В 1978 г. Crass выпустили постер: «В Германии был Бадер-Майнхоф, в Англии - панк, но его нельзя убить». Я бы сказал, что гораздо более в духе панка было бы сказать: «В Италии была Автономия». 1977 г. был годом взрывной творческой активности английской и итальянской молодёжи. В Германии это был год репрессий, закрытых пространств. Это совпадение во времени вызывает вопросы о потенциальных сходствах, но также маскирует огромную разницу между итальянским движением '77 и возникновением панк-рока в Британии. Возникновение панка в сердце англо-американской музыкальной индустрии гарантировало быстрое распространение его инноваций и длительное повсеместное влияние. Корни движения Автономии, однако, лежат в гораздо более сложной и утончённой политической обстановке. Коммунистическая Партия Италии (КПИ) 1970-х гг. была крупнейшей вне коммунистического блока и сфера её влияния в стране распространялась намного дальше её собственных рядов. Находясь под влиянием сочинений Антонио Грамши, она разработала довольно сложную политическую культуру. Развитие автономной мысли вне этой культуры и вопреки ей привело к "детальному переосмыслению марксистской теории и более систематическому созданию новых теоретических парадигм" (Де Анджелис, 1993). Это движение с высокой теоретической подготовкой разработало обширный анализ автономной борьбы, вышедшей на поверхность в цикле борьбы шестидесятых. Не менее важно отметить ту основополагающую роль, которую оказал ортодоксальный итальянский марксизм на развитие культурного анализа, как отдельной дисциплины. Особого упоминания заслуживает влияние идей Антонио Грамши о политической автономии на Бирмингемский Центр Современного Культурного Анализа. Это наследие всё ещё различимо сегодня. Политика разработанная в рамках этой влиятельной политической культуры и против неё обладает потенциалом, заслуживающим большего, чем праздный интерес. Во втором разделе я описал основные идеи автономного марксизма в связи с социальной борьбой из которой он вышел. В третьем разделе я рассматриваю как эти идеи помогают нам понять панк. Заключение в четвёртом разделе.
Цетральными для автономной традиции являются идеи марксизма (1) как критики капитализма изнутри. Тщательно следуя своему материализму он стремился избежать трансцендентных идей. В этом смысле автономный марксизм является прагматичной философией. Учение Маркса: «Самосознательно и односторонне строит свой подход на определении смысла и значения всех идей о непосредственном развитии борьбы рабочего класса. Оно... воздерживается от любого отвлечённого и абстрактного теоретизирования в пользу понимания идей связанных только с конкретной тотальностью борьбы, решительность которой оно описывает» (Cleaver, 2000 p. 30). По афоризму Кеннета Сурина (1996 p.181), «'Значение' марксизма исходит из борьбы». В этом смысле важно увязать идеи автономизма с борьбой в которой они развились.
История политической и социальной борьбы в Италии в течение 1960-х и 1970-х плохо известна и задокументирована в англоязычном мире – несмотря на свой размах, интенсивность и продолжительность. «Некоторые говорят, что в то время как 1968 во Франции занял лишь несколько месяцев, в Италии он растянулся на десять лет». (Hardt, Vianno, 1996 p.2). В отличие от остальной Европы движение не отхлынуло после взрыва 1968 г., а стало более интенсивным, с захватом университетов и рабочих мест и «горячей осенью» 1969 г. В первой половине 1970-х вспыхнула автономная борьба, независимая от профсоюзов и авангардных групп, как на фабриках, с показательным захватом Фиата в марте 1973 г., так и вне рабочих мест с захватом домов и самостоятельным уменьшением цен на коммунальные услуги. Эта борьба, вместе с возникновением феминистского движения, вызвала кризис марксиско-ленинистских групп новых левых, которые доминировали в движении после 1968 г. Этот кризис спровоцировал то. Что некоторые группы распустили свои организации. Самой известной среди них была группа Potere Operaia (Власть Рабочих), среди интеллектуальных лидеров которых был Тони Негри. За этим последовала автономия или «область автономии», свободное объединение групп, как правило по местному признаку, с различными взглядами, но с общей преданностью автономной борьбе и идеям Операизма (Berardi 1980). Когда новое движение разрослось до массовых масштабов вокруг университетов в 1977 г. автономисты обладали в нём огромным влиянием. Вершиной движения '77 был март, когда в течение нескольких дней боевое движение захватило большую часть Рима и Болоньи. (Red Notes, 1979). На какой-то момент автономные идеи и практика стали главенствующими во внепарламентской итальянской Левой. Долго это не продлилось. Репрессии во второй половине семидесятых и в начале восьмидесятых стали беспрецедентными в современной истории западной Европы. Произошли массовые аресты, самыми известными из которых стали аресты девяти интеллектуалов 7 апреля, включая Тони Негри. Согласно Негри (1988 p.252) к 1980 г. в тюрьмах с особым режимом содержалось 3000 активистов. Это дополнялось растущим списком людей, застреленных полицией, что было легализовано законом Legge Reale. Попавшее между насилием государства и насилием Красных Бригад, пространство, созданное движением, скрылось под наследием тюремного заключения, душевных болезней и героинизма.
Корни автономистской теории лежат в кризисе, развившемся в политике Итальянской Коммунистической Партии (ИКП) И Итальянской Социалистической Партии (ИСП). Этот кризис происходил на внутреннем и международном уровне. Сталинские танки, вошедшие в Венгрию в 1956 г. подорвали веру в сталинизм во всём мире. В Италии это усложнялось ультра-реформистским лидерством Пальмиро Тольятти в ИКП. Предпочтение, которое он оказывал выборной деятельности всё меньше соответствовало боевой активности рабочих 1950-х и 1960-х гг. (Lumley, 1990), символом этого несоответствия стал захват в 1962 г. офиса соцаил-демократического профсоюза на Пьяцца Стауто бастующими рабочими Фиата (Red Notes, 1979). По мере того, как борьба выходила из-под контроля и понимания ИКП и ИСП, интеллектуалы из обеих партий начали изменять своё мышление в попытках придать теоретическую основу новой автономной борьбе. Это мышление приобрело свою форму в течении, известном по имени Операизм (от слова операйо – рабочий, прим. пер.) базировавшегося вокруг журналов «Красные тетради» и позже «Рабочий Класс». Основными теоретиками были Раньеро Панцьери, Марио Тронти, Романо Алкуати и Антонио Негри. Они были вдохновлены этой боевой деятельностью вопреки ИКП, а также переосмыслением марксизма, предпринятым движениями Джонсона Фореста в Америке (2) и Socialisme ou Barbarie во Франции (Wright, 2001).
Идеи Операизма, позже развитые автономией, организованы вокруг центральной концепции рабочей автономии, как потенциальной автономии труда от капитала и акценте на "dal punto di vista operaio" (точка зрения рабочего класса). Ортодоксальный марксизм против которого теоретизировал Операизм рассматривался как переоценка власти капитала и принятия неизбежности законов его функционирования. Операизм, в том, что Ив Мулье называет «коперниковской инверсией» (Dyer-Witherford, 1999 p.65), утверждает примат борьбы и оставляет капиталу лишь реакционную роль. По словам Марио Тронти: «Мы также работали с концепцией, ставящей на первый план капиталистическое развитие, а рабочих на второе, в чём заключалась её ошибка. Теперь мы должны поставить проблему с головы на ноги... и опять начать сначала: а началом является классовая борьба рабочего класса. На уровне социального развития капитала, капиталистическое развитие идёт позади борьбы». (Lumeley, 1990 p.37) Акценту на автономии труда присуща опасность рассматривать капитал как внешний фактор. Одним из фундаментальных прозрений Маркса в отношении капитала были его социальные отношения с заключающимся в нём трудом. Вот как характеризовал рабочих Маркс: «Их сотрудничество начинается только в трудовом процессе, но к этому времени они уже не принадлежат сами себе. Со вступлением в трудовой процесс они интегрируются капиталом. В качестве сотрудников, членов рабочего механизма, они формируют особый способ существования капитала. Отсюда производственная сила, вырабатываемая рабочим в социальном разрезе является производственной силой капитала». (Marx, 1976 p451)
По Марксу капитал зависит в повышении собственной ценности от затрат рабочей силы. Под капиталистическим развитием лежит социальное производство совместного труда. Однако для стимуляции совместного производства капитал должен концентрировать большие массы рабочих (Marx, 1976), что «неминуемо создаёт условия при которых рабочие могут установить социальное единство, являющееся фундаментальной оппозицией капиталу» (Surin, 1996 p.197). Труд никогда не сможет стать автономным от капитала, если не будет стремиться утвердить свою независимость через постоянное неподчинение. В противоположность этому капитал постоянно стремиться свести рабочий класс к обыкновенной рабочей силе (Negri, 1991). Для Операизма это формирует фундаментальный цикл классового состава. Автономная борьба труда провоцирует капитал на реструктуризацию производственного процесса и разделения труда для того, чтобы восстановить свой контроль. Это в свою очередь ведёт к развитию новых антагонистических субъектов, к изменению состава рабочего класса основанному на новых производственных отношениях. Единственным выходом из этого цикла является структурная асимметрия этих взаимоотношений; в то время как капитал нуждается в труде, труд не нуждается в капитале. Вместо привычного самоуверенного и монолитного капитализма, перед нами предстаёт картина шаткого капитализма, который должен постоянно видоизменяться для того, чтобы интегрировать, перенаправлять и возглавлять творческую неугомонность человеческой деятельности. (Negri, 1991)
Для Операизма непокорность рабочего класса является движущей силой капиталистического развития. Не только наивность и творческая сила общественного труда является источником капиталистического развития, но и реструктуризация капитала является ответом на постоянные попытки труда избежать капиталистической дисциплины. «История капиталистических форм всегда остаётся реакционной историей: капитал, оставленный со своими собственными средствами никогда не оставит режим прибыли. Иными словами, капитализм проходит системную трансформацию только когда вынужден и когда его текущий режим перестаёт быть устойчивым» (Hardt, Negri, 2000 p.268). Автономисты вроде Негри рассматривают борьбу рабочего класса и развитие новой антагонистической субъективности как прототип будущего развития капитала. «На деле, Пролетариат изобретает общественные и производственные формы, которые капиталу придётся принять в будущем» (Hardt, Negri, 2000 p. 268). Реструктуризация конечно же связана с технологическими изменениями. «Как говорит наш друг Маркс, машины устремлены к забастовкам» (Negri 1988 P.206). Именно яростное противостояние технологической реструктуризации в послевоенный период со стороны итальянского промышленного рабочего класса привело зачинателей Операизма к анализу использования капиталом технологий как средств контроля и господства над обществом. Поддержка этой реструктуризации ИКП, вместе с их неспособностью увидеть повышение рабочим классом ценности своих собственных потребностей вне логики капитала, преивело к тому, что борьба рабочих развилась автономно от партии и вывела из неё многих теоретиков Операизма (Wright, 2001).
Одновременно с сопротивлением реструктуризации была развита серия теоретических разработок отказа от работы. Это была теория автономной борьбы, зародившаяся на больших северных фабриках в форме забастовок, саботажа и замедления работы, а также повседневной борьбы против превращения жизни в работу. Её выражением стал известный лозунг того времени: «Меньше работы, больше оплаты». К началу 1970-х этот термин начал обозначать также более общий отказ молодёжи принимать фабричную дисциплину. В результате целое поколение имело лишь эпизодическое отношение к работе. (Negri, 1979) Новый «социальный субъект» был частично сформирован новой композицией капитала, включавшей рост безработицы и уход со сцены массового фордистского работника. Бастионы старых сил рабочего класса начали разлагаться. Массовые рабочие места закрывались, работа становилась субподрядной или перемещалась в новые индустриализированные страны. Теоретическая многоступенчатая фабрика только зарождалась в Италии 1970-х, но с тех пор она широко распространилась повсеместно. Эту тенденцию предвидел Тронти (1980) в 1960-х в своём анализе социальной фабрики. Выходя за пределы марксисткой точки зрения о производстве, Тронти показал, как всё общество начинает действовать как одна большая фабрика. Его анализ о том, как сферы жизни вне рабочих мест подчинены дисциплинам, чьё происхождение прослеживается в потребностях капитала только подтвердился после того как жизнь начала всё больше и больше подчиняться открыто капиталистическим отношениям. Об этом феномене писали Хардт и Негри (2000) как о движении от формальной категоризации труда к реальной при капитале; как об идее о том, что нет ничего, что находилось бы вне капитала. Однако, вместо пессимистических выводов последователей Критической Теории эту тенденцию можно рассматривать как предмет для дискуссии во всём обществе. Культура становится необъятной сферой борьбы и её место в производстве становится ключевым. Быстро растущее женское движение в Италии разработало эту концепцию через анализ неоплачиваемого труда женщин в воспроизводстве. Это привело к требованиям «зарплаты для домохозяек», но также к расширению определения рабочего класса со включением не только промышленной рабочей силы, но и всех участников движения против капитала. Это отражает уход автономистской теории от раннего привилегирования борьбы фабричного рабочего класса к признанию автономии различных секторов.
Новый социальный субъект, вышедший на поверхность в движении 1977 г., прекаризованные работники, студенты, маргиналы, люди вне традиционной коллектвности массовых фабрик, должен был найти новое выражение для своей коллективности. Им пришлось изменить состав в своём отрицании материальных условий (Negri, 1979). Университеты были захвачены не только студентами, но всеми теми, кто не мог больше нигде собраться физически. Очень важным стало также распространение бесплатных радиостанций в качестве не-территориальной коллективности. Радио «Алиса» использовалось в качестве открытого микрофона для извещения демонстрантов о движениях полиции во время интенсивных боёв в Болонье в феврале и марте. Однако, это было просто кульминацией коллективности вокруг «маоистско-дадаистских» значений, приданных радио «Алиса» новому субъекту. «В этом новом виде ключевым стало утверждение этого движения в качестве «альтернативного общества», со своим собственным богатством общения, свободным производственным творчеством, своей собственной жизненной силой. Захват и контроль над своим собственным «социальным пространством» - это становится доминирующей формой борьбы нового 'социального субъекта '». (Negri, 1988 p.236)
Вместе с отказом от фабричной дисциплины пришло желание прямого удовлетворения потребностей и развития новых коллективных желаний. Происходил широкий захват пустующих домов сквоттерами и обобщение тактики самовольного снижения цен. Это началось с профсоюзной тактики в начале 70-х и стало образом жизни групп, которых пресса окрестила Индейцами Метрополии. (Berardi, 1980) Их так назвали из-за имиджа американских индейцев; раскрашенные лица, перья в волосах и самоназвания вроде Томагавк или Апачи. Это было самое заметное ответвление сферы, коллективно названной творческой автономией: взрыв творческой деятельности и экспериментов с новым образом жизни. Индейцы Метрополии: «привычно врывались в магазины и экспроприировали бесполезные товары.... они также часто появлялись в самых элегантных кинотеатрах группами около тридцати человек, естественно после посещения самых дорогих ресторанов в которых они понятное дело ничего не платили» (Torealta, 1980 p.102). Этот образ жизни был частью более общего нарушения капиталистической дисциплины, при которой широко распространились уплата «политических цен» за основные услуги и товары и даже «пролетарский шоппинг» в виде массового грабежа. Вместе с тем получила развитие контркультура явно походящая на ту, что была развита в США и Британии в предыдущее десятилетие. Её развитие в Италии было заторможено интенсивной политической борьбой 1968-9 гг. Однако, к середине 1970-х начали происходить огромные битвы против отоваривания этой культуры. Автономисты организованно рушили заграждения на поп-фестивалях (Berardi, 1980). Партийная дисциплина и дух самопожертвования революционера широко отвергались. Этот «поворот к личному» был вдохновлён женским движением и привёл к созданию «Лотта Континуа» (постоянная борьба), крупнейшей организации слева от коммунистической партии, самораспустившейся на драматичной конференции в 1976 г. (Berardi 1980). Наиболее характерным моментом этого отрицания стало изгнание Лучиано Ламы, коммунистического профсоюзного лидера из захваченного Римского университета 17 февраля 1977 г. Направленный ИКП с поручением прекратить захват, он был встречен с такой иронией, которая подчеркнула пропасть между обеими политическими культурами. «В большой открытой зоне кампуса, где он должен был выступать, Лама обнаружил другую платформу со своим манекеном (дополненным его знаменитой трубкой). На нём было вырезано большое красное сердечко с надписью обыгрывающей его имя - "Nessuno L'ama" (никто его не любит). Вокруг этой платформы собралась толпа Индейцев Метрополии. Когда Лама начал выступление, они начали скандировать: «Жертвы, жертвы, мы хотим жертв!..." Мы требуем больше работы и меньше зарплаты!"(Lotringer, Marazzi, (eds) 1980 p.101)
Эти проявления творческой энергии и развития нового субъекта в теории движения стали позитивной созидательной борьбой. Оборотной стороной более разрушительной и хаотической стратегии стал отказ от работы. Во времени и пространстве, завоёванных отказом от работы были и более творческие попытки новых способов существования. Эта взаимосвязь между повышением самоценности потребностей рабочего класса с деструктуризацией капиталистического управления содержалась в теоретическом разрыве с ИКП и реформистским мышлением. Как написал Негри: «Ценность реформизма однозначна: он обладает только капиталистической ценностью» (Negri, 1979 p.112). Удовлетворение потребностей рабочего класса в пределах капиталистической ценности уже отвергалось автономной борьбой против капиталистической реструктуризации.
Термин «повышение самоценности» (selbstverwertung) использовался Марксом для того, чтобы описать как стиоимость прибавляет стоимость к себе самой (Marx, 1972 p.255). В момент перестановки Негри (1991) использует этот термин с точки зрения рабочего класса, чтобы обозначить им борьбу, автономную от капиталистического повышения ценности. «Повышение самоценности пролетарского субъекта противоположно капиталистическому повышению ценности, принимает форму самоопределения в своём развитии». (Negri, 1991 p.162). Это интимно взаимосвязано с отрицанием капиталистического управления: «если капитализм добивается успеха в превращении жизни в работу для повышения самоценности не остаётся ни времени, ни пространства, ни энергии» (Cleaver, 1992a P.130). Проекты повышения самоценности следует рассматривать как эксперименты с повышением самоценности нового образа жизни, так, что, хотя они ни в коем случае не являются чистыми и капитал часто меняет их составные части путём стратегии отоваривания, интеграции или открытых репрессий они раздвигают границы и обеспечивают основу для будущих экспериментов с повышением самоценности (Cleaver, 1992a).
Для Негри эти эксперименты являются основой для коммунизма, того коммунизма, о котором говорил Маркс в Немецкой идеологии: «Коммунизм для нас не состояние дел, которое следует установить, не идеал, к которому должна приспособиться реальность. Мы называем коммунизмом реальное движение, упраздняющее нынешнее состояние вещей» (Cleaver,1992b n.15). Это видение коммунизма не является построением единого социального проекта, традиционного для социалистического воображения. Вместо этого, коммунизм есть несто связанное с новыми формами повышения самоценности, новыми «маршрутами ухода» от капитализма. Коммунизм по словам Кливера является: «'многосторонней' реализацией пролетарского субъекта, или, вернее, субъектом, который в своей самореализации взрывается множеством автономных субъектов». (Cleaver, 1992a P.130)
Итальянское движение вне исторического контекста массовых захватов, демонстраций и бунтов не имеет сильных поверхностных сходств с развитием панк-рока в Великобритании. Есть какое-то сходство между панками и Индейцами Метрополии, но история обеих стран была довольно различной. В то время Италия считалась исключением, особенно из-за длительности движения. (Hardt, Vianno, 1996) Между обоими движениями вроде не было никакого прямого обмена, по крайней мере до восьмидесятых, когда панк и автономистские влияния смешались во многих странах, самым наглядным образом в движениях голландских сквоттеров и немецких автономов. В Италии панк обладал влиянием только когда его популярность и обеспечиваемое им единство помогли возродить движение основанное на автономистских идеях, базировавшееся вокруг Социальных Центров, «самоуправляемых, захваченных социальных центров» в начале восьмидесятых (Wright, 2000). Однако, для обеих стран и для международного капитализма в целом, середина семидесятх стала временем перемен. Нефтяной кризис в 1973 г. стал сигналом начала конца послевоенного расклада. Капитал начал проект реструктуризации, подорвавший кейнсианскую политику, приспособленную к старым силам рабочего класса.
Панк осознавал роль СМИ, был самосознательным движением, творившим собственные мифы с самого зарождения. Пытаться распутать историю и значение такого сложного и разнообразного являения так сложно сейчас только потому что наше восприятие опосредовано таким образом. Движение Автономии было настолько же сложным и из-за отсутствия англоязычной истории можно очертить лишь голый скелет истории только в самых общих и условных чертах. Статус панка подвергшийся чрезмерному анализу, ещё более усложняет его чёткое отображение. Недавние работы о панке (Sabine, 1999) сделали эту ситуацию ещё более проблематичной утверждая, что большинство 'временных' панков были настолько же аутентичными и ценными как и опыт Джона Лайдона. Конечно, существует множество 'маршрутов ухода' из панка. Однако, если мы вернёмся к автономизму, как к прагматичной теории, основным фактором будет не аутентичность, а эффективность.
Когда рассматриваешь панк как повышение самоценности стоит обратить внимание на его преемственность по отношению к другой борьбе, которая может быть не настолько явной. Один из вопросов, который всегда был спорным – является ли панк реакцией против цикла борьбы шестидесятых или его продожением. Это конечно зависит от того, как вы интерпретируете шестидесятые. Автономисты интерпретируют их как развитие потребностей и желаний, вышедших за пределы послевоенного положения вещей. Как пишут Негри и Хардт в одной из недавних книг: «'Выпадение из системы' – лишь бедная идея о том, что происходило в Хэйт-Эшбери и на всей территории США в 1960-х. Двумя основными операциями стали отказ от дисциплинарного режима и эксперименты с новыми формами производства». (Hardt, Negri, 2000 P274) Эта борьба подорвала послевоенные режимы дисциплины, через отказ от массовой фабрики и нуклеарной семьи в пользу нематериального и мобильного производства, которое было принято в искажённой форме новой производственной парадигмы для капитализма.
Знаменитый лозунг Джейми Рейд «Никогда не верьте хиппи» был нацелен в первую очередь на Ричарда Брэнсона, (Reid, Savage, 1987), а не на поколение или движение хиппи. Как говорит ветеран шестидесятых Кэролайн Кун: «Я не ожидала, что идеализм моего поколения будет оклеветан с такой агрессивной негативностью. Когда эти ребята превращают хиппи в шлак, я понимаю, что они выросли читая о хиппи в жёлтой прессе поэтому они раглагольствуют о «шоке и грязи» хиппи. Поэтому я сказала ' Помойная пресса сделала с хиппи то же, что она сделает с вами '». (Savage, 1991 p.231)
Тем не менее панк стал продолжателем многих идей и тем хиппи в анти-шестидесятнической форме. Панк реагировал против возобновления борьбы шестидесятых. Он был продолжением контркультурных идей 60-х в форме нигилизма против детища СМИ: хиппи. Панки отвергали в хиппи поддельность, фальшивость и тоталитарную пригожесть к которой свели хиппи; символизируемых пожалуй логитпом улыбающейся жёлтой рожицы. На постере Джейми Рейд для сингла "California Uber Alles" американской панк-группы Dead Kennedys был изображён этот смайлик в качестве маскировки легковесного фашизма в калифорнийском стиле. Возможно это центральная тема в панке; утверждение социального реализма против поверхностности смайлика. В то же время новый капитал получал самодовольное удовлетворение от этого вновь отталкивающего образа хиппи.
Это была нигилистическая злая реакция на промахи предыдущего поколения. Неприятие хиппи присутствовало в самых ранних проявлениях панковской тусовки в нью-йоркском клубе CBGB. Стилистически оно было представлено короткими торчащими стрижками и узкими штанами, 'что штаны, что мозги ' как сказал Джо Страммер (Sabine, 1999 p.6), а также стилизованным урбанизмом, насилием и внешней непривлекательностью. Это неприятие хиппи не было чуждым контркультуре шестидесятых. «Могильщики» из Сан Франциско устроили шутливые похороны в 1967 г., провозгласив «смерть хиппи, излюбленных сынов СМИ» (Lee, Shlain, 1985 p.191). Однако на сцене CBGB неприятие хиппи иногда принимало реакционные и расистские формы (Bangs, 1990).
В Лондоне вокруг Sex Pistols собралась группа людей, которые всё ещё вдохновлялись либертарным духом Мая 1968 г. Спорными методами она увязывала панк с его более радикальными предшественниками для того, чтобы вывести наружу революционный потенциал панка. Влияние ситуационистских идей обычно прослеживается через связь Малькольма Макларена и Джейми Рейд с группой King Mob в начале 1970-х гг. (Savage, 1990). В King Mob входили участники Ситуационистского Интернационала, исключённые из него за чрезмерное влияние "уличной банды с анализом" (Vague, 1997 p.130) Black Mask Group, которая позже была переименована в Up Against the Wall Motherfucker. Вокруг Sex Pistols собирались и другие люди, вдохновлявшиеся шестидесятыми: Софи Ричмонд участвовала в ситуационистском журнале и в издании Suburban press вместе с Джейми Рейд, но до этого она также входила в либертарную социалистическую группу Solidarity. В числе прочих был также Берни Родес, менеджер Clash, дорожный менеджер Sex Pistols Джон Тибери и Фред Верморель, друг Макларена и издатель про-ситуационистского журнала «Интернациональный вандализм». Верморель позже сказал по поводу этой ситуации: "Вся эта заварушка с Pistols в общем то была марксистской конспирацией, что может прозвучать смешно, но так оно и было. Там были Джейми Рейд, Софи Ричмонд и Малькольм, которые сидели и рассуждали о радикальной политике, о том, как радикализировать то или это, насколько далеко нам заходить здесь и там." (Vague, 1997 p.135)
Уровень их влияния на группу остаётся спорным, но именно они создали идейную среду панка и его песен. Связь между панком и идеями King Mob предыдущих лет прослеживается чётко. Практика активного нигилизма вызывала обсуждение отчаянных планов, включая взрыв водопада в озёрном районе в качестве протеста против романтизма. Вот хорошее отражение этого отношения: "Лучше быть ужасным, чем приятным, альтруистичным хиппи, в качестве недиалектической гиперреакции на хиппи"ю (Wise, D. Wise, S. 1996 p. 66). Этот нигилизм явно проявился в панке, как на это указывает его имя. В ранних семидесятых Крис Грей, член King Mob распространял идею о создании "абсолютно неприятной поп-группы" (Wise, D. Wise, S. 1996 p. 67). Он не зашёл дальше нескольких граффити, рекламирующих Chris Gray Band, но идея стало одной из нитей, ведущих к Sex Pistols. Их планировали как критику потребительства, обнажение мусора, отовариваемого капитализмом, разоблачение механизмов музыкальной индустрии и отказ от артистических притязаний. Влияние этой идеи заметно в ретроспективной интерпретации Маклареном панка, как обжуливания музыкальной индустрии. The Pistols в качестве антитезы Bay City Rollers, обыгрывание интерпретации правой прессой панка, создание СМИ своего собственного кошмара (Savage, 1990).
Конечно панк был больше чем махинации нескольких манипуляторов. Группа пригородных и городских подростков уже использовала эти пробелы в поп-культуре, для создания собственного стиля и образа жизни. Простодушный гений личности Джонни Роттена никак нельзя было запланировать. Здесь заключена проблема с рассказом об 'афере панка', Sex Pistols были слишком хороши. Их критика была настолько сильной, что подорвала всю предшествующую поп-культуру, включая позиции политического рока (Garnett, 1999). Грейль Маркус утверждает, что "Sex pistols пробили брешь в... поп-музыке" (Marcus, 1989 p.3). Подрывая условности поп и рок-музыки Sex Pistols открыли огромное свободное пространство. Музыкально, отказываясь учиться играть на своих инструментах как следует, панки уничтожили условности, державшие музыкантов в смирительной рубашке. Демистифицируя культуру, панк создал пространство для взрыва самодеятельности. Вдохновлённые им люди создавали собственные группы, придумывали свой стиль одежды, выпускали свои журналы или устраивали свли концерты. Это мощное наследие всё ещё с нами. По словам журналиста из Ричарда Буна: Угроза раннего панkа была в том, что молодые люди из рабочего класса решили сбросить с себя цепи угнетения! И шагнуть в историю!" (Savage, 1991 p.397)
В этом смысле панк можно рассматривать как момент повышения самоценности аналогичный Индейцам Метрополии в Италии. Мощный самоутверждающийся эксперимент с новым образом жизни. Панк, через пластинки, журналы и концерты, можно рассматривать как внетерриториальное единство в момент возрастания атомизирующих эффектов молодёжной безработицы (3). Дух 'Do It Yourself' повлёк за собой творческую активность вне рабочей сферы. Этот отказ от работы распространился на безработных: ведь работой безработных должен был быть поиск работы и сдерживающая роль давления на треюования наёмных работников. Это единство, появившееся благодаря панку наиболее драматичным образом было продемонстрировано, когда пластинка Sex Pistols "God Save the Queen" достигла первого места в неделю Юбилея Королевы. Тот факт, что название пластинки вычёркивалось из хит-парадов указывал на важную роль, которую он играл в представительстве субъективности, исключенной из официального дискурса.
Одной из сильных сторон Повышения самоценности, как идеи было осознание им своих собственных лимитов. Если брать марксизм как постоянную критику капитализма то его применение к борьбе, ведущей за пределы капитализма ограничено. Проекты повышения самоценности следует понимать в их собственных терминах. Автономный марксизм может идентифицировать шрамы, которые несут на себе проекты повышения самоценности, рождённые при капитализме. Гарри Кливер (1992 p.134) говорит по этому поводу следующее: "Мы создаём автономную обстановку и деятельность, но мы это делаем в местах изуродованных капиталистической эксплуатацией товарами и типом личности, хотя бы частично сформированного капиталистическими процессами." Когда мы говорим о панке это помогает определить шрамы, которые он несёт на себе из-за своего рождения в музыкальной индустрии и прояснить некоторые направления его выхода за её пределы. Одним из этих шрамов была неспособность панка выйти за рамки формы рок-группы.
Частью мотивации панка послужил опыт рок-звёзд шестидесятых, исчезавших на стадионах и получавших статус полубогов. Панк преодолевал расстояние медлу группой и аудиторией. Это соответствует мечте Лотреамона о "поэзии, которую пишут все" (Marcus, 1990 p.240). На ранних концертах аудитория обладала таким же значением как и группа в создании панковского стиля и отношения. Слушатели на одной неделе, на следующей организовывали группы и выступали. Это показывает культурное самоусиление панка. Однако неспособность сбросить с себя форму группы, концертов и пластинок, спроса индустрии и капиталистических ценностей мало-помалу брали верх. Из единства групп с движением летом 1976 г. уже выползал элитаризм, а группы начали конкурировать за внимание фирм грамзаписи (Savage, 1991). Из-за своей неспособности избежать шрамов полученных при рождении в рамках музыкальной индустрии, панк осуществлял лишь частичную критику капитализма. Не выходя за перспективу своего происхождения панк участвовал в противостоянии между независимыми и официальными лейблами. Хотя независимые и могут предоставить ценное пространство, так же как и другие бесприбыльные компании, 25 лет сурового опыта показали, что малые компании подчиняются той же дисциплине, что и большие. Этим мы не хотим сказать, что если бы панки были лучшими марксистами, они нашли бы разрешение этим противоречиям. Не бывает чистого повышения самоценности. Однако автономная точка зрения, что в корне этих противоречий лежит капитализм до сих пор проводит ложную линию на песке между независимыми и официальными лейблами.
Положение Sex Pistols в опосредованном брюхе чудища достигло кризисной точки после их появления на телевидении с Биллом Гранди. Многие сложности и противоречия панка выдохлись. Открывшееся пространство было сужено распространением идей панка через таблоиды. По словам Джона Сэвиджа: "Взятие СМИ является необходимым если это поп-движение. В этой операции, простота неизбежно накладывается на сложные феномены, но высвобождается также свежая энергия с непредсказуемыми, освобождающими результатми." (Savage, 1991 p.278) Sex Pistols боролись против процесса посредничества избегая фотографироваться для постеров, скрывая свои вкусы и притворяясь, но всё же брешь пробитая ими была закрыта к 1979 г. Тем не менее даже в опосредованной форме послание панка было достаточно сильным и спровоцировало новую волну творческой деятельности даже в самых маленьких городках Великобритании. После развала Sex Pistols и интеграции панк-групп в историю рока оставалось ещё достаточно места для новых волн повышения самоценности. Самого панка не существовало бы если бы не повышение самоценности шестидесятников. Как на практическом уровне, распространившийся в Лондоне сквоттинг стал материальной предпосылкой панка, так и на теоретическом. "Не будучи более 'реалистичным' 'требуя невозможного', память о видении невозможного оставалась ощутимой. Возможно, поэтому политика панка была возможной" (Garnett, 1999 p.24). В свою очередь пространство и субъективность, развитые панком послужили основой для новой борьбы и повышения самоценности. Самой заметной группой второй волны панка стали Crass. "Совершив первую и единственную осмысленнную попытку выйти за нигилистические архетипы времени" (Savage, 1991 p.481), они создали субкультуру Анархопанка и помогли сформировать линии протеста, ведущие напрямую к анти-капиталистической борьбе последних лет. Конечно это лишь один из путей, выводящих из хаоса противоречий панка. Из нигилистического отрицания панками хиппи посредством правых панк-групп можно вывести существование сегодняшней расистской, неонацистской рок-сцены (Sabine, 1999). Для этой линии категория повышения самоценности не так уж важна.
"Сегодня множество людей в своём культурном анализе напоминает мне ФБР пятидесятых: Они всюду находят подрывную деятельность." (Marcus, 1991 p.28) Автономистская теория усматривая подрывную деятельность повсюду всё же избегает некритической общей подрывной деятельности о которой говорит Маркус. Одной из её сильных сторон является анализ связи между борьбой в культурной среде и вне её. Применение автономистской теории к панку указывает на связь между двумя различными движениями. Рассмотрение панка как момента повышения самоценности может оказаться полезным в отделении его более утопических импульсов от дисциплины, которой его подчиняет капитализм. Рассмотрение марксизма как критики присущей капитализму помогает остановить пределы его пользы для анализа.
1. Я использую термин марксизм признавая, что определённые теоретические моменты в автономистской традиции делают это отождествление проблематичным. Например точка зрения Негри на Спинозу как на домарксистского коммуниста усложняет использование термина марксизм. В то же время некоторые автономисты считают даже термин коммунизм как "тяжёлое наследие" которого нам следует избегать. (Viano, Binetti, (1996) P.252)
2. Дж.Р.Джонсон и Ф.Форест были псевдонимами C.Л.Р. Джеймса и Раи Дунаевской.
3. "В июне, (1976) безработица достигла 1,507,976, 6.4 процентов рабочей силы, худшей цифры со времён 1940 г." (Savage 1991 p.229)
Bangs, L. (1990) Psychotic reactions and carburettor dung. London, Minerva.
Binetti, V. Viano, M. (1996) What is to done?: Marxism and academia. In Casarino, C. Karl, R. akdisi, S. (eds) (1996)
Berardi, F. (Bifo) (1980) Anatomy of autonomy. In Lotringer, S. Marazzi, C.
(eds) (1980)
Bologna, S. (1980) The tribe of moles. In Lotringer, S. Marazzi, C. (eds) (1980)
Bonefeld, W. Gunn, R. Psychopedis, K (eds) (1992) Open Marxism. London, Pluto.
Cleaver, H. (1992a) The inversion of class perspective in Marxian
theory:
From valorisation to self-valorisation. in Bonefeld, W. Gunn, R. Psychopedis, K (eds) (1992)
Cleaver , H. (1992b) Kropotkin, self-valorization and the crisis of Marxism.
Available from: gopher://mundo.eco.utexas.edu:70/...e%20Crisis%20of%20Marxism%29Dec92
Cleaver, H. (2000) Reading Capital politically. Leeds, Anti-Thesis and AK press.
Casarino, C. Karl, R. Makdisi, S. (eds) (1996) Marxism beyond Marxism. London, Routledge
De Angelis, M (1993) An interview with Harry Cleaver. Available at: http://geocities.datacellar.net/CapitolHill/3843/cleaver.html
Dyer-Witheford, N. (1999) Cyber-Marx. University of Illinois Press.
Garnett, R. (1999) Too low to be low: Art pop and the Sex Pistols. In Sabine, R. (ed) (1999)
Hardt, M. Negri, A. (2000) Empire. London,Harvard University press
Hardt, M. Virno, P. (1996) Radical thought in Italy. A potential politics. Minneapolis, University of Minnesota press.
Home S. (ed) (1996) What is Situationism? A Reader. Edinburgh, AK press.
Lee, M. Shlain, B. (1985) Acid dreams. New york, Grove Weidenfeld
Lotringer, S. Marazzi, C. (eds) (1980) Italy: Autonomia. Post-political politics. New York, Semiotext(e)
Lumley, R. (1990) States of emergency, cultures of revolt in Italy from 1968-1978. London, Verso.
Marcus, G. 1990) Lipstick traces, a secret history of the twentieth century.
2. London, Picador.Marcus, G. (1991) A Hunka' Hunka' Burnin' Text: Greil Marcus on Dead
Elvis and other Pop Icons. Lingua Franca 1.6 (1991) pp. 28-31
Marx, K. (1976) Capital volume 1, Penguin.
Negri, A. (1979) Working class autonomy and the crisis. London, Red Notes and CSE books.
Negri, A. (1988) Revolution Retrieved. London, Red Notes.
Negri, A. (1991) Marx beyond Marx, lessons on the Grundrisse. London, Pluto.
Plant, S. (1992) The most radical gesture, the Situationist International in a postmodern age. 4. london, Routledge.
Sabine, R. (ed) (1999) Punk rock: So what? London, Routledge.
Savage, J (1991) England's dreaming, Sex Pistols And Punk rock. 2. London, Faber and Faber.
Surin, K. (1996) "The continued relevance of Marxism" as a question, some propositions. In Casarino, C. Karl, R. Makdisi, S. (eds) (1996)
Torealta, M. (1980) Painted politics. In Lotringer, S. Marazzi, C. (eds) (1980)
Tronti, M. (1980) The strategy of refusal. In Lotringer, S. Marazzi, C. (eds) (1980)
Reid, J. Savage, J. (1987) Up they rise, the incomplete works of Jamie Reid. London, Faber and Faber.
Red Notes (eds) (1979) Italy 1977-8. Living with an earthquake. London, Red Notes
Vague, T. (1994) The great british mistake, Vague 1977-92. Edinburgh, AK press.
Vague, T. (1997) Anarchy in the UK, the angry brigade. Edinburgh, AK press.
Vermorel, F. Vermorel, J. (1978) Sex Pistols, the inside story. London, Omnibus.
Whitehead, P. (1985) The writing on the wall. 2. London, Michael
Joseph.
Wise, D. Wise, S.(1996) The End Of Music in Home S. (ed) (1996)
Wright, S. (2000) A love born of hate, Autonomist rap in Italy. Theory,
Culture & Society, 17(3) pp117-135
Wright, S. (Forthcoming 2002) Storming Heaven, class composition and
struggle in Italian Autonomist Marxism. London, Pluto.