В начале 2002 года ко мне обратилась Татьяна П. по поводу клептомании её 9-летнего сына Серёжи. Первые слабые признаки этого явления были ею замечены примерно за полгода до этого, что по времени примерно совпадало с возникновением у мальчика проблем с успеваемостью по одному из предметов. Разумеется, это совпадение по времени могло быть чисто случайным, однако я принял это во внимание, тем более, что неуспеваемость вызвала определённое обострение его отношений с преподавателем этого предмета, который был к тому же классным руководителем. Каких-либо заметных событий в семье в этот период не отмечено.
      Мать постаралась тотчас же объяснить сыну недопустимость такого поведения, но "найденные" ручки, карандаши и прочие безделушки продолжали время от времени появляться в доме. Примерно за два месяца до обращения ко мне клептомания Серёжи была замечена в школе, где он учился, что вызвало резкое ухудшение отношения к нему со стороны учеников и учителей. Однако вопреки бурному осуждению и усилившемуся контролю, клептомания Серёжи после этого ещё более обострилась (что, как мы ниже увидим, закономерно). Это соответственно вызвало лавинообразное обострение отношений в школе. Продолжать обучение ребёнка в этой школе стало едва ли возможно.
      Разговоры матери с классным руководителем ничего не дали, кроме повторения уже много раз слышанных ею обвинений в адрес Серёжи. Тогда Татьяна обратилась к школьному психологу, но была разочарована его ответом, который содержал лишь расплывчатые и банальные рекомендации побеседовать, следить, внушать, и так далее в том же духе. Разумеется, беседы и внушения регулярно делались и без этих советов, однако без позитивных сдвигов. В воздухе витала идея сменить школу, однако уверенности в том, что в новой школе не начнётся то же самое, не было.
      Для того, чтобы обрести (или нет) такую уверенность, требовалось теоретическое осмысление ситуации, на основании которой можно было бы строить прогнозы и вырабатывать практические рекомендации.
      Первое, с чего я начал этот анализ - я убедился в том, что это была действительно инстинктивная клептомания, а не осознанное воровство. Иначе этот случай находился бы уже вне моей компетенции. Так вот, характер и ценность украденных предметов говорили о сугубой инстинктивности такого поведения - среди украденного более-менее ценных предметов не было. Карандаши, ручки, блокнотики, значки, яркие безделушки и тому подобное. Никакого рационального смысла в краже всего этого не могло быть, поскольку всем этим мальчик был обеспечен в достатке, к тому же он хорошо понимал, что этим ещё более обостряет свои отношения в школе, и не хотел этого обострения. Однако остановиться тоже не мог. Объяснить мотивы своих поступков он тоже не мог. Нашёл, и всё. Если же ситуация была такова, что оправдание "нашёл" никак не подходило, то он просто НИЧЕГО не мог сказать, и скорее всего - искренне. Что лишний раз говорит об инстинктивности мотивировки такого действия. Хочется, а почему - не знаю...
      Этологам хорошо известно (см. в частности у В.Р. Дольника), что инстинктивная клептомания возникает у некоторых людей как реакция на низкое положение в групповой иерархии, и является биологически защитной реакцией на сильно ограниченный доступ к ресурсам, в естественных условиях практически неизбежный для низкоранговых членов группы. Особенно вероятна клептомания в случае, если низкое положение в иерархии сочетается с высокими иерархическими амбициями; другими словами, если ранговый потенциал (РП) этого человека сильно недореализован.
      Классическая психология склонна объяснять такие явления подсознательным протестом против плохого отношения окружающих к данному человеку, однако если бы это был именно протест, то он гораздо более вероятно проявлялся бы в форме разного рода пакостничества, которого в нашем случае не было. Кроме того, в случае протестных мотиваций отличались бы и нюансы реагирования - оно было бы гораздо более адресным, кроме того, возникало бы в несколько других условиях.
      Реакцией на сильную недореализацию рангового потенциала может быть не только клептомания, но и более опасные явления, такие как склонность к тиранству и маниакальным действиям. Например, сильно недореализованный РП был в детстве у Наполеона. Следует подчеркнуть, что клептомания, как и другие явления этого генезиса, возникает вовсе не как реакция на "плохую жизнь". Человек может быть сыт, одет, обеспечен, иметь прекрасные, тёплые отношения в семье, но если в значимой для него группе он занимает низкий ранг, то у него могут развиться описанные поведенческие реакции.
      Следовательно, вторым этапом нужно было построить этологический профиль мальчика. Первое, на что я обратил внимание, так это на очень высокий уровень невротизма и истероидности, следовательно примативность Серёжи можно было бы оценить как повышенную, и соответственно - повышенную инстинктивность поведенческих реакций. Обобщённый ранговый потенциал его оказался вполне средним, однако бросалась в глаза очень сильная его мозаичность. Высокие ранговые амбиции, выражающиеся в его высокой конфликтной инициативности (проще говоря - в задиристости), особенно усилившейся по мере развития конфликта, сочетались с весьма и весьма низкой конфликтной устойчивостью, или как говорят - в неспособности "держать удар". Вступая в частые конфликты, он с "неизменно превосходным результатом" оказывался в них проигравшим, в результате его ранг в групповой иерархии оказался самым низким, и к тому же очень чётко обозначенным. Выражалось это в откровенной травле мальчика другими учениками класса, в которой к величайшему сожалению участвовала и классная руководительница, навешивая на него всякие обидные ярлыки.

Здесь я предвижу большой соблазн для читателя (особенно - профессионального психолога или невропатолога) увлечься выяснением причин наличия у Серёжи таких особенностей характера. Однако обращаю внимание на то, что в рассматриваемой ситуации это не имело значения. Характер Серёжи какой был, таков был, исправлять его было решительно некогда, и не факт, что в принципе возможно и нужно. Необходимо было срочно что-то делать с клептоманией, пока она не перешла в осознанное воровство, бороться с которым было бы неизмеримо сложнее.
Однако, чтобы удовлетворить профессиональное любопытство вышеназванных специалистов, вкратце опишу обстановку. Татьяна воспитывает детей (у неё их двое) одна, впрочем ей немного помогают родители. Её бывший муж (отец детей) был офицером вооруженных сил. Его отличала большая склонность к выпивке и рукоприкладству, на почве чего они и расстались после 4 лет совместной жизни, и с тех пор живут в разных городах. В момент развода детям было 1 и 3 года. Старший сын имеет совсем другой этологический облик - у него отчётливо более высокий РП, но при этом конфликтная инициативность его несколько ниже, зато - высочайшая конфликтная устойчивость! Также он демонстрировал и ряд других признаков высокого РП. Что касается Серёжи, то его невротизм проявился сразу после рождения, так что объяснять его гипотетическими изъянами воспитания не следует. Тем более, что Татьяна имеет высшее педагогическое образование, и хотя педагогом давно не работала, демонстрировала прекрасное педагогическое (да и житейское) чутьё и знания. Ни о какой избалованности, или наоборот, подавленности в этой семье не могло быть и речи. Никаких сколь-нибудь существенных педагогических или психологических (да и этологических, если не придираться к мелочам) ошибок в ее отношениях с детьми за время нашего общения я не заметил. Так что у меня нет оснований объяснять особенности характера Серёжи неадекватным воспитанием. Но повторю ещё раз - в рассматриваемой узко практической ситуации генезис таких особенностей характера не имел значения.

Литература по этологии и эволюционной психологии человека