|
|
переводы |
|
|
|
||
 |
О графе Куки, ики,
вкусе и кампе
В своем "Диалоге о языке" [4] Хайдеггер много говорит о Куки, которого он в переводе Бибихина называет графом. (Уж не знаю, каким тот был графом, но происходил из самурайского рода. И вообще, он был барон. Японский барон. Хайдеггер его называет графом по ошибке.[10, p. 12]) Хайдеггер встречался с Куки в середине 20-х годов XX в., и тот якобы познакомил Хайдеггера с работами Сартра, который давал Куки частные уроки французского в годы учебы того в Париже. [8]) Хайдеггер восхищается концепцией ики, исследованием которой в частности занимался Куки. Однако японские очевидцы [8] утверждают, что Хайдеггер в ики ни рожна не понял [см. напр. 9]. Ики - это особенное японское свойство метафизического плана, присущее, по словам Куки, в первую очередь, если не исключительно, проституткам из веселых кварталов Эдо (старинного Токио) и их клиентам. В отличие от Хайдеггера, в ики так и не разобравшегося, по проституткам Куки ходил много и охотно [8], что доставило ему обильный фактический материал для работы над книгой, вышедшей в Японии в 1930 году. Впрочем, и по завершении исследования ики Куки своих пристрастий не оставил до конца дней [8]. Поскольку Куки преподавал в Киото, а киотскую школу на послевоенном Западе считали рассадником японского шовинизма, то западные исследователи корили Куки не за посещение борделей, а за национализм. Оснований для этого было не более, чем для подобной критики Хайдеггера [см. напр. 9], так что не будем больше об этом. * * * Почти триста лет мирной жизни под династией Токугава позволили развиться в японской столице (в то время самом большом городе в мире) своеобразной культуре и эстетике ремесленников и купцов. Феномен ики был ее частью, который, по Куки, особенным образом конституировал отношения между противоположными полами, с девушками из веселых кварталов на женской стороне. Три свойства, в своем феноменальном единстве характеризующие ики: кокетство (битаи), шик в сочетании со смелостью или "смелое самообладание" (икидзи) и смирение (акираме). Кокетство создает вибрирующую дистанцию, соотнесенность между полами. Шик и бравое самообладание также подчеркивает дистанцию и противопоставленность. Там, где кокетство говорит о возможности связи, шик и смелость устанавливают для потенциального партнера условия этой возможности и требования к облику, выправке и манерам. Наконец, под смирением, более в буддистском смысле, имеется в виду горькое осознание мимолетности мира и любви, познанное на собственном опыте и придающее глубину двум предыдущим качествам ики. На основании этих качеств Куки показывает, как ики включено в систему других отношений между людьми, выстраивая их структурную картину через бинарные оппозиции вроде "утонченное-грубое", "терпкое-сладкое", "шикарное-обыкновенное" и т. д. и изображая их взаимодействие на схематическом кубе, иллюстрирующем пространство, конституированное ими. Последние две главы посвящены естественным и художественным проявлениям ики. (Скажем, Куки считает вертикальные параллельные полосы структурным символом ики в орнаменте, что несколько напоминает рассуждения Хогарта - несомненно камповые - о волнистой линии как основе прекрасного в изобразительном искусстве [5].) Заключение, мне кажется, для нас особенно важно, поскольку оно отвечает на наш западный вопрос: "Что он Гекубе? Что ему Гекуба?" Там говорится о соотношении ики и западной культуры, за что Куки на Западе не пинал только ленивый. Во-первых, Куки говорит, что ики - это феномен сознания, то есть если не ходить по японским девицам, то феномен этот не понять. Во-вторых, он подчеркивает этническую окраску ики. Наконец, он заявляет, что ни самого ики, ни его прямых аналогов на Западе, похоже, нет. Поэтому многие отчего-то поняли Куки в том духе, что западным умом ики не обнять, и очень на него за это обиделись. Хотя по-моему, он ничего такого не говорил. Перевод заключения приведен ниже. * * * Искать ики на Западе, вероятно, бессмысленно. Гораздо интереснее найти явление, которое структурно соответствовало бы ики. Куки решает, что хотя среди явлений западной культуры дэндизм наиболее близок к ики, но и различия между ними слишком велики. Дэндизм не подходит на роль западной параллели ики, поскольку он соотносится прежде всего с мужским полом, центральной позиции которого как бы ничего не противопоставлено. Дэндизм обращен к самому себе в смысле рефлексии эстетического субъекта, и отсюда проистекает напряженность его поля. Но как субъект в смысле западной метафизики (в данном случае метафизики вкуса [1]), он устремлен к миру постольку, поскольку сам служит его основанием. Отсюда проистекает его этноцентричность, гомоэротика, однополюсность, где второй полюс отнесен в периферию его горизонта, промеряя всю шкалу от мужественного центра в бесконечность, в том числе и бесконечную (вечную) женственность. Для ики, напротив, характерна гетеросексуальность, биполярность, да еще с центром тяжести явно на ее женском полюсе. (Куки критиковали еще и за то, что, преувеличивая этническую замкнутость, непостижимость ики, он поддался японской амбивалентности к Западу [10, p. 11]. Однако в таком случае, книга об ики сама по себе обладает ики, поскольку воплощает кокетство, бравое самообладание и отрешенность женственно восприимчивой Японии по отношению к маскулинному этноцентричному Западу.) Однако возможно (и текст Куки, не говоря об этом прямо, создает такое впечатление), нужно искать не прямую аналогию или параллель ики на Западе, а культурное явление, своего рода персональную и культурную восприимчивость, которая оказалась бы отзывчивой, открытой, дополнительной ики, и поэтому выбор Куки пал на дэндизм, только Куки идет путем прямого сравнения двух феноменов, а не раскрытия диалогичного отношения между ними (которое он, вероятно, тем не менее остро ощущал). Проблема с дэндизмом и с книгой Куки состоит в том, что "несколько противореча философическим наблюдениям Куки, свидетельства показывают, что ики было обиходным, спонтанным и иногда даже поверхностным и вульгарным." [10] "Накао (Nakao) указывает на общую вульгарность ики, хотя оно и являлось эстетическим идеалом" [10] жителей Эдо (Токио), "гордившимся своей бедностью и антиинтеллектуализмом" [10] То есть дэндизм и анализ Куки, с точки зрения многих критиков, слишком утонченны и интеллектуальны для ики. В таком случае, камп, включающий и дэндизм, еще более созвучен ики. Камп, включающий и дэндизм, и "низкий камп", не требует обязательной интеллектуальной утонченности или положения в обществе, снимая аргумент противников Куки. "Структура ики" и "Заметки о кампе" Сьюзан Сонтаг близки и в том, что при своей очевидной философской и культурной актуальности они и по сей день задают тон дискуссиям, посвященным их предмету. Возможно, так вышло оттого, что ики и камп - "феномены сознания" (Куки) из области специфического вкуса (Куки, Сонтаг), и поэтому, чтобы развить глубинное понимание, допустим, кампа, надо красить волосы, быть завсегдатаем голубых дискотек и при этом по ночам зачитываться Адорно, Беньямином и Делезом, что, вероятно, дано не каждому - и слава Богу. Согласно Куки, вертикальные параллельные линии символизируют разъединенность и игру между полами, однако горизонтальная линия в орнаменте, не являясь одним из типичных эстетических проявлений ики, все же может его выражать, отсылая к вертикалям. Так, возможно, и дэндизм, расширенный до кампа, играет не роль культурной параллели, а своего рода конструкции, дополнительной к ики и достаточно общей, чтобы создать возможность для культурного диалога и понимания. (См. также [7, Ch. 6].) * * * Перевод текста Куки Сюдзо с английского, а не с языка оригинала в известной степени оправдывается тем, что Куки провел многие годы в Европе, изучая философию, и широко пользуется в книге европейскими текстами. Еще одна причина заключается в том, что я не знаю японского. А перевести хотелось. Местами язык перевода кривой и страшный, но таким он был в английском варианте и, очень возможно, в японском оригинале, поскольку Куки в своем анализе явно пытался быть святее папы и говорить на языке западной философии, которую он многие годы изучал во Франции и Германии. В одном месте Куки использовал выражение Innerer Sinn из Канта. Я решил свериться с его традиционным переводом на русский в "Критике чистого разума". По Интернету. Во всяких университетских онлайновых библиотеках "Критики чистого разума" не оказалось. Зато она нашлась на сайте Lesbo.ru, Элитные проститутки [3]. Они как будто догадывались, что трактат Куки посвящен их японским коллегам, и видимо, тоже теоретически готовились. У них там и библиотека есть. Кант у них здесь. Вот как открывается главная страница Lesbo.ru: "Анекдоты, девушки, проститутки, интим услуги, секс-рассказы и много всего другого вы сможете найти у нас на сайте. Это мега-портал развлечений. На нашем ресурсе есть всё [и ведь не врут! - В. В.]. Мы рады когда к нам в гости заходят посетители. Также рекомендуем добавить сайт в избранное." Я тоже рекомендую. Может, девицу себе закажете, Канта вместе почитать.
Литература
Куки Сюдзо Из книги "Размышления о японском вкусе. Структура Ики" (*) (**) Заключение В понимании бытийного статуса ики и прояснении его структуры мы намеревались заранее ухватить в его конкретности значение ики в опыте с помощью методологического рассмотрения. Однако это было достигнуто лишь посредством концептуального анализа с ограничениями, представляющими собой необходимую черту любого спекулятивного дискурса. И тем не менее, специфический, скажем индивидуальный, человеческий опыт - даже если он сформирован как определенное значение (meaning) - не есть нечто выраженное в концептуальном анализе, пока он будет исчерпан без остатка. То есть конкретное, строго говоря, может быть оценено лишь в форме интуитивного понимания. Мен де Биран говорит, что нельзя объяснить цвет слепому от рождения. Аналогично, парализованный от рождения, никогда не совершавший самостоятельных движений, не сможет понять с чужих слов, что такое - физическое усилие. (1) Вероятно, мы могли бы сказать то же самое о значении (meaning) вкуса, полученном из опыта. "Вкус" прежде всего начинается с опыта "вкушения". Мы в буквальном смысле "учимся ощущать вкус". Тогда мы составляем оценочные суждения на основе приобретенного вкуса. Таким образом, достаточно необычны примеры того, что чувство вкуса есть чистое и простое (pure and simple) чувство. "Нечто обладающее вкусом" подразумевает, помимо самого ощущения вкуса, некий аромат, отличный от чувства запаха. Оно предвкущает туманный аромат, который трудно ухватить. В это часто вовлечено и осязание. Ощущения на языке включают вкус и "чувство", которое задевает струны сердца. Этот процесс нельзя описать словами. Чувства вкуса, осязания и обоняния составляют существенное значение (meaning) опыта. Так называемые высшие чувства развиваются как чувства на расстоянии; они отделяют вещи от нас и объективно противопоставляют вещи нашей самости. Таким образом слух изолирует определенный тон. И тем не менее обертоны придают оттенки основному тону и противятся чистому восприятию. Зрительно мы также устанавливаем цветовую гамму и далее различаем цвета на основе тонов. Тем не менее хотя зрение отличает один цвет от другого, оттенки всегда трудно ухватить. Восприятие тонов и цветовых оттенков, ускользающее от ясного восприятия зрительно или на слух, составляет вкус в области ощущений чувств (sensation). То, что мы обобщающе называем вкусом, относится и к оттенкам вещей таким же образом, как вкус в области ощущений. А именно, вкус обладает личными, этническими оттенками, заметными в случае нравственной или эстетической оценки. Ницше спрашивает: "Должно ли сразу же проклинать, если не любишь?" - и отвечает: "Мне кажется, это дурной вкус." Он также называет это "неотесанным" (unrefined) (Poebel Art - поведение толпы, сброда - В. В.).(2) Мы не сомневаемся, что вкус обладает значением в области морали. Даже в области искусства мы уверены в ценности нюансов вкуса, подобно Верлену, который писал, что "желаем мы не цвета, лишь оттенков".(3) В конце концов, ики было этнически обусловленным вкусом, и таким образом его следует оценивать в интимном переживании (sens intime) в глубочайшем смысле этого слова. Абстрактные концептуальные моменты трансформации, которые нам удалось получить в нашем анализе ики, доказывают некоторые аспекты конкретного ики, не более того. Ики может быть аналитически разложено на отдельные концептуальные элементы, но в обратном порядке мы не можем составить из них существо ики. Возьмем "кокетство", или "самоуважение", или "отказывающееся смирение" (resignation) - эти концепты не являются частью ики, они не более чем его концептуальные моменты. По этой причине имеется непреодолимый разрыв между ики как сочетанием концептуальных моментов и ики как смыслом (meaning) опыта. Другими словами, имеется четкое различие между воможностью и действительностью логического выражения ики. Причина, по которой нам кажется, что мы можем составить способ существования ики, комбинируя абстрактные концептуальные моменты аналитически полученной трансформации, заключается в том, что мы уже обладаем ики из опыта. Если и есть такое отчужденное отношение между ики как смыслом опыта и его концептуальным анализом, то у такого концептуального анализа - если мы попытаемся понять его структуру в терминах семантического опыта - вполне может и не быть практической ценности, кроме того что он представляет подходящую позицию и возможность схватить способ существования ики. Например, если мы объясняем способ существования ики иностранцу, который ничего не знает о японской культуре, мы помещаем его в определенную позицию с помощью концептуального анализа ики. Он тогда должен воспользоваться возможностью интуитивной оценки способа существования ики с помощью своего "внутреннего чувства" (Innerer Sinn) (4). Для понимания способ существования ики концептуальный анализ в этом смысле не может быть более чем "оказиональной причиной" (occasional cause). Однако ценен ли концептуального анализа лишь лишь в практическом смысле? Верно ли, что концептуальное усилие превратить смысл опыта (meaning) ики из потенциальности логического выражения в актуальность следует оценивать с прагматической позиции, критерием которой является наличие или отсутствие практической ценности? Нет, [его ценность обнаруживается], когда вся значительность интеллектуального существа поставлена в зависимость от приведения смысла опыта к концептуальному самоосознанию. Наличие или степень практической ценности не играет роли. Таким образом, значение исследования (learning) состоит в "вечной" погоне за "проблемой" актуализации логического выражения в полном осознании разрыва несоизмеримости между смыслом опыта и концептуальным познанием. Я полагаю, что понимание структуры ики обретает значение, когда мы рассматриваем его в этом смысле. Однако, как мы сказали ранее, пытаться понять структуру ики на основе его объективного выражения - большая ошибка. Не всегда объективное выражение ики показывает все его обычные оттенки. Объективация подвержена разнообразным ограничениям. Таким образом, объективированное ики редко воплощает полную глубину и широту ики как феномена сознания. Объективное выражение - не более чем символ ики. Структура ики, таким образом, не есть нечто, что можно понять из одной лишь его естественной или художественной формы. Напротив, эти объективированные формы обретают жизнь только через осмысление ики в терминах индивидуального и социального опыта. Чтобы получить возможность понять структуру ики надо погрузиться в феномены сознания, спрашивая о "ком" (qui), прежде чем задавать вопросы о "чем" (quid) перед лицом объективного выражения ики. Вообще говоря, если не понимать художественную форму ики ни в общечеловеческих терминах, ни в терминах гетеросексуальной специфичности, его понимание не будет истинным.(5) Примером, где опыт способа бытия объективирован в орнаментальном искусстве служит особая форма заботы (anxiety) немцев, которая заставляет их принять нерегулярные орнаменты - черта, которую можно распознать уже в период миграций народов и снова проявившаяся заметным образом в особенностях готических и барочных украшений. Также и в архитектуре нельзя отрицать отношения между опытом и художественной формой. В "Евпалинос или Архитектор" Поля Валери, архитектор Евпалинос из Мегалы говорит: "Маленький храм, что я построил там, посвятив его Гермесу - вам не понять, что тот храм значит для меня. Прохожий с дороги видит лишь изящную постройку, мелочь, четыре колонны, очень простой стиль - однако я вложил в него воспоминание об одном прекрасном дне моей жизни. О, сладкая метаморфоза! Никто не знает, что этот утонченный храм - это математический образ девушки из Коринфа, которую я любил и был счастлив. Храм этот верно отображает ее собственные пропорции." (6) То же и в музыке, все тенденции, которые можно отнести к романтизму и экспрессионизму, направлены на формальное объективирования опыта. Ж. де Машо (Machault) говорил своей любовнице Перон (Peronne), что "все мои создания обязаны твоей страсти". (7) Точно так же сам Шопен говорит, что прекрасное ларгетто из второй части концерта ми-минор для фортепиано есть его преображенная любовь к Констанции Гладковской. (8) Художественное объективирование опыта не обязательно дожно быть осознанным. Во множестве случаев художественный порыв действует бессознательно. И тем не менее такое бессознательное творчество также есть ничто иное как объективирование опыта, то есть индивидуальный или социальный опыт бессознательно, но свободно выбирает формативный принцип и самовыражается в искусстве. То же и с естественной формой. Жест и другие естественные формы часто создаются бессознательно. В любом случае, объектиное выражение ики будет полностью понято лишь тогда, когда оно основано на [ики как] феномене сознания. Есть и еще одна ловушка, в которую попадаются, многие из тех, кто пытается прояснить структуру ики, отталкиваясь от объективных феноменов, то есть они ограничиваются формальным и абстрактным пониманием ики и не стараются ухватить специфические детерминанты конкретного бытия ики. Например, они пытаются объяснить "чувство шика" (chic), основываясь на наблюдениях "предметов искусства, которые вызывают эстетическое ощущение".(9) В результате природу ики не удается ухватить, кроме как в очень общем и абстрактном виде, таком как "примесь дискомфорта". Ики, таким образом, становится термином, подобным расплывчатой "рафинированности" (raffiné), и не только будет утеряно различие между ним и строгостью (astringent), но и его этническая окраска станет совершенно незаметной. Если бы ики гипотетически обладало таким расплывчатым смыслом, мы смогли бы отыскать его и в западном искусстве. То есть, ики было бы лишь чем-то, что "нравится современному человеку и на Западе, и в Японии". Действительно ли полотна Константина Гиза, Дега и Ван Донгена обладают оттенками ики? Или обратимся к некоторым темам в сочинениях Сен-Санса, Массне, Дебюсси, Рихарда Штрауса и т. д. - можем ли мы назвать их ики в строгом смысле слова? Вероятно, мы не можем дать утвердительный ответ на эти вопросы. Как мы говорили ранее, с помощью формальной абстракции вовсе не трудно открыть общие черты между ики и феноменами подобного рода. Однако использование формальных методов не подходит в качестве методологической позиции для понимания культурных явлений такого рода. И многие, кто стараются разъяснить ики, отталкиваясь от его объективного выражение, поддаются влиянию подобных формальных методов. Подведем итог: почти тщетны попытки начать исследования ики с художественной или естественной формы в качестве его объективного выражения. Поначалу, мы можем интерпретировать смысл ики как этнически конкретного феномена сознания и затем, на основе этого понимания, правильно понять его объективное выражение, проявляющееся в природе и искусстве. Короче говоря, исследование ики может быть оформлено только как герменевтика социального бытия. (10) В изучении ики как интерпретация этнического бытия - в ходе разъяснения его этнической специфики - не следует поддаваться искушению случайного открытия, что оно существует также и в формах западного искусства. Объективное выражение не обязательно отражает всю сложную гамму оттенков самого ики, и даже если мы отыщем в западном искусстве произведение, идентичное ики в своей художественной форме , мы не сможем сразу отнестись к нему как к объективному выражению опыта ики или же предположить существование последнего в западной культуре. Даже в случаях, когда мы и в самом деле ощущаем ики через подобную художественную форму, то и в этом случае будет предполагаться наша этническая субъективность. Действительно ли эта форма представляет собой объективацию ики - это уже другой вопрос. В конце концов, проблема состоит в том, существует ли ики в качестве феномена сознания в западной культуре. Итак, возможно ли нам обнаружить ики как феномен сознания в западной культуре? Принимая во внимание общую концептуальную картину западной культуры, мы можем ожидать лишь отрицательный ответ. Например, действительно ли термин "дэндизм" означает ту же самую структуру, как и ики, включая все конкретные уровни сознания? Обладает ли этот термин теми же самыми оттенками и ароматами? Бодлер в "Цветах зла" часто выражает страсть, близкую к ики. Во "Вкусе небытия" (Le goût du néant) мы находим фразы вроде: "О, сердце мое, смирись," - или: "Любовь потеряла свой вкус", "Ушли весны прелестной ароматы", и т. д. Они всецело выражают настроение смирения и отказа. Также и в "Осенней песни" он пишет:
и рисует светлую желтую меланхолию осени человеческой жизни. В "Отрешенности" (Recueillement) также выражено снятие (sublation, Aufhebung) страсти, обнимающей прошлое. Согласно самому Бодлеру, "дэндизм есть последний отблеск героизма во времена упадка, возвышенный, как свет заходящего солнца, без жара и исполненный меланхолии". (11) Дэндизм также представляет собой "что-то вроде религии", "догму элегантности". Нет несоответствия в том, что дэндизм в этом смысле имеет стуктуру, аналогичную ики, но настолько, насколько в нем "Цезарь, Каталина и Алкивиад представляют собой примечательные типы", его семантическое содержание соответствует почти исключительно мужскому полу. В противоположность этому, специфический оттенок ики заключается в героизме, дышашем в хрупкой женщине, тело которой к тому же погружено в [буддистский] "мир страдания". То, что Ницше называет благородством и "страстью на расстоянии" - это ничто иное как "храброе самообладание".(12) Поскольку они происходят от рыцарского духа, напрашивается их аналогия с "храбрым самообладанием", происходящим из Пути воина (бусидо). Однако в западной культуре под влиянием христианства, которое без разбору осуждало все плотское, сексуальные отношения, отличающиеся от нормального соития, шли рука об руку с материализмом прямиком в ад. В результате [в ней] практически не встречается примеров "храброго самообладания", которое было бы окрашено идеализмом, одухоторяло бы кокетство во всей его полноте и составляло бы особый способ бытия. "Идешь к женщине? Не забудь плетку!" - посоветовала Заратустре старуха. (13) Даже если, не спеша с заключениями мы преположим, в качестве исключения, что ики может проявиться в западной культуре как специфический индивидуальный опыт, это будет иметь значение, весьма отличающееся от формы этнического ики, проявляющегося в области общественной жизни. В случаях, определенное значение которых относится к этнической ценности, путь к пониманию ики всегда должен быть открыт в формах языка. Тот факт, что на Западе не существует словесной формы, соответствующей ики, представляет собой доказательство, что в западной культуре ики как феномен сознания не играет определенной роли к его этническому бытию. Хотя роль ики как опыта конституируется в специфичности детерминант этнического бытия Японии, есть множество случаев, когда мы встречаемся с иллюзией ики, которая впала в совершенно абстрактный, формальный и пустой мир. Шумная разговорчивость и пустое многословие создают иллюзию, что оно реально. Однако нам не следует увлекаться сотрясением воздуха от такой общей идеи, готовой к употреблению. (14) Когда мы наталкиваемся на подобную иллюзию, нам следует помнить "все виденное нашим духом" в его конкретном и подлинном виде (15). Это воспоминание есть ничто иное как горизонт, который заставляет нас вернуться к тому, что ики принадлежит нам. (16) Однако то, что нам следует вспомнить, не есть абстрактное обобщение родовой идеи, на которой сосредоточен так называемый платоновский реализм. (17) Скорее, это - своего рода индивидуальная партикулярная этническая специфичность, которую проповедует номинализм. По этому поводу нам следует прибегнуть к трансформации платоновской эпистемологии. К чему же в таком случае мы могли бы отнести возможность анамнеза значения [ики]? Не менее как к отказу предать забвению нашу духовную культуру. Нам ничего не остается, как хранить страстную любовь к нашей идеалистической и а-реалистической культуре. Существует неразрывная внутренняя связь между ики и идеализмом Пути воина (бусидо) и а-реализмом буддизма. "Кокетство", которое достигает "смирения" перед судьбой и свободно живет [икиру] в "храбром самообладании" есть ики. (18) Те, чей взгляд на людскую судьбу затуманен и кто не жаждет в мучительном томлении освобождения души, не могут в кокетстве достичь ики. Существо ики в полной мере раскрывается пониманию, когда оно схвачено в саморазворазвертывании нашего этнического бытия.
Примечания (*) Примечания автора даны цифрами, например (1). Примечания Джона Кларка (переводчика с японского) даны в квадратных скобках. Примечания переводчика на русский даны звездочками, например (*). Ссылки автора на оригинальные тексты несколько сокращены (скажем, не приводятся полные французские оригиналы стихов Бодлера и т. п.). (**) Kuki Shuzo, Reflections on Japanese Taste. The Structure of Iki. - Power Publications, Sydney, 1997. ISBN 0 909952 30 2. Впервые опубликовано на японском языке Иванами Сетэном, Токио, 1930, 1972. Перевод на английский выполнен Джоном Кларком (John Clark). (1) Maine de Brian, Essai sur les fondements de la psychologie (Oeuvres inédites), Naville, I, p.208. (2) Nietzsche, Also sprach Zarathustra, Teil IV, Vom hoeheren Menschen. (3) Verlaine, Art poétique. (4) Naikan: от немецкого innerer Sinn. (5) Бекер (Becker) пишет: "Онтология прекрасного должна развиваться из анализа актуального бытия, которое творит и наслаждается эстетически (то есть художественно) ." Oscar Becker, Von der Hinfaelligkeit des Schoenen und der Abenteuerlichkeit des Kuenstler; Jahrbuch fuer Philosophie und phaenomenologische Forschung, Ergaenzungsband: Husserl- Festschrift, 1929, S.40. (6) Paul Valery, Eupalinos ou l'architecte, 15e éd., p.104. (7) Jahrbuch der Musikbibliothek Peters, 1926, S.67. (8) Lettre á Titus Woyciechowski, le 3 octobre, 1829. (Куки ссылается на henri Bidou, Chopin, p.49, see 'Iki no honshitsu,', p.100) (9) Takahashi Yuzuru, Shinrigaku [Psychology], Kaiteiban, 327-328. (10) [Джон Кларк: Kaishakugaku: Герменевтика, философский дискурс об интерпретации многим обязаны Вильгельму Дильтею (1833-1911).] (11) Baudelaire, Le peintre de la vie moderne, IX, 'Le dandy.' [Джон Кларк: Эти цитаты Куки использовал уже в набросках 'Iki no honshitsu' ("Структуры ики"), завершенным в в Париже в декабре 1926 г. См. Kuki Shuzo Zenshu. vol.1 (Tokyo, Iwanami Shoten, 1981), p.95.] О дэндизме см. также: Hazlitt, 'The dandy school,' Examiner, 1828; Sieveking, 'Dandyism and Brummell,' The Contemporary Review, 1912; Otto Mann, Der moderne Dandy, 1925. (12) Nietzsche, Jenseits von Gut und Boese, IX, Was ist vornehm? (13) Nietzsche, Also sprach Zarathustra, Teil 1, Von alten und jungen Weiblein. (14) [Джон Кларк: Dekiai: нечто готовое к употреблению (ready for use). Неясно, насколько это выражение, использованное Куки, обладает концептуальной насыщенностью, присущей ему в современном искусстве.] (15) "ha pot' eidem hemon he psyche" - Платон, Федр. (16) [Джон Кларк: Ware ware no mono: просто "наша вещь", нечто означающее нашу собственность, а не вашу.] (17) [Джон Кларк: Эта теория утверждает, что идеи действительно обладают существованием.] (18) [Джон Кларк: в этой сноске Куки описывает четыре разных словосочетания с ики как гомофонным корнем для различных японских глаголов, прилагательных и существительных.] В.В.: Эта пространная лингвистическая сноска Куки опущена здесь, поскольку она более относится к основной части книги, чем к заключению.
Перевод с английского В. Власкина |
|
|
|
||
|
|
English translation © Power Institute, John Clark 1997 |