Александр Верховский

Политика властей Российской Федерации
по отношению к радикальным
национал-патриотическим организациям:
регистрация, юридические преследования,
административные ограничения

Среди ученых и журналистов, специализирующихся на русском национал-патриотическом движении давно уже стало общим местом, что государство не проводит по отношению к нему никакой последовательной линии. Но это действительно слишком общее суждение, и эта тема нуждается в предметном рассмотрении. Чтобы попытаться достичь некоторой ясности, тему лучше всего разделить в соответствии с типами воздействия государства на политическое движение радикального толка. Таких типов всего три: политика регистрации (и лишения таковой), преследования отдельных лиц за нарушения законов и установление ограничений административными решениями.
Мы не будем касаться «давней» истории конца 80-х и начала 90-х годов, а будем говорить исключительно о последнем пятилетии – втором сроке Бориса Ельцина и начале правления Владимира Путина. Этот период, в свою очередь, разделяется примерно пополам решением Ельцина начать более активную борьбу с политическими экстремизмом, когда указом от 27 октября 1997 г. была создана специальная Комиссия при Президенте и начата разработка соответствующих мер. Центром ИНДЕМ по заданию Комиссии к концу 1998 года был подготовлен обширный доклад с детальными рекомендациями по теме ограничения политического экстремизма [1], к которым мы будем неоднократно обращаться.

Политика регистрации
К 1997 году практика регистрации общественных организаций, непривычная для чиновников в годы перестройки, в полной мере нормализовалась. Конечно, и здесь возможны случаи коррупции, часты также случаи, когда отказ в регистрации мотивирован в самом деле плохо оформленными документами. Национал-радикальные организации проходили эту регистрацию ничуть не хуже, чем любые другие. На федеральном уровне из реальных претендентов так и не смогло зарегистрироваться только Русское национальное единство (РНЕ) Александра Баркашова, так как Министерство юстиции считало это политически неприемлемым. В этом проявлялось некое общее свойство ельцинского периода правления: не запрещалось реально ничего, что не привлекало к себе слишком пристального внимания; причем мы имеем ввиду внимание общественности только в наиболее острых формах, скорее речь должна идти о внимании чиновников. И по той же общей тенденции уж совсем крайней редкостью были случаи лишения регистрации.
Эксперты ИНДЕМа рекомендовали ввести обязательную регистрацию общественных объединений (по аналогии с прессой) и при этом свободно регистрировать национал-радикалов. Одновременно предлагалось учредить официальный реестр экстремистских организаций, составляемый экспертами: включение в такой реестр предполагало бы дополнительный контроль и, возможно, те или иные ограничения на участие в выборах. Предлагалось также несколько упростить процедуру лишения регистрации, а именно – дать возможность не судебного, а административного приостановления деятельности организации вплоть до судебного разбирательства.
Рекомендации ИНДЕМа не были реализованы, так как и сама деятельность Комиссии в начале 1999 года совершенно прекратилась. Бурные политические события 1999-2000 гг. сделали тему экстремизма слишком неактуальной для власти и ведущих политиков.
Власть, напротив, пошла по пути постепенного вытеснения национал-радикалов из сферы легальной политики. Региональные департаменты Министерства юстиции за 1999 год довели до ликвидации несколько региональных организаций РНЕ, а в нескольких регионах таковым было отказано в регистрации. Разумеется, РНЕ как наиболее известная группировка национал-радикалов, привлекала и наибольшее внимание Министерства, но не были забыты и другие. Так, в конце 1998 года Минюст отказал в общероссийской перерегистрации второй по значению национал-радикальной партии – Национал-большевистской (НБП).
Важно отметить, что в случае НБП Минюст мотивировал свой отказ программными установками национал-большевиков, но это – исключение. Гораздо чаще решения бывают обоснованы какими-то техническими неувязками, что сильно снижает их политическое значение.
Все, сказанное об организациях национал-радикалов, можно было бы повторить и о националистической прессе. Наиболее значительные газеты, закрытые в последнее время – «Штурмовик», «Русский порядок», «Я – русский» (все равно выходит) – были закрыты по формальным причинам, а не из-за их содержания.

Административные ограничения
Закрытию газет на основании мелких по существу, но достаточных по закону претензий, аналогичны и другие ограничения, налагаемые в административном порядке. Речь при этом идет не о Кодексе об административных правонарушениях, в котором до сих пор отсутствуют статьи, специфические для пресечения национал-экстремистской деятельности, хотя уже не раз говорилось, что введение таких «малых наказаний» было бы довольно эффективно. Речь идет о решениях местных властей.
Местные власти в России вообще меньше стесняют себя соблюдением законов, чем федеральные. Но все же чаще репрессии бывают не вовсе беззаконные, а, можно сказать, псевдозаконные. Самый известный пример – меры, принятые мэром Москвы против Русского национального единства (РНЕ) в ответ на их намерение провести свой съезд в Москве: в частности, РНЕ было изгнано из своего офиса в Терлецком парке по обвинению в несоблюдению правил пожарной безопасности (для сравнения – таким же образом было опечатана редакция газеты «Коммерсантъ»). Отметим, что эти меры лежат в русле рекомендаций ИНДЕМа, видимо, доведенных до различных властных инстанций президентской Комиссией.
Впрочем, бывают и случаи элементарного нарушения закона. Например, в той же Москве в мае 1999 г. был разогнан уличный молебен, организованный Национал-патриотическим фронтом «Память»: муниципальные власти отменили данное ранее разрешение на эту акцию всего за два часа до ее начала.
Можно, конечно, считать, что такого рода меры необходимы в каких-то крайних политических ситуациях, хотя и это сомнительно. Но уж существующая практика точно не имеет никакого смысла: противозаконные репрессивные действия властей могут быть эффективны только при систематическом применении и при сознательном попустительстве судебной системы, а ни того, ни другого мы не имеем.

Уголовные преследования активистов
В отличие от фактически новой правовой сферы, регулирования деятельности общественных объединений и независимой прессы, уголовное преследование за противозаконную пропаганду – а именно к этому фактически свелось уголовное преследование национал-радикалов – было, казалось бы, делом для постсоветских спецслужб и милиции привычным. Но фактически установившееся в обществе – вопреки Уголовному кодексу – ощущение полной идеологической свободы, а также личные симпатии к националистам со стороны многих следователей и прокуроров привели к тому, что и случаев эффективного уголовного преследования мы почти не можем назвать.
Сам по себе вопрос о том, вправе ли государство, тем более современное российское государство, как оно есть, преследовать людей за какую бы то ни было пропаганду, до сих пор обсуждается заинтересованной частью общественности. Государство же, ничуть не сомневаясь в этом своем праве, одновременно реализует его настолько плохо, что дискредитирует саму идею ограниченного преследования за противозаконную пропаганду.
Реальные наказания по ст. 282 УК о разжигании национальной и религиозной розни единичны и неполноценны. Например, в 1998 году лидер орловских националистов Игорь Семенов был осужден на два года, но их он уже отсидел под следствием по делу об убийстве трех человек его «бойцами», причастность к чему так и не была доказана (недавно Семенов снова арестован, уже за хранение оружия). Приговоры либо выносятся условные (Илья Лазаренко, Константин Касимовский), либо сразу, заведомо для суда, подпадают под амнистию (Виктор Корчагин, Семен Токмаков, тот же Константин Касимовский), либо обвиняемые вовсе оправдываются (Юрий Бехчанов, Николай Бондарик (осужден за убийство, но не за пропаганду)). Дело может по амнистии и не дойти до суда (случай Евгения Щекатихина). И разумеется, дело может быть прекращено или не заведено следственными органами.
Во всех этих случаях огромную роль играет назначаемая судом или следствием экспертиза. Известно множество случаев, когда эксперты отрицали наличие признаков разжигания национальной розни даже в явно расистских текстах. Конечно, тут во многом дело в предвзятости этих экспертов и в предвзятости судей и следователей, назначающих именно таких экспертов. В сущности, в этом проявляется общая ситуация: в обществе нет даже первичного согласия в том, что такое националистическая пропаганда и в какой степени она должна пресекаться государством. Такое согласие, если уж оно не возникло само собой в первый период формирования демократического общества, будет теперь складываться очень долго, скорее всего – десятилетиями. И неизвестно, сложится ли оно вообще во что-то аналогичное тем или иным западным стандартам в этой области.

Возможности улучшения законодательства
Возможно, что в такой ситуации более перспективным является отказ от широких запретов на пропаганду с последовательным введением запретов конкретных по аналогии с тем, как в ряде стран запрещено отрицание Холокоста. Можно, конечно, и этот путь отрицать во имя свободы слова (в случае Холокоста – свободы научного исследования), но такие ограничения были бы все же менее антилиберальны, чем нынешние, позволяющие в принципе, в силу своей неопределенности, осудить человека за рассказанный расистский анекдот. Одновременно эта же неопределенность позволяет не находить состава преступления даже в случае систематической расистской агитации.
Примером такого рода ограничения являются у нас запреты на символику, которая может быть интерпретирована как фашистская. Такой запрет содержится в федеральном законе 1995 года об увековечении Победы во Второй мировой войне, а также в ряде региональных законов, включая московский. Этот запрет позволил ограничить распространение прессы национал-радикалов: милиции легче разобраться в символикой, чем с текстами.
Нельзя не отметить, что запреты на символику унаследовали те же проблемы, что запреты на пропаганду. Либо запрет носит общий характер, и тогда опять же должны привлекаться эксперты. Совсем недавно, 28 июня этого года эксперты-геральдисты признали нацистским символ «светоник», составленный из двух рун, которые лишь по отдельности использовались в символике СС. Либо законодатель прямо формулирует запрет, как сделала Дума Московской области: «в цветном (чаще - красном) поле - круг (чаще белый). В круг вписана свастика или иной символ». Это точно описывает флаг НБП, но, заметим, под такое определение ничуть не хуже подходит и флаг одного из городов Израиля.
Давно обсуждается также необходимость принятия общего закона о противодействии националистическому и иному экстремизму. На официальном уровне эта тема существует с начала 1995 года. Однако, закона до сих пор нет. Левая Дума в 1996 году отклонила законопроект Антифашистского центра, внесенный Московской Думой. Но и разработанный под руководством коммуниста Зоркальцева вполне беззубый проект "О запрещении пропаганды фашизма в РФ" благополучно прошел два чтения, но в марте 1997 года неожиданно провалился в третьем, был снова возвращен в первое и надолго забыт. В 1998 году так и не дошел до обсуждения внесенный кабинетом Кириенко законопроект «О запрещении нацистской символики и литературы», аналогичный действующему в Москве. Наконец, созданная в конце 1997 года Комиссия по противодействию политическому экстремизму подвигла Думу вернуться в апреле 1999 г. к рассмотрению законопроекта Зоркальцева, который, к счастью, в сентябре 1999 года, то есть уже кабинетом Путина, был заменен на более содержательный законопроект «О противодействии политическому экстремизму», но и он Думой не обсуждался. На сей раз даже не из-за идеологических соображений, а просто потому что Думе с тех пор было не до этих проблем.
Впрочем, и последний правительственный законопроект отнюдь не лишен недостатков и встречает серьезную критику, в частности, со стороны основного автора доклада ИНДЕМа и бывшего помощника Президента по правовым вопросам Михаила Краснова [2]. Он считает, что данный законопроект слишком декларативен, чтобы оказать реальное воздействие. Гораздо лучше было бы принять ряд конкретных поправок к действующему законодательству, предложенных ИНДЕМом в 1998 году. Вообще-то, некоторые поправки в уголовное, гражданское и иное законодательство предполагались и в сопроводительной записке к законопроекту, но дискуссия об их качестве не имеет сейчас практического значения, так как в случае продвижения законопроекта – а есть предположение, что осенью Дума может вернуться к этой теме – сопроводительная записка почти наверняка изменится.
Очень важно отметить выраженное Михаилом Красновым опасение, что декларативность закона может быть истолкована как призыв к борьбе не с экстремистами, а с противниками президента Путина. Вообще, опасения, связанные с авторитарными тенденциями путинского правления, уже заставили некоторых антифашистов совсем отказаться от идеи апелляции к государству в борьбе с национал-экстремизмом.

Стиль государственного противостояния национал-радикалам
Решение второстепенных в восприятии властей проблем в современной России характеризуется эпизодичностью и зависимостью от достаточно случайных обстоятельств. Видимо, это является следствием далеко еще не отлаженного состояния всего государственного механизма. К числу таких постоянно забываемых властью проблем относится и проблема экстремизма.
Наиболее известный эпизод – противостояние московского мэра Юрия лужкова и лидера РНЕ Александра Баркашова в конце 1998 года в связи с намерением последнего провести в Москве съезд РНЕ (кстати, с целью получить наконец общероссийскую регистрацию). Московские власти не дали провести съезд, просто порекомендовав хозяевам арендованного зала отказать баркашовцам в аренде, и добились лишения РНЕ московской региональной регистрации на основании весьма мелких претензий. Более того, есть сведения, что мэрия собирала предпринимателей, по отношению к котором РНЕ выступало в качестве рэкетиров и настоятельно потребовала отказаться от этого «сотрудничества», очевидно – в пользу других бандитов. Таким образом был весьма существенно подорван бюджет РНЕ и внутренний авторитет его руководства. Юрий Лужков при этом неоднократно публично повторял, что он не допустит разгула фашизма в «своем» городе. Хотя эти его слова для специалистов звучали несколько странно (ведь по другим поводам, связанным с национализмом, московские власти никогда не проявляли такой принципиальности), для жителей города они прозвучали как сигнал, что власть действительно противостоит национал-экстремизму.
Здесь мы видим и четкое заявление политической позиции власти, и применение ею одновременно легальных и «теневых» административных мер. Эффективность такой тактики несомненна. С другой стороны, власть тем самым создает одобряемый обществом прецедент внеправовых ограничений для общественных объединений. К тому же, и обеим сторонам конфликта, и большинству граждан было очевидно, что противостояние вызвано именно масштабностью предполагаемого выступления националистов: Баркашов заявлял, что соберет на съезд пять тысяч делегатов.
В чем-то сходной была ситуация и с попыткой РНЕ принять участие в последних парламентских выборах. Нельзя сказать, что они не участвовали в выборах ранее. Можно даже не напоминать о кампании 1993 года, запомнившейся триумфальной победой тогда еще достаточно радикальной ЛДПР. В 1995 году в выборах отдельным списком участвовала вполне экстремистская Национально-республиканская партия России (НРПР) Николая Лысенко, не говоря уже о более умеренных национал-патриотах или отдельных радикальных кандидатах по одномандатным округам. В президентских выборах 1996 года участвовал явный национал-радикал Юрий Власов. Да и в 1999 году граждане смогли проголосовать за партийные списки Движения в поддержку армии, ассоциирующегося в первую очередь со знаменитым на всю страну антисемитом Альбертом Макашовым, и блока «Русское дело», включавшего такие экстремистские группировки как Союз «Христианское возрождение» и Черная сотня. Это, опять же, не считая кандидатов по округам и радикальных вкраплений в умеренных национал-патриотических списках [3].
Но вот участия РНЕ в выборах власть стерпеть не пожелала. Избирательное объединение «Спас», в которое входило РНЕ, было лишено регистрации на основании того, что одноименное движение фальсифицировало учредительные документы некоторых своих региональных организаций. Эти региональные организации были лишены регистрации, движение «Спас» в целом потеряло право выдвигать собственный список (для этого нужно иметь федеральную регистрацию и отделения более, чем в половине регионов страны), а так как другие участники объединения такого права и не имели, объединение было лишено регистрации в целом. Нет никаких сомнений, что, если бы власти проявили такое же внимание и к остальным избирательным объединениям, список участников выборов-99 сократился бы довольно значительно.
Избирательные проверки в отношении «Спаса» производились в значительной степени под давлением общественного возмущения. Причем общественность, плохо разбирающаяся в политических движениях не первого ряда, отреагировала просто на имя Баркашова. А потом выражала недовольство тем, что «Спас» был снят с регистрации по формальным причинам, а не из-за мировоззрения кандидатов, хотя такие ограничения никакими законами не предусмотрены. А ведь речь идет об общественности демократической. В этой истории мы видим доказательство того, что юридически не основательная и непоследовательная политика властей по большому счету соответствует низкому уровню правосознания в самом обществе.

Сегодняшняя ситуация
Учредив Комиссию по противодействию политическому экстремизму, ельцинское руководство попыталось изжить хаотичность и неэффективность этого противодействия. Комиссия так и не породила никаких официальных рекомендаций, но приданный тогда Президентом импульс не вовсе ушел на сей раз в песок (в отличие от предыдущих попыток). Нельзя не отметить, что в 1998-1999 гг. политика властей стала более наступательной в области политики регистрации (и лишения таковой) и административного ограничения. Правда, уголовные репрессии эффективнее не стали.
В наступившем 2000 году мы видим две тенденции. Первая – продолжать дело Комиссии в том же неторопливом темпе, исключающем саму возможность добиться результата. К этой тенденции относиться возрождение вышеупомянутого законопроекта «О противодействии».
Вторая тенденция – бороться не с самим организованным экстремизмом, а пытаться изжить порождающую его мировоззренческую среду. На это направлена правительственная межведомственная программа «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе», разработанная еще осенью 1999 года и утвержденная Путиным 27 марта, то есть в первый же день после его избрания [4]. Речь идет о серии научных, образовательных и прочих мероприятий и программ, направленных на развитие установок толерантности у граждан, в первую очередь – молодежи, преподавателей, чиновничества, журналистов. Предусматривает программа и усовершенствование юридической базы противостояния экстремизму, но эта задача не рассматривается как первоочередная. Программа еще толком не начала реализовываться, но, как и следовало ожидать, отношение правозащитной, антифашистской общественности к ней уже подозрительное, как и к любым начинаниям властей, тем более – нынешних.
На высоком уровне Президент и его Администрация пока не обращают внимания на тему национал-экстремизма и вряд ли ситуация изменится в ближайшие месяцы, а то и более. Но, наш взгляд, решительные действия в этом направлении хорошо вписывались бы в путинский имидж и его идеологему «диктатуры закона», а также могли бы быть использованы для идеологического позиционирования власти. Неизвестно только, будут ли такие действия, если они будут, не только решительными, но также более продуманными и последовательными, чем до сих пор.

Доклад был представлен на Всемирном конгрессе славистов в Тампере 31 июля 2000 г.
[1] Частично опубликован: О целях и средствах противодействия политическому экстремизму в России // Барьер. №1, 1999; полностью имеется в архивах «ИНДЕМ» и автора.
[2] Михаил Краснов. Отзыв о проекте федерального закона «О противодействии политическому экстремизму». Архив автора.
[3] Подробнее см. в обзорах ИИЦ «Панорама»: Владимир Прибыловский. Национал-патриоты на выборах в III Государственную Думу; Александр Верховский. Итоги парламентских выборов 1999 года для радикальных национал-патриотов. Одномандатные округа
[4] Текст см. на сайте Центра социальных инноваций

All texts          Home

This page hosted by 1