Bordiga Archive
Antagonism

Тезисы об исторических задачах, действиях и структуре мировой коммунистической партии, в соответствии с положениями, которые более полувека формируют историческое наследие Коммунистической Левой

(1965)

1. – Вопросы, которые исторически считаются относящимися к идеологии и доктрине партии, её деятельности в последовательно складывающихся исторических обстоятельствах и следовательно к её программе, тактике и организационной структуре, рассматриваются как одно целое, и в ходе борьбы Левой о них говорилось и заявлялось множество раз, но об её видоизменениях никогда не упоминалось. Воспроизведение текстов может оказаться востребованным партийной печатью; однако на данный момент будет достаточно вспомнить некоторые, основные из них:
a) Полные тезисы Итальянской абсентистской коммунистической фракции 1919 г.;
b) Римские тезисы, или тезисы II съезда Итальянской Коммунистической Партии, март 1922 г.;
c) Позиции принятые коммунистической левой на интернациональных съездах 1922 и 1924 гг. и расширенном Исполкоме 1926 г.;
d) Тезисы Левой на подпольной конференции Итальянской Коммунистической Партии в мае 1924 г.;
e) Тезисы, представленные Левой на III съезде Итальянской Коммунистической Партии, Лион 1926 г.

2. – В этих и многих других текстах, которыми мы воспользуемся и которые в грядущем займут своё место в томах по истории Коммунистической Левой, с абсолютно последовательных позиций, постоянно отстаиваются и подтверждаются некоторые предыдущие результаты, считающиеся наследием революционного марксизма и входящие в сокровищницу его программных текстов, таких как «Манифест коммунистической партии» и Уставы I Интернационала 1864 г.
Не менее стойкими являются программные документы I и II съездов III Интернационала, основанного в 1919 г., точно так же как и фундаментальные тезисы Ленина о едва закончившихся империалистической войне и русской революции.
В то же время чёткая позиция обеспечивает наследие Левой историческим и программным решением, берущим начало в итогах великих кризисов, которые претерпело пролетарское движение, и в которых очерчена теория контрреволюций и доктрина борьбы против постоянно возрождающейся опасности оппортунизма. Среди таких исторических достижений, настолько же связанных со здоровым теоретическим видением, насколько с грандиозной борьбой масс, находятся например следующие:
a) Исходящая от Маркса ликвидация мелкобуржуазных и анархистских течений, ставивших под вопрос основной принцип централизации и исходящей из центра организации дисциплины, и навеки приговорённых своими идеями местной автономии и федерализма среди частей мировой партии, которые стали причиной постыдного развала II Интернационала, основанного в 1889 г. и разрушенного войной 1914 г.
b) Оценка славного опыта Парижской Коммуны в текстах, подготовленных Марксом от имени I Интернационала, утвердивших преодоление парламентарных методов и воздавших честь повстанческой и террористической энергии великого парижского движения.
c) Приговор со стороны истинно революционной марксистской Левой накануне Первой мировой войны, вынесенный не только ревизионистскому и эволюционистскому реформизму, распространившемуся на весь Интернационал и стремившегося к уничтожению видения революционной катастрофы присущего марксизму, но также и реакции на него, явно пролетарской в «операистском» смысле (в чём-то перемежающемся с лабуризмом крайних правых), берущей начало в революционном синдикализме Сореля и других, которые под предлогом возврата к насилию прямого действия отвергали фундаментальную марксистскую позицию о необходимости централизованной революционной партии и пролетарского государства, диктаторского и террористического, единственных инструментов, способных привести классовое восстание к победе и задушить попытки мятежа и коррупции буржуазного контрнаступления, закладывая предпосылки для коммунистического общества без классов и без государства, которое увенчает победу во всём интернациональном лагере.
d) Критика и безжалостное обличение со стороны Ленина и левых всех стран подлого предательства 1914 г., наиболее убийственной и разрушительной формой которого стало не столько шествие наций под патриотическими знамёнами, сколько возврат к современным извращениям того же марксистского коммунистического наследия, из-за которого программа и действия рабочего класса должны искать себе место в пределах буржуазных канонов свободы и парламентарной демократии, считающихся вечными завоеваниями первоначальной буржуазии.

3. – Что же касается последующего периода жизни нового Интернационала, его верный теоретический диагноз и историческое предвидение новых оппортунистических опасностей, очертившихся в жизненном процессе первых лет нового Интернационала, формируют незабвенное наследие Коммунистической Левой. Эта точка зрения разивается, чтобы избежать тяжёлого теоретизирования, посредством исторического метода. Первые проявления, которым противостояла Левая, были тактика стабилизации отношений со старыми социалистическими партиями II Интернационала, от которого организованно откололись коммунисты; а впоследствии также ошибочный подход к вопросам организационной структуры.
III съезд верно отметил, что недостаточно было (уже в 1921 г. можно было предвидеть как великая революционная война, последовавшая за концом 1918 г. будет постепенно откатываться и капитализм перейдёт в контрнаступление как на экономическом, так и на политическом фронте) формировать коммунистические партии жёстко занятые в программе насильственных действий, диктатуры пролетариата и коммунистического государства, если большая часть пролетарских масс остаётся открытой для влияния оппортунистических партий, которых мы все считаем наихудшими инструментами буржуазной контрреволюции, запятнавшими свои руки кровью Карла и Розы. Тем не менее Коммунитсическая Левая не приняла формулу, согласно которой условием для революционного действия (достойной обличения, как бланкистская инициатива маленьких партий) является завоевание «большинства» пролетариата (к тому же так и осталось непонятно, говорилось ли о настоящем наёмном пролетариате или о «народе», включая крестьянских собственников и микрокапиталистов, ремесленников и всю остальную мелкую буржуазию). Подобная формула большинства со своим демократическим душком стала первым тревожным сигналом, к сожалению оправданным историей, того, что оппортунизм может возродиться под знаменем дани уважения к убийственным идеям выборной демократии .
Начиная с IV съезда, в конце 1922 г., и далее, пессимичестические предвидения и энергичная борьба Левой продолжали обличать опасную тактику (единый фронт коммунистических и социалистических партий, слово о «рабочем правительстве») и организационные промахи (из-за которых партии хотели увеличиться не только принимая пролетариев покинувших другие партии с социал-демократическими программой действий и структурой, но и путём смешений, принимая целые партии или части партий, действовавшие за спиной в согласии со своими государствами, а также принимая в качестве национальных секций Коминтерна и т.н. «симпатизирующие» партии, что стало ужасной ошибкой в федералистском смысле). В третьем направлении, Левая с тех пор и с возросшей в ходе прошедших лет энергией борется против роста оппортунистической угрозы: этот третий аргумент является внутренним рабочим методом Интернационала, согласно которого центр, представленный Исполкомом Москвы использует по отношению к партиям и даже по отношению к частям партий, допустивших политические ошибки, методы не только «идеологического террора», но в первую очередь организованного давления, что является ошибочной практикой и всё более тотальной фальсификацией справедливых принципов централизации и дисциплины без исключений. Этот рабочий метод ужесточался повсюду, но особенно в Италии после 1923 г. – в те годы, когда Левая, за которой последовала вся партия, выступила образцом дисциплины, назначая на свои посты правых и центристских товарищей, определённых Москвой – когда вовсю использовался призрак «фракционности» и постоянной угрозы исключения из партии течения, искусственно обвиняемого в подготовке откола, с единственной целью сделать превалирующими центристские ошибки в партийной политике. Этот третий жизненно важный вопрос подробно обсуждался на интернациональных съездах и в Италии, и он не менее важен, чем обличения оппортунистической тактики и организационных формул федералистского типа. В Италии например центристское направление, обвиняя Левую в 1921 и 1922 гг. в установлении диктатуры над партией, которая много раз показала своё с ней согласие, выполнило весь спектр приказов из Москвы отважившись даже на использование формулы «интернациональной коммунистической партии»; как это сделал в 1925 г. в своей до-лионской полемике Пальмиро Тольятти, настоящий защитник ликвидационизма в Коммунистическом Интернационале.

4. – Стоит продемонстрировать как доказательство справедливости этих критики и диагноза, заключено в исторических свидетельствах того, что хотя Левой, боровшейся с симптомами смертельного кризиса и было легко противодействовать, она занималась исключительно проблемами доктрины.
В том, что касается тактики, достаточно вспомнить, что единый фронт зародился в качестве метода, предложенного для того, чтобы «разрушить» социалистические партии и оставить их лидеров и их государства без масс, следовавших за ними и которые должны были перейти к нам. Эволюция данной тактики подтвердила, что она таила в себе угрозу предательства и утраты классовой и революционной основы нашей программы. Исторические дети единого фронта 1922 г. сегодня хорошо показали себя: народные фронты созданные для поддержки второй войны демократического капитализма, антифашистские «освободительные фронты» приведшие к ещё более открытому классовому коллаборационизму, включая в себя явно буржуазные партии; вот где произошло чудовищное рождение последней волны оппортунизма на трупе III Интернационала. Первоначальные организационные маневры в смешениях 1922 г. заложили основу полной неразберихи в дествительном парламентарном и демократическом контексте всех партий, в т.ч. коммунистической, которая таким образом порвала с тезисами Ленина о парламенте, изложенными на II съезде. Начиная с XX съезда русской партии в 1956 г., когда мировое организационное единство было превращено в помойку, включающую различные социалистические, рабочие, и даже народные партии в той или иной стране, свершилось то, что предвидела Левая, т.е. в помойку была преврашена также программа пролетарской диктатуры, сведённая до чисто русского явления и предполагающая «национальные» и демократические пути к социализму, которые означают ни что иное, как скатывание всё к тому же проклятому оппортунизму 1914 г.; и более того, действуя от имени Ленина, он становится ещё более подлым и гнусным.
В конце концов обличение рабочих методов Интернационала и отвратительного давления на него сверху, после глупого предложения в 1926 г. со стороны центристов о «немного большей демократии в партии и в Интернационале» - которое справедливо отвергла Левая, остававшаяся в оппозиции, хотя и не угрожавшая до тех пор (1926 г.) выходом из Интернационала или расколом партий – находит историческое подтверждение в кровавом сталинистском терроре, силой государства проводившем внутрипартийную чистку, чтобы десятками тысяч убийств сломить сопротивление, осуществлявшееся во имя возвращения к революционному марксизму и великим большевистским и ленинистским традициям Октябрьской революции. Со всех этих позиций говорилось об одном верном предвидении будущего хода событий, даже если к сожалению соотношение сил было таким, что третьей волне подлого оппортунизма удалось опрокинуть всё.
Левая бурно указывала на правильные пути во взаимоотношениях между партиями и Интернационалом, а также между русской партией и русским государством. Исторически переворачивание этих позиций связано в вопросом взаимоотношений между политикой русского государства и пролетарской политикой других стран. Когда при Сталине, который на осеннем исполкоме 1926 г. раскрыл все свои карты, было объявлено, что русское государство оставило бы идею обуславливания своего будущего главной классовой битвой, которая могла бы свергнуть власть капитала во всех других странах, а внутренняя социальная экономика была объявлена посвящённой «строительству социализма» - вещь, которая на языке Ленина не означала ничего иного кроме строительства капитализма – было взято окончательное направление, запятнавшее себя кровавым конфликтом посредством которого оппозиция, возникшая в России слишком поздно, и шумно подавленная под грязным предлогом фракционной деятельности, была стёрта с лица земли.
Вопрос связан с той деликатной проблемой, что навязанный переодетым и подкрашенным централизмом перед всеми партиями, в чьих рядах страстно боролись революционеры, удушающий аппарат, играл не на гигантских именах большевизма, Ленина, Октября, а на том вульгарном экономическом факте, что московское государство располагало средствами, из которых оплачивались функционеры из аппарата. Левая способствовала этому позору в героическом молчании, потому что знала, что существует ещё одна огромная опасность мелкобуржуазных и про-анархистских отклонений, согласно которым говорилось бы одно и то же: - Вот видите, что конец всё время один и тот же; там, где есть государство, где есть власть, где есть партия, там есть и коррупция, и если пролетариат хочет освободиться, он должен сделать это без партий и авторитарных государств. Мы знали слишком хорошо, что если линия Сталина, начиная с 1926 г. была направлена на передачу победы буржуазному врагу, то эти измышления интеллектуалов из средних классов во все времена и в течение всего этого века, являются лучшей гарантией того, что этот самый капитализм опять выживет потому что из рук его судей выпадает единственное оружие, способное зверски покончить с ним.
К этой тягостной зависимости от денег, которая исчезнет в коммунистическом обществе, но лишь после целой цепи событий, первым из коих станет утверждение коммунистической диктатуры, были добавлены манипуляции маневренным оружием, которые мы открыто называем достойными лишь парламентов и буржуазных дипломатий, или буржуазнейшей Лиги Наций, вроде поощрения случаев карьеризма и тщетных амбиций членов правительств, кишащих званиями; так, что перед каждым из них был поставлен единственный выбор между мгновенной и удобной знатностью, предполагающей готовое приятие тезисов всемогущего ЦК, и бесправной безвестностью и возможно бедностью, если они захотят отстаивать справедливые революционные тезисы, от которых отклонился ЦК.
Сегодня ясно, благодаря свидетельствам истории, что эти интернациональные и национальные ЦК находились на пути к уклону и предательству; согласно постоянной теории Левой, именно это послужило условием того, что у них должны были быть отняты все права для того, чтобы добиться от них лицемерной дисциплины и слепого подчинения.

5. – Труд, развёрнутый для повсеместного восстановления классовой партии по окончании второй мировой войны оказался в крайне неблагоприятной ситуации, после того, как череда интернациональных и социальных событий громадного исторического периода во всех смыслах способствовали оппортунистическому плану уничтожения всех конфликтных полос между классами и предоставления ослеплённым глазам пролетариата свидетельства необходимости поддержки восстановления на всей Земле парламентарно-демократического конституционализма.
В этом безжалостном контрреволюционном положении, ухудшенным участием больших пролетарских масс в чумной практике выборов, одобренным фальшивыми революционерами с гораздо большим бесстыдством, чем у ревизионистов более чем полувековой давности, наше движение не могло ответить ничего, кроме как сделать ставку на всё наследие, оставшееся нам от долгой и неблагоприятной исторической борьбы. Приняв свою прежнюю роль, отвечающую фразе: «нить времён», наше движение посвятило себя тому, чтобы снова донести до глаз и умов пролетариата ценность исторических достижений запечатлённых вдоль долгого курса болезненного отступления. Имелось в виду не ограничение одной функцией культурного распространения или пропаганды мелких доктрин, но демонстрация того, что теория и действие диалектически неразделимы и что наше учение вышло не из книг и не от профессоров, а (чтобы избежать модного ныне среди филистеров словечка опыт) с динамичных весов стычек, происходивших между реальными силами, обладавшими величием и широкой протяжённостью, с использованием также последнего противостояния, нанесшего поражение революционным силам. Это то, что мы называем старым критерием классического марксизма: «уроки контрреволюций».

6. – Различные прочие трудности в формировании самих основ нашего движения происходили из чересчур оптимистических перспектив, согласно которым, подобно тому, как конец первой мировой войны повлёк за собой великую революционную волну и вынес приговор чуме оппортунизма действиями большевиков, Ленина, победой в России, точно так же завершение второй войны в 1945 г. по идее должно породить схожие исторические являения и ускорить создание революционной партии в соответствии с великими традициями. Эта перспектива могла быть щедрой, но сильно заблуждалась в том, что не учла «голода демократии», который начал питать пролетариат, не столько из-за тех или иных подвигов итальянского и немецкого фашизма, сколько из-за разрушительных иллюзий о том, что после завоевания демократии, всё естественным образом вернётся на революционный путь; в то время как центральным наследием Левой является сознание, что самая большая угроза заключена в популистских и социал-демократических иллюзиях, закладывающих основы не для новой революции, свершающей шаг Керенский-Ленин, но для оппортунизма, как для самой мощной контрреволюционной силы.
Для Левой оппортунизм есть не явление морального характера, сводимое к коррумпированности отдельных лиц, но феномен социальной и исторической природы, благодаря которому пролетарский авангард, вместо того, чтобы встать на сторону, противостоящую реакционному фронту буржуазии и ещё более консервативных мелкобуржуазных слоёв, открывает дорогу политике объединения пролетариата и средних классов. В этом социальный феномен оппортунизма не отличается от фашизма, поскольку пользуется в первую очередь мелкобуржуазным сословием, в которое входят и т.н. интеллектуалы, т.н. политический класс и бюрократически-административный класс, не являющиеся в реальности жизнеспосбными историческими классами, но всего лишь маргинальными, преступными слоями, в которых распознаются не те дезертиры от буржуазии, чей фатальный переход в ряды революционного класса описывал Маркс, а наилучшие слуги и разбитые копья капиталистической консервации, перебивающиеся заработками, добытыми путём вымогательства прибавочной стоимости у пролетариата. Новое движение намекало даже на возможность впадания в ту иллюзию, что можно чего-то добиться в буржуазных парламентах, пытаясь даже вновь вдохнуть жизнь в план знаменитых Ленинских тезисов, не учитывая однако того факта, что исторические весы неоспоримо доказали, что эта тактика не могла завершиться перспективами прямых революционных атак, способных взорвать все парламенты изнутри, какими-бы они ни были благородными и грандиозными в 1920 г., когда казалось, что история колеблется на одной чаше; в то время как на самом деле всё свелось к тривиальному реваншу над фашистами, закончившемуся криком Модильяни: «Да здравствует парламент!».

7. – Говоря о передаче исторического назначения от поколения, пережившего славные битвы первого послевоенного периода и раскола в Ливорно новому пролетарскому поколению, мы имеем в виду освобождение от глупой радости вызванной падением фашизма для того, чтобы преобразовать её в сознательное автономное действие революционной партии против всех остальных, и в первую очередь против социал-демократической партии, восстановить силы, посвящённые перспективам пролетарских диктатуры и террора как против крупной буржуазии, так и против её инструментов, новое движение органично и спонтанно нашло структурную форму для своей деятельности, выверенную пятнадцатилетним периодом. Партия реализовала чаяния, присущие коммунистической Левой со времён II Интернационала, и впоследствии во время исторической борьбы против первых проявлений оппортунистической угрозы в III-м. Эти вековые чаяния заключаются в борьбе против демократии и всех влияний этого гнусного буржуазного мифа; они укоренены в марксистской критике, в фундаментальных текстах и в первых документах пролетарских организаций, начиная с «Коммунистического манифеста».
Если историю человечества нельзя объяснить влиянием исключительных личностей, которые смогли проявить себя благодаря силе и физической доблести или интеллекту и морали, если не рассматривать политическую борьбу неправильно и в диаметральной противоположности к нашей точке зрения, в качестве воли подобных исключительных личностей (неважно считаются ли они проявлением божественной воли или социальной аристократии, или же – в наиболее враждебной для нас форме – действием механизма «подсчёта» голосов, в котором якобы задействованы все социальные элементы); то история является историей борьбы между классами и её можно читать по битвам  и применять к ним, битвам не в критике, но насильственным и вооружённым, обнажающим экономические взаимоотношения, устанавливающиеся между классами в виде производственных форм; если эта фундаментальная теорема была подтверждена кровью пролитой многочисленными бойцами, которых демократические мистификации заставили щедро тратить свои усилия; и если наследие коммунистической Левой выстраивалось на этом балансе угнетения, эксплуатации и предательства, единственным путём является тот, что в историческом процессе всегда освобождал нас от смертельного демократического механизма, не только в обществе и различных органах, образованных в его лоне, но в лоне этого революционного класса и в первую очередь в его политической партии. Эта надежда Левой, которую нельзя свести к чудотворной интуиции или рациональной просвещённости мыслителей, которая переплетена с эффектами целой цепи реальных сражений, кровавых и безжалостных, даже в моменты поражений революционных сил, уходит своими корнями в серию действий Левой, с тех пор, как она боролась против предвыборных блоков и влияний масонских идеологий, против воинственных предложений, предшествовавших колониальным войнам и затем первой гигантской европейской войне, в которой свершилась пролетарская надежда на то, что люди дезертируют из воинских частей и повернут оружие против тех, кто заставил их вооружиться, отгоняя в первую очередь масляный призрак завоеваний демократических свобод; с тех пор как во всех странах Европы под руководством революционного российского пролетариата Левая бросилась в борьбу, чтобы разбить своего первого прямого врага и поразить мишень на сердце капиталистической буржуазии, против социал-демократической Левой и ещё более подлого центра, который клеветал на нас, как он клеветал на большевизм, ленинизм и русскую советскую диктатуру, подключил все свои рычаги в попытке заново перебросить мостик между пролетарским наступлением и криминальными идеалами демократии. В то же время эта надежда на освобождение от всех влияний, даже от самого слова демократия запечатлена в многочисленных текстах Левой, о которых мы кратко упоминали в начале этих тезисов.

8. – Рабочая структура нового движения, убеждённого в величии исторической протяжённости и длительности своей деятельности, которая не могла вдохновлять на сомнительные элементы желаний быстрой карьеры, потому что не обещала, и даже исключала исторический успех на видимом расстоянии, основывалась на частых встречах лиц, приглашённых со всех периферий организованной борьбы, не планируя дебатов, противоречивых и полемических, между контрастирующими тезисами, либо спорадически расцветающих на болезненной антифашистской ностальгии, при которых не за что голосовать и не над чем размышлять, но являлась лишь органическим продолжением великого труда исторического значения плодоносных уроков данных прошлыми поколениями современным и будущим, новому авангарду, очертившему ряды пролетарских масс, десятки и сотни раз обойдённые и обманутые, но которые в конце концов восстанут против болезненного феномена гниющего разложения капиталистического общества, и почувствуют наконец своей живой плотью, какой крайне ядовитой формой являются утверждения популярного оппортунизма, бюрократов из больших профсоюзов и больших партий и всей этой гротескной плеяды притворных интеллектуалов и людей искусства, «нанятых» или «привлечённых» к определённым заработкам со своей смешной деятельности, через предательские партии оказывающих услуги преступникам из богатых классов, буржуазных и капиталистических в душе в наихудшем смысле средних классов, позирующих перед народом.
Эта деятельность и эта динамика вдохновляются классическим учением Маркса и Ленина, которые придали форму тезисов своей презентации великих исторических революционных истин; и эти тезисы и отношения, связанные в своей подготовке с великими марксистскими традициями более чем полувековой давности, находили отзыв во всех присутствующих, благодаря также связи через нашу печать, во всех собраниях местных периферийных групп и региональных созывов, где этот исторический материал вступал в контакт со всей партией. Не имело бы никакого смысла утверждать, что эти тексты совершенны, не подлежат сомнениям и видоизменениям, потому что в течение всех этих лет в наших кругах всегда считалось, что эти материалы постоянно разрабатываются и должны постоянно улучшаться и совершенствоваться; к тому же вся партия, даже самые юные её элементы, всегда с растущей частотой делали свой замечательный вклад находящийся в абсолютном соответствии с классической линией Левой.
Только в развитии данного направления работы, обрисованного нами, мы можем добиться количественного расширения наших рядов и спонтанной солидарности присущей нашей партии, которые однажды сделают её самой великой социальной силой.

9. – Перед тем, как оставить тему формирования партии после второй великой войны, было бы неплохо подытожить некоторые результаты, ценные сегодня в качестве характерных черт партии, будучи фактическими историческими результатами, несмотря на количественную ограниченность движения, а не открытиями бесполезных гениев или торжественными решениями «суверенных» конгрессов.
Партия быстро распознала, что даже в крайне неблагоприятной ситуации и даже в тех местах, где её стерильность максимальна, скрыта угроза зачатия движения, как простой деятельности пропагандистской печати и политического прозелитизма. Партийная жизнь должна интегрироваться повсюду, всегда, без исключений, в неустанных попытках влиться в жизнь масс даже в тех её проявлениях, что спровоцированы противостоящими нам направлениями. Древний тезис левого марксизма состоит в том, что следует работать в правых профсоюзах, если в них присутствуют рабочие, и партия отвергает индивидуалистические позиции тех, кто считает ниже своего достоинства показываться в этих кругах, вплоть до того, что теоретизирует против немногих, разбросанных забастовок, инициируемых современными профсоюзами. Во многих регионах партия уже ведёт заметную деятельность в этом смысле, несмотря на то, что постоянно сталкивается с большими трудностями и противостоящими силами, по крайней мере статистически превосходящими её. Важно установить, что даже  там, где эта работа ещё не добилась значительных результатов, мы везде отвергаем позицию согласно которой маленькая партия должна ограничиваться закрытыми кругами без какой-либо связи с внешним миром, либо поиском поддержки только в мире идей, который для марксиста есть фальшивый мир, если только он не является надстройкой мира экономических конфликтов. Не менее ошибочным было бы разбивать партию или её местные группировки на какие-то устойчивые единицы, активные лишь в той или иной теоретической сфере анализа, исторического поиска, пропаганды, прозелитизма или профсоюзной деятельности, которые в духе нашей теории и нашей истории абсолютно нераздельны и в принципе доступны для всех и каждого товарища.
Ещё одно историческое завоевание партии, которое нельзя проигнорировать это общее отрицание всех предложений увеличить эффективность и основы партии через созывы общих съездов со всевозможными иными кругами и группировками, которые после войны кишат повсеместно, разрабатывая бессвязные и деформированные теории, или утверждая в качестве уникального положительного фактора приговор русскому сталинизму и его местным порождениям.

10. – Возвращаясь к истории первых лет Коммунистического Интернационала, вспомним, что его русские дирижёры, обладавшие не только глубокими познаниями в области марксистской доктрины и истории, но также грандиозным результатом революционной победы в Октябре, рассматривали тезисы вроде ленинских в качестве материала, который должен был разделяться всеми, даже зная, что в жизни интернациональной партии они должны были тщательно разрабатываться далее. Они требовали прекращения голосований навсегда, потому что всё следовало принимать единодушно и спонтанно поддерживаться всеми периферийными организациями, жившими в эти годы в атмосфере энтузиазма и триумфа.
Левая не протворечила этим щедрым чаяниям, но оставалась на том, что для того, чтобы добиться того развития, о котором мы все мечтали, было бы необходимо сделать более жёсткими и суровыми некоторые организационные и конституционные меры единой коммунистической партии, и в то же время уточнить все нормы её тактики.
В то же время некоторая раскованность в этих жизненно важных вопросах, которую мы порицали перед самим великим Лениным, начинала производить вредные эффекты, и нам пришлось противопоставлять тезисы тезисам и одни отношения другим.
В отличие от других оппозиционных групп, тех, что формировались в России и от самого троцкистского течения, мы всегда тщательно избегали придавать нашей внутренней работе в Интернационале форму требования всеобщих демократических и выборных консультаций, или требования всеобщих выборов руководящих комитетов.
Левая надеялась спасти Интернационал и его жизненный и ценный остов великих традиций без организации движений раскола и всегда отвергала обвинения в том, что была организована или хотела организоваться в качестве фракции, или партии в партии. Левая также никогда не способствовала и не одобряла индивидуальные исключения из партии или из Интернационала, даже когда проявления зарождавшегося оппортунизма становились всё более несомненными.
Тем не менее уже упомянутые тексты демонстрируют, что Левая в своей фундаментальной мысли всегда рассматривала путь к подавлению выборных тенденций и голосования от имени товарищей или общих тезисов, как путь у упразднению очередного гнусного багажа политиканского демократизма, багажа устранений, исключений и роспуска местных групп. Мы много раз подчёркивали везде тезис о том, что эти дисциплинарные процедуры должны всё больше становиться исключением из правил до тех пор пока не исчезнут совсем.
Если произойдёт противоположное, и хуже того, если эти дисциплинарные вопросы послужат сохранению не здравых революционных принципов, а сознательных и бессознательных позиций зарождающегося оппортунизма, как это произошло в 1924, 1925, 1926 гг., это будет означать только то, что функции центра осуществляются ошибочно, и из-за этого он утратил всякое реальное влияние на дисциплинированность основного костяка по отношению к нему, тем более, что он беспричинно запутывается в липовой дисциплинарной жёсткости.
В первые годы Левая надеялась, что организационные и тактические уступки найдут себе оправдание в плодотворности исторического момента и будут носить лишь временный характер, поскольку перспектива Ленина предвосхищала великие революции в центральной и, возможно, в западной Европе, после которых наша линия вновь стала бы интегральным и сияющим аккомпанементом жизненных принципов; но поскольку эта надежда мало помалу сменялась растущей уверенностью в том, что мы катимся к оппортунистической катастрофе – которая не могла не принять свои классические формы великих ожиданий и экзальтации демократических и выборных интриг – более, чем когда-либо, Левая исторически оправдала свою позицию, ни на йоту не уступая демократическому механизму, даже когда манипуляции настоящей выборной мешанины в партиях притягивали её к нему за волосы, что можно было допустить в условиях фашизма которому пролетариат должен был ответить распространяя призыв к оружию, но, когда на неё набрасывались отцы этого нового оппортунизма с тем, что мы должны приступить к завоеванию партий и Интернационала, несмотря на то, что мы получали ироническое удовлетворение, когда они заявляли: «Нас десять, но мы вас согнём, хотя вас и тысяча»; будучи слишком уверенными в том, что они завершат свою подлую карьеру махинациями с миллионами и миллионами голосов рабочих мы должны были указывать на это на практике.

11. – Однако всегда оставалась твёрдой и постоянной позиция Левой в отношении того, что если дисциплинарные кризисы будут множиться и превратятся в практику, это означает, что нечто не срабатывает в общей линии партии, и эта проблема достойна изучения. Естественно, мы противоречили бы сами себе если бы предприняли инфантильную попытку вернуться к поиску спасения в лучших людях или в лучшем выборе лидеров и полу-лидеров, этот багаж мы чётко считаем оппортунистическим явлением и историческим противником пути левого революционного марксизма.
В отношении другого фундаментального тезиса Маркса и Ленина о том, что лекарство от альтернатив и исторических кризисов, которым не может не подвергаться пролетарская партия, не может быть найдено в конституционной или организационной формуле, способной магическим образом спасти её от вырождения, позиции Левой очень тверды. Эти иллюзии восходят к тем мелкобуржуазным элементам, что почитают Прудона и через него длинную цепь, начинающуюся с итальянской архаики, и заключающуюся в том, что социальную проблему можно решить через экономическую формулу экономических производителей. Несомненно, в эволюции различных партий, можно противопоставить пути формальных партий, со всеми их отклонениями и скачками, а также смертельными ловушками, восходящий путь исторической партии. Усилия левых марксистов направлены на действия на разбивающейся кривой смежных партий с целью вывести её на постоянную и гармоничную кривую исторической партии. Такова наша принципиальная позиция, но было бы инфантильным пытаться превратить её в организационные рецепты. В соответствии с исторической линией мы используем не только сознание прошлого и настоящего человечества, капиталистического и пролетарского классов, но также прямое и уверенное сознание будущего общества и человечества, так, как оно безошибочно описано в нашей доктрине, кульминирующейся в обществе без классов и без государства, которое, возможно, в определённом смысле станет и обществом без партии, если мы подразумеваем партию, как орган борьбы против других партий, а не орган защиты человеческого рода от опасностей физической природы и её эволюционных и, быть может, катастрофических процессов.
Коммунистическая Левая всегда считала, что её долгая битва против этих печальных фактов, присущих формальным партиям пролетариата, развернулась в подтверждение позиций, постоянно и гармонично связанных с сияющим путём исторической партии, неразрывным в течение лет и столетий, от первых подтверждений зарождения пролетарской партии к будущему обществу, которое мы хорошо себе представляем, поскольку хорошо распознаём слои и составляющие этого современного общества, которое должна перевернуть революция.
Предложение Энгельса использовать старое доброе немецкое слово Gemeinwesen (общность, или социальная община) вместо слова государство, было связано с суждением Маркса о том, что Коммуна уже не является государством, именно потому что больше не является демократической корпорацией. Теоретический вопрос после Ленина больше не нуждается в дальнейших разъяснениях, как нет больше противоречия в гениальном наблюдении, что внешне Маркс был гораздо большим государственником, чем Энгельс, поскольку Маркс лучше уточнил, что революционная диктатура является настоящим государством подкреплённым вооружёнными силами, репрессивной полицией и правосудием в политических и террористических формах, не связывающим свои руки юридичсекими ловушками. Вопрос также связан с общим приговором, вынесенным обоими учителями ревизионистскому идеализму немецких социалистов, изложенному в формуле «свободное народное государство», которое не только переносит в себе зародыш буржуазного демократизма, но извращает всю концепцию беспрестанного конфликта между классами, с уничтожением исторического государства и построением на его руинах ещё более безжалостного, пусть и не требующего вечных конституций, государства пролетариата.
Поэтому мы говорим не о «модели» будущего государства в его конституционных и организационных очертаниях, идеи настолько же глупой как и идея о построении в первой же стране с победившей диктатурой модели для государств и обществ во всех других странах.
Но настолько же бессмысленной, возможно бесмысленнее всех прочих, была бы идея сфабриковать совершенную партию, эта идея несёт в себе декадентскую слабость буржуазии, которая, не в силах защитить собственную власть, в консервации своей экономической системы, разваливающейся на глазах, в той же сфере доктринёрской мысли, ищет спасения в уродливом технологизме роботов для того, чтобы обрести в этих формальных автоматических моделях своё выживание и прикрыться научной уверенностью, и поэтому мы пишем на её исторической эпохе и на её цивилизации одно слово: Смерть!

12. – Разработки доктрины, которые мы можем назвать философскими, числятся в числе задач коммунистической Левой и её интернационального движения и включают в себя развитие этого тезиса, в который, как мы уже видели был сделан немалый вклад, разворачивающий перед нами анализ, демонстрирующий его последовательность по отношению к классическим позициям Маркса, Энгельса, Ленина.
Первой истиной, которую сможет завоевать человек является концепция будущего коммунистического общества. Это здание не требует никакого материала от нынешнего проклятого общества, капиталистического, демократического или христианского, и не считает наследием человечества, на котором оно может строиться, фальшивую позитивную науку, порождённую буржуазной революцией, являющуюся для нас классовой наукой, которую следует уничтожить и выкорчевать до основания, точно так же как и все религии и схоластику предыдущих форм производства. В сфере теории экономических преобразований, ведущих от капитализма, чью структуру мы хорошо знаем в отличие от официальных экономистов, к коммунизму, мы точно так же обойдёмся без вкладов буржуазной науки, как и без её техники и технологии, воспеваемой повсюду сдуревшими оппортунистическими предателями, как ведущей к великим завоеваниям. В абсолютно революционной форме мы основали науку жизни общества и его будущего развития. Когда усовершенствуется этот плод человеческого интеллекта, чего не произойдёт пока не рухнет капитализм, его цивилизация, его школы, его наука и его воровская технология, человек сможет впервые написать науку и историю физической природы и познать великие загадки жизни Вселенной, от того, что связанные догмой учёные называют созданием до его развития с достижением всех бесконечных и мельчайших ступеней в до сих пор нерасшифрованном будущем становлении.

13. – Эти и прочие проблемы находятся в поле действия той партии, физическую жизнь которой мы поддерживаем, в соответствии с линией достойной великой исторической партии. Но этих концепций высокой теории недостаточно для того, чтобы разрешить мелкие разногласия и неуверенность, которые к сожалению будут продолжать существовать до тех пор пока наши ряды включают в себя людей окружённых и доминируемых варварской обстановкой капиталистической цивилизации. Следовательно такое развитие невозможно использовать для объяснения способа существования в свободной от оппортунизма партии, который содержится в органическом централизме и не может возникнуть из некоего «откровения».
В качестве наследия Левой можно вновь открыть во всей полемике вокруг вырождения Московского Центра этот очевидный марксистский тезис. Партия в одно и то же время является фактором и продуктом исторического развития ситуаций, и её никогда нельзя рассматривать в качестве чуждого и абстрактного элемента, способного господствовать над окружающей обстановкой, без того, чтобы не выродиться в новый, ещё более безжизненный утопизм.
То, что партия может дать жизнь решительно антибуржуазной среде, во многом предвосхищающей характеристики коммунистического общества известно уже давно, например, об этом говорили молодые итальянские коммунисты начиная с 1912 г.
Однако, эту достойную надежду нельзя свести к рассмотрению идеальной партии в качестве вечного оплота, окружённого неприступными стенами.
В концепции органического централизма заключена гарантия его компонентов, которую мы всегда противопоставляли центристам из Москвы. Партия продолжает оттачивать свою доктрину, своё действие и свою тактику посредством единого метода вне пространства и времени. Все те, кто чувствует себя неуютно перед лицом этой доктрины могут свободно покинуть ряды партии. Даже после завоевания власти мы не можем допустить принудительное вступление в наши ряды; именно поэтому неприемлемым для справедливой концепции органического централизма является террористическое давление на дисциплинарном уровне, которое не может не копировать в свой собственный словарь преступные буржуазно-конституционные формулировки, в качестве полномочий власти на роспуск и новое образование избирательных формаций – мы считаем все эти формы давно устаревшими, пусть не для самой пролетарской партии, но для временного революционного государства победоносного пролетариата. Партии не нужно представлять всем желающим конституционные и юридические планы будущего общества, поскольку сами эти формы относятся только к классовому обществу. Тот, кто видит, что партия идёт своей сияющей тропой, кто попытался резюмировать в этих тезисах всё, что хочет изложить общему собранию в Неаполе, в июле 1965 г., ещё не чувствует себя на такой исторической высоте и отлично знает, что любой может принять направление, отличное от нашего. Мы не можем предпринять никакого другого шага материально.

Источник: «Il Programma Comunista», n. 14 del 28 luglio 1965 («Tesi di Napoli», cosiddette perché presentate alla riunione generale del Partito in quella città il 17-18 luglio)

Перевод с ит. – Эльдар Тханулы