Тайбей

Глава первая. Тайбей

Говорят, когда советские танки вошли в Чехословакию в 1968 году, чехи поменяли таблички с названиями улиц, чтобы оккупанты заблудились. В Тайбее это не нужно. Оставьте таблички на своих местах. Да и не в табличках дело. В Тайбее и с табличками ничего невозможно отыскать.

Скажем, Музэй современного искусства я так и не нашел. Улицу нашел, обошел весь квартал. Спрашивал у прохожих, спрашивал у местных старожилов, у официальных лиц. Они знали, где можно хорошо поесть, где можно воскурить ароматические палочки даосским святым, но то, что в их квартале имеется такое бесполезное место, было для них большим сюрпризом. Так и не нашел. И вы не найдете.

А жаль. Японцы во время пятидесятилетней оккупации острова, в общем, благотворно повлияли на местные изящные искусства (хотя и всякого месива, конечно, натворили). Скажем, в городе в самых неожиданных местах встречаются скульптурные композиции с отменным чувством поверхности и любовью к материалу, которыми можно заразиться, наверно, только от японцев.

С архитектурой не то чтобы хуже. Ее просто нет. Днем все улицы Тайбэя выглядят одинаково. Я спрашивал у прохожих, местных старожилов и официальных лиц - они согласны. Все серое, закопченное, но это хорошо, потому что если бы оно было чистенькое и блестящее, было бы еще хуже. А так не очень бросается в глаза. (Из приятных архитектурных элементов: на первом этаже каждого здания всегда расположены не менее ста сорока маленьких архаичных заведений, облицованных соцреалистическим кафелем, в которых всегда можно хорошенько поесть за несколько юаней с изображением Чан Кайши, которого здесь почитают, как в СССР Ленина, только наоборот.)

И лишь ночью ветшающий бетон и кафель, поток прохожих, продирающихся сквозь строй мотороллеров, миллионами припаркованных прямо на тротуарах - все отступает в темноту, и улицы превращаются в ночные рынки, торгующие любой ерундой на свете - и едой, едой, едой, жареной, пареной, в разнос, вразброд, осьминогами на углях, сахарными яблочками на палочках, миллионом разновиднодностей лапши, каждая из которых имеет собственное научное название и занесена в Красную книгу, в гомоне толпы, среди скомканных обрезков надрывной тайваньской поп-музыки (безумно популярной среди китайцев всех времен и народов), под аккомпанемент пьесы "К Элизе" Людвига Ван Бетховена, которую гнусаво исполняют мусоросборочные машины, и лавочники несутся на ее гаммельнские звуки, прихватив мешки с накопившимся мусором; - под разноцветными чащами горящих вывесок и неоновых огней, курящих в бензиновой гари главному китайскому богу - торговле.

Вы скажете: а как же разные старинные храмы! Тут вы правы. Храмы имеются, и наверно, про архитектуру я передернул (но не сильно). Храмы очень китайские, красивые, с безумной золоченой резьбой дереву, с каменными  драконами, фарфоровыми хризантемами и бумажными фонарями - все как положено. И там очень людно. Веруют - правда, как обычно, не всегда знают, во что именно.

* * *

И что меня вообще туда понесло? Мне хотелось взглянуть на сокровища пекинского Запретного города, которые Чан Кайши во время войны с коммунистами успел вывезти на Тайвань. А так бы во времена культурной революции хунвэйбины всю это упадочную каллиграфию тысячелетней давности на рисовой бумаге, наверно, употребили бы сами знаете куда: вокруг хоть зубы на полку клади, а среди данных сокровищ нагло красуется кочан китайской капусты, вырезанный из зеленой яшмы, и кусок копченого сала - из коричневой, такие, что не отличишь от настоящих.

Однако Музей Запретного города, в котором яшмовое сало, был закрыт на ремонт до будущего лета. Но сало и капусту все-таки выставили к обозрению. Живопись какого-нибудь там Го Си или Лян Кая подождет в запасниках до июля, а вот на съестное азиаты всегда готовы полюбоваться.

* * *

Вавилонскую башню строили, чтобы добраться до неба. Поскольку в Тайбее найти ничего невозможно, то в городе, который не слишком богат небоскребами, решили сразу уже построить самое высокое здание в мире (Taibei 101, 508 метров), чтобы его отовсюду было видно и хотя бы оно не потерялось. Как я уже сказал, по-моему, градостроительная мысль в Тайбее вообще развивалась трудно. И пока не совсем развилась. Я долго искал место, с которого сей одинокий титан небоскребения выглядел бы не слишком кошмарно, и в результате решил, что вот так, за веточками, будет терпимо. А наверх, на смотровую площадку подняться все же стоит. Там стюардессы в лифте и виды на  растекшийся меж тихими горами, подернутый нервной прямоугольной рябью город, в котором ничего нельзя найти.

Глава вторая и последняя. Тайбей

Город растекся меж горами на берегах реки Дань Шуй, где четыреста лет назад голландцы откручивали головы испанцам в боях за остров. Материковые китайцы стали селиться здесь много столетий назад, что нисколько не приводило в восторг местных жителей и тех материковых китайцев, которые уже успели здесь расселиться; в кровавых драках и резне прошел XIX век; первую половину XX-го остров был под японцами, а затем на Тайвань вывел свою армию Чан Кайши, и коммунисты не посмели сюда сунуться, но в правящей партии, Гоминьдан, коррупция была куда сильнее, чем у японцев; в результате 27 февраля 1947 г. (еще до коммунистов) полиция каким-то образом поскандалила с папиросочницей из местных, застрелив при этом прохожего из толпы, отчего на острове поднялось восстание, в ответ на которое власти вырезали тридцать тысяч человек и на сорок лет ввели военное положение, потом в 90-х публично извинились, объявили 28 февраля выходным днем и открыли в Тайбее мемориальный парк, который вскоре стал излюбленным местом встечи местных голубых; а потом гоминьданское правительство переизбрали, но как говорят, если Гоминьдан пятьдесят лет сидел в коррупции по шею, то новому демократическому правительству хватило шести, чтобы увязнуть в ней по уши. Теперь все  хотят Гоминьдан обратно.

Собственно, начинал-то я про Дань Шуй. Забудьте про Гоминьдан. Забудьте про сизый смог над Тайбеем. Метро довезет вас до станции Дань Шуй, где утром на отмели в устье реки глазастые рыбацкие лодки, а на другой стороне в дымке поднимается акварельная гора Гуань Инь, где туманная тишь по утрам и занятая китайская толпа пополудни, ищущая, что такого можно купить, съесть или увидеть на набережной с японскими скульптурами и китайской снедью. 

* * *

Автобусы. Еще в Тайбее есть автобусы. С такими вот интуитивно ясными расписаниями. На одном из них можно добраться до парка Янминшань среди гор.

 На горные вершины ведут мокрые лестницы, уходящие в облака с тишиной и бесконечным дождем внутри.

Зато внизу в феврале цветет сакура, гуляет праздная толпа и воздвигнут в парке памятник великому китайскому философу Ван Янмину, похожий на гнома. На фотографиях ниже показаны только цветущие деревья. Толпу и гномов я не снимал.

Или, пожалуй, вот что, езжайте на электричке, а потом возьмите такси до Цзю Фэня. Это городок, весь на крутом склоне горы, с видами на море. Лет сто назад здесь мешками мыли золото, а потом о городке все позабыли, пока там не сняли фильм "Грустный город" (1989, Бейцин ченши, A City of Sadness), который получил какого-то очень золотого льва где-то в Европе. С тех пор тайбейская публика валом валит полюбоваться на большой храм, на цветений дикой сливы и персика, виды на море и горы, а также разумеется, потолкаться на торговой улице.

О видах на море в феврале можно забыть. В тумане все словно сквозь папиросную бумагу: склоны гор, отблескивающие влагой бумажные фонари, голоса прохожих, переулки, ведущие в белое никуда. Ничего здесь нельзя найти. А какого еще рожна вам, спрашивается, надо?

Taipei - Sydney, February-April 2006