Начать разговор о ж... меня вынуждают, скорее, внешние обстоятельства, чем пристрастия. Меня привлекла не красота или эротичность ж..., а ее удивительная популярность: в последней четверти XX века ж... оказалась в центре внимания разнообразных печатных изданий, в большинстве своем связанных с массовой культурой, которые весьма пекутся если не о прибыли, то о своей привлекательности для читателя. (Речь, конечно, идет прежде всего о фотопродукции.) Множеству наших современников ж... нравятся и без того, чтобы пробуждать в них дополнительный интерес к этому предмету, рождающему в них переживания и эротические, и эстетические, заставляющие их более любоваться ж...., чем размышлять о ней.

И вправду, ягодицы во весь разворот журнала и многочисленные комплексы упражнений для развития собственной ж... потребителя (см. [2, 4-11]) находят живой отклик и спрос во многих душах и умах. Материалы о ж... отличаются крупным шрифтом и яркими цветами, а их анонсы выносятся на обложки иллюстрированных журналов. Широкой известностью пользуeтся ж... одного из идолов массовой культуры Ж.-К. ван Дамма []. Идеалом женской ж... стали знаменитые ягодицы топ-модели Наоми Кэмпбэлл [9].

Ныне ж... часто становится предметом изображения (фотографирования) сама по себе, почти вне контекста человеческой фигуры в целом. При этом, в основном, используются всего два-три канонических варианта композиции: профиль, три четверти и, если можно так выразиться, en face. С другой стороны, выделение различных типов объекта и детальная классификация его свойств свидетельствует о его значимости и повышенном внимании к нему. Так и с ж....: различают обвислые, женские, плоские и многие другие ж... [7] и изощренно рассуждают об их форме, предпочтение же отдается свежим, круглым, крепким, ж...., покрытым атласной или, наоборот, бархатистой кожей, с прелестными ямочками по бокам, которые словно вздыхают при ходьбе, или же томно переливаются и упруго перекатываются.

Возникновение четкого изобразительного и эстетического канона соответствует сгущенной символичности ж... для множества людей. На наших глазах ж... превращается из объекта приватных вкусов в общий для Запада культурный символ, что, по-моему, свидетельствует о глубоких процессах, нашедших отражение в ж... Но эта символика и образность совершенно иная, чем раньше.

Начиная по меньшей мере со средних веков, ж... столетиями ассоциировалась у людей, в основном, с функцией прямой кишки (rectum) и заднепроходного отверстия (anus). Прежде всего, она была источником нечистот и газов [3]. Она устойчиво символизировала грязь, что и по сей день стойко запечатлено в языке: "быть грязным, словно из ж..." и т.д. Кроме этого простого значения и назначения, другого за ней -- во всяком случае официально - не признавалось. И поныне ж... - это символ тупости и неспособности мыслить (но кроме того, и плотской косности тела): "иметь вместо головы ж..." и т.п. Ж... как седалище и как один из центров жировых отложений не выводит нас из круга ее функционирования в качестве такого вот культурного символа. С одной стороны, это воплощение порока чревоугодия и ленности. Правда, с другой - усидчивости (что часто тоже не говорит о широком уме).

При этом ж... оставалась довольно непримечательным объектом. На фресках и картинах живописцы (из ханжества или страха перед наказанием) использовали такие ракурсы обнаженных тел, чтобы не было видно гениталий. И тут им -- согласен, по нужде -- приходилось изображать ж... Собственно, то же самое можно увидеть в кинофильмах, допустим, советских: ж... можно показывать на широком экране, а то, что спереди, нельзя. То есть предмет нашего разговора в искусстве, да и в жизни, становится прикрытием, сокрытием некоторых тайн. Ж... -- это еще и тыл, который нельзя держать открытым из соображений безопасности: например, устойчивое выражение "прикрыть свою ж...".

Кстати, неприкрытая одеждой ж... символизировала и крайнюю нужду и бедность.

Наконец, голова и лицо посредством мимики несут нам весть о скрытом под черепной коробкой разуме и, возможно, душе; осмысленная сложность манипуляций и жестикуляции, движения ног в танце, в спорте и в жизни обычно хорошо видны. Ж... чаще других частей тела скрыта. Она ближе всего к центру тяжести тела человека, поэтому выступает причиной и опорой движения [1], но сама малоподвижна. Ж... как таковая обнажалась, прежде всего, для выполнения своих физиологических обязанностей, для наказаний и для выражения презрения кому-либо. Последнее также говорит о ж... как о низменном эстетическом символе.

Итак, ж... -- скрытый центр тела: во-первых, в смысле динамики, а во-вторых, в смысле телесности, т.е. воплощения физиологических, неосмысленных и наиболее простых и механических процессов, наибольшей удаленности от духа среди частей человеческого тела.

Но уже Возрождение, отсылая нас к античным идеалам, поставило под вопрос нечистоту материального человека, а чистоплотность протестантизма позволила обнаружить примечательный факт, что тело человека может быть не таким уж грязным. Если Средние века увлеченно торили путь к Богу и отрицали другие возможные цели и ценности, любое обустройство материального мира, не связанное со строительством Церкви Христовой в согласии с католицизмом, то протестантизм предложил каждому искать свой личный путь к Богу, и Новое Время допустило, что преобразование грубой материи и его результаты столь же полезны и ценны, как и строительство духа, а в определенных случаях и способствуют ему. Таким образом, во-первых, преобразование материального мира ради материальных целей стало одобряться обществом и, во-вторых, материальное перестало быть чем-то принципиально нечистым. Поддержание чистоты, в известной степени, стало ценностным приоритетом. К тому же человек должен, по-видимому, быть лично чистым телесно и для личного приближения к Богу. В наши дни процессы, обусловленные этими двумя устойчивыми тенденциями: очищения материального человека и восхождения к новым ценностям стопами рационального усердия и изобретательного трудолюбия, а не взлета на крыльях веры -- обострились до предела и, возможно, заняли все предоставленное им европейской цивилизацией сущностное пространство, между тем как вопросы веры и духа были отнесены к личному ведению и интересу.

Материальный мир и материальное тело, переставая быть для человека нечистой темницей духа, получают право на полноценное существование, на признание собственной красоты. А раз грязь не является более изначальным и неизменным свойством земной жизни, то и физическое и физиологическое очищение служит утвержению человека на этой земле, удовлетворяет его потребность не стыдиться в себе и не прятать ничего ни от себя, ни от других. Многое, считавшееся раньше грязью и тленом, поскольку действительно воняло и смердило, вызывало отвращение, и потому испытывало недостаток внимания. И никому не приходило в голову отмыть предмет, грязный по -- данному традицией -- определению.

Сегодня очищение и осознание себя как чистого существа идет в двух встречных направлениях: в то время как человек старается отскрести каждое замеченное темное пятнышко, искусство бредит грязью и бередит ее. И, как полагается, к чему бы ни прикоснулось настоящее творчество: к рвотным массам или фекалиям, к человеческим внутренностям или осенней грязи и конскому навозу -- все это тут же обращается в золото.

Такое тотальное "очищание" материального соседствует с современным западным производством, которое признает только сбывшееся, воплотившееся, воздвигнувшееся. Истинным, оправдавшимся становится то, что существует, то что в состоянии существовать, имеет силу быть, а шелуха слабого, нежизнеспособного, неутвердившегося должна быть сброшена с лица "истинного" предмета как не имеющая к нему отношения. (В этом смысле и очищение физического, то есть уже существующего -- тела человека -- оказывается не просто еего оправданием, но как бы следствием его истинности в указанном смысле). Строительство и проектирование материального -- это и доказательство истинности чего-либбо через его построение. Результат и результативность практической деятельности становится мерой восхождения личности к объявленным Новым Временем ценностям. Таким образом, степень существования личности приравнивается к степени ее осуществленности.

И именно в этот момент ж... как культурный символ восстает во весь свой рост. Она объявляется на пересечении этих тенденций, словно трагик, дотоле томившийся на третьесортных ролях, а теперь выхваченный из тьмы перекрестьем лучей прожекторов перед самой рампой. Самая грязная и самая удаленная от истинного полноценного существования часть человеческого тела, которая, не вызывая в той степени, как гениталии, запретных страстей и уж тем более уважения, тем не менее влачила жалкое полусуществование в языке, скрытая эвфемизмами и фигурами умолчания, облитая пренебрежением и презрением, а значит, не удостоившаяся достаточного внимания и отражения в сознании человека, ничтожная и неприметная -- ж... не получала должного развития и в физическом отношении, что практически исключало возможность рассматривать ее как нечто красивое и действительно эстетически значимое, а не просто антипод прекрасного. Очищение самого грязного дало возможность открыто и без неприязни, заниматься совершенствованием ж..., являвшейся квинтэссенцией материального, телесного, санкцию на признание ценности которого дали несколько последних столетий. Очищенная ж... привлекла внимание наших современников как центр тяжести, как устоявшийся символ и центр телесности, поскольку целью и узловым пунктом процессов современного производства-потребления, несомненно, является материальный человек: удовлетворение и отправление прежде всего его плотских потребностей.

Маячащие за ж... старинные, а ныне инверсированные архетипы грязи и уродства теперь оттеняют ее чистоту, ухоженность и эстетичность. Наконец, ныне к предметам и людям предъявляется необходимое требование осуществленности, состоятельности в каждый момент времени, когда они претендуют на свое наличие. Это требование удовлетворительно выполняется ими, если их существование приведено к очевидности, к ясной представленности перед нами, не вызывающей сомнений и требующей от зрителя минимальной эксплуатации его способности к вере. Первичным в подтверждении существования объекта становится не анализ его структуры или свойств, а усмотрение наличия его как устойчивой целостности, как самодостаточной единицы, а не мимолетного случайного сочетания частиц в калейдоскопе Вселенной. То есть все сложные структурные хитросплетения, связанные с предметом, оказываются плотно упакованными в непроницаемую для намеренно невооруженного глаза поверхность его очевидного существования. Принимая объект за существующий, можно отвлечься от восприятия его частей (которые, в свою очередь, могут рассматриваться как очевидно существующие объекты). Ж... в этом смысле представляет собой прекрасный предмет для созерцания: мы устанавливаем ее весомое существование путем приведения к наглядности, оче-видности. Именно в ж... достигает своего минимума -- по множеству всех частей человеческого тела -- количество свойств и тайн анатомического строения и структуры связей с социальным и биологическим функционированием органов человека.

Итак, ж... -- это один из стабильных культурных узлов, возникших в результате интерференции волн конструктивного освоения мира и самоочищения человека. Она осталась традиционным для западной культуры символом телесности, однако ее оценка фактически поменяла свой знак на противоположный -- положительный.

Но не говоря о всегда существовавшей для многих людей эротической притягательности ж..., снятие моральных запретов по отношению к столь значимому объекту стимулирует бурное освоение его эстетики. И вот взоры множества читателей невольно задерживаются на изображении жаркой, чистой и безупречной поверхности ж... Здесь как бы исключается обман, форма совпадает с внутренним содержанием, утверждает земную жизнь и все хорошее, что сегодня связано с ней и чего можно достигнуть в этом мире. По-видимому, именно об этом хотели бы сказать нам ж... со страниц иллюстрированных журналов -- если бы могли... 

Литература
 

1. Ене Барчаи, Анатомия для художников. Будапешт, "Корвина", 1982.
2. Крепкий орешек важнее красивой улыбки//Амадей 9'1996, с.150.
3. Франсуа Рабле, Гаргантюа и Пантагрюэль. М., "Правда", 1981.
4. Elle, 20.05.96, pp. 4, 6.
5. Elle, 03.06.96, 2-я страница обложки.
6. Forme. La gym de l'ete// Elle, 22.07.96.
7. Lena Kordic, Le choix de Elle//Elle, 10.06.96, p. 56 etc.
8. Matie claire, May'96, p. 169.
9. Philippe Krootchey, Naomi//Vogue Hommes, Dec.94-Janv.95, pp.83, 85.
10. Reponses Photo, Mars 96, 1-я страница обложки.
11. Vanity Fair, 4'96, pp. 65, 88.