекрасно… О чем я должен говорить? Можно напомнить, что для пользы дела нужно пожениться... Не трогай секс... Это та область, в которой ты ничего не понимаешь. Кто это понимает? Мысли и еда общие, а секс у каждого свой… Лучше поговори о книжке... Скажи, что если ей не нравится, что ты лежишь на диване в гостиной и никому не мешаешь, то... Это во всяком случае лучше, чем если бы кто-то захотел нагло залезть к ней в спальню. Зачем она хочет меня в этом упрекнуть? Она не упрекает, а намекает и смеется над тобой. Не смеется, а шутит. Тебя никто не хочет обидеть. Не устраивай истерики. Вернись к осмысленной теме, поговори о высокой литературе..." - Ты такая милая женщина, Аня. Я никому не хочу быть в тягость. Не прогоняй меня с этого дивана. Даже если это тебе смешно. И не надо ничего писать об этом. Представь, после этого... если ты напишешь роман... все начнут приходить к молодым красивым женщинам и ложиться на диван. Это будет не дерзость, не наглость, а так сказать - дань моде... Отвратительно! Возлежание на диване не должно стать предметом культа, даже если кому-то нравится лежать на чужом диване! Это должно быть естественно - трудно, мучительно, отвратительно, но естественно...» Алекс не нашел как продолжить взятую мысль, его голос сорвался. Он замолчал. Анна посмотрела на него внимательно, сочувственно, давно потеряв мысль, которая скрепляла разговор. - Ты сказал, что если жениться фиктивно - это будет очень опасно. "Она кокетничает! Она не может быть такой глупой. Она просто не знает, что сказать! Не надо припирать бедную девушку к стенке своим изощренным интеллектом... Она сама вернулась к этой теме и сама приперлась к стенке... Это кокетство. Иначе я не знаю, как это еще назвать! Фиктивная свадьба - это самый безобидный способ взаимного соблазна... ...кажущийся невинным... решить одним махом все нерешенные сексуальные проблемы. Комсомольские свадьбы... Так когда-то женились... в тридцатые годы. Понарошку. А выходило ой как не понарошку! Умный и находчивый революционер Ленин завел эту моду - женился понарошку и после этого вот что получилось... Меня выгнали из университета! Его тоже. Он опоганил всю Россию! А я нет. И слава богу! Отвратительная манера решать сексуальные проблемы. Так всегда бывает, когда умные люди делают что-то якобы понарошку. А потом выходит, что вовсе не понарошку... Лучше бы читали Фрейда, а не Маркса...» - Я не знаю, что опасно. То, от чего мне было хуже всего в жизни - меньше всего казалось опасным. Наши инстинкты давно нарушены. Мы лежим на диване. Ты можешь меня бояться. Ты должна меня бояться, если тебе так подсказывает какое-то чувство опасности... Я не знаю других способов это решить. Но ты не можешь всего бояться в жизни. Ты должна кому-то доверять. Хоть самому себе или собаке. Если тебе нравится человек - ты должна с ним жить. Или дружить. Если не нравится – уйди или прогони его. Нет никакого другого критерия. Логически эту задачу не решить. Это в своем роде мистика. Я уже говорил. Ладно... да, мы уже говорили об этом. Они помолчали. Алекс вдруг спохватился и вернулся к недоговоренной теме. - А если говорить про женитьбу - можно пожениться. Если тебе надо - я могу выручить... а заодно и сам, прости господи, разведусь поскорее. - Ты действительно хочешь разойтись? – переспросила Анна таким голосом, что трудно было понять, что она сама думает. - Мне кажется, тебе нужно просто поговорить с женой...У тебя семья, сын... - Ну и что? Я это знаю. Ты думаешь, я это не знаю? Я действительно хочу уйти. Если бы не хотел, я бы никогда не делал это так скандально, открыто. Не веришь? Подойди к окну и посмотри! Наверняка, моя жена торчит на балконе или за окном с телескопом и смотрит, что мы тут делаем? "Не издевайся... Зря ты это сказал. Аня подумает, что я всегда такой злой и люблю смеяться над другими... Зачем она меня об этом спрашивает? На какой черт она вытаскивает этот телескоп? Чтобы унизить меня перед другой женщиной? Чтобы таскать телескоп - у нее есть и силы и время. А когда я прошу поговорить со мной о чем-то - она сразу стонет... как ей трудно жить. Как будто кому-то легко? Потом у нее хватает сил взять в руки лобзик и пилить: "Паасел би ти ляботать пляглямистом. Лезись, дюряк, на песи и думаесь..." Я никому не мешаю. В этом нет ничего подлого. Я, например, никого не прошу купить мне “Мерседес”! Кстати, надо было попросить! Вот бы она взбесилась! И отвязалась!" - Аня, я прожил пятнадцать лет в семье... сын уже взрослый. Мы ему не нужны. Конечно, мы нужны. Я не спорю. Я прошу тебя понять меня. Сын хочет приходить в двенадцать ночи домой и видеть, что мы дома - мама и папа. Он будет это хотеть всегда. Это понятно. Все это хотят! Я тоже хочу. Но у меня одна жизнь, у меня осталась одна единственная моя жизнь, а считая арифметически и среднестатистически мне уже осталось даже меньше половины. Почему я должен играть в эту подлую игру, если я не люблю Марину, представляешь, мы уже пять лет ни о чем не говорим, у нас нет ничего общего, мы только ругаемся и спорим. Кому это нужно? Я думаю, давно пора сказать: "Спасибо, дорогая! Спасибо, дорогой. Прости!" и больше не мучить друг друга. Я не хочу так жить. Я еще молодой человек. Я не хочу всю оставшуюся жизнь сидеть дома, ругаться с женой..., а когда приходит в гости сын - улыбаться, обниматься изображать сладкую картинку милого папы и мамочки, чтобы взрослый ребенок верил и знал, что у него есть семья, когда он приходит домой после двенадцати... после двенадцати часов вечера или после двенадцати месяцев или лет разлуки. Я понимаю, что сыну это нужно. Я всю жизнь мечтал, что у меня все получится – приедет сын, посмотрит на нас, и увидит нас счастливых, которым хорошо вместе, которых он сам любит. Ради этого я был готов многое вытерпеть. И Марина тоже… Но я не могу жить только ради этого. И терпением не поможешь. Иногда я понимаю, что убиваю себя. Я не могу это делать! Я не могу жертвовать собой ради того, что я не понимаю и не уважаю… Я хочу быть счастливым тоже. Только последняя сволочь способна убить в другом счастливого человека. Я не хочу быть сам для себя такой сволочью! Это же простое, основное правило – первая заповедь: Если видишь счастливого человека – отступись, умой руки, не делай ему зла, как бы он ни раздражал тебя, лучше поклонись и скажи: Спасибо, Господи, что ему хорошо… Зачем завидовать? В церкви никто никому не завидует и никого не наказывает! Прощают! Радуются и прощают. Всякий человек отступает и кланяется животворящей иконе! Не надо мешать, не надо завидовать и вредить счастливому человеку - открой перед ним дверь и пропусти, дай десять долларов или налей вина. Аня, не слушай меня… я иногда такое болтаю, что самому удивительно и немножко стыдно. Когда во мне такое происходит, мне кажется что моими устами говорит какой-то замореный, нерожденый, несчастный писатель. Типа Чехова. Я хотел сказать, что, если мне хорошо здесь, радом с тобой, значит я должен приходить к тебе и лежать на этом диване - никто не должен меня прогонять. Только ты! Если тебе это противно! Прогони - я уйду! "Не надо было болтать! Зачем ты это сказал? Никогда не предлагай человеку плохого. Не соблазняй, он соблазнится и сам будешь виноват. Точно. Она возьмет и прогонит! Ты что, не понимаешь, что у нее другие уши –женские? Знаю. Ну и что? Не бойся, - не прогонит. Она слышит мою болтовню, но не думает, а сострадает. Верно, ей хуже, чем мне. Неужели она сможет понять меня? И полюбить? Чтобы ты выбежал из одного дома и тут же попал в другой... где тебя понимают, любят и ждут? Обнаглел... Лучше подумай о том, где ты будешь сегодня ночевать? Она должна развестись с мужем. Она говорит - это займет целый год... Потом она должна поехать в Штаты и взять деньги, которые муж-бандит записал на ее имя... а сам не может снять. Это я помню. Теоретически она может развестись раньше. Что это даст? Она все равно должна будет жить в Торонто и никуда не сможет уехать..." - Не бойся, я не нахал. Если тебе трудно сказать - просто сделай вид. Я пойму. Я не хочу тебя обидеть, я уйду... Если я пойму... "Зря ты это сказал. Она будет стыдиться тебя прогнать! А что я должен сказать? Ты слышишь как бьется сердце? Черт возьми, я влюблен! Протяни руку! Скажи: "Если я тебе противен - просто отвернись - я уйду!" Возьми Аню за руку и ты поймешь все... Подвинь руку, возьми девушку за руку и тогда все будет ясно. Не дури... Ничего не говори... Протяни руку и возьми за руку. Тогда будет ясно... Если она вырвет руку?... Это ничего не значит! Ты все поймешь. Это будет ясно...." Алекс протянул обе руки, обхватил руками Анину теплую безвольную ладонь. Он слегка потянул ее и рука потянулась... Он отпустил руку, замер, ринулся, приподнялся, обхватил Анну за талию, легко придвинул ее, попытался зарыться лицом в ее плечо, но девушка не пустила, в этот момент он почувствовал, что Анна молча сопротивляется его попыткам ускорить сближение... "Стой! Остановись! Не надо это делать!" Алекс отвалился на спину. Напряжение тела, конечностей... мысли, мужской страсти отпустило его. Ему было обидно и стыдно. Захотелось оправдаться... И не только! "Я говорил - оставь человека в покое! А ты полез, как баран - теперь надо уходить. Куда ты уйдешь? Куда-то! Если тебе так понравилась девушка - зачем было прыгать на нее как какой-то баран? Ты думаешь - это ей должно было понравиться? Представь - на тебя кто-то прыгает... и при этом тупо рычит, чтобы признаться, как он тебя любит и хочет! Гадость! Я не рычал. Не ври! Я не делал ничего такого гнусного... Хуже того! Это было ужасно! Представь - на тебя прыгает козел и пытается членораздельно признаться в пылкой, пламенной, неудержимой любви.. или благородной, животной страсти! Почему она ничего не делает? Почему она не может просто дать мне по башке, если это ей не нравится? Это было бы справедливо! Я бы дал... Она не может это сделать! Она женщина!" Алекс отодвинулся к стене, сложил руки ладошки под подушкой. "Она ничего не сказала! Если бы ты сделал что-то подлое и гнусное - она не такой человек - она бы не стала терпеть - она бы послала тебя... Не закрывайся в себе как улитка - откройся! Извинись! Нахамил - извинись! Если ничего не скажешь - она просто возненавидит тебя... Ну и пусть! Я ничего плохого не сделал! Если ей так нужно возненавидеть кого-то... так, как она отпихнула меня - я не буду ничего говорить... мне до лампочки!" Алекс перевернулся на спину, сел на диван и посмотрев на Анну угрюмо и виновато, заявил: - Знаешь... лучше я уйду! Меня сейчас легко обидеть... Сказать, что я хочу... что я делаю это... или сделал это - потому-то и потому, что мне негде жить, или негде спать, или вообще нечего делать. Я не хочу ни перед кем оправдываться. Кто должен оправдываться, если человека посадили в яму?... Я, конечно, не сижу в яме, я сижу на диване, на твоем диване!... Я не знаю, что сказать. Если я тебе мешаю, если я тебе действительно мешаю, или обижаю - скажи, я выйду за дверь и никогда больше не буду мешать. Я придумал - я лягу лицом к стене - и если ты хочешь, чтобы я ушел, похлопай меня по плечу... - и все! А если я тебе не мешаю - я могу так пролежать... три дня! Алекс повернулся к стене и сжавшись в клубок, уставился в стену. "Какая разница - куда смотреть? Стена даже лучше, чем пялиться в телевизор! Ты хорошо придумал! Это выход! Китайские монахи могли три года пялиться в стену и не зря, -достигали абсолютного прозрения! Зачем мне это прозрение? Я и так все вижу. Только я не знаю, как оправдаться перед Аней... Или я не должен оправдываться?" Аня сидела на диване и не знала, что делать. Тихий, интересный и какой-то ребячливо-шутливый и ранимый гость попытался броситься в ее объятья или попытался ее бросить в свои объятья. Ей захотелось оттолкнуть его, но в то же время она не понимала "Зачем отталкивать?" - Тебе хорошо, - недовольно пробормотал Алекс, продолжая смотреть в стенку. - У тебя собачка. Если тебе плохо - ты можешь обнять собачку. А что делать мне? Кого обнять? У меня нет собачки, у меня машина. Большой толстый холодный “понтиак”. Мужчинам некоторым бывает очень трудно. Увидишь хорошего человека - бросишься на шею, а она отпихивает... отгоняет, словно ты какой-то назойливый жук. Ты меня не так поняла. Аня, я семейный человек! У меня еще вчера была жена... или позавчера. Я не хочу ни к кому приставать с сексом. У меня не с этим проблема! Иногда хочется обнять кого-то, кто понравился. Что в этом плохого? Зачем меня из-за этого обижать? Почему нужно отпихивать? - Я не отпихивала, как ты говоришь. И не обижала... Если тебе нужно с кем-то обняться... или сделать "хаг" - как тут говорят - пожалуйста, делай... давай сделаем! Я не против. Что в этом такого? Ты, наверное, забыл, еще пять минут назад мы хотели пожениться! - Найдя что-то веселое, что можно сказать, воскликнула Анна. - Хорошо! - Алекс повернулся и опять сел на диван. - Давай делать хаг! "Я говорил, что она добрая девушка, она даст возможность отмыться... Отмыться от постыдной дикой страсти! Вранье. Чушь. Не отмоешься! У меня не было дикой страсти. Ты знаешь! Но если мы говорили про женитьбу - глупо было не обняться... И поцеловаться! Не болтай! Сделай хаг! Крепче! Не отпускай! Не шарь по девушке, просто сделай хаг и посиди спокойно. Хорошо? Хорошо... Это просто здорово! Она тоже делает хаг! Я это чувствую... Вот и хорошо! А теперь отпусти! Постой, не отпускай! Она не отпускает! На этот раз - ты должен отпустить первый... Отпусти, если ты дурак... Не умничай. Отпускаю... Очень жаль. Было так хорошо. Мягкая, плотная, хорошая, великолепная женщина... Никто никогда… Я никогда не обнимал таких!" - Спасибо! - сказал Алекс и отстранился. – Я думаю, после этого можно сказать, что мы помирились. Я очень рад. Честно говоря, я не люблю, когда на меня сердятся. Алекс посмотрел на Анну. Она посмотрела на него. "Слава богу, меня не гонят. Она такая хорошая... Мне повезло. Аня - такая же как я... Зачем я столько мучился? Я ни бум-бум не понимаю в бухгалтерии! Мне даже не о чем было говорить с Мариной... С Аней мы можем написать рассказ... У нее сейчас другое на уме. Она должна как-то заполучить свои денежки. Я могу помочь! Поехать в Питер и поговорить с бандитом, бывшим мужем Ани. Даже если он такой болван - он должен испугаться чего-то, забояться. Я это пойму. Мне-то бояться нечего. Он может дать по башке. Х-ых! Чушь какая! Пусть попробует! Он не поймет, где у меня башка! Ха-ха-ха! Прости Господи! Это мое преимущество. Бандиты всего боятся. Такая профессия. Никто не знает, кто может им самим дать по башке? Тоже мне, бизнесмен. Профукал такую девушку! И еще нагадил, кажется, при этом. Я могу с кем-то поговорить, чтобы ему тоже дали по башке... У них такая жизнь. Они все этим занимаются." -Ты говорила, у тебя нет денег, ты разошлась с мужем, но он записал что-то на твое имя... - Да, но все бумаги остались дома. Я спрятала. Теперь я даже не знаю, где эти деньги и как называется компания? - А-аа, да, ты говорила. Я вспомнил... Если тебе надо - я могу поехать в Питер и забрать бумаги. Анна недовольно затрясла головой. - Не надо... зачем? Если он найдет, он сразу заберет все деньги. У него там есть доверенность... Не думай об этом. Это очень рискованно. Когда я получу все документы о разводе, я смогу договориться с ним. Я узнаю у него адрес этой адвокатской конторы и тогда... Тогда мне даже не нужно забирать эти бумаги. Я думала об этом очень долго... Пока я не завершу развод, я ничего не смогу сделать. - Как хочешь. Мне все равно. Если тебе нужно - я поеду в Питер. У меня там остались друзья. Они не такие бандиты, но как-то помочь смогут... или я могу попросить брата - он живет в Нью-Йорке, ему все равно нечего делать, он может легко найти эту контору, этих адвокатов. Я могу сам поехать в Штаты, у меня есть виза. Будет даже хорошо - увижу брата. Но если ты нашла какой-то более быстрый... или безопасный способ. Тебе решать. Если нужно помочь - ты только скажи. У меня есть друзья и в Питере, и в Нью-Йорке! - Спасибо, - пробормотала Анна, задумавшись. - Знаешь, это будет так хорошо, если ты закончишь это дело, – мечтательно глядя в потолок, произнес Алекс. – Разбогатеешь, станешь свободной женщиной. Я буду приходить в гости, лежать на этом диване - лучше этого дивана ты ничего не найдешь. У тебя будет прекрасная жизнь. Я не буду тебе мешать… приставать с моими хагами. Не думай, я не всегда такой иппохондрик. «Опять начал врать. Конечно, я никогда не прийду, если все так плохо случится. Я нормальный человек. Я не Дон-Кихот. Я не хочу любить женщину, которая меня не любит!» - Алеша, я боюсь, – прошептала Анна, впервые назвав так Алекса. - Я не могу еще целый год жить здесь как какая-то беженка? Я... даже ни разу не ходила в театр! Я хочу вернуться домой, но... я не знаю куда мне теперь возвращаться... где жить? Алекс опять "попер" вперед и обнял Анну. Она заплакала и что-то еще заговорила, всхлипывая... Алекс почувствовал, что этот минутный порыв измученной женщины продлится долго. Он «переобнял» Анну и устроивщись удобнее, заговорил: - Не волнуйся... Мы скажем, что хотим пожениться и все будет хорошо. Ты скажешь "бай-бай" своему бывшему мужу, найдешь свои денежки... и тогда решишь, что делать дальше. А я скажу "бай-бай" моей семье. Как это ни грустно. Я буду приходить... я буду лежать у тебя на диване и все будет хорошо. Я не буду тебя обижать и ты тоже не будешь меня обижать... Все будет хорошо. Не плачь! Плачь не спасает… 6. Анна обняла Алекса, слушая убаюкивающий, журчащий, тихий, умиротворяющий голос этого человека, она успокоилась и почти уснула. Алекс говорил, будто думал, это было умно, беспорядочно, беззлобно. - Я не против... Давай поженимся. Как ты хочешь, - обреченным голосом тихо прошептала она. Услышав это, Алекс запнулся. - Да? Это как раз то, что я предлагал... или ты хочешь не понарошку? - Как ты скажешь. Я устала. Не знаю, зачем я тут живу? Мне так плохо. Скучно, но и страшно. Мне хорошо с тобой. Ты пришел и... у меня другое настроение. Я устала, издергалась... я не всегда буду такой. Подожди, пройдет этот ужасный год и я буду хорошей... - Ты и так неплохая и мне очень нравишься. Я не спешу. Подумай, если ты устала, лучше замуж не ходи... Отдохни - это самое лучшее. Хочешь - давай отдыхать вместе. Но я... я очень странно отдыхаю. Не на Карибских островах… ложусь на диван, смотрю на телевизор и думаю. - Я тоже буду лежать и думать. - Нет, нет, нет! Тебе так нельзя! – осторожно воскликнул Алекс, лежа прямо и не шевелясь, чтобы не спугнуть обнявшую его девушку. – Зачем тебе думать и лежать на диване. Никакая женщина не создана для этого. Представь, ты будешь лежать на диване и думать о чем-то. Черт знает о чем! Это вредно. Я не советую... У каждого организма своя природа. Например, для человека вполне естественно думать, сравнивать, мечтать. Любой дикарь, даже самый необузданный волосатый и вечно голодный, охотно поменяет большую, но обглоданную кость, на две маленькие, но еще никем не обглоданные. А попробуй предложи такой обмен волку или собаке? Хе! Представляешь, что начнется? Грызня, драка, споры, ругань... Не веришь? Спроси у Норы, – уверенно, торжествующе воскликнул Алекс, и Анна, наконец, улыбнулась услышав умный, рассудительный голос, который говорил такие невообразимые глупости, которые может говорить только очень умный ребенок. - Хорошо, я не буду думать, - прошептала она. - Очень правильно! – властным, уверенным, но намеренно чуть фальшивящим и иронизирующим голосом воскликнул Алекс. – Девушкам лучше не думать, а просто общаться постоянно с какими-то интересными людьми. Достаточно даже с одним таким человеком. Ты понимаешь, о ком я говорю? В этот момент в дверь позвонили. Анна вскочила. Алекс тоже испуганно сморщился и предложил. - Если это твои друзья, скажи... - Я не знаю, кто это? Теперь все равно... Пусть приходят. Я скажу, что ты мой самый близкий друг, – убежденно заверила Анна и пошла открывать входную дверь. "Хорошая мысль! Обнадеживающая... Мы оба из Питера... Ходили в один детский садик. Были влюблены с детства... В этом есть зерно истины. Я всегда хотел полюбить такую девушку... Ерунда! Не ври! Ты никогда не знал, кого полюбишь. Ты даже не думал об этом. Думал. Очень часто. Я всегда боялся, что полюблю какую-то законченную стерву... или фатальную женщину. Достоевский тоже боялся, а потом сам полюбил такую. Он называл таких особей: «инфернальная женщина». У меня была большая, толстая, надежная женщина. Глупая и не возвышенная, как корова... Ну и что? Она меня любила, хоть и не умела думать. Коровы тоже летать не умеют. И не должны. Об этом даже анекдот есть... Она очень хороший бухгалтер. ... надо сесть как-то поприличней, а то зайдут, а я тут полулежу растрепанный и непричесанный... Она такая смешная... Я нравлюсь ей - это очевидно. Очень нравлюсь. Если девушка сама говорит "давай-давай-поженимся", значит... Значит, она устала. Всякая девушка, которая устала, должна думать, а не пора ли на ком-то жениться... Девушки не думают об этом, балбес! Они замуж выходят!" Алекс сел прямо, разгладил волосы и поправил футболку. Анна открыла дверь и тут же попыталась захлопнуть. Это ей не удалось. Дверь открылась и в квартиру вдавился молодой человек - худой, невысокий, очкастый, злой, агрессивный и наглый. Анна что-то закричала, собака, которая сразу высунула на стук голову из своей комнаты, бросилась к двери и загавкала неудержимо. Алекс тоже вскочил и побежал на помощь. По сравнению с ввалившимся молодым человеком Алекс был почти вдвое толще и намного выше, но агрессивный тип не обратил нимало внимания на «такие разницы». Он попытался пройти мимо Алекса не останавливаясь. Он что-то говорил. Алекс не слушал, но пристально следил за его движениями. "Черт возьми... явно тот самый бывший муж. Как он сюда попал? Отвратительная морда. Какой наглый! Он и должен быть таким. Если занимался бизнесом. Он так заработал кучу денег. Лез напролом и хапал все, что хотел, когда интеллигентные люди стеснялись и отказывыались... Эти гады лезли напролом... Как сперматозоиды... Я бы никогда не смог так. Дать бы ему по яйцам! Он двигаться не умеет. Бешеный какой-то. Даже на собаку не смотрит! Надо все же дать..." Алекс встал на пути гостя и с улыбкой посмотрел на тощего нахала, но вынежден был тут же отпрянуть, поскольку прямо в лицо ему полетел маленький крепко сжатый кулачок. Он увернулся, оттолкнул соперника двумя руками, точнее кулаками, и одним кулаком попал в поддых. Молодой человек, которого Анна назвала Гришей, раздраженно посмотрел на него и осел на пол, очки его упали, он, прищурившись, заметался... вдруг выбросил обе ноги вперед, чтобы наверняка подсечь свалившего. Алекс был к этому уже готов, опершись рукой о стойку кухни, он подпрыгнул и когда приземлялся, прицелился и попал ногой в колено подсекавшего. Пока все это происходило, Аня что-то кричала, удерживала собаку, которая гавкала неугомонно, а поверженный "бывший муж" ругался остервенело, по-русски, рычал и перечислял угрозы. Алекс отбивался от ног бизнесмена молча и успешно. Он пытался найти выход из неприятного положения. "Какой неугомонный дурак! Что ему за радость драться со мной? Ну помахает ножками. Рано или поздно я ему заеду кулаком по башке – что он будет делать? Я каждый день перетаскиваю почти тонну бутылок, а он наверняка ничего не делает, сидит в своем офисе и кроет всех матом по телефону. Или ходит в баню... Ругаться у него хорошо получается. Я бы так не смог. Ерунда. Снизу у всех хорошо получается. Умеет, гад, давить на психику. Если бы на меня такой нахал наехал на улице, я бы просто отошел... Я бы не стал с ним связываться. Такого просто так не выставишь. Он будет что-то придумывать. В следующий раз припрется со своими дружками. У него и тут наверняка кто-то есть? Как он нашел Аню? Она должна поговорить с ним сама..." - Аня, ты должна с ним как-то разобраться. Мы не можем просто так выбросить его за дверь. Ты будешь с ним разговаривать?... Или давай я вначале поговорю. Вызови полицию! - резко выкрикнул Алекс, заметив ужас в глазах Анны и какой-то подлый, злой взгляд, который бросил на него снизу вверх бывший муж Ани. Анна отошла в сторону, села на диван, держа собаку двумя руками. Она уткнулась лицом в собачью шерсть и зарыдала. «Плохо дело. Надо дать ему по башке тарелкой или этим графином. Это отключит говнюка на какое-то время. Аня должна успокоиться и подумать.. Постой! Попробуй поговорить с ним…» Алекс изловчился, поймал бизнесмена за ногу. - Парень, давай выйдем! Давай выйдем и все обсудим, - прорычал Алекс, чувствуя, что в нем проснулась злость и ярость, которой он не чувствовал наверное пятнадцать лет. Тогда, именно так он рычал и трясся от агрессивного возбуждения в армии, когда первые полгода приходилось каждый день драться и защищать себя. Почувствовав реальную угрозу в здоровенном "лосе", который крепко держал его за ногу, поглядывал на графин с водой, а также прицеливался попасть ногой в пах, Григорий показательно-беззащито развел руками, сдаваясь, нащупал очки, нацепил на нос и попытался сразу, еще лежа на полу "уладить проблему". - У меня лично к тебе нет никаких вопросов. Отпусти ногу. Давай поговорим. Но мне надо поговорить с этой женщиной. Конкретно. Она моя жена. Давай успокоимся. Я хочу просто поговорить. У нас были какие-то недоразумения, я хочу это обсудить спокойно. Если ты хочешь - ты можешь остаться. Отпусти меня. Сядь... и не мешай. Я не буду грубить. Я спокойно поговорю с ней. Она моя жена. Понимаешь? Нас еще никто не развел. Нам надо поговорить. Я для этого сюда приехал. Это было не так просто сделать... Алекс не нашел, что ответить. Ему показалось, что человек говорит справедливо. Он повернул голову, посмотрел на Анну - та не подняла головы, это было нехорошо, но лежащий на полу с задраной вверх ногой молодой человек больше не проявлял никаких признаков агрессии – это обнадеживало... - Хорошо, давай сядем, – мягким, невыразительным голосом, однако четко выговаривая слова предложил Алекс и отпустил ногу. - Говори. Только извини, если ты будешь грубить, я тоже буду... Ты уж не обижайся. Мало не покажется. Аня, ты должна с ним поговорить. Ты же видишь - просто так его не выгонишь. С ним надо что-то делать? Анна кивнула, показывая, что услышала. Она затрясла головой, но лица не открыла. Алекс сел на стул возле кухонного стола, выдернул салфетку из коробки, которая лежала на столе и вытер кровь на локте, который рассадил в драке. Волнение и дрожь в нем улеглись. Ему показалось, что теперь дело пойдет спокойно, ровно и без приключений. "Мне еще повезло! Вот оно как бывает! Оказывается, мы с Мариной просто молодцы. Расстаемся тихо и спокойно. Это – спокойно? Ничего себе спокойно! Я должен драться в кровь. Я никогда не любил это... Развод дело серьезное! Марина тут не при чем! Надо не забыть позвонить, сказать, что со мной все в порядке, и не полениться объяснить, почему все так вышло. Лучше зайти домой и поговорить. Даже этот Гриша, летел через весь океан, чтобы поговорить... Он прав. Так надо делать. Я должен поговорить с Мариной... Ничего себе Аня! Вот это - женщина! Этот парень прилетел сюда, только чтобы поговорить с ней! Чихал он на нее! Он думал запугать бедную девушку. Теперь уже он никого не запугает. Если в Канаде леди скажет, что кто-то хотел ее обидеть, считай, что бедняге труба. Над ним сделают такую вивисекцию, что больше не захочется. Я должен признать, что Марина – честная женщина. Я не должен хлопать дверью. Она ничего плохого мне лично не сделала. Она жила со мной как могла. Я тоже... Господи, бедная Аня! Они прожили полгода... или год и такие страсти! Надо было записать в Библии, что человек должен протерпеть как минимум пять лет, прежде чем позволено будет разводиться. Тогда это все будет происходить легко, почти с удовольствием и с облегчением... Надо достаточно промучаться, чтобы расставаться с радостью... Смотри, как Аню трясет? Черт возьми, этот козел что-то сделал с ней раньше очень плохое? Может лучше выгнать его? Не вмешивайся. Надо с Мариной поговорить по-человечески. Она должна понять, что я не хочу сделать ей ничего плохого. Она должна поверить. Надо как-то убедить. Я должен прийти домой, встать на колени, и три дня стоять и просить прощения, умолять отпустить меня. Тогда она поверит и отпустит. Она тоже женщина. Женщины добрые, если не напоминать, они не помнят зла..." Алекс сидел задумавшись, готовый вмешаться, если чужой семейный разговор превратится в грубую ругань, но старался не слушать, что говорили при нем. "Если я был не прав, так и скажи. Я больше этого не сделаю. Я не хотел тебя обидеть." - Алекс услышал продолжение семейной ссоры. Алекс думал о своем и не пытался поставить себя на место другого. Он только отметил, что Аня ничего не ответила. "Ты ведь знала какая у меня жизнь, - оправдывался муж. - Если я один раз сорвался, хорошо, я виноват. Зачем ты все это устроила? Я приехал к тебе и прошу прощения." - Я не хочу так жить. Я больше не хочу с тобой жить, - ответила Анна. Услышав угрозу и испуг в ее голосе, предвидя новую возможность скандала и истерики, Алекс встал и облокотился о стойку кухни. Глаза гостя блеснули, Алексу показалось, что он решился на какой-то отчаянный шаг. Алекс нервно оглянулся и мысли опять застучали в голове как буквы пишущей машинки: "Назревает... Лучше не болтай, а приготовься. Сейчас опять начнется драка. Они не умеют говорить. Этот ублюдок пролетел пять тысяч километров, чтобы поговорить – это было правильно, но он даже не знает, что сказать. Он прилетел, чтобы опять ее сломать и вернуться к своему поганому бизнесу… Зачем ломать то, что гнется? Почему он не видит, какая Аня сложная женщина? Я же это вижу. Вначале ей понравилась сильная дикая страсть. Слава богу, это быстро закончилось. В таком деле я никому не соперник. Я бы никогда не смог естественно разыграть дикую страсть. Умный человек беззащитен перед стихией жизни и самыми беспощадными изначальными законами. Что ни говори - в нем есть страсть, а во мне нет! С такой страстью любой дурак может получить все, что хочет. Это плохо. Вот это треугольник! Аня, такая умная, ранимая, возвышенная девушка, этот дикий Гриша и я с моими мозгами! Таскаюсь, как больной кретин с какими-то рудиментами. Кому нужны эти мозги? Я должен зарабатывать деньги и быть страстным! А тот, кто неспособен…" Вдруг в дверь постучали. Стук был громкий, настойчивый. Анна подняла голову и бледная, в слезах посмотрела на дверь и на Алекса. Он отрицательно помахал рукой и ответил: - Лучше я открою. Держи собаку. В это время за дверью, наверное, услышав голос, громко прокричали: - Полиция! Откройте, пожалуйста. Алекс хотел было открыть, но остановился. Он решил, что лучше пусть это сделает хозяйка. Он обернулся, увидел, что она встала и пошла к двери. Григорий засуетился, бросился в сторону спальни и прошипел: "Не говори, что я здесь! Я тебя прошу. Слышишь! Я прилетел в Штаты и приехал сюда из-за тебя... У меня даже нет визы в Канаду." Анна ничего не ответила, она передала Алексу собаку и открыла дверь. Перед ней стояли два полицейских. - Добрый день, мэм. С вами все в порядке? Мы получили звонок от ваших соседей, что в этой квартире идет драка и слышны угрозы. Можно войти. Мы должны осмотреть. "Сейчас и меня загребут заодно за то, что я угрожал убить Аню. Очень мило. Спасибо, добрые соседи... Тут полдома говорит по-русски. Конечно, кто-то услышал этот бардак и позвонил в полицию. Ой-ой-ой! Этот дядя почему-то очень плохо смотрит на меня? На мой локоть. Он видит кровь. Черт, слава богу, что у меня в руках не нож, а милая собачка... Успокойся, покажи дяде собачку… Если этот Гриша успел удрать через балкон и полицейские его не найдут - плохо будет мне. Нет спасенья. Они даже не будут слушать Аню. Красивая женщина. Лицо заплаканное. Все ясно. Любой дурак готов защитить такую! Меня посадят. У меня морда злая и рука в крови.» - Здесь никто не угрожал жизни. Просто ругались… Они не дрались. Мы не дрались… ругались, – дважды, поправляя сама себя, ответила Анна по-английски и отступила в сторону, раскрывая дверь. Вошли двое молодых полицейских лет двадцати пяти, закованные в бронежилеты, эмблемы, нашивки и какие-то ремни. - Вы уверены, мэм? Ваши соседи слышали слова угрозы, угрозы жизни. Вы выглядите очень огорченной... - Это была просто обычная ссора. Никто никому не угрожал. Это были только слова. - Да, я понимаю, мэм... Но... угроза жизни - это криминальное преступление. Мы должны составить акт. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Позвольте нам осмотреть квартиру... С этими словами полицейские вошли вглубь квартиры. Алекс с ужасом ждал, что сейчас они увидят, что никого в квартире нет, только он один и в лучшем случае ему пропишут полгода условно и он получит это ни за что, а в худшем... "Этот гад, конечно не дурак. Он все слышал и давно удрал. Может он ничего не понимает по-английски? Ну да! Он может не говорит!... Но понимать-то каждый понимает. В любом случае бандит должен был удрать. На то он и бандит. Чтобы столько заработать и прожить так долго, он должен иметь нюх, уметь чувствовать опасность. Надо придумать, как мне самому из этого выпутаться? Если меня посадят - в этом тоже что-то есть... Аня будет навещать меня ежедневно.... А потом пошлет на фиг. Женщины не любят дураков, которые из-за них страдают. Зато очень любят нахалов… Тощий говнюк. Приехал к любимой женщине, опять нагадил, наскандалил, а меня вместо него заберет полиция. Надо было сразу дать ему по башке графином. Лежал бы он сейчас тут как миленький… Господи! Слава богу! Он залез в туалет! Боже мой! Какой болван! Нашел куда спрятаться! Хахаха! Он удрал от полицейских в туалет! Этот парень плохо кончит! Могу сказать - мне крупно повезло. Значит, Ане тоже повезло!... мне показалось, она сама не хотела выдавать его. А теперь голубчика упекут куда подальше и он больше не будет никому надоедать." Полицейские вывели второго мужчину из ванной. Они еще раз обошли квартиру, вежливо, но настойчиво отделили мужчин и перевели в спальню, один полицейский остался с ними, другой в это время расспрашивал Анну. Пойманный муж сел на стул рядом с Алексом и о чем-то задумался. Он морщился, кусал губу, поправлял очки и слегка покачивался... Он ничего не говорил. В то же время Алексу было делать нечего, он посмотрел на равнодушное лицо полицейского и потом перевел взгляд на соседа. - Ну что, Гриша, допрыгался? Грех над тобой издеваться, но иногда и согрешить бывает не грех. Меня чуть не упекли из-за тебя. А теперь ты получишь по ушам. Нечего было обижать такую девушку, - с бессердечным сочувствием обратился он к соседу. - Отъездился? Думай-думай! Тебе тут долго сидеть... Ты говорил, что получил письмо от Аниного адвоката и узнал, что она с тобой разводится? Если ты все понял - зачем сюда приперся? Дикий у тебя характер. Почему тебе ничего не дорого - ни любимая девушка, над которой ты так издевался, ни твой собственный бизнес, который ты, считай, уже потерял. Вернешься домой через годик, спросишь, где мой бизнес? Нет твоего бизнеса. Ку-ку! Ауу! Нет ничего. Все разворуют твои дружки поганые... Григорий грубо выругался и посмотрел на Алекса зло, но презрительно. Полицейский тотчас отреагировал и, неодобрительно глядя на славяноязычных подозреваемых, дежурным голосом окрикнул их: - Пожалуйста, не говорите, сидите спокойно. - Не беспокойся, - веселым голосом успокоил полицейского Алекс. - Мы в порядке. Знаешь, мужской треп… После этого Алекс обернулся к соседу и с улыбкой сказал: - Давай поговорим. Улыбайся! Ты зачем приперся? Ты что, не понял - она вообще не хочет тебя видеть! Если тебе нужно с ней поговорить - говори со мной. Она больше тебя никогда не увидит. Если ты это еще не понял - скоро поймешь. - Что тебе надо? Тебе надо мои деньги? - с веселой улыбкой и разговаривая словно со старым знакомым, ответил Григорий, легко имитируя дружеский тон. - Если ты хочешь деньги - я тебе заплачу, сколько тебе надо? Двадцать тысяч хватит? Помоги мне - и я тебе заплачу. Не думай - я не хотел сделать Ане ничего плохого. Просто тогда у меня был дурной день... я больше никогда этого не сделаю. Я это понял. Я хочу сам ей объяснить, что я это понял. Вот и все... Но, если ты будешь мне мешать... тебе же будет хуже - я тебя зарою... В последней части Григорий сорвался, вышел из взятой роли и полицейский опять раздраженно, не зная, что ему делать, посмотрел с презрением на наглых, непонятных, спорящих славян. - Калм даун... - на всякий случай пробормотал он. Алекс беззаботно помахал рукой, успокаивая полицейского. Продолжая разыгрывать роль, глубоко, долго вздохнул и беспечным голосом проговорил: - Давай-давай, говори. Высказывайся. Это тебе не Россия. Скоро ты это поймешь. Чем больше нагрубишь и наугрожаешь, тем дольше будешь сидеть... Ты угрожал? Угрожал. Я могу подтвердить. В этой стране сказать добропорядочному гражданину, что ты его зароешь - это значит не ругаться, а угрожать. За это получишь как минимум три года. И не надейся, что тебя кто-то испугается. Посадят тебя, голубчика, на полную катушку. А будешь выкручиваться и врать, я еще локоть покажу. Смотри! Это ты мне расцарапал. Не шали-и-и, - Алекс нагло потряс перед носом собеседника указательным пальцем. - Лучше ничего не ври. Понял? Скажи властям, кто ты такой и какого черта сюда приперся? Если соврешь и подставишь Аню или меня считай, что тебе хана … Ты понял? Договорились? Григорий посмотрел на него, продолжая сдаваться. Он коротко кивнул головой. "Упс! Подействовало! Мальчик боится неопределенных, бессмысленных угроз. Боится того, что не понимает. Боится попадать в ситуации, где даже это его бешеное хамство не поможет! Он больше ничего не умеет. Он так заработал деньги. У него есть деньги, и хамство, и дикая страсть вернуться к Анне. А у меня нет ни денег, ни хамства... И даже страсти нет! Страсти нет, но я очень хочу быть рядом с Аней. Если он такой подлый, почему он любит таких женщин, как Аня? Почему он не берет каких-то продажных женщин, любящих деньги, агрессию, ругань и грязь? Таких женщин нет. Такой человек просто живет, чтобы создавать в мире беспорядок! Это закон мира - одни создают порядок, другие беспорядок. Живет, засранец, как хам, а любит мадонну..." Пока Алекс думал об этом, Григорий еще раз беспомощно, но зло обругал его и отвернулся, задумавшись о чем-то своем. Алекс наконец не выдержал и проникся к нему сочувствием. - Я тебе должен быть благодарен. Ты первый встретил Аню. И если бы не нагадил, жил бы сейчас с ней душа в душу. А так... могу сказать тебе только спасибо, от меня лично. Но ты должен отвечать. Ты обидел девушку? Обидел. Меня заставил драться и ругаться? А я это не люблю. Вот и расплачивайся. Григорий ничего не ответил, он был погружен в свои мысли и может быть даже не слушал то, что, от скуки и раздражения говорил Алекс. Наконец, в комнату зашел второй полицейский. - У вас есть какие-то документы? - спросил он, бросив взгляд на напарника и едва заметно презрительно скривил губы. Алекс достал из кармана бумажник и вытащил водительские права. - У меня только водительские права. Этого хватит? - Да, этого достаточно, - пробормотал полицейский, взял карточку и уставился на второго славянина. - Что ты им сказала про меня? - прокричал Григорий громко по-русски, не обращая внимания на полицейских. Однако он при этом сидел на стуле и не двигался. - Ты можешь сказать, что ты им сказала? Он еще раз прокричал раздраженно и отчаянно. Не получив ответа, он посмотрел на полицейского, который недовольно и повелительно подошел к нему и рассеянно глядя в глаза полицейскому, невыразительно произнес словно заученную с детства фразу: - Я не говорю по-английски. - Ты можешь им сказать, что я гражданин Российской Федерации, у меня с собой нет документов и я хочу, чтобы они связались с нашим послом... или консулом, - не глядя на Алекса, попросил он. - Этот парень говорит... - начал переводить Алекс, но запнулся и спросил Гришу. - Ты можешь что-то сделать для Ани, если я попрошу? - Я сделаю, все, что она хочет, если она вернется жить со мной, - отчаянным голосом, по прежнему не глядя ни на кого, ответил Григорий. - Тогда выпутывайся сам, если такой придурок... "Если не перевести, он будет торчать тут весь вечер... Всем надоест. Ничего подобного. Его все равно заберут! Плюнь ты на него! Зачем ты будешь еще мучить Аню?..." - Парень говорит, что он русский, у него нет документов, он просит как можно скорее отвезти его в участок и вызвать посла или консула. Еще он говорит, что он классный парень, так что можете ему верить, если хотите? - Что ты им сказал? Что такое "вишь"? - раздраженно, нервно спросил Григорий, косо и недоверчиво посмотрев на переводчика. - "Вишь" - это вишь, по-английски "желание". Слово такое. Я сказал, что ты классный парень и клянешься, что больше никогда не будешь обижать эту женщину. Не волнуйся, я все сказал, что ты просил про посла... Давай, иди, они тебя зовут. Вообще, попроси там переводчика, скажи: ай нид рашн интерпретар. Надеюсь, они тебя поймут. Гриша, - пробормотал Алекс провожая нового знакомого. - ты мне не понравился сразу, я не знаю, что будет делать Аня, но если я тебя еще раз увижу тут, я буду сам звонить в полицию. Я не буду с тобой драться... В России - пожалуйста, здесь - нет. Остынь... и пойми - больше никогда не приходи сюда, к Ане. Григорий молча ждал пока ему оденут наручники, но когда его стали выводить из квартиры, остановился и прокричал: - Аня, ты меня слышишь? Я не хотел тебе сделать плохо! Мне было тогда тяжело!... Однако ему не дали продолжить начатую речь, воспользовавшись его тщедушным телосложением полицейский легко выставил его в коридор. Другой полицейский, проверив в это время документ Алекса, отдал ему водительскую карточку и вежливо попрощался. Когда дверь закрылась, Алекс побежал искать Аню. Он нашел ее на балконе. Она сидела на стуле возле стены между окнами, обнимая собаку и пустыми глазами глядя вдаль. Собака вертела головой, вытягивала шею и смотрела на Алекса с вожделением. Видимо, ей невыносимо надоело сидеть в такое бурное время на руках хозяйки. Алекс присел на корточки, спустил на пол собаку, которая тут же радостно отряхнулась и стала бегать вокруг с неподражаемым собачьим изумлением. - Успокойся, он больше не придет. - Нет! Ты ничего не понимаешь. Ты же видел его? - возразила Анна. - Видел. Мы даже пообщались немного. Кхм, гм... Я не буду комментировать. Видимо, ты его когда-то любила? - Я его ненавижу. Это какое-то зло... в ботинках. "Кстати, да, он приехал в ботинках. Тридцать градусов жары, а он в ботинках... Странный мужик. Аня заметила, что он был в ботинках! Он меня двинул ими, я даже не заметил чем. Странный народ - женщины..." - Он больше не придет. Он просто не сможет. Как я понял, он проехал сюда без визы. Наверное, поэтому он одел ботинки... Нет, нет, он же не лесом шел! Не важно. Какая разница, как он сюда попал. Он больше здесь не появится. Ему больше никто, никогда ни в Штаты, ни в Канаду визу не даст. Так что я не понимаю, почему ты так волнуешься? Наоборот, это хорошо, что он пришел. Это последний кошмарный сон, который тебе приснился. И все! Понимаешь? Все! Ты этот кошмар больше не увидишь. Анна держала руку Алекса, смотрела вдаль и ничего не отвечала. Алекс подождал минуту и опять стал говорить, заметив некое противоречие в собственных словах и мыслях: - Даже если он, например, тебе во сне приснится. Ну и что? Это только кошмар! В этом нет ничего страшного?... Это страшно, но в этом нет ничего плохого? Миллионы людей смотрят фильмы с кошмарами, Хичкока например. Кто-то это любит! Значит, в этом нет ничего плохого. Большинству это даже нравится... это жизненно необходимо! А у тебя будет свой кошмар. Так сказать, отечественный кошмар: явление в проеме двери образа бывшего мужа! Он тут ничего не сможет с тобой сделать! Прости, конечно, я не должен о нем говорить ничего плохого... Хотя мы и подрались! Он меня, подлец, очень сильно двинул. Вот сюда. Ладно. Это не важно. Аня, тут скучно, тут делать нечего. Без такого кошмара... родного, любимого кошмара жить в Канаде русскому человеку невыносимо. Посмотри на это так, а если так не понравится - я придумаю другой взгляд... В мире нет ничего страшного. Это просто какая-то игра. Самое страшное - это не быть. Не быть здесь. Жить и никого не видеть, никого не любить... значит - не быть! Вот это - самое страшное! - Никто не знал, где я сейчас. Понимаешь? Только мама. Никто даже не знал, что я уехала в Канаду. Понимаешь? Как он узнал? У него есть все. Он все знает, он опять как-то сюда попадет... проползет! Я никогда больше не смогу жить спокойно. - Ну и хорошо. Ладно. Пусть приползет! Что в этом плохого?... Ты можешь сесть в самолет - поехать к маме - самолет упадет и разобьется. Это плохо? Да, ты погибнешь. Нас может сбить машина, свалить болезнь, какая-то смертельная бацилла прилипнуть... посмотри на это, как будто у тебя есть какая-то врожденная наследственная болезнь. Она может произойти - может нет. Никто не знает. Просто, ты должна предвидеть возможность такой неблагоприятной ситуации и избегать... Аня хмыкнула и Алекс поспешно объяснил подробнее, и многословнее: - Что такое неблагоприятная ситуация для тебя? Это, например, поехать в Питер. Там нашей милой торонтской полиции нет, и твой Гриша... честно говоря, наверное, просто какой-то бандит, может купить любую милицию, значит не надо туда ехать никогда. Вот и все... Постой! - вскричал Алекс. - Слушай. Успокойся. Я что-то придумал. Смотри, твой муж... твой бывший муж, этот Гриша, где он сейчас? Он, голубчик, едет в канадскую тюрьму... А это очень долгая и длительная командировка! Это будет, наверное, какая-то иммиграционная канадская тюрьма. В любом случае - он туда едет надолго! Не важно... скажем, еще неделя-две, а то и месяц он пробудет там и никак не сможет вернуться в Питер. Понимаешь? Ты говорила, что оставила дома бумаги - документы, которые тебе позарез нужны. Ты сейчас можешь их преспокойно забрать. Ты знаешь точно, что твоего… этого Гриши дома нет! Кстати по закону... там в России по ихнему закону - ты сама хозяйка дома, ты можешь спокойно зайти к себе домой! - обрадовано воскликнул Алекс, видя, что Аня слушает. - Могу, конечно, я могу... Даже квартира записана на мое имя!... Тогда у меня будут деньги! Если у меня будут деньги - он никогда не сможет меня найти... - Аня разочарованно закрутила головой. - Я не могу ехать домой! Меня не выпустят! Алекс горько и болезненно прищурился, глядя в Анины глаза преданно, по-собачьи. "Ну... думай-думай! Уже все готово... Осталось придумать чуть-чуть!» - Зря боишься. Ты уже отмучалась! Как ты это не понимаешь? Позвони кому-то из друзей, пусть они заберут твои бумаги и ты будешь жить в Канаде, в Торонто тихо, мирно, счастливо... Даст бог! - У меня забрали русский паспорт? - Какая разница! Ты русский человек, тебя не могут не впустить в Россию. Не бойся. Там сейчас должно быть не так страшно. Ты заберешь свои бумаги, получишь деньги и делай что хочешь! - Мне сказали, что если я уеду, меня больше никогда не впустят в Канаду. Я не могу отсюда уехать, пока не получу вид на жительство. Я не хочу жить в России... даже с деньгами. Это я решила... я так решила! Он мне там испортит всю жизнь... Я не понимаю, почему... зачем я ему нужна? Почему он не может меня забыть? Неужели я всю жизнь должна бояться и убегать от этого человека? - Анна с мольбой, беспомощно и отчаянно вцепилась в руки Алекса. - Хэмх, хуым, я его понимаю, если хочешь, чтобы я ответил откровенно... - пробормотал Алекс. - Ты удивительная женщина, Аня. Ты должна это знать. Моему мнению ты можешь верить. Ты должна жить в какой-то тихой гавани, в тихой безопасной стране... как устрица... в чистом прекрасном заливе теплого моря... какого-то Карибского моря. Или ты станешь злая, изможденная, прекрасная стерва, которая ненавидит мужчин и не может жить без них... "Зря я сказал "стерва". Это ей не понравилось. Я хотел сказать, что к ней все время будут приставать какие-то грубые, наглые мужики... Или не наглые... Понимающие женщин! Понимающие, какая женщина чего стоит?! В общем... все эти мужики будут к ней приставать. С этим ничего не сделаешь. Она должна научиться... Она не хочет учиться... Она не может ехать в Питер. Значит должен ехать кто-то... Или сказать ей, что кто-то должен ехать..." - Аня, я могу сказать только одно. Реши сейчас эту проблему. Забери бумаги. Я так понимаю, для тебя - это очень важно. Я не знаю, как? Попроси маму, попроси кого-то из друзей? Если тебе некого просить и ты сама не можешь, в конце концов, я сам могу поехать в Питер и забрать твои бумаги. Если у тебя нет другого выхода - я могу поехать. Я позвоню на работу, скажу, что заболел, что у меня... например, началась краснуха! А потом намажусь зеленкой и приду на работу опять... таскать эти бутылки! Пойми, это все можно сделать... - Ты прав! Я так испугалась! Он здесь. Значит, дома никого нет. Я могу... я должна забрать доверенность и печать. Их легко найти. Это не трудно... легко, если знаешь, где я спрятала. Кому передать ключ? Я не хочу, чтобы кто-то ломал дверь..., а если он поменял замок? Он наверняка поменял замок! Никто не может туда попасть. Должна лететь я. У меня есть внутренний русский паспорт с пропиской. Я могу вызвать слесаря и он откроет дверь. Но я тогда останусь навсегда в России... - Зачем ты морочишь голову? Давай я полечу и достану твои бумаги. За двадцать долларов я там найму любого слесаря и он даже не спросит, я ли хозяин этой квартиры. Я все равно ничего не могу сделать с твоими бумагами. Мне, кстати, твой муж предлагал за тебя двадцать тысяч. Я не взял... дурак! Какой же я был дурак, я только сейчас это понял! Человек давал мне двадцать тысяч ни за что. Двадцать тысяч, представляешь? Это тридцать тысяч канадских. Какой же я дурак! Представляешь, ты идешь по улице, к тебе подходит какой-то псих, достает тридцать тысяч, протягивает тебе, так сказать в сознании и ответственности, а ты отпихиваешь и говоришь, нет, спасибо, не надо! Я вижу, вы миллионер и вам не жалко, но я у говнюков ничего не беру. Я интеллигентный человек и, дескать, гордый. Анна забыла о своих мыслях, она удивленно уставилась на Алекса и ошарашено переспросила: - Он сказал, что даст тебе двадцать тысяч?! Он это сказал? - Да. Представляешь, я даже не заметил. Мы ругались, он сказал это, а я даже никак не отреагировал. Почему? Представь, как это выглядит по идиотски! К тебе подходит человек, говорит: "На тебе тридцать тысяч". Ты его спрашиваешь: "Зачем?" Вопрос, конечно, идиотский, но это можно спросить. А он отвечает: "Я верю, что если я тебе дам тридцать тысяч, вон эта женщина. Кстати, моя жена! Она меня полюбит." Если поторговаться, он бы дал еще больше! Нет, это дурно, торговаться было не хорошо, но не взять молча было тоже очень глупо. Мы бы могли с тобой на тридцать тысяч сходить в ресторан! Представляешь, как можно было бы погулять? На телебашню, в Син-тауэр залезть, в ресторан самый лучший сходить. Это было бы восхитительно! Незабываемое приключение за чек на тридцать тысяч от твоего бывшего мужа-психопата! Как он заработал такие деньги? Как ты думаешь - я же могу еще сбегать к нему в тюрьму и сказать: «Прости, приятель, я пльохо хаварью по гусски…Я тогда не понял, что ты сказал. Я согласен. Давай свои двадцать тысяч!» Он человек слова? Он должен отдать, иначе его никто не будет уважать. А для человека его профессии - уважение - это самое главное. Пока Алекс с серьезным лицом толкал эту речь, Анна давилась от смеха, слезы текли по щекам, она прыскала и закрывала рот рукой. После пережитой опасности и приключений она смеялась истерично, неудержимо. Наконец, Алекс тоже не выдержал и взорвался хохотом, рыдая и трясясь от смеха: "Никогда себе это не прощщщююууу" Нора охотно разделяла общую радость и веселье, пританцовывала и ложилась на пол балкона. В это время раздался громкий, резкий, быстрый, настойчивый стук в дверь. Анна вздрогнула и застыла, сев прямо со сжатыми кулаками, изломанной линией бровей и ужасом в глазах. Алекс тоже застыл с вытянутым лицом, пытаясь придумать, что делать. - Логически рассуждая - это не может быть твой муж. Разве что еще какой-то. Извини, глупая шутка. Ха-ха-ха! Вон оно что! Я надеюсь это Гриша пришел со своими деньгами?.. - Алекс попытался улыбнуться и рассмеяться. Это не получилось. Он посмотрел на Аню и понял, что она боится еще больше, чем прежде. – Лучше я открою. Подержи собаку и побудь сама на балконе. Алекс пошел к двери и Аня с героической решимостью пошла за ним, держа Нору на руках. - Посмотреть, кто? - спросил Алекс, игриво, пальчиком постучав по глазку в двери. Аня закивала головой, соглашаясь. Алекс решил подурачиться, он вздернул нос вверх, уверенный, что это не может быть опять муж Ани, а просто кто-то другой и небрежно театрально распахнул дверь. В квартиру тотчас ворвалась разъяренная Марина, жена Алекса, шумя, ругаясь, смело отстаивая право на свою собственность, и защищая свою честь и достоинство... - Ты думаешь, можешь сидеть у какой-то женщине на балконе и чтобы весь дом это видел?! - Ничуть не смущаясь молоденькой хищницы с собакой на руках, набросилась она на мужа. - У тебя есть совесть?... Алекс оторопело отступил и беспомощно, но испуганно зашикал на жену: - Тшш, тсшсш! Перестань орать! Тшш... говорю же! Говори тихо! Тихо! Ребенок спит! "Черт возьми! Как она сюда приперлась? Только этого не хватало! Соседи опять позвонят в полицию. Это будет уже слишком! Тебя ждут новые задушевные разговоры с торонтской полицией. И на этот раз кроме тебя здесь нет никакого другого мужа, которого можно сплавить в каталажку. Придется ехать в тюрьму и сесть в одну клетку с этим Гришей! Вот он обрадуется! Мы будем вместе пить чифирь, несчастные мужики, а наши жены останутся здесь и будут весь вечер ругаться! Как она сюда приперлась? Неужели она опять увидела меня… Неужели она опять притащила телескоп? Глупая баба! Надо ее выпроводить из квартиры и поговорить. Скажи, что ты сам хотел поговорить по душам. Это правда! Я действительно хотел. Поговори, это поможет. Спасибо за совет: поговори с танком, который на тебя прет. Скажи: "Господин Танк, не надо так крутить своими гусеницами. Тут паркет и, вообще, знаете..." - Какой ребенок? У вас есть ребенок?! - еще громче и агрессивнее вскричала Марина. Алекс беспомощно обмяк и прекратил сопротивление глупости. В это время, когда казалось все было потеряно и отдано в руки разъяренной обиженной женщины, Анна выступила, защищая собой Алекса. - Успокойтесь, пожалуйста, - сдержанно, но твердо объяснила она. - Ребенок спит у соседей. Алексей сказал, что если вы будете шуметь, они вызовут полицию. - Марина, я тебя прошу, не буянь! Иди домой. Я приду и мы потом поговорим, - вмешался Алекс, которому было неприятно, что Ане приходится решать его семейные проблемы. - Ты ведешь себя очень неприлично... - Я веду себя неприлично?! - вскричала Марина, опять повышая тон, и ее собеседники испуганно, но беспомощно переглянулись. - Это ты вылазишь на балкон и позоришь меня. Так вот, я буду стоять здесь и кричать. Я имею право! "Ну и ладно! Пусть орет. С ней невозможно справиться! Мы с Аней уйдем ко мне домой... Пусть она тут орет одна. Я познакомлю Аню с моим сыном. Он меня поймет." Аня опять встала на защиту, она передала Алексу собаку, обняла вторгшуюся женщину, которая была, наверное, на десять лет старше ее и грузнее по крайней мере килограмм на двадцать, и повела прочь из квартиры. - Давайте с вами поговорим, - доверительно, как молодая неопытная девушка выдохнула она, стараясь не показать, как волнуется. - Пойдемте. Я не хочу, чтобы... и Алекс не хочет. Вы видите, у него очень трудное время. Ему нехорошо. Вы это... видите? Не надо обижать его и давить на него. Вы знаете, какой он мягкий и ранимый человек... - тихим, рассудительным голосом сказала Аня, уводя "соперницу" по коридору и первый раз, наверное, попыталась понять и описать словами характер человека, с которым она так недавно познакомилась и который так глубоко и внезапно вмешался, помог, включился в ее собственную жизнь. - Он такой безвредный человек. - Он сам это вам сказал! Я знаю. Я узнаю его слова! - строптиво и противоречиво ответила Марина. - Он всем так говорит. Он мне тоже говорил, что он безвредный... а я потом пятнадцать лет… я до сих пор с ним мучаюсь! - Неправда. Он хороший. Он любит мечтать, он добрый! - растерянно возразила Аня. - Вы же сами любите его? Или нет? Почему вы так говорите о нем? Каждого человека можно унизить... Он хороший. Или он вам сделал что-то плохое? - Кто? Алекс? Хи-их! Что он может сделать плохое? Вы не думайте... Не слушайте его! Он умеет говорить, все что угодно! Он не любит мечтать. Это он только так говорит. Он любит лежать на диване и смотреть телевизор... ничего не делать и думать о чем-то, как идиот. Вот это он любит. Вы его не понимаете! Совсем не понимаете! Вам же будет хуже... Я не знаю, как вы с ним познакомились?... Я знаю только одно - ему, наверное, понравился ваш диван. Он это говорил? Марина посмотрела на собеседницу испытывающим, отчаянным взглядом и стоя у лифта, попросила: - Вы можете пообещать? Когда он вам надоест, - а он вам скоро надоест, я это знаю, - вы можете пообещать мне, что вы скажете ему... не просто прогоните, а скажете, чтобы он вернулся домой. Вернулся домой! Он поймет... только сделайте то, что я прошу... Анна не нашла что сказать, что ответить. Она беспомощно застыла в раскрытых дверях лифта перед этой странной, умной, несчастной, конечно, влюбленной в Алекса женщиной, его женой. Анна прижала кулаки к губам и смотря в глаза этой женщины, пока закрывались двери лифта, молча закивала головой, обещая что-то... - Я не сделаю ему плохо... - прошептала она. В это время Алекс спокойно лежал на диване. Вначале, он несколько минут нервно ходил по комнате, взял что-то со стола, съел, затем лег на диван и включил звук телевизора. Собака недовольно покружила вокруг перед дверью и села напротив, положила голову на диван. Однако на это раз она почему-то не приставала к гостю, она слушала ушами окружающие звуки и принюхивалась... Она смотрела на Алекса немигающими коричневыми круглыми глазами и молчала. Наконец, Алекс устал от этого и тоже уставился в ответ в глаза настырной собаки. Несколько минут он лежал так и смотрел, не моргая. Наконец, он не выдержал и стал думать первый. "Привет, собака! Что молчишь? Интересно, что у нее в черепушке? О чем эта псина думает? Почему собака не может смотреть телевизор? Слышишь, псина! Если ты о чем-то думаешь, скажи: "Гав!"" Алекс с интересом, любопытным ожиданием уставился в глаза собаки. Собака, наверное, почувствовала чрезвычайное давление выразительных человеческих глаз и не зная, что делать в этом случае, лихорадочно застучала обрубком хвоста по полу и, наконец, не выдержав, истерично выгавкала: "Ггавв!" Алекс удовлетворенно отвалился и отвернулся к стене. "Природа одинакова! У нас одинаковые головы... Я бы тоже гавкнул, если бы на меня так уставились... Не ври, ты бы не гавкал, ты бы просто отошел в сторону... Чепуха, если я был собакой, я бы гавкнул... Никто тебя об этом не срашивал. Я говорил о себе, а не о собаке." В это момент вернулась Анна. Алекс незамедлительно перевернулся и сел, свесив ноги. - Ну что? Не подрались? Мы с Норой очень волновались, - соврал он и доверчиво кивнул на собачку, призывая ее в свидетели. Бедная собака, замученная беззлобным, бестолковым гостем не знала, что делать и на всякий случай, опять истерично прогавкала "Ггяв!" Анна пристально, долго посмотрела на Алекса, при этом она о чем-то задумалась. Она села рядом, вскоре вполне беззаботным голосом объяснила: - Нет, мы не подрались... Я испугалась, когда опять постучали. Я испугалась, что приехала полиция. Или, что это пришел он, а потом... я поняла, что вы можете так спорить целый день. - Это точно! Ну и ладно... молодец... - безразлично проговорил Алекс, явно не ценя все, что пришлось пережить Анне. - Ты такая умница! Ты права, я бы с ней ругался два часа... Точно-точно! - Шутя пробормотал он и опять лег и стал думать черт знает о чем. "Мне повезло! У меня две самые лучшие женщины. Они научились сами между собой разбираться... Мне незачем больше в это вмешиваться... Больше никогда не надо выходить на балкон... Скажи это Ане... Ничего не говори, просто не выходи. Мне надо лететь в Питер. Позвони маме, скажи... Надо позвонить Сержу. Это может быть не так просто. Пусть он приедет. Если что-то случится, только он сможет подстраховать. У него есть деньги... кроме того он - счастливый... Я надеюсь, этот Гриша никого не оставил дома?" Алекс протянул руку, Аня взяла ее. Собака тоже попыталась вспрыгнуть на диван, чтобы разделить вместе с близкими людьми праздник жизни, но была отогнана и демонстративно обижено отошла к своей миске в углу кухонной стойки, похлебала воду и небрежно виляя бедрами ушла в спальню на свою половину. - Я подумал... у тебя нет другого выхода. Я могу поехать вместо тебя... Я позвоню брату, он может прилететь завтра в Питер. Если что-то у меня не получится, он поможет. Кстати, в конце концов, ты можешь сама приехать, если мы не справимся. Мой брат все равно ничего не делает. Он любит приключения. Приедет, не волнуйся. Я знаю. Мы с ним с детства любили одно и то же. Мы поэтому когда-то очень дрались. Это было раньше, а зато теперь, я могу быть уверенным - только он мне поможет... Анна задумалась. Она сидела рядом на диване, как когда-то прежде, повернувшись вполоборота к Алексу, так что он опять обратил внимание на ее великолепный женский профиль и силуэт молодого, зовущего тела... - Я понимаю, тебе это сейчас важно. Если ты хочешь поехать сама - лети. Если ты думаешь, что это тебе лучше сделать самой... Аня... не надо... я же говорю, я могу хоть завтра улететь в Питер, я найду твои документы... если я не найду - я позвоню тебе и спрошу. Прямо оттуда позвоню, из твоего дома и спрошу! Представляешь, потом твоему Грише придет счет за этот звонок. Посмотри на это трезвыми глазами. Аня, этот человек приехал в Торонто ради тебя... как-то пролез? Вначале он должен был прилететь в Штаты, а это не так просто, потом... Я даже не знаю, как он смог это все сделать? Дело не в этом. Он хочет тебя вернуть. Нет, нет, не бойся! Я не хочу, чтобы ты к нему вернулась! Я хочу чтобы ты, наконец, поняла это. Он думает о тебе! А это значит, что замок на месте, он не мог поменять замок. Понимаешь? Он тебя ждет... ждал! Если у тебя есть ключ - можешь послать кому хочешь... они спокойно откроют дверь. Делай, что хочешь. Что ты хочешь!... я могу сам полететь в Питер, я могу позвать брата, он не будет в этом деле участвовать, просто подстрахует... Не бойся, нам это не трудно. Мы наконец вместе увидим маму. Мы уже пять лет не были вместе. А теперь... Знаешь ведь брат первый уехал! А потом только мы поехали с женой. В Торонто. Он может спокойно приехать в Питер и я могу приехать. Аня! Аня! Послушай меня! Этот Гриша безумный! Я спросил его, когда он..., когда его забирали и когда он сам меня о чем-то попросил... Да, кстати, он тогда опять предлагал деньги... а я спросил: "Можешь ли ты сделать то, о чем я тебя попрошу?" понимаешь? Он вообще меня не слышал! Он только заявил, что не хотел делать тебе ничего плохого. Это его слова. Я не знаю, что у вас произошло? Я так понимаю, что... Короче, если хочешь, можешь сама попытаться ему объяснить, что тебе нужно. Я думаю, если ты сама попросишь - он это сделает... Аня, я не знаю! У вас очень запутанные отношения. Мне они неприятны. Я в этом ничего не понимаю. Это не мое дело. Я в это не хочу вмешиваться. Видишь - меня покусала собака, поцарапал твой бандит... прости, пожалуйста, я не жалуюсь! Я сделаю, все, что смогу... Если ты мне не веришь, если ты такая умная - попробуй найти другой выход. Хорошо? Я ничего не нахожу. Я не вижу другого выхода! Ты можешь мне поверить? Отчаянная, прочувственная речь Алекса подействовала на Анну. Она улыбнулась. Она опять взяла в руки ладошки Алекса, легла на них головой, повернувшись лицом к Алексу и с улыбкой сказала: - Как хочешь... Я напишу расписку... или доверенность... Я могу завтра ее заверить. Это недорого. Десять долларов. Утром... к десяти часам я все сделаю. Возьмешь ключ. Но если все получится, половину денег ты возьмешь себе. Договорились? Алекс промычал что-то одобрительно, закивал головой: - Угу... Слава богу! Наконец-то... Я знал, что ты умная женщина! Я это знал!... Но не надо мне пудрить мозги. Я знаю таксы. Десять процентов. Я читал исследования в Интернете. Десять процентов мне, если ты хочешь перейти на деловую почву... - Пробормотал Алекс. – За десять процентов я гарантирую, что мы с братцем притащим тебе все твои доверенности и в придачу притарабаним все твои самые любимые драгоценности... Кстати, мой брат вообще ничего не возьмет, у него куча денег. Только надо все рассказать ему подробно. Он страшно любопытный. Алекс почувствовал, что Аня напряглась и опять о чем-то подумала тревожном. Он стал снова объяснять все, о чем думал: - Тебе нужны эти деньги. Думаешь, что тебе с ними станет легче... например, что никто никогда больше не посмеет тебя обидеть... Не важно. Может, ты не права, может права. Это никто не знает. Возьми и разберись. В деньгах зла нет. Если увидишь, что тебя эти деньги не спасают - отдай кому-то. В церковь отдай. Есть куча мест, куда можно отдать деньги... Сказав это, Алекс вдруг весело рассмеялся. - Ты меня слушаешь? Кого ты слушаешь? Я так испугался, когда Марина.. приперлась сюда из соседнего дома. А после этого я даю тебе умные советы! Представляешь, как это все глупо выглядит со стороны? Аня тоже рассмеялась: - Смешной... Ты все обсмеиваешь... - Я бы хотел! Успокойся. Сделаем так. Я завтра полечу в Питер... мой брат тоже туда прилетит. Мы будем жить у мамы, я тебе оставлю телефон... Если ты чего-то боишься – позвони и скажи, мы никуда не пойдем, вернемся и отдадим тебе ключ от твоего дома. Я надеюсь, этого не будет. Ты ведь не боязливая... Я был потрясен... Ты так па-аперла на мою жену, защищая меня. Я был тронут. И-изумлен! Я думаю Марина тоже была шокирована. На нее никто никогда так не пер! Во всяком случае защищая меня. Спасибо! Кстати, очень интересно было бы узнать, о чем вы говорили? Скажи, скажи... я все равно все узнаю у нее. Кстати, я завтра с удовольствием залезу в твой дом, посмотрю, как ты жила? Я очень любопытный... бесстыдно любопытный. Как мой брат, Серж. Хочешь меня осудить? Аня вдруг расплылась детской улыбкой и прошептала: - Ты хотел позвонить маме. Иди звони… и еще Сереже в Нью-Йорк! 7. - Угумм, позвоню. - Пробормотал Алекс, глядя на Аню счастливыми, восхищенными глазами и радуясь, что самое трудное позади. - Уже поздно звонить. Я завтра прилечу к маме. Я утром вылечу и вечером буду... Даже не надо звонить. Мама ничего не слышит, это будет пустая нервная болтовня. Правильно? Аня поморщилась, облизала легкий едва заметный пушок на верхней губе, где выступил пот, но спорить не стала... однако и соглашаться тоже. Она лежала рядом с Алексом умиротворенная и мечтательная, словно только что ничего не произошло, не было явившегося «из преисподней» мужа, полиции, слез, ужаса и споров. Она смотрела в глаза Алексу и о чем-то думала. - Сережа твой родной брат? Да, ты говорил. Вы с ним спорили в детстве, значит он совсем родной-родной. А что он делает? У него есть семья? Он старше тебя? - Старше. На полтора года. А толще на двадцать фунтов. Он живет в Нью-Йорке. В самом центре... на Манхэттене. У них нет детей. У него есть жена. Иногда это бывает очень много. Ее зовут Надя. Прекрасная женщина. Я раньше думал такие рождаются только раз в сто лет… И очень рад, что был не прав и встретил тебя. - Ты... она тебе нравилась? – спросила Анна, подумав с удовольствием и с раздражением: «Что значит, он говорит - рад, что встретил меня?». - И сейчас нравится. Она удивительная. Ласковая, милая женщина. Вряд ли она тебе покажется какой-то особенной. Ты сама такая... Но... Она очень хорошая. - Ты в нее влюблен? - Почему влюблен? У-ууу-уу, конечно, влюблен. Она хорошая. Я же тебе сказал. Она жена моего брата. Ей почти сорок лет. Она очень хорошая... И брат! Ты его увидишь... - Что они делают? – Анна сощурилась, глядя на Алекса, ей было хорошо-хорошо и приятно, поскольку ей еще не так давно исполнилось тридцать и… «потому-что-по-всему», как отвечают иногда счастливые дети. - Ничего не делают. Ха-ха-ха!... Все так о них говорят. Э-э, а-а, они занимаются каким-то бизнесом. Очень успешным. Очень! Они недавно сняли офис в самом центре Нью-Йорка. Знаешь, там есть эти башни. Близнецы - два здоровенных небоскреба. Очень престижное место. Они сняли офис. На высоченном этаже, представляешь? В какой-то башне, которая правая или левая, я не знаю, с какой стороны их надо считать. Я так понимаю, это вообще там вершина успеха – попасть работать в эти башни. Они такие счастливые. Представляешь, они открыли эту контору... просто, только открыли, написали в газетах и этих, буклетах, что дают какие-то консультации по бизнесу в России. К ним записались на целый месяц вперед. Мне брат звонит и шутит... говорит, мы теперь можем ничего не делать, просто снять всю эту башню, арендовать тысячу офисов и давать консультации. Впрочем, знаешь, ему лучше не верить. Он соврет - недорого возьмет. У него все просто. Настоящий американец. Хотя они там живут меньше пяти лет. У него башка - как у Эйнштейна. - Ты думаешь, он умнее, чем ты? - спросила Аня и очень невинно опять посмотрела в глаза человеку, самому умному и глубокомысленному человеку, которого она когда-либо в жизни встречала, который лежал рядом с ней и увлеченно рассказывал о своем брате. - Я же сказал, как у Эйнштейна. Коэффициент интеллекта - я думаю просто зашкаливает, а посмотришь на него - лопух, балбес... Все, наверное, думают, что он только шутить умеет. Он действительно шутить умеет! Ему везет. У него все получается. А у меня нет. Поэтому он, конечно, меня умнее… а как еще сравнить?! - А как выглядит жена? Она Надя? Ее так зовут? - Она отлично выглядит. Очень за собой следит. Да, Надя. Она выглядит моложе... Серж совсем за собой не следит. Они сверстники. Учились вместе. Поэтому они так странно выглядят вместе. Те, кто их не знает, вначале думают - почему она полюбила такого? Надя была очень богатая, представляешь? У нее все это богатство жизни видно прямо на лице! Они и сейчас очень богатые, но Серж был обычным человеком, работал в университете... Ладно, какая разница. Ты их увидишь, наверное. Если я завтра улечу в Питер и Серж прилетит туда, он конечно, потом попрется со мной в Торонто, когда узнает... - Что узнает? - Хых, что узнает? А как ты думаешь, что он должен узнать? Если он прилетит туда и я полезу в какой-то дом и попрошу его постоять на шухере... Как ты думаешь, что я должен ему сказать? Что я потомственный домушник? Не смеши, он не поверит, у нас общие и мама, и папа. Аня, перестань валять дурака... ты понимаешь о чем я говорю, ты его увидишь. Давай лучше решим вопрос, как это все сделать? - Извини. Ты прав. Я согласна. Мы сделаем бизнес? Как сказал бы твой умный и веселый брат, - пошутила Аня и призывно подняла руку ладонью вверх. Когда Алекс заметил и вяло хлопнул, она закончила. - Пятьдесят-на-петьдесят! Алекс ничего не спросил и не сказал, задумавшись. - Н-нее канючь! Что у тебя за характер? Я сказал десять... - пробормотал он наконец недовольно, чтобы завершить этот спор даже не начиная. "Серж будет рад. Он любит такое. Надо ему рассказать про Аню и этого мужа... Как его зовут? Гриша. Тощий, дикий, наглый, умный... скорее всего, очень не дурак! Такой характерный тип..." - Ты уверен, что брат сможет приехать? Ты сказал, они недавно открыли офис и сразу получили заказы на месяц вперед. Он не сможет приехать и бросить этот бизнес. - Не волнуйся. Серж может. В том-то и дело. Он может бросить все, что захочет, оставить это все Наде, а сам прилетит в Питер на неделю или куда я попрошу. Он будет пить пиво и трепаться черт знает о чем… Кто сказал, что на месяц? Я не говорил, что он записал клиентов на месяц вперед. Я сказал, что он так сказал! Ты ему веришь? Я не верю. Кто ему верит? Никто не верит. Он мог соврать... Тебе это так важно знать? Не волнуйся. У них все будет в порядке. Там все решает Надя. Если будет нужно, она позвонит в Питер и спросит Сержа, это их бизнес, их дела… Представляешь? Смотри, как это будет! Она, например, позвонит и что-то спросит, а он будет ругаться, взывать к богам, объяснять который час в Петербурге, говорить, что он занят важным делом, например, что слушает оперу в Мариинском театре... Он любит оперу. Или скажет, что как раз его попросили показать какой-нибудь молоденькой девушке как теперь в Нью-Йорке танцуют танго! Я знаю, что он будет говорить. Поэтому они такие удивительные... счастливые! - объяснил Алекс и вздохнул. - Почему ты вздыхаешь? О чем ты подумал? - внимательно присматриваясь к Алексу, спросила Анна. - Ни о чем. Ерунда. Отдыхай... у нас будет трудная неделя. А у тебя еще хуже, - прошептал Алекс и печально поджал губы. – Ты будешь ждать… - Нет, ты о чем-то подумал плохом. Скажи, что тебя тревожит... Мы с тобой начали бизнес. Мы должны быть откровенными, - беспокойно и требовательно опять спросила Аня, которой было тревожно и не очень спокойно на душе. - Хорошо... Я могу быть очень откровенным, только ты потом не обижайся, - вяло ответил Алекс и звук его печального, блеклого, неторопливого голоса не предвещал ничего хорошего. - Я подумал о том… о другом, о том, что ты мне нравишься, очень нравишься, и я тебе тоже... не знаю насколько "очень", но я чувствую, что тоже. Получается, мы оба... смотри, что может получиться: нравятся друг другу два человека, все начинается так хорошо, а потом птьють! - Что значит птють? – Анна не столько спросила, сколько повторила странное глупое слово, даже не слово, а странный, неприятный звук. - Значит, что ничего не выйдет! Мы не сможем просто дружить. Поцелуемся... - когда-то же мы поцелуемся, это ясно и ежу! А кому-то не понравится: тебе или мне! Я не знаю? И никто не знает... все пойдет насмарку. Я часто думал об этом, - прогундосил Алекс. – Неприятный и очень сложный вопрос. Вначале человек боится, что полюбит какую-то мымру и будет сто лет мучиться, но даже если ему повезет и он встретит интересного человека вполне возможно, что сексуально он лично ничего не получит. Очень редко человек попадает в точку... а если подумать трезво - это самое главное в жизни. Самое главное, чтобы ты любил и испытывал максимальное насладжение от того, кого ты любишь, но почему-то такое выпадает очень редко и заранее это все никак не проверить! Глаза Ани брызнули, она уставилась на Алекса отчаянным взглядом. Вдруг она приподнялась на локте, нависла над Алексом, который от неожиданности отпрянул и вдавился в диван. - Боишься? Хочешь проверить заранее? Давай! - ясно, весело, игриво, ласковым голосом сказала Анна. Алекс испуганно сжал губы, вытаращил глаза и спросил сам себя: "А кто боится? Только последний дурак. Ты боишься? Я не боюсь. Я только боюсь, чтобы не вышло плохо! Если получиться нехорошо - это будет ужасно." Алекс беспомощно, закусив губу, с замиранием сердца, шумным, глубоким дыханием, широко раскрытыми глазами испуганно и растерянно уставился на Аню. Наконец, он опомнился, крепко охватил руками талию Ани, привлек ее к себе и предался поцелую. "О-оо! Теплые, жаркие... нет - ласковые, свежие и нежные губы. Не как у жены… Слава богу! Нравятся... Спасибо, господи! У нас все получится хорошо..." 8. - Видишь? - Спросила Аня, оторвавшись первая и глядя на Алекса, который, мечтательно закатив глаза, смотрел в потолок. Она слышала стук сердца, которое стучало громко, пугающе громко и могло испугать. - Уже поздно. Ты будешь кушать? - спросила она. – Ты, наверное, привык вечером? Я уже давно не ужинаю... - Я тоже не буду. Мне все равно. Не волнуйся... Если я проголодаюсь или проснусь от голода... я сам справлюсь! Найду, что можно сожрать и лягу спать... - ответил Алекс. - Ложись! Я не буду раздеваться. Это, конечно, глупости, но я боюсь каких-то неожиданностей, например что жена опять притащиться сюда. Вдруг, среди ночи припрется. С нее станется... чтобы проверить, а чем мы тут занимаемся. Интересно, чем мы может тут заниматься? Глупый вопрос.Так что лучше быть наготове. Ложись рядом и давай спать. Завтра у нас будет трудный день. - Спи. Если проголодаешься - не стесняйся, все, что хочешь бери в холодильнике. Я пошла... - Как пошла? Куда? Нет-нет, не уходи. Ложись здесь, - с отчаянием в голосе воскликнул Алекс. - Пусть там спит собачка. Нора, псина, иди спать туда! А мы давай здесь. Аня, я не буду переодеваться... Я безвредный, не бойся. Я не буду к тебе приставать... Мы больше не будем целоваться до утра... Клянусь! - Тогда зачем мне здесь спать? - Резонно возразила Аня, вставая, и посмотрела на Алекса открыто, уверенно, но несколько строго. Губы ее чуть-чуть улыбались… - Как зачем? А там зачем? Не знаю, как у вас, женщин, но мы, мужчины, живем запахами. Если я нашел какой-то родной запах, я должен быть рядом с ним. Я не могу спать тут, если мой запах спит там. Я должен спать там, где спит мой родной запах. Мужчина вообще не может уснуть, если вокруг воняют какие-то чужие запахи. Это признак опасности. Он должен защищаться, он нервничает и рычит как собака. Вот понюхай, принюхайся - чувствуешь? Алекс протянул ладонь, Аня хмыкнула, отпрянула, улыбнулась, наклонилась и пару раз понюхала, потом отрицательно помотала головой. Алекс словно этого и ждал. - Я и говорю. Женщины - другие. Вам все равно. Марина тоже ничего не чувствовала. Она... не умела нюхать. Зато она хорошо вынюхивала и пронюхивала... Я имею ввиду по части вина и пива, где, что я спрятал и когда сколько выпил! Аня весело улыбнулась и выпалила: - Ты такой смешной. Если это тебе так важно, я могу попрыскать своими духами на подушку. Ложись, спи... прошу тебя... Я должна вывести собаку. - А я что - против? Я не против! Пойдем. Мне тоже прогуляться не помешает... меня тоже надо выгуливать. Если со мной не гулять, я скоро стану таким же некрасивым и толстым, как мой брат, которому наплевать на это... Он думает, что всегда сумеет отшутиться от излишков веса... Я так не думаю, - недовольно, с осуждением проворчал Алекс, вставая и заправляясь. Анна не нашла, что сказать. Она взяла поводок, открыла дверь о подождала пока все выйдут… "Если завтра надо лететь в Питер, я должен успеть забрать русский паспорт. Лучше я пойду домой завтра утром... после девяти никого не будет. А если Марина будет там? Она меня быстро скрутит! Я человек мягкий, а она такая стерва! Схватит башмак, зарычит, выпучит глаза… будет ругаться как биндюжник и трясти своим башмаком. Я никогда ни на кого не тряс башмаком… Ну и пусть трясет. Зато я смогу залезть в Интернет и послать письмо маме и написать, что завтра приеду. Она прочитает на следующий день утром, когда я уже прилечу в Пулково... Надо позвонить попозже вечером Сержу. Или поехать сейчас на машине в Нью-Йорк, утром я буду там и мы вылетим вместе... Лететь в Питер, конечно, лучше с ним. Ночевать лучше в Торонто с Аней. Вот и выбирай, если ты дурак. Я останусь, утром полечу прямо в Питер…" Алекс и Анна вышли вместе на вечернюю улицу и направились в парк. Каждый думал о чем-то своем. Они испытывали смешанные, беспокойные чувства. Оба мечтательно, блаженно улыбались и смотрели друг на друга, но редко встречались глазами. "Надо завтра спросить Марину, о чем они говорили,» - глупо, но коварно расплывшись в детской улыбке, Алекс сказал сам себе. «Не дай бог завтра встретить ее! Наоборот, я должен сам Марине позвонить. Можно даже позвонить на работу. Верно! Если она узнает, что я был в Питере и не сказал - она меня съест, а мне лучше сейчас ее не сердить. Может ей надо что-то туда увезти или привезти?» Анна думала о своем: она с ужасом представила, что было бы, если бы она была дома одна и открыла дверь мужу. Она представила это, но тут же успокоила себя, что здесь, в Торонто, никто не сможет сделать ей ничего плохого. Алекс и Анна свернули с дороги, которая была освещена. Они пошли в темноте среди деревьев парка. Анна спустила собаку с поводка. Алекс обрадованно взял девушку за руку. Было тихо, тепло, они были одни. Алекс привлек Анну. Они обнялись. Он поцеловал ее. Это было хорошо. Они не знали, что делать дальше... 9. Ночь прошла спокойно. Алекс уснул на раскладном диване в гостиной быстрее чем дома. Хозяйка осталась одна в соседней спальне. Никто никому не мешал. Собака беспрепятственно перемещалась из одной комнаты в другую. Алекс несколько раз видел перед собой домашнего неугомонного зверя – эту ушастую, общительную собаку, которая останавливалась перед ним, шумно дышала, смотрела на него и облизывала тупой короткий темный нос длинным собачьим языком. Ранним утром «явления ночной собаки» прекратились, но вскоре проснулись все – Анна встала первая и, стараясь незаметно попасть в туалет, осторожно вышла в прихожую. Алекс услышал это, поднял голову и улыбнулся девушке, которую ждал всю ночь и прошептал громко: - Привет! Я тоже проснулся, можешь не стесняться…Шуми… Как ты спала? - Здравствуй, а ты? Я хорошо… - Нормально… Очень незнакомое место! Кстати, знаешь, какая у тебя бессовестная псина? - пожаловался Алекс, говоря нормальным голосом. – Она… Она ничего плохого не делала, но так нельзя дышать ночью! Тут ведь люди спят! Я же предлагал, надо было тебе лечь здесь, а в той комнате закрыть собаку отдельно… Анна виновато улыбнулась, услышав такой упрек, застыла на мгновение, рассмеялась. Она вспомнила опять, какой странный гость ночевал у нее, и как она сама, с нежностью и улыбкой в душе, относилась к нему, к его необыкновенно-неожиданным словам. Чувства проснулись в ней. Она глубоко вздохнула, распрямила спину, потянулась, испугалась, что открыла тело взгляду близкого, дорогого человека, смутилась, но не в силах противиться сладко-романтически-прекрасным чувствам, которые овладели ею, прошла в гостиную, села рядом на кровать и спросила жалостливо: - Бедный Алеша, ты плохо спал? Извини! Я не думала, что тебе будет плохо… Нора никогда никому не мешала… «Кому еще она могла мешать? Не нервничай. Женщина иногда говорит бог знает что… Кто еще тут спал? Эй, «кто-то»! Ку-ку! Не морочь голову, не спорь, ты что – совсем глупый? Она подошла первая. Не болтай, протяни руки, отключи на секунду свои дурацкие мозги и обними девушку…» Алекс как-то жалко, обиженно дернул плечами. Обнял Аню. Она тоже обняла его, может быть даже первая, как ему показалось. То, что готовилось, кипело, снилось, спало или зрело целую ночь, произошло быстро, стремительно, словно оба боялись, что то, к чему они стремились и о чем они мечтали почему-то не произойдет… Когда все совершилось, Алекс стал улыбчив, игрив, весел. Анна наоборот загрустила и казалась строгой. Алекс смотрел на нее вопросительно, но молча и думал о чем-то своем как обычно. «В этом мире каждую секунду рождаются миллиарды маленьких сексуальных существ, вроде древнегреческих гениев или каких-то эльфов. У каждого человека рано или поздно появляется такой… Такая бяка! Гений. Сегодня утром нас как будто кто-то вел. А вчера вечером вел, а почему-то недовел... Дело в этих маленьких всемогущих существах, которые крутятся вокруг нас, а думают только об одном и том же… Древнющие греки называли такие бяки, эти наши мысли Купидонами. Глупое слово. По русски «купидон» звучит отвратительно, как будто кто-то кому-то что-то отсекает. Купидоны были римскими богами. Какая разница! А что, «эрот» звучит лучше? Будто кто-то орет… «Амур» - да! Амур звучит хорошо. Амуры, амурчики, - это такие маленькие, лукавые, пухленькие младенцы с крылышками – что они могут сделать? Скорчить детскую рожицу и прицелиться, будто стреляют в тебя из лука… После Рафаэля эти мордашки рисовал каждый художник на картине. Я имею в виду другое! Аня вышла утром, посмотрела на меня, потянулась, изогнулась так волнующе, томительно и сладно - и возникло, родилось или появилось это магическое существо, которое само по себе хотело то, что потом совершилось. Оно вело нас куда-то и слава богу привело. Мы это сделали! Это существо прожило прекрасную полноценную жизнь, хоть и жило в каком-то своем бестелесном сексуально-мистическом мире… А вчера вечером это существо было ни на что неспособно или вобще еще не родилось. Черт знает, что это за существо?!. Откуда берется и куда исчезает? Откуда я знаю? Надо будет об этом подумать. Это лучше, чем думать о каких-то черных дырах и женских монадах…» Сели завтракать, Алекс по-прежнему смотрел на Анну неопределенно, но неотрывно. Анне стало неловко, беспокойно, неприятно. Она несколько раз сама посмотрела на Алекса так, но поскольку готовила завтрак, ее взгляды никого не задели. Тогда она гневно наконец уставилась на Алекса в упор, не понимая, что с ним происходит? - Ты что? – спросила она с упреком. - Ничего. Не сердись. Я просто так смотрел. Я думал. Это никого не может обидеть. А что? Смотри, вон собачка смотрит на нас еще хуже. Ты даже не знаешь, как она на меня ночью смотрела! Я не обижаюсь. Я думал, что делать, – не выдержав, соврал Алексей. «Очень невинная мысль! За такую невинную мысль уже столько людей поплатилось… В жизни, как в тюрьме или в армии нельзя смотреть пристально на кого-то… Отвернись, сделай вид, что ты занят чем-то, посмотри в окно или в зеркало… Зачем я буду смотреть? Не гони чушь! Лучше объясни девушке, чтобы она поняла и не обижалась… Она наверное подумала, что я просто козел! А что она должна подумать, если ты так пялишься на нее после секса? Она тебе нравится? Нравится! Вот и смотри так, чтобы она видела, что она тебе нравится! Неужели ты не знаешь, что думают женщины после секса с мужчиной? Боятся, что ты будешь смеяться или слишком гордиться собой. Чем гордиться? Кем гордиться? Если гордишься, значит понравилось…уважаешь! Что в этом плохо?» Не сердись, – еще раз повторил Алекс. – Если ты хочешь на меня обидеться, пожалуйста, на меня можно обижаться сколько угодно. Но на меня обижаться бесполезно. «Не говори – бесполезно. Это всех раздражает! Столько лет мучился, чего-то ждал, а теперь, когда все стало так хорошо, все равно что-то плохо. Почему она на меня так смотрит? Она чем-то обижена… Огорчена. Или действительно подумала о какой-то глупости. С этим некогда разбираться сейчас. Пора собираться. Я должен успеть сегодня улететь домой …». Алекс потратил два часа, чтобы сделать все, что должен был. Он взял из дома русский паспорт, позвонил на работу, сказал, что заболел, позвонил брату и попросил срочно приехать в Питер, купил билет на самолет в бюро путешествий на Блуре, где работала знакомая девушка. Когда все было сделано, он вернулся к Анне. Она ждала его и встретила радостно, как родного! Алекс успокоился и перестал думать вообще. Его последняя мысль оборвалась внезапно как у ребенка: «Оторвется атом и болтается по миру как ублюдок, а потом найдет свое пристанище и будет ему хорошо… Свободный радикал. Я уже не радикал. Я еще свободный. Надо посмотреть учебник, как идет окисление в организме…» Анна проводила его в аэропорт. Алексу пришлось делать пересадку в Амстердаме. Дорога отвлекла. Алекс старался не думать об Анне. Вспоминая ее, он сладко улыбался, расплываясь в долгой, мечтательной улыбке и губы его сжимались, словно он что-то покусывал или мог вот-вот разрыдаться безудержно, как ребенок... В Амстердаме, он поменял деньги, позвонил брату, узнал, что тот уже едет в аэропорт, билет у него есть и они должны скоро встретиться дома. "Я буду первый! - задорно прокричал Алекс. - Смотри, отоспись в самолете! Завтра дома уже будет вторник... Нет, сегодня там уже вторник, утренний вторник, а завтра там будет вторник вечерний! Хахаха! Наш вторник будет у них завтра! Или я перепутал? Все равно. Смотри, не опоздай! Серж, если я доберусь первый, я подожду тебя в Пулково... Это, наверное, будет часов пять утра по-питерски? Слышишь? Я тебя буду там ждать! Не забудь подобрать меня! Я буду лежать в дальнем правом углу на широком диване, ворочаться, чтобы просушить запотевшую спину, а справа от меня на полу будут стоять пять бутылок... слышишь?…пять! Пять пустых бутылок знаменитого пива "не-пей-компот"! Привет Наде! Нет, не надо трубку передавать. Что у тебя за манера? Просто передай мой нежный братский привет и поцелуй.... Мы скоро увидимся. Не так громко! Не надо чмокать так громко! Надя! Я не просил так громко и пошло чмокать! Он сам это сделал!" - прокричал Алекс в трубку как мог громче, словно Надя должна была услышать его. Поговорив с братом, убедившись, что тот уже на пути в Питер, Алекс успокоился, подумал "Надо бы позвонить Ане?". Звонить он не стал. Подумав о ней, он помечтал, вспомнил самое приятное... Подлетая к родному городу, Алекс повернулся и посмотрел в окно. Там, над головой, в «высочайшей поднебесной» светилось нежной голубизной «абсолютно-прекрасное, холодное питерское небо»! Внизу плыли пухлые облака, съежившись от утреннего холода или испугавшись тумана, они проплывали над городом, прижимаясь к земле. «Тучки… Привет! Черт возьми… Привет, голубушки, я вернулся! Куда летите? Вот и город! Чему радоваться? Здравствуй, Питер!… Не надо ничего бояться? Все будет в порядке! Нормально приземлимся! Только дураки боятся этого. Какая отвратительная, гнусная процедура!… Приземлюсь, сразу выпью пиво, встречу Сержа, обниму маму, потом залезу в Анину квартиру, посмотрю, как она жила, заберу бумаги. Все надо забрать. Чтобы больше никогда туда не лазить!». Алекс оживился, выставил на столик перед собой две маленькие бутылочки коньяка, которые сберег пока летел в Амстердам из Торонто. Алекс скрутил крышечки, чокнул бутылочки друг с другом, посмотрел на соседа, который таращился на него с осуждением и объяснил по-английски: «Я не могу летать! Впрочем, как и все мы… Если я не выпью чуть-чуть мне может быть очень плохо!» Алекс выпил одну и вежливо протянул соседу другую, последнюю бутылочку с коньяком, но немец отрицательно замотал головой и выдавил с отвратительным акцентом по английски: «Минье тоже нэхорошо!». Алекс облегченно улыбнулся и не стал настаивать… 10. Алекс прошел таможню без проблем, вышел на площадь перед аэровокзалом и почувствовал себя дома - в Санкт-Петербурге было раннее сентябрьское утро. Было прохладно, хотелось выпить пива и лечь спать… Алекс улыбнулся, вдыхая сырой, холодный родной воздух. К нему сразу подбежали услужливые таксисты, спросили: «Куда ехать?» Алекс ничего не ответил, подумал, обернулся и сказал: «Не скажу!» Таксисты рассмеялись и задумались о чем-то. Алекс вернулся в зал прибытия, спросил у девушки, когда примерно должен приземлиться самолет из Нью-Йорка, на котором должен был прилететь брат. Девушка-красавица улыбнулась бывшему соотечественнику, сказала, что самолет из Нью-Йорка ожидается к прибытию через час сорок пять минут и честно призналась, что никто точно не знает, а пассажиры пройдут на выход еще позже через третий путь. "Чему она улыбнулась? Наверное подумала: «Везет человеку!» Сам такой красивый и ждет подругу, которая прилетает из Нью-Йорка в Питер. Ерунда. Таких счастливчиков она видит каждый день сотни, если не тысячи … Возьму машину, поеду домой, привезу маму. У меня время есть. Мама будет рада встретить Сережу. Серж даже ничего не спросил. Только сказал, что прилетит, если мне нужно. Хорошо иметь такого брата… Я должен привезти маму! Серж будет рад, если мы с мамой встретим его! Наверное, первый раз за последние шесть лет мы соберемся вместе... Так и сделаю! Сколько сейчас? Еще рано... Лучше я поеду на метро. Не нужно звонить. Пока доеду, будет семь и мама уже проснется...» Алекс вышел на улицу и встал на остановке автобуса. Он опять почувствовал, что это не Торонто - утро в родном северном городе было осенним. «Слава богу, вовремя вспомнил куда еду и переоделся. Сейчас бы продрог в шортиках... Наконец-то приехал тринадцатый! Как неприятно стоять и ждать. Как на похоронах. Совсем забыл это ожидание… Ничего не поменялось - такие же люди и автобус... никто не улыбается, сидят в черных кожаных куртках и читают… А я торчу среди них в светлых штанах... Ничего удивительного, что ко мне подлазили таксисты. Прошло наверное три года и вот я опять здесь. Люди такие одинаковые, как близнецы. Удивительно... Я сам от себя наверное отличаюсь в разное время больше, чем от этого мужика. Какой странный и смешной! Шесть утра - а он читает серьезную... продвинутую книжку. Глубокая, неразгаданная тайна личности... Миллиарды людей жили и живут, все одинаковы... я, наверное, очень похож на Сократа... или Платона. Очень похож! Я понимаю все, о чем они думали! Браво, Алекс! Все знают, что ты умница и молодец! Нет, на Сократа. Платон писал манускрипты, а Сократ думал... Сократ говорил. Он был мастер разговора, он мог разговорить любого и побудить несчастного... ...пойманного грека... ...подумать, углубиться в себя и понять тайну человека... ...тайну мира! Какая разница. А ты не умеешь ни говорить, ни писать. Я умею думать... Так, как ты – любой дурак умеет думать! А ты попробуй подумать, как Сократ или Хайдеггер! Сократ был младенец, он ничего не знал о том, что случилось потом… Он не читал Сартра или Фрейда! Он даже историю с Эдипом совсем не понимал. Постой! Ужасная мысль. Почему я никогда раньше об этом не думал? Мы с Сержем по сути, наверное, похожи как две капли воды, как эти Близнецы... в которых они сняли офис. Интересно, сколько они простоят? Лет триста... ...разберут в один день, потому что, как по другому, если общий подвал и все эти коммуникации? Господь играет нами как какими-то мыльными пузырями! Все похожи... Похожи, как что? Как пузыри... ... играют все... ... или стараются сверкать всеми цветами радуги, Господу, конечно, приятно! Ему видно хорошо, как с первого ряда и все вокруг красиво, интересно, разнообразно... А каково нам, пузырям? Ничего не видишь, если перед тобой столько других пузырей! Какая радость? Чувства бывают разные, а мысли одинаковые. Или наоборот? Все любят и страдают одинаково - какой-то древний грек страдал точно так же, как я, а жил в сухой, безводной Итаке... ...или мусульманский дервиш, который пресмыкался в своих бесконечных пустынях и наматывал свою хламиду прямо на себя... ...или мой братец, который каждый год должен заработать новый миллион, чтобы не казаться сам себе глупым и карабкается все выше и выше по этажам этого Манхэттена. ... или я сам, ругаю всех, думаю черт знает о чем, еду в каком-то старом дребезжащем автобусе, оказавшись случайно по чужому делу в родном Санкт-Петербурге. Нет, как раз - чувства одинаковые... ... поэтому о чувствах в памяти поколений даже следа не остается. Остаются только мысли и обломки вещей. Мысли разные. Мысли у всех разные. Я бы никогда не стал думать о том, о чем думал Галилей... ...или доктор Фрейд о своих пациентах. Позооорр! Господь, слышишь, ты нас обманул! Мы ценим любовь, чувства, эмоции, а не мысли... Ценим то, что никому, кроме нас самих не нужно. Стоп! Я подумал, что остаются обломки вещей, а не только мысли. Это верно! Обломки вещей – это, считай, чувства. Остается красота, остается то, что мы берегли, что ценили, остается красивое, от чего нам становилось приятно, что бережешь, от чего не хочешь отказаться. Нотр-Дам или Кремль, соборы разные, статуя свободы, еще что-то, даже какие-то приятные безделушки. Это все остается. Да! Какие-то наши чувства тоже остаются, а не только мысли. Самые умные мысли. Мысли, конечно, лучше всего. Они как деньги! У всех есть немножко, а всем нужно больше… Мужик отложил книжку. Задумался! Интересно, о чем думает? О чем можно думать в шесть утра? Точнее в шесть тринадцать… О чем ты думаешь? Я другое дело. У меня еще вчерашний вечер. Здесь утро, а я думаю по нашему. В Торонто еще поздний вечер и чуть больше десяти. Аня еще не спит… Что он читает? Что сейчас читают в России? В Интернете я видел этот список. Образованный народ читает психологию, фантастику и детективы. Они шутят, что образованный народ давно уехал! Я не думаю, что это так. Мужик хмурый. В шесть утра с такой книжкой любой мужик будет хмурым. Проверь – он может оказаться наинежнейшим и душевнейшим человеком… Жаль. Мужик уходит... так никогда не узнаю. Сейчас уйдет. Спрятал книгу. Все... Пиши "прощай". Теперь не узнаю, что он читал? Ладно... Черт с ним. Когда доберусь домой будет семь. Я все правильно рассчитал. Мама уже должна была встать! Если Серж позвонил раньше... Он мог. Если он позвонил... она уже встала и ждет нас. Ждет его! Гад! Если он позвонил – это просто свинство! Я тоже мог позвонить, разбудить маму и тогда она бы ждала меня." Алекс вышел из автобуса нервничая, беспокоясь. Он почувствовал одиночество продвигаясь домой в утреннем городе. Ему стало грустно, нехорошо. Он опять задумался. "Маме уже семьдесят лет. Да-аа, совершенно дряхлая старушка... Три года не видел ее. Я так понял, она уже вообще не выходит на улицу. Только на балкон. Если бы Серж не нашел женщину, которая к ней приходит, мама вообще не знаю, что бы делала... Если бы Серж не стал вмешиваться, может, наоборот, мама еще ходила... Почему она не хочет переехать к нам или к ним? Серж был бы рядом... ...и я мог легко приехать, и Максим, он мамин внук... Трудно понять старого человека... Она любит Сережу. Ну и что? Он бы мог купить какой-то дом между Нью-Йорком и Торонто... Интересно, что буду делать я, когда мне будет семьдесят... Или Серж? Ему хорошо. У него Надя... А у меня? Когда мне будет семьдесят лет моему сыну будет почти пятьдесят... Даже больше. Пятьдесят один... Неужели он будет думать и беспокоиться обо мне, как мы думаем о маме? Аня очень молодая... очень молодая. Это хорошо! Или плохо? Она никогда по настоящему не полюбит меня. Если я когда-то стану такой толстый как Серж... Это будет ужасно! Это будет прекрасно! Это - проверка. Значит мне так хорошо, что можно быть толстым и не обращать внимания ни на что… Надо Сержу сказать... он не понимает - это проверка! Это подлая проверка. Так нельзя... Он должен что-то сделать. Бедная Надя! Ты не можешь в сорок лет быть таким толстым. Двести двадцать фунтов - это почти сто килограмм. Ужас какой! А что будет, если я стану как Серж? Серж - умный, а я кто? Точно-точно! Тебя даже жена называет "беспомощный придурок". Она говорит не придурок, а «безмозглый идиот!»... Глупая баба! Сама не знает, что хочет! Как она не понимает, что еще неизвестно, что сделал бы с ней за пятнадцать лет какой-то другой безмозглый идиот? Я пью пиво, чтобы думать, а мог пить, чтобы просто все пропить! Я ругаюсь, чтобы мне не мешали думать, а мог ругаться от скуки или со злости, чтобы всех обругать и послать…" Думая по своей привычке обо всем, что окружало его или о чем думалось, Алекс приблизился к дому, в котором жил, когда был еще ребенком. Он подумал о маме, но думать о ней сейчас тоже было нелегко. Алекс представил старенькую маму, которая осталась одна. Мама в его представлении была такая старенькая, несчастная... при мысли о ней хотелось плакать и не было никакой возможности придумать, как это изменить? "Она стала такая дряхлая. Мы приедем - нет бы ей обрадоваться, а она будет плакать и думать черт знает о чем... Ужасная жизнь. Мама стала такая высохшая. Просто ужасная, несчастная старушка... Как можно было придумать такой мир? И мы должны в нем жить? Мама - это, наверное, единственное, ради чего стоило создавать этот мир! Ну и что? Поэтому я должен сказать: «Спасибо, Господи». Спасибо, что сделал маму такой старенькой… Если я сейчас увижу маму старенькой, я тебя прокляну… Не горячись. А что я должен делать? Сказать: «Спасибо»? Приду домой. Где мама? Нет мамы. Куда маму дели? Нет больше мамы. Есть старенькая несчастная старушка... Спасибо, господи, что она хоть жива." Алекс вышел из метро и пошел домой. Слезы, наконец, выкатились и побежали по щекам. Ему было отвратительно и нехорошо. Так с ним было однажды, когда он представил ад. В его представлении, видеть Ад было ужасно! Он видел, как человек умирает и попадает в ад. Он падает вниз в бездонную пропасть, словно падает куда-то вниз сто двадцать этажей, разбивается, чувствует боль, потом видит близких, дорогих родственников и самых любимых людей, которые страдают, прикованные к пыточной машине этой жизни, а сам он, Алекс, падает и падает, переваливаясь беспомощно с этажа на этаж, смотрит на этот ужас и никак не может никому ничем помочь. Алекс незаметно вытер слезы и попытался подумать о чем-то веселом. "Улыбнись, не надо заявляться таким домой… Ты же не зверь? Звери скалятся, а люди улыбаются. Да, есть вещи, о которых лучше не думать. Лучше подумай, что ты раскажешь про Аню…» Алекс вдруг услышал, как бабуля, которая вышла из подъезда, поздоровалась с ним... - Доброе утро... - ответил Алекс и подумал: "Надо же! Меня кто-то помнит! Это хорошо... Я дома!" Довольный, улыбчивый и воодушевленный Алекс остановился возле двери квартиры, где жил несколько лет почти двадцать лет назад, до того, как женился. Он позвонил, уверенный, что мама уже не спит и готова радостно встретить младшего сына... Алексу пришлось долго ждать пока открыли. Он уныло подумал, что, наверное, увы, просчитался - мама еще спит, он разбудил ее и пришел не вовремя... Ему открыла дверь мама с телефонной трубкой в руке, она увидела младшего сына, обрадовалась и сказала, как она рада кому-то по телефону... Алекс понял, что это как раз звонил Серж. "Черт бы его побрал! Высчитал, гад! Совести нет... Если кто-то такой умный, почему другие должны страдать? Кто-то умный, кто-то хам, кто-то вообще вырос мордой три-на-четыре... Сам не делает утром зарядку, а маме звонит..." Алекс раздраженно застыл на пороге родного дома, смотря на старенькую маму, которая радостно, растерянно смотрела на него, но говорила о чем-то с другим, старшим сыном. - Привет, мам. Я боялся, что ты еще не проснулась. Я вижу... Сереж тебя разбудил? Дай мне трубку. Не волнуйся, он тоже сейчас приедет... Подожди, мы скоро поедем его встречать. "Серж, привет! У тебя все в порядке? Летишь? Слава богу... Да, да, - я дома... Все нормально. Автобусы ходят. Коммунисты спят, недобитые коммунисты устало спят и такого буржуя, как ты, никто не будет раскулачивать... Не волнуйся. Я пришел. Угадал... Ах, ты догадался? У тебя все в порядке? Милые молоденькие стюардессы не обижают тебя?... Гуд фор ю! Щедро наливают твое любимое поганое мартини - холодное, без водки, но с лимоном, налить вот столько: «Чувствуете?» Знаю! Можешь это не повторять. Мама, твой сын сейчас прилетит. Говорит, пива не пьет. Это хорошо! Молодец! Надя не будет меня ругать, она будет довольна. Да, да... Ладно, я не обижаюсь. Серж, слушай, спасибо. Ты мне очень помог... Хорошо, я знаю как тебе было трудно прилететь. Я это знаю. Спасибо. Мы тебя встретим. Да. Мы тебя встретим... с мамой... нормально... она хорошо. Не волнуйся... еще полчаса, я знаю. Мы успеем. Не переживай. Мы тебя встретим. Пока... Сейчас тебя отключат. Посмотри вниз – видишь? Ты подлетаешь... Узнаешь? Пока! Мы тебя встретим! Узнав, что брат благополучно прибыл домой, Сергей тоже поспешил закончить разговор. Алекс положил телефон и улыбнулся маме. "Как тяжело с Сержем... Он не хотел тебя обидеть... Он знал, что я должен сейчас приехать! Вот и позвонил!" - Здравствуй, мам! Видишь, так получилось - мы вдвоем приезжаем. Пока я первый, но ты слышала - Серж летит... Сейчас у него отключат телефон. Не волнуйся, мы поедем и встретим его, - обнимая маму, сказал Алекс. - Молодец! Ты очень хорошо выглядишь... Я рад. Мы поедем и встретим Сережу. Алекс положил сумку, достал из нее свой подарок маме - пачку душистого цветочного чая. - Открывай, давай сейчас... нет, погоди, потом, когда Серж приедет. Мама, приготовь мне кофе. Я пока умоюсь. "Словно ничего не изменилось... Мама - старенькая, но выглядит очень бодро. Наверное Серж правильно сделал, что позвонил, а то я бы приперся, а она заспанная или испуганная, или еще хуже - спит... Вот будет еще проблема все объяснить, почему я расстаюсь с Мариной... Или ничего не говорить? Мама никогда не любила мою жену... А может она уже привыкла? Женщины другие. Как я могу понять? Мама не такая, как я. Если мне кто-то не нравится, он для меня останется «не-нравящимся», даже если… Если с Аней не получится, тогда и говорить не о чем. Просто буду жить отдельно и ничего маме не скажу. Как это смешно выглядит... Телевизор на полстены и такой обшарпанный, задрипанный шкаф... Я в него когда-то стрелял из лука... стрелы были с присоской, а присоски были плохие и прилипали только к стеклу или к вот этой лакированной дверце. Ну, Серж дает! Чтобы маме быльо харасьо видно... Мама стальенькая... Она наверное даже не смотрит... вообще сюда не заходит. Сидит у себя в комнате... или на кухне и смотрит маленький телевизор. На неудобном стуле. Хахаха... совсем разные люди! Я представляю, как Серж хотел затащить маме в комнатку этот “Сони”, а она отбрыкивалась, как могла! Серж молодец... Мама тоже молодец! Отстояла свою комнатку, не позволила втащить это чудище техники... Эти полы мы когда-то натирали воском, восковой мастикой... Боже, сколько мы дрались с Сержем только, чтобы сплавить друг другу это удовольствие! А теперь они блестят и только пыль оседает на них... Пыль веков... Годов. Первых прошедших годов. Прошло три года как мы уехали из Питера..." Алекс был погружен в воспоминания, сравнивал, вспоминал. Он чувствовал себя не выспавшимся, но должен был приготовиться начать новый день, чистил зубы, пил кофе, смотрел на маму и вспоминал молодость, детство, думал об Анне, подсчитывал, что и когда они должны успеть сегодня сделать с Сережей... 11. К полудню два брата вышли из дома, в котором прошло детство этих таких разных и близких людей. Они стали на дороге, ожидая когда проедет "частник", которого можно нанять за пятьдесят долларов на весь оставшийся день до вечера. Два брата выглядели примечательно. Стоя на мостовой, они разговаривали друг с другом, смеялись неудержимо и жестикулировали руками больше, чем позволяют себе жестикулировать дирижеры знаменитых театров этой холодной северной театральной столицы. Сергей был увесистым, полным мужчиной, лет сорока. Он умел улыбаться очаровательно и так заразительно смеялся, что все его породистое лицо: широкие, бледные и выбритые до степени юношеской безбородой невинности щеки, дрожали. Прямо и внимательно смотрели светлые серо-голубые огромные глаза, но живость им придавали пушистые брови, которые играли и дурачились больше всего - вздрагивая поочередно, беспорядочно. Они обманывали. Алекс был другим. Он скорее усмехался, чем смеялся, он выглядел десятью годами моложе брата, выше и стройнее, но его лицо было так спокойно, что на фоне брата оно казалось холодным, равнодушным. Только по напряжению губ и носа /у Алекса напрягался и вытягивался нос, когда он беззвучно подсмеивался шуткам брата/ было понятно, что разговаривая с братом, Алекс не скучает. Когда братья остались одни, Сергей попытался узнать, что произошло, почему они должны лезть в чужой дом и вообще кто такая Аня - имя, которое он уже несколько раз слышал от брата, но до сих пор не спрашивал, кто она? - Алекс, слушай! - он прервал сам свои же воспоминания. - Если хочешь знать, мне не очень по душе торчать на шухере. Это даже неприлично. Помнишь анекдот? Алекс напрягся, ожидая, что брат начнет рассказывать анекдот, как он всегда любил делать, а потом будет рассказывать еще и еще... Но на этот раз Сергей только спросил и ничего рассказывать не стал. - Ты меня попросил - я приехал. Ты хочешь, чтобы я постоял на шухере, как мальчишка?... Хорошо, я постою! Ты не хочешь ни о чем говорить – это твое дело, но про Аню-то ты должен рассказать! Ты знаешь, я не для себя спрашиваю, - усиливая напор и оправдываясь, уточнил Сергей. – Представь, я вернусь домой и Надя спросит... а она меня спросит! Если хочешь знать, меня спросят, что такое срочное и таинственное случилось в жизни любимого брата Алеши? Ну-уу? Понимаешь? Ты меня ставишь в дурацкое положение... Я тебя никогда в такое положение не ставил – я всегда все рассказывал! – соврал Сергей, не очень вдаваясь в свои собственные воспоминания. - Я не мог говорить по телефону, - ответил Алекс и задумался, решая, что сказать. – Когда я звонил из Торонто, я был не один… - Очень интересно… Продолжай! Я тоже хочу получить фан... - настырно наседая на брата, спросил Сергей и застыл, ожидая, что он победил и младший брат сейчас все расскажет. - Я был тогда... – задумчиво объяснил Алекс, нервничая. - Я был не один... я вообще был не дома, а потом, когда ты звонил сюда - мама была рядом… - Не спеши. Рассказывай. Я никуда не спешу. Повтори, пожалуйста, что было там? У вас в Торонто. С кем ты был? - переспросил Сергей и улыбнулся с небольшой долей ехидства. - Сережа, если бы я знал, чем это кончится и что сказать, неужели ты думаешь, я бы скрывал от тебя? - Вот и не скрывай. Расколись, голубчик! Ты жалуешься, что не знаешь, что у тебя в жизни будет? А кто знает? Но я знаю, что меня дома спросят… Ладно-ладно-ладно-ладно... – мелодично пропел, завершая разговор Сергей. – Куда ты от нас денешься? - Я не знаю, что сказать? Сережа… Я не хочу трепаться! Ты можешь обьяснить, что мне сейчас очень трудно… - Я могу объяснить все, что ты скажешь, – недовольно перебил Сергей, но больше наседать на брата не стал. Чувствуя, что на него обижены, Алекс не выдержал и осторожно приоткрыл свою тайну: - Я встретил девушку. Аню. Ты это уже понял. Марина все знает… - Ну-у, ты и влип... - пробормотал Сергей, которому почему-то стало невыносимо тяжело на душе. Он посмотрел на брата с недопониманием или негодованием и не зная, что сказать, вышел на дорогу и расставив руки, стал посередине дороги и остановил первую проезжающую машину. Старый москвич затормозил, не пытаясь объехать. В узкую щель открытого окна выглянули шустрые глаза водителя. Худой, задумчивый юноша холодно спросил: "Вы вдвоем? Куда надо?" Сергей подтвердил, что вдвоем и объяснил куда надо. Алекс недовольно прошептал в ухо брату: "Зачем ты его взял? Надо было найти машину на весь день до вечера..." Сергей тяжело вздохнул и бросил через плечо взгляд на брата, так что Алексу стало стыдно. После этого оба брата сели в машину без разговора и поехали в центр. Через несколько минут Сергей, который сидел спереди рядом с водителем повернул голову к брату и спросил: - По крайней мере ты можешь мне сказать - это хэнки-пенки или...? - Он не закончил вопрос, игриво посмотрел на водителя, который поглядывал на пассажиров. Алекс ничего не ответил, заметив это бессловесное общение. "Скажи: "или нет". Серж прав. Он должен знать. Никто в мире... больше никто никогда в мире не приедет вот так, если я позову... Позвоню или попрошу. Я бы тоже приехал... Кому ты нужен? Тебя никто никогда ни о чем не просил, а Серж бросил свой бизнес ради тебя." - Серж, я не знаю, что сказать. Ты можешь сказать, что ты почувствовал, когда первый раз увидел Надю? - Конечно, могу! - прокричал Сергей, не оборачиваясь, но и не обращая внимания на чужие уши... - Ты хочешь, чтобы я сказал? - Не надо. Но ты можешь это сказать, потому, что вы живете вместе шесть лет. А что я должен сказать? Что я должен сказать? Понимаешь? - Ну-уу, если ты это хочешь сказать… Ну ты и сравнил. Хотя, я знаю как относишься к Наде, если так - очень рад за тебя… - Сергей с пониманием закивал головой, больше ничего не говорил брату, а стал показывать водителю куда ехать. Это был район, в котором он жил последний год перед тем, как окончательно уехал в Нью-Йорк, в этот безграничный город... Братья подъехали к Преображенской церкви, где жили Бестеровы, Григорий и Анна. Алекс сверил название улицы с тем, что было написано Анной на бумажке. Он замахал рукой, показывая, что "приехали!", можно остановить. - Нам нужна машина на целый день. За пятьдесят баксов ты нас подождешь? - спросил Алекс молодого петербургского водителя. - Поедешь? Хочешь?... - Хочу. Кто не хочет? Но я не могу, - пробухтел молодой водитель. - если хочешь, я могу сюда через три часа прикатить? - предложил он взамен. Увидев как безразлично переглянулись пассажиры молодой человек уточнил сроки: - Через два часа могу... За двадцать... за десять долларов! Я приеду!... Ладно, не хотите - как хотите. Тогда, как договорились - пять баксов! В Штатах живете? Счастливые... Ребята, я могу дать телефон. Если задержитесь, позвоните - я приеду... - Не позвоним. Спасибо. Через два часа нас уже не догонишь, - пробормотал Алекс, рассчитываясь с водителем. Братья прошли по незаметной маленькой улочке, на которой удобно разместились два банка и какая-то страховая контора... Дом 32, который они искали был угловой, последний. Налево уходила еще одна улица, которая шла параллельно великолепному, антикварно-компьютерному ростовщическому Литейному проспекту. Остановившись напротив дома 32, Алекс огляделся, пренебрежительно скривил губы и промямлил: - А-а-ах, все будет нормально. Постой здесь... я быстро. Я знаю, где надо искать... Я думал - это будет не так просто. - Пошли вместе! - вскричал Сергей. - Я тоже хочу! Ты толком ничего не сказал про Аню! Я сам хочу все увидеть! Как она живет? Прости за свинское любопытство... Не волнуйся. Наверное во всем доме никого нет. Все ушли на работу или спят... - Я не волнуюсь - у меня доверенность, - ответил Алекс и похлопал по заднему карману штанов. - С меня взятки - гладки! Это ты должен волноваться! Если меня все же загребут - тебе же будет хуже. Ты за меня отвечаешь! Серж, не выпендривайся... Ты говорил, что не доверяешь русским адвокатам, а только своим нью-йоркским... им тебе придется платить двести баксов в час плюс командировочные. Ойойой, какие тут командировочные? В книжках пишут - огромные! Вот почему я тебя пригласил... Шутка! Серж, постой спокойно. Я все знаю - сколько комнат, где, что лежит, у меня есть ключи. Я только не знаю, - кто там может быть? Если нет домработницы... Аня сказала, что он такой психованный, что не переносит чужих в доме. Я не знаю - может быть там есть какая-то сигнализация... - Какой этаж? -Третий... Кажется. Черт, я мог забыть. Смотри, я выгляну в окно! - Оставь вещи мне, - вдруг спохватился Сергей. - У тебя есть деньги? Тебе надо двадцать-тридцать долларов иметь... И еще сотку в кармане. Послушай, это надо... тут все берут, - расхохотался Серж, всовывая брату зеленые купюры. Алекс сунул в карман деньги и попрощался с братом. - Я пошел... В моей сумке дома осталась копия Аниной доверенности, я с собой взял оригинал... Если меня загребут - делай, что хочешь. Понял? Тогда, - ты главный. Серж, понял? Выкручивайся, как можешь и вытаскивай меня. Аня в этом ни бум-бум. Не вмешивай ее... Вытащи меня, не оставь. Мне повезло, Серж, понимаешь? Мне повезло. Ты увидишь Аню... Вы увидите ее с Надей! Мы приедем... Пока. Смотри. Я высунусь в окно! Понял? Сергей понимающе кивнул головой. - Алекс! - Что? - Не зарывайся. Хорошо? Ты тут уже не живешь. Будь осторожен. Постой! Я хочу тебе сказать, я позвонил одному парню до отъезда. Алекс, это не мой адвокат. Но ему можно верить. Этому парню платят черт знает сколько... Он знает, как тут работает власть. Алекс, делай только то, на что у тебя есть бумажка и в любом случае постарайся убежать первый... постарайся ни с кем не иметь дела. Я так понимаю у тебя это все не совсем законно, ты бы не стал меня тащить сюда ради.. ради... Алекс подошел вплотную к брату, обнял его и сказал: - Если я тебя притащил сюда, значит, мне это нужно. Сережа, это не очень приятное дело... поэтому... я должен сделать его сам. Я не могу ничего объяснять. Постой здесь спокойно и не надо... шутить и соваться. Я просто не представляю, что может быть. Скорее всего – ничего, но кто знает? Я тебе сказал, что я должен найти бумаги... Если милиция будет ехать, пожарные свистеть, кто-то стрелять или кричать... подожди здесь. Хорошо? Я не знаю, что может быть. Все, что угодно! Вообще не представляю! Понимаешь? Но ты не всовывайся в это дело. Главное, чтобы ты не влип и вытащил меня, если я влипну. Алекс посмотрел на высокий шестиэтажный дом напротив и, не видя ничего опасного, пошел к подъезду, разведя руки и играя пальцами, словно хирург, которому перед операцией вот-вот должны одеть на руки перчатки две прекрасные студентки, которые семеня ножками следуют за ним... Однако он знал, что за ним никто не "семенит" и только брат, - старый, толстый, богатый, умный брат - стоит сзади и смотрит ему в спину и грех не разыграть перед ним интересный спектакль! Алекс вошел в подъезд, остановился, принюхался, почувствовав неприятный запах... Ему показалось, что кто-то спрятался впереди за стеной. Подъезд был опасный и вызывал тревожные мысли и чувства. Скорее всего никого не было там, за углом, но ощущение опасности и присутствия осталось. - Эй! Я тебя видел! Вылазь! - негромко сказал Алекс, проверяя, нет ли кого-то за углом. Он подождал немного. Никто ему не ответил, тогда он пошел вперед. Подъезд с неприятным запахом был пуст. «Не спеши, сосредоточься. Осторожнее. Тебе осталось сделать главное дело. Ты уже тысячу потратил, прилетел сюда, нашел этот дом…» - Алекс внутренним монологом остужал свой пыл – ему хотелось просто подняться по ступенькам, как в собственный дом, открыть дверь ключом… он убеждал себя сам, что надо быть на чеку и впереди может ждать любая опасность. Он прошел к лестнице и стал подниматься по ступенькам на третий этаж в квартиру Бестеровых. Пока он поднимался, он достал ключи, чтобы быть готовым быстро зайти внутрь, если увидит, что замок остался прежним. "Ладно, не нервничай, все в порядке. Не так и страшно. Надо будет сказать Ане, как это было тяжело. Опасно! Было трудно... Я с трепетом в сердце прижимался спиной к грязной стене... Миазмы и вся мерзость человеческих испражнений мешала сосредоточиться и подниматься по лестнице. Третий этаж казался недосягаемым. Я зажал нос, закрыл глаза и... Скользкие ступеньки воняли ужасно! Постой... здесь Аня жила. Не надо перешучивать. Она не поймет. Скажи, - было очень опасно и никто не знал, что ждет за поворотом! Скажи, - слава богу, мою спину защищал старший брат! Это надо сказать. Пусть знает про Сержа. Родственники всегда так противны друг другу. Надо уметь правильно перезнакомить всех со всеми вовремя, чтобы никто ни на кого потом не обижался. Я был молодой дурак и этого не сделал! ...поэтому Марину никто не любит. Все шушукаются... Даже если никогда не видели ее, все равно называют нудной стервой. Это точно... Если кто-то посмеет пошушукаться над Аней, он больше не будет шушукаться! Ну вот и дверь. Постучи! Не надо стучать. Тихо! Открой замок... Серж сказал, что не надо ни с кем ни о чем разговаривать. Я должен найти бумаги и удрать, если будет плохо... Очень правильная мысль. Серж плохого не посоветует.". Алекс легко открыл двумя ключами дверь и вошел в квартиру, посмотрел на свои часы - было без двадцати минут два! Он закрыл дверь и остался один в чужой квартире. Алекс посмотрел направо, налево и не нашел никакой сигнализации, которая по его понятиям должна была быть специально как-то прицеплена к двери. "Первым делом я должен найти спальню, там в кладовке Аня оставила доверенность. Если заберу - мне чихать на все. У меня доверенность. А вот, если не заберу и кто-то как-то припрется, у меня могут быть проблемы... Серж прав. Не Серж, а этот его адвокат..." Алекс прямо прошел по комнатам в спальню. Открыв кладовку, он увидел слева внизу полки с бельем и под ними женскую обувь. «Надо взять Ане какие-то туфельки. Ее самые любимые. Интересно какие? Она будет рада. Наоборот. Ничего не бери. Только бумаги. Все это барахло будет только напоминать ей… Лучше ей ни о чем не напоминать. Вот и коробочка! Нашлась! На месте! Гриша не нашел. А искал ведь наверное! Надо было покопаться в Аниных туфельках…» Алекс подошел к окну, развернул бумаги и внимательно просмотрел их. Это было именно то, что он искал, то, что было нужно Анне. Он сложил их, сунул в задний карман брюк и помахал рукой брату. Сергей сидел напротив, пускал дым из не известно откуда взявшейся сигареты, смотрел на окно, должен был видеть взмахи руки Алекса, свидетельствующие, что дело сделано и можно больше ни о чем не волноваться, но никаких ответных сигналов не подавал. "Балбес... Надо Наде сказать, что он курит! Думает, что сможет похудеть, если опять начнет курить... Нуусс, как тут Аня жила? Лаадно, лаадно, не буду шастать и высматривать... А это что такое? Глобус! Где он нашел такой огромный глобус? Поверни Канадой вверх... Вот он обрадуется! Будет два года думать кто повернул этот глобус? Опля-ля... это вовсе не глобус! А барик на колесиках! Отлично придумано! Неожиданно... И водочка есть, и даже Мартини. Хороший барик! Надо Сержу сбросить бутылочку. Надо забрать Мартини. У меня есть Анина доверенность... я могу забрать все что захочу в этой квартире... А вот и водочка! По такому случаю, грех не выпить стопочку! Подойди к окну. А вот и братик сидит. Помаши ему рюмкой. Привет, Серж! Еще одну рюмочку!... Пора сваливать! Оставь что-то хозяину! Налей стакан доверху и поставь на глобус. Гриша в конце концов вернется из канадской тюрьмы, а тут его ждет водочка с приветом от друга! Неплохо придумано! Где тут Торонто! Черт, не получается! Дурацкий глобус... круглый! Ничего не держится... Время, время, время... Надо спешить! Опаздываю! Если кто-то придет - будет нехорошо. Ну вот. Стоит. Хорошо. Пора бежать!" Алекс услышал какой-то шум, в то же время он уже сделал шаг к окну и бросил взгляд на улицу - Серж невозмутимо сидел напротив и дымил сигаретой. "Что-то не то... Опять шумят за дверью... Что им надо? Открыть и дать по башке? Похоже дверь открывается... очень плохо! Надо удирать..." Алекс побежал вглубь квартиры подальше от входной двери. Он попал в коридор, в котором было две двери - белая дверь туалета - Алекс проверил ее и вторая - темная, бурая, с тяжелым замком, который громко заскрипел, когда Алекс открыл его, там он увидел темную, узкую, неприятную черную лестницу... Деваться было некуда и Алекс выбежал, захлопнув за собой дверь. «Черт! Нечем подпереть! Надо как-то задержать их… У тебя есть двадцать баксов. Брось под дверью. Они выбегут и увидят. Отличная идея! Брать или не брать? Даже они должны будут чуть-чуть подумать… Вот здесь они точно заметят.» Крутая лестница вниз вывела Алекса в проход под домом, который соединял внутренний двор и улицу. Так Алекс оказался на улице и легким шагом подошел к брату, который по-прежнему сидел у стены и пускал дым. Только тут Алекс заметил, что брат вовсе не курил, а выпускал дым, поднося кулак с сигаретой ко рту и выдыхал в кулак - так образовывался дым, который заметил Алекс сверху. - Я чуть не влип. - Прошептал Алекс. "Я тоже чуть не спрятался от милиции в туалете... Слава богу, я вовремя разобрался куда надо бежать!" - Я видел. А что с ними сделаешь? Видишь, эту машину? Они приехали через пять минут, как ты зашел. Их было двое... Один зашел в дом, а второй остался в машине. А ты в это время высунулся в окно и помахал мне... - Я не махал. - А что ты делал? Ты же подходил к окну... вон к тому, я видел. - Да, я подходил, но я не махал... Я пил водку! - Что!? Какую водку? С кем? - растерянно спросил Сергей. - Ни с кем. Я пил сам с собой. Обычную водку. Русскую. Я нашел в глобусе. У них барик в глобусе, представляешь? - ответил Алекс на все вопросы по порядку. Сергей посмотрел на брата, видно было, что он о чем-то задумался. - Если шутишь, надо шутить так, чтобы хоть кто-то мог тебя понять, - недовольно ответил он и вдруг затрясся тихим, но неудержимым смехом и прошипел так, словно ему надо было затушить свечу на противоположной стороне улицы: - Ссскотиина... Я тут сижу... трясусь, дым пускаю, а ты водку жрешь! Один, с глобусом… - А что я должен был делать? Я же не видел, что они приехали? Или ты думаешь, там видно, что прямо к двери прилеплена сигнализация и написано: дом под защитой дяди Пети? Кстати, я не знал, что ты опять куришь? Ты не говорил... - На-а, сам кури, если хочешь. Я не вдыхал, а выдыхал... А что я должен был делать, когда они приехали? Зашикать на них и сказать "Тшш, ребята, на меня не смотрим - я тут не курю, а просто сижу на шухере!". - Нет, конечно... но где ты нашел сигарету? - Какой-то мужик проходил - я у него взял. Он мне вежливо всю пачку протянул, мол, доставай себе сам, а я говорю - не надо и вынимаю у него изо рта... Он дал... и наверное подумал обо мне: какой-то извращенец... Братья посмотрели друг на друга и расхохотались. -Ты взял бумаги? Нашел, что хотел? - спросил Сергей, мягкое, подвижное лицо его все еще было смято и испорчено смехом и слезами. Увидев, что брат утвердительно кивает в ответ, Сергей посмотрел на часы и проговорил: - У нас дома шесть утра. Надя еще спит. Ладно... дело сделано, можно ехать? Через час она встанет, я могу позвонить. Пошли... Братья встали и пошли по улице в сторону Литейного проспекта. - Надо пойти на Невский, - сказал Алекс. - Я сделаю копию и отправлю эти бумаги факсом Ане. Потом можно погулять чуть-чуть. Мы... ты понимаешь? Мы впервые с тобой вдвоем в Питере. Впервые за двадцать лет... Если быть точным. - Да. Десять лет прошло как минимум, а что было до этого - совершенно не помню... У меня, кстати, есть кое-какие дела в Москве - ты поедешь со мной или тебе надо срочно в Торонто? Алекс задумался и тут же охотно и довольно закивал головой: - Поедем! Как ты хочешь. Если надо - почему нет? - растирая руки и многозначительно посмотрев на брата согласился он. - Ты - буржуй! Давно хотел посмотреть как вы, буржуи, работаете? Может и я так смогу? Небось, черная икра и вонючий коньяк льется рекой... - Коньяк противно пить с икрой… Вот и хорошо. Я скажу Наде, что все сделано. Сегодня мы весь день гудим на Невском. Хорошо? Купим билеты и вечером вместе с мамой идем в Мариинский, я посмотрел, там дают Годунова. Вечер проведем дома с мамой, а утром улетим в столицу, а там!... Ты узнаешь как живут русские буржуи... 12. Прошло два часа, пока братья закончили дела. Алекс отправил факсом копию учредительного договора компании, владельцем которой была Анна Бестерова, позвонил ей и сказал, что бумаги и печать уже у него на руках, что он едет с братом в Москву и через пару дней вернется в Торонто. Анна обрадовалась, что все так просто и легко решилось. Ее голос был нежным, ласковым, как обычно. Она посоветовала не спешить возвращаться, а увидеться со всеми друзьями в Питере, в Москве, но сказала, что очень ждет. Это опьянило Алекса еще больше, он погрузился в сладкие мечты и фантазии. Сергей тоже позвонил жене, сказал, что завтра, в среду, он уже будет в Москве вместе с братом. Надя волновалась, как прошло то странное дело, ради которого Алекс просил брата приехать в Петербург. Серж не упустил случай описать жене красноречиво то, что произошло или "возможно произошло". - Не волнуйся, Надюша, - громким голосом, бесстыдно он вывалил в трубку. - Ты же знаешь моего брата! С ним не могло обойтись без приключений! Подраться немножко пришлось... Но, так, все было хорошо. Стреляли, конечно, тоже... но все мимо, мимо, знаешь, - дурашливо успокоил жену Сергей, гримасничая и отпихивая брата, который хотел вырвать трубку. - Милиция, кстати, бегала за ним кругами!... а он худенький, бегает как заяц, подлец, так быстро, что поймать невозможно. Меня, конечно, схватили, но я дал десять долларов и меня отпустили, а за ним опять побежали… Он, слава богу, убежал, представляешь? Ох, как он бегает быстро! Мне бы так! Надюша, ты не представляешь как они стреляли! Настоящий шквал огня! Черт знает почему? Мы ничего никому плохого не делали. Ты же знаешь, так бывает всегда. Страдают невинные! Вот, слышишь, как плохо слышно? Это не помехи, это мне трубку прострелили. Чуть в бедро не попали! Ладно, теперь у нас все в порядке. Скоро мы с мамой идем в Мириинский, так что лучше не звони. Это будет через... ты уже едешь на работу? Значит, у тебя будет одиннадцать и потом до двух, до трех лучше не звони. Хорошо? Удачи. Я буду сам звонить тебе на работу в перерыве концерта..." - Видишь, как тяжело вести бизнес из России? - Нравоучительно обратился Сергей к брату. - Тут уже вечер начинается, человеку нужно отдохнуть, выпить и закусить, как-то невинно оттянуться, а там только начало рабочего дня. Это, трудно... но все равно с родиной очень приятно работать! Такие люди приходят к нам... Даже не представляешь! Алекс покривился, тоже посмотрел на часы и пробормотал: - Потом расскажешь. И много не ври. Я завтра сам увижу в Москве, как ты работаешь? Давай зайдем в книжный и поедем домой. Через час они вернулись домой. Нужно было успеть собраться, найти как одеться и что одеть маме. Этим занялся Сергей. Алекс увидел, что ему делать нечего и с удовольствием залег на диван и включил телевизор. Он попробовал переключить каналы, чтобы найти что-то интересное. Везде передавали одно и тоже. Алекс услышал, что идет прямой репортаж из Нью-Йорка и на экране непрерывно показывали с разных сторон дымящиеся, горящие башни двух похожих как близнецы небоскребов в центре Манхэттена. "Ничего себе! Как дымятся! Серж остался без офиса... Надо ему сказать! А ему-то что? У него, небось, все застраховано... Он вообще арендовал. Надя теперь пару недель ничего не будет делать. Она может тоже приехать сюда. Надо позвать Сержа." - Серж! Иди сюда! Посмотри, у вас что-то случилось в Нью-Йорке. Очень плохо! Эти ваши башни дымятся... Алекс поморщился, прикрыл глаза, слушая комментарии и пытаясь представить, что произошло в Нью-Йорке: многотонный самолет вылетевший из Бостона с полным баком горючего врезался в высочайший дом Манхеттена, в котором могли работать сотни людей. Алекс наконец осознал, что где-то там, очень далеко, произошло что-то ужасное! И самое страшное, в этом месте могла быть Надя. Алекс вскочил, бросился к двери, чтобы остановить брата. - Постой, постой! - пробормотал он, слушая, о чем за спиной говорили по телевизору и думал. «Там были люди! Самолет врезался в башню. В какой работает Надя? Наверное, раздолбало целых два этажа... Дым пошел вверх, задушил всех, а огонь и горящий керосин... Все, кто там был, сразу сгорели или задохнулись! В этом доме уже никого не спасти. Поэтому никто даже не пытается вытащить этих людей, хотя можно было легко подлететь близко на вертолете... Никто это не делает! Зачем? Они знают, что там уже в живых никого не осталось! На каком этаже офис? Надеюсь, Надя еще не пришла на работу? Забыл... Совсем забыл. Ничего не помню. На каком этаже у них офис? Надо Сержу сказать, что мама зовет, пусть он уйдет на кухню, я тогда пойму, что случилось. Нет, мне его не удержать! Какой он толстый… " Сергей тоже услышал комментарии по телевизору, увидел через плечо брата изображение башен, сразу узнал знакомые верхушки и грубо вдавился в комнату, подошел к телевизору, стал на колено и вытянув шею, присматриваясь, примерно считая этажи, ткнул пальцем в правую дымящуюся башню, как раз в то место, откуда вырывался дым и застучал пальцем по стеклу. - Смотри, здесь наш офис! Вот это да-а-а! У нас там все сгорело! Все документы. Слава богу, Надя сразу сказала, что мы будем держать копии дома, - воскликнул Серж, обрадовался предусмотрительности жены и вдруг тень сомнения промелькнула на его лице. Он задумался, посмотрел на часы, провел пальцем по циферблату, отсчитывая восемь часов назад разницы во времени. –У нас там утро! Уже девять утра… Паскудные сволочи! Что они сделали! – выкрикнул он с ужасом и выругался с ненавистью. – Надя никогда не опаздывала. У нас работает девушка, Мэри, она все время опаздывает, а Надя никогда. Ты запомнил, ты услышал, когда это случилось? Постой, помолчи, послушаем. В девять часов в южную башню? Наша северная. В нашу раньше... В восемь тридцать Надя должна была быть здесь… Сергей снова ткнул пальцем в экран телевизора, но на этот раз уже не глядя, встал с колен и бросился в коридор, схватил куртку, достал телефон, стал набирать номер. Ничего не было слышно. Он попытался набрать еще и еще раз. - Никакого звука. Вообще ничего нет. Ни с кем нет связи. Вообще никакой... даже код города не набирается. Тишина... Сергей вернулся в гостиную и закрыл дверь, чтобы мама ничего не слышала, сел на диван, набирая вновь и вновь один, потом другой номер. Вдруг братья одновременно повернули головы: на экране телевизора одна из башен внезапно осела… опустилась, погружаясь в пыль и эта пыль тут же поднялась вверх как какое-то облако высоко в горах! Это было красиво, зрелищно, страшно, хотелось спросить: можно ли такое сделать? Это съемки фильма или что? Зачем? Почему люди прыгают вниз с соседнего дома, вываливаясь из клубов дыма, и летят долго вдоль отвесной стены, махают руками, ногами... В комнате было тихо. Алекс смотрел на брата и на экран. В это время говорили, что возможно погибли несколько тысяч людей. Сергей сидел неподвижно. Лицо его застыло как маска: красивая, очень красивая, но жесткая маска. Он о чем-то думал. Он перевел глаза на брата и спросил: - Ты что-то понимаешь? Там были тысячи людей! Представляешь? Тысячи людей! Значит, все… Никого не предупредили. Это дикость, чертовы скоты! Ублюдки, они нарочно завалили «близнеца»! Видишь, упала южная, а наша другая, северная, справа. Которая упала – это не наша. Наш офис в той, в которую влетел первый самолет, я показывал, откуда сразу пошел дым. Вот что страшно. Ладно, помолчи… Кто такое придумал? Теперь каждый может. Так можно раздолбать весь мир в пух и перья! Гнусные скоты! Я думал, в Нью-йорке ничто никому не угрожает. Понимаешь? В этом мире не осталось ничего святого. Дикость и варварство опять погубит все... Я не успокоюсь, пока не услышу, что с Надюшей все в порядке. Почему нет связи? - Сергей старался говорить так, как привык, экспрессивно, чтобы было интересно слушать, но вдруг его лицо стало отвратительным, он выставил руку ладонью вперед, чтобы ему не мешали и насупился… Этот толстый и веселый человек словно похудел за мгновение. Он казался острым, колючим и злым… Он встал, словно на что-то решился. - Какого черта тут ждать! Отсюда ничего не поймешь. Даже нет связи. Никому не дозвониться… Я никому не хочу звонить. Не хочу… боюсь! - вырвалось у него, как рыдание и он повторил тише. - Очень боюсь. Я должен ехать. Через день, через двадцать часов я буду дома. Я доберусь. Даже если перекрыли все аэропорты и прямо в Нью-Йорк не попасть. Черт с ними, я проберусь как-нибудь. Пролезу… Деньги есть. Попробую через Мексику или твою Канаду. Это не важно. Потрачу лишний час или несколько часов. Все равно это лучше, чем сидеть здесь. Сейчас... подожди... Еще раз! - он набрал какой-то номер на своей трубке и оба услышали как на столе зазвонил телефон. – Здесь номер отвечает, а наш молчит... Вот тебе и Америка! Алекс, я буду звонить... Послушай, я прошу, – сказал Сергей голосом, как будто его обидели. - Побудь здесь несколько дней! Если Надя позвонит, сейчас оттуда будет трудно дозвониться, скажи, что я в дороге и скоро буду. Если она жива, она будет рада. Не уезжай. Хорошо? - Как скажешь… Я не уеду. Ты прав, лучше маме не брать телефон! Серж! – Алекс попытался успокоить брата. – В Нью-Йорке сейчас утро – не забывай! Не было еще девяти, когда это случилось с вашей башней… Надя могла быть дома, ожидая что ты позвонишь или где-то застряла в дороге… Сергей словно не слышал. Он забросал вещи в сумку, проверил документы, посмотрел в сторону кухни, оглянулся, задержал взгляд на брате. - Если там была Надя, лучше ничего не говори… все равно, мне теперь хана! – Тихо выкрикнул он и грубо выругался. - Если она где-то задержалась и не приехала – это будет чудо, о котором только можно молиться! Зачем об этом говорить? Я больше никогда не уеду один. Чертовы ублюдки! Что они наделали?! Чтобы им башку оторвало на том свете… Алекс попытался убедить брата, что вдвоем легче будет добраться или, по крайней мере, он поможет брату скорее попасть в Нью-Йорк, но Сергей только грубо оттолкнул его: - Слушай, отстань от меня! Я тебя прошу, посиди здесь пару дней. Если тебе не трудно. Неужели ты не понимаешь, я не могу быть с мамой и думать, что случилось с женой. Алекс, это не твое дело. Не паникуй! Куда тебе лететь и зачем? Ты только помешаешь. Ты понял, что там произошло? Сейчас все дороги перекрыты, все хотят попасть в Нью-Йорк. Если мне придется лететь через Хьюстон или какой-то ваш Монреаль, как ты мне поможешь? Куда я тебя дену? Послушай, я разберусь один, как-то доберусь. Остановлю любого парнишку, выложу три штуки за мотоцикл и через пять-шесть часов буду дома?… Слушай, не мешай, скажи маме: я уехал потому, что возникли срочные дела. Она поймет. Скажи, что меня вызвали подписать какой-то контракт. Объясни, наконец, что у нас в Америке трагедия… Если потом надо будет, через пару дней, лети к себе в Торонто. Я позвоню. Я люблю тебя, братец! Я был так рад, что ты позвонил! Спасибо. Я так привык за эти несколько лет в Нью-Йорке, что живу один, что мы только вдвоем с Надей, а тут ты позвонил. Ооо, черт, как это все вышло! Только не вини себя… Я забыл, какой ты мнительный! Алекс, прости, у меня совсем нет сил на тебя! Ни на тебя, ни на маму. Не думай ни о чем! Ты ни в чем не виноват. Ты даже не знаешь, как я был рад, когда ты позвал. Я пел такие сладкие песни Наде, Надюше. Она тоже хотела приехать, рвалась домой, в Питер, будто знала. Видишь, как вышло! Мы с тобой здесь, а она… Если ее больше нет - у меня никого не осталось. Помолись своим святым, как ты умеешь. Ты один у нас верующий, – Сергей вдруг запнулся, остановился, еще раз пристально посмотрел на экран телевизора, где показывали опять и опять падающее в пыль огромное здание и другое, которое еще стояло и горело. Комментаторы уточняли цифры возможных человеческих жертв! Сергей сжал зубы, наклонился, набычился и стал выглядеть, как толстый, разъяренный бык, которого кололи пиками, дразнили окровавленной тряпкой и который не мог понять, кто дразнит, почему и зачем? – Гнусные ублюдки! Неужели такое можно сделать нарочно? – пробормотал он. - Этим миром правит безумие, как сто лет назад. Ничего не изменилось! Тем хуже… Я пойду попрощаюсь с мамой. Я ничего не скажу. Мама не знает, где и как мы работаем. Она думает, что нам повезло и мы очень большие специалисты, поэтому нас взяли в Америку! Алекс ничего не ответил, обнял брата. Тот оттолкнул его и чувствительно заехал кулаком в плечо. Потом ушел на кухню. Алекс лег на диван и уставился в телевизор, стараясь не слушать, о чем говорили брат с мамой. Вскоре хлопнула входная дверь и в доме стало тихо, на пороге показалась мама - маленькая, сухонькая старушка. Бесцветными, невзрачно-голубыми глазами она посмотрела на младшего сына, который лежал на диване, перевела глаза на телевизор, где показывали вновь и вновь падающую башню и, не обратив на это внимание, огорченно спросила: - Вы опять поругались? Почему? Вы всегда ругаетесь и соритесь как дети!… Алекс ничего не ответил. Он смотрел в экран телевизора. Ему было плохо. Он не знал, что сказать, как утешить или обмануть маму. "Вот и все! Мама старенькая. Зачем огорчать? Я должен обмануть ее, как меня самого обманывали в детстве. Она все видела. Она ничего не понимает. Я тоже ничего не понимаю. Не ври. Больше ничего хорошего нет и не осталось в этой жизни. Это ты понимаешь? Нет и больше не будет. Серж прав! Мы движемся от плохого к еще более худшему. От плохого, что когда-то прошло… От прошлого, которого стыдились к еще более постыдному будущему. Спасибо, дорогое человечество, что научилось так хорошо развиваться… Нади больше нет. Надя погибла, она сгорела заживо в этой здоровенной башне. Серж не дурак, он это понял и поэтому так изменился. Поэтому он стал таким как раньше… когда Нади не было, когда Надя была женой другого человека, а он жил один и ездил на своем страшном мотоцикле. Я никогда не понимал, кому это нужно? Чтобы сломать голову, можно найти тысячу других мест… Не ври, пожалуйста. Не вру. Я думал, что лучше всего умереть в горах… Теперь понял где? Я не понимаю? В этом доме… в небоскребе. В этом городе никто никого не пытается спасти! Это самый большой, богатый, огромный город в мире, в нем полно вертолетов и пожарных машин… почему люди прыгают из окон? Они прыгают сами! Свободный выбор. Сгореть заживо или разбиться? Спасибо, дорогой мэр, за исключительное право. В двадцатимиллионном городе мэр – это больше чем президент огромной страны. Ведь можно как-то снять людей вертолетами? Хоть кого-то… Или натянуть огромное полотнище с пятидесятого этажа на землю, по которому люди могли бы съехать вниз, а не прыгать как безумцы из окон небоскреба. У них есть флаги такие огромные, что просто противно, метров пятьдесят. Можно очень легко спустить на землю по такому флагу десятки, даже сотни людей! Если никто в мире не может спасти тебя и то, что ты любишь, - это не жизнь! Кому нужен такой мир? Если никто не будет спасать, никто не захочет жить в этом мире … Только дураки останутся! Поэтому Серж так быстро уехал. Он понял. Это кошмар! Мама всегда любила Надю... Надя была такая хорошая. Если там погибла Надя… Серж говорил, что она никогда не опаздывала на работу. Он это не переживет." - Мам, не волнуйся, никто ни с кем не ссорился. – Алекс посмотрел на маму и стал без передышки болтать, зная, что только его мысли вслух могут обмануть, запутать и успокоить маму. - В Нью-Йорке террористы взорвали два небоскреба. Подожди, сейчас еще раз покажут. Видишь? Вот эти две самые высокие башни, одна из них упала. Эти небоскребы называли символом Америки. Было очень почетно работать в них на каком-то этаже. А теперь такие символы мусульманские фанатики атакуют, чтобы сделать всем хуже… Я не знаю почему? Они атакуют макдональдсы, боинги, кока-колы и небоскребы. Слышишь, что говорят? Они охотятся на самые знаменитые небосребы… как психи или просто сумасшедшие. Ничего нельзя сделать. Никто не может им ничего объяснить. В этом нет никакого смысла, просто у них так работает психика. Понимаешь, мама? Мир изменился, а психика нет. Наверное, это можно было ожидать. Обойди все психушки - есть ли там хоть один Алекс Ломов или еще кто-то: Петров или Смит какой-то? Нет! А Наполеонов, Гитлеров и Шварцнеггеров в каждом дурдоме как муравьев в муравейнике! О чем это говорит? Ничего не изменилось в мире. Опять может начаться смутное время. Время мирового безвластия или религиозных войн. Вчера был прошлый век, а сегодня никто не видит, что будет? Никто не знает, когда наступит будущий? Раньше было по другому. Всем могло быть где-то хорошо. Христиане, мусульмане и буддисты жили вместе и никому не мешали. Мир тогда был другим. И время тоже. Мусульманское возрождение началось где-то в веке одиннадцатом, а христианское двумя столетиями позже. Ну и что? Кто должен кого осуждать: Данте ругать Ибн Сину или Сервантес Алишера Навои? – Нудным невыразительным голосом говорил Алекс, глядя вперед, зная, что мама никогда не спорит с ним. Ему было плохо и хорошо. Он чувствовал себя дома, но не знал, когда и куда должен уйти, улететь или уехать вскоре. В родном доме он мог говорить без умолку. Так он говорил только с мамой, будто думал наедине с собой. - Так было раньше в далекой истории. А в двадцать первом веке мир стал однородным. Если у нас средневековье, то и везде будет средневековье, если у них топят ведьм, то и нашим девушкам придется пострадать. Поэтому Сереж меня здесь оставил. Он поехал, чтобы успокоить Надю. Когда такая беда, муж и жена должны быть вместе. Вот, он и поехал. Не волнуйся, мама, он скоро позвонит. Поговоришь с ним, успокоишься... Хотя, лучше сейчас не... не... его не трогать. Мы не пойдем в театр. Я полежу у телевизора. Пожалуйста, приготовь поесть... "Я не хочу есть, я бы лучше выпил, а не закусил… Серж - балбес. Такой дорогой телевизор купил, а наверное в доме водки нет ни капли... Я ничего не буду есть. Надо выпить хотя бы рюмку. Надо Ане позвонить... и Марине тоже. Я подожду, пока Серж позвонит. Он просил. Я должен ждать... Он может не звонить очень долго. Надо выйти в коридор и позвать соседа, дать денег и попросить купить две бутылки водки… Он быстро сбегает. Мужик хороший… Я не могу никуда выходить. Я должен быть здесь и ждать. Так меня попросили. Ждать всегда – самое трудное. Это как жить, когда плохо и не знаешь зачем?" 13. Когда показали, как рухнула вторая, северная башня, в которой должна была быть Надя, Алекс уже был в комнате один. Мама ушла на кухню, она устала слушать болтовню младшего сына, который говорил что-то, жужжал как и раньше, будто какой-то одаренный пианист играл сам для себя утренние гаммы, импровизировал и слонялся без дела по клавишам, ожидая когда позовут завтракать, и слушать это было и не неприятно и не хотелось. «Больше мечтать незачем. Обе башни упали и похоронили заживо всех, кто там был. Серж показывал, что самый первый самолет попал туда, где была Надя. Все равно, хорошо, что он это не видел. Это будут показывать везде опять и опять. Пока он доедет куда-то – это перестанут показывать…» Сергей не звонил. Два дня Алекс лежал на диване и ждал, как брат попросил его. Алекс успокаивал маму, жужжал о том, о чем думал и радовался, что его не понимают, что никто не хочет его понять. «Нади больше нет. Ее раздолбала эта здоровенная северная башня». Он умел лежать. Он мог лежать неделю на одном боку так, что ничего «не затекало». Он смотрел на одни и те же картины Нью-Йоркской трагедии, думал обо всем, о своем сыне, о своей жене, об Анне. Он помнил, что все они по несколько раз давно уже позвонили, только брат не звонил. Это был дурной знак. Про такой знак в гаданиях в карты говорят: вам, сударь, выпала пиковая дама, «очень плохая, самая страшная». Чередование одних и тех же знакомых картин в мозгу, одних и тех же отвратительных мыслей действовало угнетающе и депрессивно, как долгая игра с самим собой в коварные карты. Прошло еще какое-то время, Алекс ничего не делал и ждал. Позвонила Марина, сказала, что только что с ней разговаривал Сергей и спрашивал, где Алекс? - Я понял. Сейчас вылетаю... Если опять позвонит, скажи, что я был у мамы. Скажи,что я давно вылетел в Торонто, - ответил Алекс, положил трубку и пошел прощаться с мамой. Вещи он уже давно собрал. Алекс всегда отличался странным характером. Был иногда очень жестким, грубым, раздраженным, но вместе с тем мягким, наблюдательным, ироничным. Размышление о том, что случилось с Надей, которой он всегда восхищался, которую любил... любил как младший брат, которую превозносил как идеал женщины, мягкой, доброй, умной, интеллигентной женщины, непрекращающиеся мысли об этом, об одном и том же, казалось, сломали его, он двигался, словно выпил сразу всю коробку самых сильнодействующих успокаивающих лекарств и все, что он мог - это проводить на кладбище и похоронить близкого человека. Однако поскольку хоронить было некого, он два дня лежал на диване и ждал, когда позвонит брат. Узнав, что Сергей звонил в Торонто, а не сюда, в Питер, домой, маме, Алекс понял, что зря столько времени пробыл здесь. «Что я мог сделать? Он сам меня просил подождать. Если Серж позвонил в Торонто – это конец. Он понял, что Нади нет, что она сюда не звонила и никогда не позвонит… Как он теперь будет жить один? Надо полететь к нему… Он меня прогонит. Я ему не нужен. Он просто взбесится, если я припрусь… Как жаль, что у них не было детей… Пойду, надо что-то придумать как обмануть маму…» Мама не знала, что случилось, не понимала, что любимая невестка, Надя, была в одном из тех двух домов, которые опять и опять разрушались, превращались в пыль на экране телевизора. Алекс попрощался с мамой, еще раз попытался убедить ее, что они с братом вовсе не поругались, что они дружны и любят друг друга, как никогда раньше... Алекс улетел в Торонто. Самолет из Амстердама был полупустой. Соседи боялись. Алексу было все равно. Девушки-стюардессы были очень вежливы. Он попросил принести «две-по-две-всех-по-две-маленьких бутылочек, которые есть в вашем баре» – так шутил Сергей, когда летал один из Нью-Йорка в Питер. Алексу принесли несколько бутылочек водки, коньяка и ликера, он поблагодарил, больше шутить не стал, удобно свернулся в кресле, радуясь, что оказался один в целом ряду, и отпивая по глоточку, пережидал дорогу. Когда самолет приземлился, в Торонто только начиналось утро. Взяв такси, Алекс поехал домой. "Аня еще спит, наверное... Если опоздаю - Марина уйдет на работу. Не хочу потом звонить. Лучше зайду сначала домой, спрошу и узнаю все..." «Подъехали...» - пробормотал сам себе Алекс, когда машина повернула к высотным домам возле Хай-парка. В одном из них спала крепким сном Аня, а в другом, напротив, уже проснулась жена и скоро должен был протереть глаза пятнадцатилетний сын. "Не надо будить Аню... Пусть она поспит. Сегодня у всех будет трудный день," - подумал Алекс, но выйдя из машины, расплатился наличными и без раздумий пошел к дому, где спала Анна. Целый день Алекс лежал на диване в квартире Ани с телефоном в руках и обзванивал всех, кого нужно было обзвонить. Позвонил на работу, объяснил, что еще несколько дней не сможет выйти, поговорил с братом и этот разговор ему не понравился. Сергей несколько раз повторил одну и ту же фразу: "Из меня все вытянули, высосали… Я не хочу так жить." Обозленный и решительный тон брата обманул Алекса и он подумал, что это только фигуральный оборот речи, за которым ничего не следует. Ехать к брату в Нью-Йорк Алексу очень не хотелось. Во-первых, Серж обязательно будет его ругать. Во-вторых, он опять уедет от Ани и на этот раз надолго. Если он приедет в Нью-Йорк, он останется там на месяц, пойдет добровольцем в Красный крест и будет расчищать завалы, пока не разгребут обломки небоскребов, пока не извлекут тела всех, кто там погиб – Алекс это уже понял. Мысль о том, что он может сам наткнуться на тело жены брата и должен будет «выковыривать Надю», как он в мыслях однажды сам себе это называл – мысль об этом останавливало его сразу, как только он думал о том, что надо поехать к брату и грех оставлять его одного в такие дни. Аня старалась быть все время рядом, деловито занималась хозяйством, готовила, быстро выводила гулять и возвращалась с собакой и старалась не мешать гостю. Она даже ушла к соседям, чтобы не занимать телефон, позвонила в адвокатскую контору, где на имя Анны Бестеровой была открыта компания «AnnaBestRus001 Ltd.». Потом вернулась и сказала Алексу, что все в порядке и если нужно, она может за день или два достать большую сумму. - Может, тебе лучше поехать к брату? Пойдем к адвокату, я напишу доверенность и ты сможешь сам получить деньги. Если Сережа тебя прогонит, как ты говоришь, ты сможешь остановиться в каком-то мотеле. Ты должен поехать к нему... - сказала она, обнимая близкого ей человека, которому было так трудно сейчас. Алекс обнял ее в ответ одной рукой, но голос у него был злой, истеричный: - Я не хочу! Зачем ты меня мучаешь? Ты когда-нибудь была в этом городе? Куда я поеду? Или ты думаешь Серж сидит дома и ждет меня? Посмотри, что там творится, - Алекс показал пальцем на экран телевизора, где показывали, как продолжает дымиться и гореть заваленная бетонными обломками земля. - Я не найду там никого! Аня, неужели ты ничего не понимаешь? Алекс вспомнил разговор с братом, который произошел за несколько минут до возвращения Анны и рассказал о нем… «- Серж, я могу к тебе приехать через восемь часов. Скажи, где ты? - спросил он брата. - Поверни голову и посмотри в телевизор! Ты хочешь копаться в этих обломках? Ты же любил Надю! Зачем это тебе нужно? Ты будешь потом всю жизнь вспоминать не ее, а все эти обломки, грязь, эту вонь. Я знаю твою чувствительность… Ты хочешь раскидать эти сто этажей и вытащить оттуда то, что там осталось? Ты сам не понимаешь зачем? Что тебе здесь делать? Пойми, тебя никто не пустит туда. Там настоящий ад, там нечем дышать, все шатается, все боятся, что соседние дома тоже могут рухнуть. Ты же не пожарник, тебя никто даже не пустит туда. И мне ты не нужен. Я запрещаю тебе ехать сюда! Слышишь? Я не хочу с тобой говорить. Сиди дома! У тебя самого теперь другая жизнь, если ты звонишь не из дома. Алекс, куда ты поедешь? Ты меня не найдешь! Я уже два дня не ночую дома и ночевать не собираюсь. Целый день болтаюсь на Харе, а потом вечером пью пиво в каком-то баре…» Алекс пересказал Анне слова брата, объяснил, что «Харей» Серж называл свой хромированный мотоцикл Харлей-Давидсон, на котором носился бесшабашно, крутился как виртуоз, мог поднять огромную сверкающую машину на заднее колесо и поскакать как на коне… про скакание на колесе, он, наверное, приувеличивал немного. - Он не хочет, чтобы я видел что-то плохое, когда потом буду вспоминать Надю... Ты даже не знаешь, как он прав. Я это сам боюсь… Но я ведь должен туда поехать! А куда? Аня, если он не хочет, чтобы я его нашел, я его никогда не найду. Я же не знаю, где он? Ездит на Харе или врет, а сам сидит дома и ждет Надю или работает как волонтер на развалинах… Не думай, он не глупей меня! Он меня легко обманет. В школе у него была кличка Лом. Я не знаю, говорил тебе, у нас фамилия Ломов. Ребята шутили: «Ломов умный, как лом!» И меня тоже в школе называли Лом. Если он сказал не ехать... значит незачем туда ехать! Аня, не мучай меня… - Я не хочу, чтобы ты сердился, но ты сам послушай, что ты говоришь! Не выдумывай. Я думаю, ты должен ехать… Алексей! Ты должен ехать! Если ты приедешь, позвонишь оттуда и скажешь, что ты уже в Нью-Йорке, твой брат не будет от тебя прятаться? Он же не ребенок… - Ты так думаешь? Он бывает еще хуже чем ребенок. Ты можешь купить водки? Аня молча взяла сумку и ушла. Когда она вернулась через полчаса, квартира была пуста, у порога одиноко лежала огорченная собака, а на кухонном столе, прямо перед дверью, лежала записка: «Аня, прости, ты наверное права, я должен ехать. Я позвоню. Не переживай. Я буду ехать очень осторожно. Я вернусь через несколько дней. Вернусь к тебе, если ты не прогонишь… Твой Алекс. Лом». Прошло несколько дней. Анна жила, как прежде, когда еще не встретила Алексея Ломова. Она выходила гулять с собачкой, смотрела телевизор, но не картины трагедии в Нью-Йорке, а какие-то фильмы, которые показывали. Никто ей не звонил. Она тоже никому не решалась. Однажды поздно вечером она вернулась домой и увидела далеко в конце коридора, где была дверь в ее комнату, сидящего на полу человека. Вначале она испугалась. Ей показалось, что опять вернулся Григорий. Собака вытянула поводок, устремляясь вперед и Анна тоже побежала, заметив, что сидящий далеко в полумраке человек, намного больше, крупнее, чем ее первый муж. Тогда она побежала к нему, обняла, заплакала, прижимая к себе, так что Алексу пришлось вывернуть голову, чтобы дышать... - Слава богу, ты вернулся, - прошептала она, рыдая. - А куда я денусь? Мне некуда идти... Кроме тебя у меня никого не осталось. - Я так плакала! Прости, что не могла поехать с тобой. Я так боялась за тебя! Представляла, что ты едешь один. Ты не звонил... Я так боялась... я так боялась... Если бы ты что-то сделал с собой... Боже, как я боялась! - Я тоже боялся. Давай зайдем внутрь, я устал, хочу лечь… Анна открыла дверь, впустила гостя, отцепила с поводка собаку и когда подняла голову, увидела, что Алекс уже лежит на диване. Это был дурной признак … - Ты его видел? Вы встретились? Надя? Ее нашли? Она погибла? – спросила Анна, чувствуя, что случилось что-то страшное. - Сережи больше нет. Его больше нет тоже… - прошептал Алекс. - Аня, он погиб. Ты их так и не увидела… никогда. Сказали, что Серж разбился на мотоцикле, ехал на большой скорости и споткнулся, завалился на бок и влетел в бетонную стену, в какую-то опору моста. Споткнулся… Он мог ездить по льду, представляешь? Анна молчала, потрясенная. Алексей помолчал и вдруг спросил: - Ты видела? Я оставил записку, когда уезжал. Ты читала? Я туда поехал, а ночью в Сиракузах позвонил домой… я хотел сказать Марине, что еду в Нью-Йорк, чтобы она знала и не звонила тебе, если мне позвонят. А Марина сказала, что ей позвонили из Нью-Йорка и Сережи больше нет. Вот такая жизнь, - выговорил Алекс едким, раздраженным голосом. - У них не было детей. Один ушел и второму было оставаться незачем. Анюта, тебе надо детей нарожать... и побольше. Понимаешь? Сережу бог простит. Что у него осталось? Кто у него остался? Старенькая мама? Он сам стал такой толстый, старый... Он бы уже никогда не встретил такую женщину, как Надя. Ты даже не видела их. Это так жаль, ты не видела половину моей жизни… лучшую половину, что я по настоящему любил. Аня, я поэтому не звонил. Как я мог тебе звонить? У тебя нет визы в Штаты, если бы я позвонил, ты бы захотела приехать… и только мучалась… Тогда я поехал один через горы – от Сиракуз в Нью-Йорк. На похороны брата… и думал, зачем он это сделал? Так каждый может… разогнался, набрал скорость, наклонился и прямо лбом в бетонную опору. Бац! Все кончено. Чирк-чирк и нет больше жизни. Не волнуйся, я этого не сделаю... Я в детстве ходил в церковь. Сережа не ходил, он был… он был просто хороший мужик. Такой веселый, умный, счастливый, а теперь, куда он делся? Все провалилось к черту! Хорошо, что ты не видела его. У него все разворочено. Не на что смотреть. Вот и все. У меня никого не осталось, - проговорил Алекс и детским голосом, капризно, то ли плача, то ли готовясь устроить истерику добавил: - Никого. Ни брата, ни Нади, ни жены, ни сына. Кому я теперь нужен? Они написали завещание. Знаешь, когда написали? В девяносто седьмом, почти пять лет назад, сразу, когда поженились. Все, что у них было, адвокаты сказали, они передали мне. Чтобы маму, знаешь, этим не беспокоить. Спасибо! На какой черт оно мне? Кому нужны эти деньги? Деньги нужны человеку, чтобы дети не осуждали. Правильно? Я могу прожить и так. Что он сделал со мной! Как это сказать маме?! Я уже старенький. Кому я нужен? Что я умею делать? Кому я могу помочь?… Поэтому я так поздно вернулся. Я должен был с этим еще там разобраться! Еще целый день на это угрохал. Что там разбираться? Написал доверенность на Марину – вот и все проблемы решились. Теперь все денежки, и квартира, и страховки - все это... уйдет нашему сыну. Пусть она с этим разбирается. Она бухгалтер. Марина хороший бухгалтер, она лучше всех понимает в этом деле. Видишь, как бывает... Мне очень плохо, Аня. Хрен знает, что будет со мной. Я уже позвонил сыну, сказал, что и как, что теперь он отвечает за бабушку и маму. И за меня пусть тоже отвечает. Я совсем никак не собираюсь умирать… Не волнуйся за меня. Просто, это ужасно, когда человеку не за кого больше отвечать. Я сказал сыну, что он отвечает за меня, чтобы ему было легче. Понимаешь? Дурацкий мир! Кто такой придумал? Если так легко вычеркнуть все самое любимое и дорогое, как потом можно любить всех этих людей? Я не знаю. А надо кого-то любить… Вот наказание! Иначе зачем тут жить? Аня, я полежу у тебя на диване. Хорошо? Ты не против? Я не буду мешать... - жалким голосом промямлил Алекс, опять поймал собаку за ухо и, невротически подкидывая ухо вверх, посмотрел в огромные глупые добрые собачьи глаза... - Привет, собака! Небось скучала без меня … Торонто, 17 сентября 2002.