Кафельный прилавок магазина, помещающегося в первом этаже московского дома, оштукатуренного светлой охрой и прикопченного дорожной гарью. Над прилавком возвышается фундаментальная фигура Лидии Ивановны, продавщицы лет пятидесяти в застиранном халате. На прилавке лежат железный метр, большие портняжные ножницы, косой сапожный нож, кипа грубой упаковочной бумаги с опилками, счеты и школьный розовый мелок. За прилавком полстены занимает прислоненное к ней "Прибытие Марии Медичи в Марсель" кисти Рубенса, оригинал. Его доставили с завозом в обеденный перерыв.

Засов на дверях отодвигают, и в магазин проникают первые послеобеденные покупатели, в основном, пенсионерки.

- Мне вон там у вас, статую золотую, отмерьте сантиметров пятьдесят.

Лидия Ивановна намечает мелком прямоугольник вокруг золоченого бортового украшения на полотне и вонзает ножницы в хрустнувший холст:

- Пробивайте в кассе за пятьдесят семь сантиметров.

- Лидочка, отрежь мне ангела.

- Ангела! Ворону тебе, Петровна, - советуют из небольшой очереди.

- У вас там одни мужики остались, сплошные жилы! Вечно вы лучшие-то куски пускаете налево! Жулье!

- Куда мы пускаем? Что привезли с базы, то и продаем.

Надо сказать, на месте лица и бюста Марии Медичи, спускающейся с корабля в сопровождении богатой свиты и окруженной ангелами и обнаженными морскими богами обоих полов, уже к открытию магазина красовалась квадратная дыра. Лидии Ивановне сразу приглянулась на картине статная дама в парчовом платье с пышным воротом, которая чем-то напомнила ей ее саму в молодости. "Екатерина Великая," - подумала несколько растроганная Лидия Ивановна, аккуратно орудуя ножом.

Между тем народ уже возвращается с работы. Какой-то гражданин ("Козел в очках," - шепчет Лидия Ивановна) донимает ее минут пять:

- Пожалуйста, возьмите немного правее. Это же Рубенс! Да, да, отмеряйте оттуда, посмотрите, какая там холодная гамма, меня интересует именно фон, именно колорит!..

- Ой, мне на день рождения, сыну. Вот можно ему рыцаря...

- Ха, слышь, Миха, давай возьмем вон тех телок. Мамаша ("Я тебе сейчас тресну за мамашу!"), вырежь-ка нам вон ту, задницей к залу!

- А когда из отечественного будут что-нибудь завозить? Глазунова или там Левитана?..

Рабочий день Лидии Ивановны близится к концу. Посетителей уже почти нет, а от "Прибытия Марии Медичи" остался только кусок в верхнем левом углу с лысым стариком над какими-то перилами, да куча узеньких обрезков холста на полу, покрытых ломкой потемневшей краской. К прилавку подходит парень студенческого вида в черном полупальто:

- Отрежьте мне, пожалуйста, только старика.
- Мне закрывать через десять минут, не буду я ничего резать, берите так.
- Но как же, если все, то мне слишком много, - топчется парень.
- Не буду резать, - отворачивается в сторону Лидия Ивановна. - Лю-ю-юся, во второй больше не пробивай!

Еще через десять минут Лидия Ивановна, оставшаяся одна в опустевшем магазине, укладывает в хозяйственную сумку свернутое в трубочку изображение Марии Медичи ("Екатерина Великая," - шепчет она), надевает тяжелое пальто, выходит на крыльцо, наощупь запирает дверь на висячий замок и, тяжко переваливаясь, спускается по скользким ступенькам в февральскую темноту.