Здорово, братан. Ну ты это, меня узнал, короче.
Итак, ты сделал вид, что не понял. Что ж, для особо понятливых медиков-педиков, я могу повторить - не повторяясь. Без посткрипта и клипбордов.
В лучших традициях вечернего интернета и его автора, спустя неделю после события мы к нему бесконечно возвращаемся - Фридрих Ницше может спать спокойно. Я имею в виду заметку Антона номер 296 за прошлое воскресенье, где он с неподражаемым очарованием пытается посчитать Хряка. Что ж, скупая мужская слеза скатилась по моей небритой щеке – до меня тебе дойти нелегко, а до смерти четыре шага; без меня же, тебе, любимый мой, лететь теперь с одним крылом.
О главных героях. Да, порою и мне кажется, что мы герои – мы таскаем колонки в какую-то рань – далее по тексту; но что-либо кажется мне довольно редко. А выдвину я возражение этимологического характера (ох уж мне эта этимология - адская смесь этиологии и энтомологии) – если некто (некты) является героем (героями), то таковому (таковым) должно героическое поведение миру и являть. Поскольку, едва ли приличиствует считать героической практику анонимно-прилюдного опускания рожей в грязь, то, соответственно, и героем считать себя я не могу – по определению. Скорее, антигероем – но антигерой с необходимостью подразумевает и наличие героя, в каковом качестве вас, Антон Борисович, я категорически не признаю. Думаю, что и Т.Карлейль бы со мной согласился.
Так что о героях нашего времени получился прокол, равнодостойный которому и искать долго не придется - буквально в следующем же абзаце мое восьмикилобайтное нецензурное вы обзываете поэмой в прозе, каковых, как известно, на русском языке всего только две – «Мертвые души» Гоголя и Венечкины «Москва-Петушки». Поскольку ни второго тома, ни горла, бредящего бритвою, нет и не предвидется, то и к славному сонму этих авторов я причислен быть никак не могу, что бы там догмат о троице не говорил.
Ох-ох-ох, как же муторно работать над ошибками работы над ошибками (кто там мимезис мимезиса перевести не мог на английский?). В общем, упростив следующий абзац, в сухом остатке получим следующий тезис: я тебя обматерил потому, что тебе не понравилось, как Андреев обматерил Делицина – в натуре, Книжники, пришедшие из Иерусалима, говорили, что Он имеет в Себе веельзевула и что изгоняет бесов силою бесовского князя.
И призову их, и стану говорить притчами: как может сатана изгонять сатану? Если царство разделится само в себе, не может устоять царство то; и если дом разделится сам в себе, не может устоять дом тот; и если сатана восстал на самого себя и разделился, не может устоять, но пришел конец его.
Так, что ли, по-твоему получается? Да ни хуя.
Ладно. Напрашивается, говоришь, вопрос: кто автор? А по-моему, напрашиваешься ты, собираясь публиковать мое действительное имя, и-мэйл и IP – давай-ка, за базар ответь, опубликуй – ну учти, те, которые бросают обвинения в целомудренных, а потом не приведут четырех свидетелей, - побейте их восемьюдесятью ударами, и не принимайте от них свидетельства никогда; это распутники. Коран, Сура 24, Свет. Ну так как, четырех свидетелей или восемьдесят палок, а, противный?
Дальнейший текст за подписью «Антон Носик» производит смешанные впечатления, примерно такие же, как подпись «Конан Остин». С одной стороны, безуспешные детективные потуги, с другой – достаточно чопорно-невинно-викторианский текст – Фаулза на тебя нет, маггот проклятый. Из правильных посылок делаются по-женски неправильные выводы – представьте себе любое из дел Шерлока Холмса, которое берется разгадывать миссис Хадсон, и вы меня поймете – чистый восторг. Если бы не лень, я бы написал что-нибудь такое.
Что касается пробок – как раз москвич, непосредственно знакомый с дорожными реалиями (как, кстати, и структурой доходов и расходов городского бюджета, а также методами наполнения и расходования средств из внебюджетных фондов, порядком и условиями финансирования строительных и ремонтных работ – но это так, в сторону) так вот, как москвич я именно и только Юрика Коротконого и буду винить. Тут после двухтысячного года (окончание Юриковича царства) просто полный пиздец в Москве начнется – и самое противное, что все будут говорить, что, вот, дескать, при Юрике все было заебись; хотя именно эта сука со своей экономически невменяемой компашкой (Ресин, Шанцев etc) и кредитуется у своего будущего – у нас и у наших детишек. Прямо, блять, экономическое чудо какое – у нас кредит берут, мы же еще за это и проценты платить будем. Ну да ладно – это, повторюсь, в сторону и к теме нашего разбора полетов непосредственного отношения не имеет – я им не конкурент, да и с вами, лужковскими подсиралами, говорить на это тему мне не очень охота – ваши якобы 850 линий оставляют у меня ощущение примерно такое же, как тот чурек около моего дома, накорябавший ручкой на грязной картонке около своей арбузной кучки «850» - чувствствуется рука одного PR-агента. У него там 850 арбузов так же, как у вас 850 линий в серии; ему их тоже привозят пачками по 60 штук, но не более 6 пачек – итого 360. Плюс еще 60 нитратных дынек сорта Ливингстон. Но никак не 850. Тот чурек меня, кстати, обсчитал на 100 рублей за чильогряммь. Ну в общем, даром что PR-агент общий, так еще и методы ведения бизнеса совпадают – ребята, у вас бы неплохо получилось торговать арбузами – видимо, на Бен Иегуда вы неплохо тогда спелись. Шекель я вам бросил, плюнул три раза через левое плечо, выскочил как ошпаренный на Яффо, поймал тачку и через полчаса за стольник был уже в аэропорту Бен-Гуриона, откуда первым же рейсом улетел от тебя куда глаза глядят. Шекель отдашь как-нибудь. Стольник – за мой счет.
Но все равно – мне до сих пор стыдно, стыдно, стыдно за эту минутную слабость. Надо было подойти, отхлестать тебя по морде, пасть порвать, моргала выколоть, рога поотшибать ... Твои невозможные коктейли в «Вестях», крепко замешанные на самолюбовании и кокетстве, те совершенно недостойные вещи, которые ты писал о России (особенно, после твоего первого возвращения – куда ты ездил собирать пепел с дорогих сердцу крематориев в целофановые кулечки, потом провозил их через таможню, замешивал на святой водичке и поил нас баландой из растворимых жареных людей) – спекулируя на чувствах, за которые по молодости и неопытности мы тебя и не убили – хотя должны были бы – и я выполню этот долг. Теперь мой рок стал жестче, руки сильней и свет потух в твоих глазах.
По поводу поворотов с Нового Арбата - я целую неделю ликовал, что меня никто не раскусил с поворотом налево – но твоя занудная интерпретация и здесь сослужило тебе плохую службу – хотя намек я оставил совершенно шикарный. Для особо одаренных: публикуя предыдущий текст я (очевидно) в определенном смысле вывернулся наизнанку, поменяв правое полушарие с левым, левый поворот с правым, левые пуговицы направо. Отсюда же «Ромео и Джульетта», но это уж вообще, высший пилотаж, научная секция пилотов – все, больше не могу – от этого танца с саблями чувствую, как сползает маска, отклеивается ус, часы бьют двенадцать, хрустальный башмачок остается на лестнице… У меня три сестры, Антон. Живу я с мачехой. Моя мама умерла давно. Ее брата звали дядя Ваня. Сестер мачеха поступила в институт, а меня отправила в ПТУ. Однажды на летних каникулах я торговала соками. Скопила немного денег и поехала в Крым. Плацкарта до Феодосии, боковая полка. Угадай, кто ехал напротив?
Коктебель. Потом Москва. Лимита. и общага, блеск и нищета, мед и молоко. Встречались по адресу, одноименному автобусной остановке, почти в номере автобуса – погрешность (грешность) не превосходит одного (нагого). До сих пор помню телефонный номер – если к его последней цифре прибавить столько, сколько отнять от предпредпоследней, то получиться в точности порядок моих школьных оценок за третий класс вторую четверть – я получила этот дневник в день, когда умерла мама. На обветренных губах еще много чего не обсохло – а уже зимой после аборта я попала в больницу. В больничных записях (двадцать четвертая горбольница) значится, что вам 30 лет (на самом деле 31); я считала вас моложе, но и в этом возрасте человеку умирать рановато, кем бы он ни был – what ever be be, твою мать, - недоделанным гением, вполне оперившимся подлецом или и тем и другим сразу. Терратерриториальная перспектива перекручивает время-пространство сухим листом Мебиуса – и вот уже Monsieur Rack оказывается по другую сторону операционного стола – твоего Rack-Mount’а; Ван и Ада в андрогинном экстазе оборачиваются Вандой Вандамом, Крым - островом, Коктебель - острогом, Иуда – искариотом. А потом все было очень бело, очень тупо и очень больно. Я не поняла, зачем я вернулась. Медсестра была у вас – бурым гноем не покроит – Урина Родионовна. Весна, капель, капельницы, капель, весна. Говно ты был все-таки – я выписалась. Летом опять Коктебель, загорелое тело, белый шрам – белый лед, на растрескавшейся земле. Звезда по имени Солнце, матч-реванш, миллионы долларов, гонг: в третьем раунде я откусила тебе ухо. А ты скажи ему нет в своем лучшем платье, скажи ему нет с бокалом вина. Скажи ему нет и немного погладь его. Пускай он узнает, что такое зима.
Чувствую ли я себя отомщенной? Не знаю. Скорее, чувствую себя Китаем, в который Штаты ебанули атомной бомбой. А мы могли в ответ ебануть по Нью-Йорку, но не стали. Просто послали в ответ четыре красных иероглифа. Вот тебе мой красный иероглиф, экономический редактор «Идише Цайтунг», мои ромбы и арлекины, батуты, маты, шахи, шарлахи и тетраграмматоны. Татьяна стояла на крыльце и трясла колокольчиком - произнесена первая буква имени.
Что касается «обстоятельств, побудивших меня взяться за перо» и воткнуть его в тебя, то это совершенная правда – действительно, вся запись была экспромтом, импровизацией – разве что ее написание заняло не 2-3 часа, а 4-5. Да и к композиции того текста есть претензии – эх, видел бы ты у меня на винте исправленную авторскую версию, без лишних запятых, скобок, опечаток и прочих стружек и опилок – я на следующий день весь строительный мусор аккуратненько со стола скреб, текст действительно заиграл, стал читаться нон-стоп, на одном дыхании. Ну да ладно, что сделано – то сделано.
Что же до того, что я не москвич…. Ну, я не москвич ровно в том смысле, в каком «Москвич» не является автомобилем. Я не москвич также и потому, что я родился в день независимости своей страны, а не чужой. Я не москвич в том смысле, что я не живу в кирпичном доме, на девятом этаже (с вечным Kurt-Nirvana мелом у лифта). Я не москвич, потому что номер отделения милиции, выдавшего мне мой серпастый и молоткастый, за вычетом суммы цифр в номере моего паспорта (каковая сумма совпадет с номером РЭУ) не даст мне дату его (паспорта) вручения (и почти что месяц – с той же погрешностью, что и в номере автобуса). Да и девичьи фамилии у меня отнюдь не на букву М. – так что и здесь я не москвич.
Антон, какой вывод можно сделать исходя из того, что я «хорошо знаком» с какой-то кухней? Строго говоря – никакого. Так почему у меня должны быть «многотомные тома собственной онлайновой продукции»? Я не писатель, мне за это деньги не платят (я даже Скелетрона на счетчик ставить не буду, пусть в этот раз за базар не ответит; хотя, слышь, Скелетрон – на будущее – ты учти, никто тебя за язык не тянул). Если я что и написал – то не опубликую; а что опубликовал – на то мне насрать с высокой колокольни (поручик был такой фантазер); а если напишу и опубликую, то только за деньги. Вообще, я начинаю понимать Марка перед его самоубийством – такое ощущение, что кругом одни дети. Теряешь квалификацию. Инфантильные авторы писают кипятком, увидя в своей нетленке похабный баннер (интересно, а если бы в их нетленку рыбу заворачивали, они бы так же реагировали?). Инфантильные читатели твои, Антон, требуют своей вечерней сказки, без которой они не могут заснуть. Инфантильные мы всему этому потворствуем.
С той «поэмой» – если б мне не было бы по хуй, мне было бы стыдно. Но только за то (что им разговаривал Ленин), что хотел спать и не прочитал результат перед отправкой – не более. Твои же интерпретации моих текстов, Эрик Леннрот, могут далеко тебя завести (там, собственно, я тебя и жду). Говоря вообще, интерпретируя нечто, тем самым ты заранее (пред)полагаешь несоответствие между смыслом текста и своими ожиданиями от него. Интерпретация – это акт примирения, опосредования и опошления. Как писала Съюзен Зонтаг – «реверанс посредственности перед гением». Воистину, вместо герменевтики нам нужна эротика искусства. И уж тем более не вечерняя сказка а-ля Конан Остин для инфантильного мудачья, пасущегося на тебе каждый вечер, программа-максимум которого не выходит за исследования той урлы, которую ты им скармливаешь да еще поисков бесплатной порнухи. Впрочем, недолго мучиться тебе осталось в высоковольтных проводах – твою обугленную тушку найдут тимуровцы в кустах - и найдут довольно быстро. По экономическим причинам в первую очередь – которые, кстати, некоторым экономическим редакторам неплохо было бы и просекать. Так и быть, полечу немного тебя – нехай воздастся тебе лечение твое.
Теперь, если ты не боишься моего скованного политкорректного текста, попробуй, посчитай меня еще раз.
Учти, что упорствуя в своей гносеологической гнусности мой андрогинный Цинцинатик устроит тебе такой образцово-показательный процесс и проведет тебя не только по тем Зачарованным Замкам, которые ты знаешь и которые поддаются рациональному толкованию, но дальше, дальше, намного дальше – мы ведь с тобой одной травы ягодки, Винни-Пых; разве что моя кипа не светилась в Птюче ультрафиолетом, а жадно всасывала свет в черную дыру моего надсознания.
Досужим же гюльчитайщикам готов я открыться и без этих конан-остиновких изысков; но за деньги. Скажем, за штуку баксов. Хотя на штуку вы не поведетесь; это только Антошу раскрутить можно будет, устроив ему тонкую психическую дезорганизацию. А ты, Антоша, передавай привет той шавке с метро Молодежная – правильно изблевали тебя уста ее, ибо не горяч ты, не холоден, но тепел.
ps. Блять, на последнем аккорде мышь повесилась. Хороший символ. Пацаны, а никто с таким глюком не сталкивался: тачка p2-300-512, мать – гунявый асус P2L97, мастдайка-osr2pe. Мышь MS Mouse PS/2 вешается время от времени. Если заменить ее на такую же комовскую – все заебись, в кому не впадает, как ни странно. Из экзотики еще разве что Monster 3D стоит, а так обычная тачка.Что глючить может?
