... Шли санитары.
Аркадий Гайдар, "Школа"

                                 1

В эти позднеутренние часы город более чем когда-либо напоминал 
энциклопедию русской жизни. Страницы энциклопедии, представленные в 
формате кривых и грязных улочек, переулков, проездов, тупиков, проходных 
дворов, захламленных, тусклых бульваров и аллей, залузганных семечками 
тротуаров, пустынных набережных, грязных торговых рядов, бесформенных 
площадей и зловещих пустырей, изнывали от обилия никому не нужной, 
липкой, затхлой информации. Город выдыхал информацию дымом своих 
заводов, выплевывал ее, посылая на улицы массы людей, выкрикивал ее 
голосом торговок с базарной площади, из подземных переходов, из 
привокзальных закоулков, выхаркивал ее, заводя двигатели своих автобусов 
и грузовиков, грохоча по кривым рельсам старыми трамваями. Казалось, все 
трудоспособное население в эти часы на улицах, в суровой беготне и 
заботах ни о чем, будто взбесившиеся буквы скачут по поверхности 
рукописи, а дети, старухи, бомжи и инвалиды, просящие милостыню у входа 
в Пассаж - не покидают улиц никогда, ни утром, ни вечером, вечные 
часовые суматошного текста. 
Легкие жалюзи - с некой претензией на стильность - отгораживали кабинет 
редактора от заоконного пространства, создавая иллюзию обособленности 
кабинета и потому важности происходящих в нем событий. 
Александер Подполянский, неуверенно сидя в удобном кресле, робко, но не 
без любопытства осматривал интерьер, пока редактор, мурлыкая себе под 
нос нечто невразумительное, просматривал содержимое папки. 
Подполянский попал сюда почти случайно - лениво, по заведенному обычаю, 
просматривал базы данных агентств по трудоустройству и обнаружил - к 
немалому удивлению - подходящую ему вакансию. Об опыте, связях, даже 
образовании и прописке не говорилось ничего, просто: "новый городской 
журнал приглашает к сотрудничеству авторов", телефон, адрес, обращаться 
к. От объявления веяло сугубой дилетантщиной, но и каким-то 
нетривиальным оптимизмом, заставившим Подполянского раньше обычного 
прервать сеанс работы с Windows, извлечь из какого-то неожиданного места 
приличный костюм, побриться, вычистить ботинки и даже выйти на улицу. В 
самом деле. Журналисты - это одно, редакторы - другое, корректоры - 
вовсе третье, умолчим о верстальщиках и прочем стаффе. Но авторы? 
Текстов? - сочетание странное, но - многообещающее. 
Вот именно - обещающее многое. Уж тексты-то, в отличие от заметок, 
корреспонденций, статей и интервью, Подполянский плодить умел. И не 
только плодить, но и, как уверяли друзья с филфака, даже транслировать. 
Адрес нашелся быстро. Страдающая от ржавчины дверь, на удивление 
исправный звонок. Обращаться к ... 
Еще одна нечаянная радость - ... оказался самым настоящим главным 
редактором, респектабельностью своей внешности и - еще более - офиса 
сразу расположивший к себе Александера. В папке, врученной редактору, 
были собраны некоторые подтверждения способности Подполянского исполнять 
те обязанности, которые на него могли быть новым столичным журналом - 
"для среднего класса" - как загадочно прояснил профиль издания редактор 
- возложены. "Поскольку обозначением сакрального имени спасителя, - 
читал редактор, - являлось изображение рыбы ("ихтион", т.е. И.Х.тион), 
повесть Беляева можно рассматривать как апокриф, восходящий к "Великому 
инквизитору" Достоевского, а в более общем смысле - к классу историй, 
описывающих второе пришествие Христа, не сопровождаемое страшным 
судом..." 
Редактор, облизываясь, подглядывал за Подполянским. Веки кандидата 
жалобно моргали, пальцы теребили самое себя, с шорохом поглаживая 
неухоженную кожу. Имидж неуверенного в себе дебютанта здорово удавался 
Александеру. Текст редактора радовал - он вписывался в формат будущего 
издания, чего-то такого иронично-постмодерничного, как раз для среднего 
класса. "Образ ловца жемчуга Бальтазара, водолаза, или, пользуясь 
современной терминологией, - дайвера, физического отца Ихтиандра, 
наделен архетипическими чертами..." 
Редактор захлопнул папку. Подполянский вздрогнул и попытался придать 
лицу понимающее и деловое выражение. - Ну что же, Вы, я надеюсь, 
понимаете - конкурс будет строгим... Подполянский часто-часто закивал, 
эта фигура называлась у него "я весь внимание", - конкуренция будет 
серьезной... То, что мы не выдвигаем никаких специальных требований, не 
означает, что в нашем издании будут подрабатывать бездари. Слог у Вас 
есть, остроумия не занимать, стиль я тоже могу оценить... по 
достоинству... Теперь надо проверить, пригодны ли Вы к собственно 
журналистской работе... 
Подполянский подавленно молчал, сгибаясь под тяжкой ношей вдруг 
обнаруженного у него слога. Редактор выждал несколько секунд - пыльная 
тишина, лишь глухое гудение компьютера - "Я предлагаю Вам написать 
репортаж. На актуальную какую-нибудь тему. Если открыть секрет, ко мне 
уже обращалось несколько ваших... ммм... коллег. И я им тоже посоветовал 
принести нам репортажи. Мы с редакцией - обязательно пригласим всех! - 
разберем ваши репортажи... Авторов самых лучших будем считать... 
внештатными корреспондентами..." - редактор в изнеможении затих и вдруг 
яростно взревел: - Напишите о метро! О московском метрополитене! Вы ведь 
ездите в метро? Подполянский густо покраснел. 
- Вы знаете о проблемах метрополитена? Но - с вашим юмором! С душой! 
Чтоб читатель читал, вы понимаете? Читатель! - и редактор победоносно 
потряс папкой в воздухе. 
Ответственное задание не изменило планов Подполянского, хотя забросило 
некоего червя сомнения в нутро молодого автора. Целый день после 
посещения редакции пошел прахом. В университете, куда направился было 
Александер, заложили виртуальную бомбу, омоновцы вывели всех с занятий и 
опечатали двери. Пошли было пить пиво - подлец Дундуков облил 
Подполянского "Клинским" да еще стащил "в долг" 20 рублей. Поезда в 
метро, будто издеваясь, то подозрительно урча, торчали на перегонах, 
провоцируя панику среди детей и впечатлительных созданий, к каким по 
натуре относился и Подполянский, то мчали с несусветной скоростью, 
бросая пассажиров от стенки к стенке, Александера же все время сталкивая 
с неким невежливым волосатым грузином. Ничего нового под землей 
Подполянский не увидел - тот же убогий желтый свет, грязный мрамор, 
вонючие толпы, желтая пыль под швабрами уборщиц. Наконец, автоответчик 
милым голосом Александеровой девушки-друга Наташи сообщил: "Мы сегодня 
не сможем встретиться..." Подполянский, тупо просидев полчаса под душем, 
рухнул спать, так и не выйдя из странно охватившего его ступора. 
Последующие дни, будто клонированные, различались только погодой. Срок 
представления материала близился, но идеи не спешили с визитами. 
Подполянский больше обычного блуждал по метро, предпринимал дальние 
поездки в неизвестные районы, прокатился по Люблинской линии в вагоне 
нового типа "Яуза", даже побывал, притусовавшись к группе младших 
школьников, в народном музее метрополитена на станции "Спортивная". Кое-
какую информацию собрать удалось, но для успешного - даже не завершения, 
а начала работы - ее не хватало катастрофически. Все было одинаково 
скучно. В этом переходе играют афганцы, в том - побираются таджики. На 
"Чкаловской" воняет химией, на "Дмитровской" - мокрым деревом. 
"Дубровка" отгорожена щитами. "Римская" пугает синей маской безумной 
женщины и поваленными колоннами, "Площадь Революции" ощерилась штыками. 
На "Алтуфьево" страдает от сырости потолок, вестибюль "Александровского 
сада" закрыт forever. И ни одной полезной или хотя бы оригинальной 
идеи... 


                                   2

Вечером в четверг - после ритуальных блужданий в поисках текста - 
добравшись домой, Подполянский обнаружил послание от Натальи - 
"Приезжай". Он не видел ее больше недели. Даже в снах Александера 
мелькали обрывки кадров, отснятых за день - закоулки станций, охвостья 
поездов, серо-зеленые толпы, исчезающие в тусклом свете... Он собрался и 
поехал на другой конец города. 
Как всегда - папа и мама, чай, какая-то шумная тетя Клава в гости из 
Рязани... Чай, домашнее варенье и странная молчаливость. Давай уедем, - 
говорил он, - хотя бы ко мне, хотя бы на одну ночь. Да, прямо сейчас. 
Они все лягут спать, никто не заметит... А тетя Клава? Нет, я так не 
могу. Ну, скажем, что пошли гулять, в ночной клуб, друг приглашает... 
Нет, я не могу, не могу, не могу-у-у... - как-то слишком надолго он 
задержался, тетушка несколько раз заглядывала в комнату узнать, не 
удалился ли еще странный кавалер, - на что было надеяться? Зачем было 
звать? - она не вышла его проводить, он оделся в темном коридоре на 
ощупь, захлопнул дверь, не оглянувшись. 0-42- сообщили часы в вестибюле 
метро. 
...Один из последних поездов, глухо и безнадежно - в сотый раз 
перечитывал "Правила проезда", тот раздел, где говорилось о штрафах. 
Запрещалось пить, курить, спускаться на путь, проезжать в грязной одежде 
- всего 24 правила. Особенно поразил Александера пункт седьмой - проход 
и нахождение на станции без обуви. Кто ж, - поразился Подполянский, - 
пойдет босым в метро? - наверное, эта статья никогда не применялась, как 
"пропаганда войны"... Да и наказание-то - ха - предупреждение... - он не 
заметил, как доехал до станции, где должен был делать пересадку. Станция 
по совместительству случилась конечной: "..просьба освободить вагоны" - 
Александер выбежал на платформу, уже второй час, только не опоздать на 
пересадку - по платформе гоголями прохаживались люди в камуфляжке, 
подгоняя зазевавшихся пассажиров к эскалаторам, - поезд заурчал, как 
грузящийся компьютер, и вдруг застыл. Одно мгновение тишины - 
Подполянский, не сознавая, зачем, обернулся к оставленному вагону - тот 
уплывал в тоннель - "Поезд дальше не идет", вспомнилось, как же не идет, 
когда вот... - и увидел в окне исчезающего вагона мужика в охотничьих 
сапогах, лежащего на одной из лавок. Пассажир блаженно улыбался, и за 
мутным стеклом вагона невозможно было рассмотреть - спит ли он, пьян ли 
или просто радуется удачной судьбе. Александер дернулся было - надо ведь 
остановить поезд, он же в никуда, так нельзя! - последний вагон со 
свистом исчез в тоннеле, что-то заскрежетало за спиной. Двое молодцов 
перегораживали железным барьерчиком переход на Александерову линию. 
Подполянский рванулся к ним, но был остановлен сержантом, зачем-то 
облаченным в летный шлем, с регулировщицким жезлом в руке, - на выход, 
на выход, живее! Эскалатор вверх успели отключить, Подполянский, пыхтя, 
поднялся в город и нашел себя на темной, пустой и оттого казавшейся 
нереальной привокзальной площади. До дома оставалось еще 6 остановок 
закрытого метро. Отнюдь не заманчивая перспектива - ночь на Киевском 
вокзале - явилась единственным логическим выбором. В довершение 
начатого, стоило лишь переступить порог вокзала, отдав алчному охраннику 
последнюю десятку, как на Подполянского буквально набросился коренастый, 
еще отнюдь не старый бомж в дырявом обожженном ватнике и с крупными на 
удивление чистыми зубами. Хорошо поставленным пропитым голосом малый 
жаловался на проклятую жизнь, несколько раз таинственно намекал на то, 
что приехал с Урала, и требовал "в долг" "рубль или хотя бы пятьсот 
рублей". Потрясающая наивность бомжа подкупила Подполянского, и он 
смятенно выдал уральскому гостю двухрублевую монету. Бомж пришел в 
экстаз. "Запомни, брат! - взволнованно кряхтел он, - меня зовут Юра. 
Георгий, значит. Гоша. Жора! Да, запомни так - Жора!" - Подполянский 
вертелся на месте, ожидая избавления от назойливого клиента, но ни 
охранники, ни уборщицы, ни другие бомжи не спешили на помощь, рассудив, 
что шоу должно продолжаться. Бомж в дым распоясался и лез целоваться, 
поздравляя с днем космонавтики и требуя от Подполянского поздравлений с 
тем фактом, что они тезки с Гагариным. Наконец, молодая бритая бомжиха 
оттащили Жору от тщетно требовавшего покою Подполянского. Жора уступил 
приставаниям коллеги и дал ей себя отвлечь, не забыв вместо прощания 
протранслировать: "Счастье есть! И значит, мы умрем!" - подруга 
решительно хлопнула Жору по ляжке, и они исчезли. 
Совершенно разбитый, к тому же лишенный последних средств Александер 
доплелся в изнеможении до главного зала ожидания, заполненного 
отдыхающими транзитниками, и рухнул на жесткий желтый стул. Но стоило 
лишь Подполянскому приземлиться и относительно удобно устроиться, как 
его покинул сон. Случилось самое страшное - Александер понял, что 
обречен на медленную пытку временем в чужом мире, среди чужих людей и 
чужой ночи. И вновь - после мысли о несправедливости девушки - его 
посетила картина счастья, запечатленная на лице бедняги, уехавшего в 
депо. "На экране видеозала, - вещал гнусавый женский голос, - вы сможете 
посмотреть эротическую комедию "Чересчур жарко". Билеты продаются у 
входа в видеозал". Транзитники дрябло шевельнули членами и опять 
погрузились в сон. Эротическая комедия никого не привлекла. Часы 
показывали 1.45. Подполянский чувствовал ярость и сермяжную злобу. Эти 
вялые люди, сморенные сном, продуцировали чернейшую зависть пополам с 
восхищением - но ни то, ни другое не помогало. Проворочавшись в жестком 
кресле еще полчаса, Подполянский подошел к верхнему пределу раздражения. 
Безумные планы кражи двадцати рублей для похода в видеозал у 
соседствующего громохрапящего молдаванина овладели подсознанием и 
тревожили самое полуспутанное, но не желающее засыпать сознание. - 
Клофелинчику все принявши, что ли? - нежданно прошипело над самым ухом 
Александера. Подполянский вздрогнул и возжелал оборотиться к источнику 
шума, но не смог тронуться с места. 
- И, не пужайтесь, молодой человек-к. То-с мы, мы, дело привычное. Спют, 
спют людишки, как гробы повапленные. А мы тем часом комедийную картину 
херотицкую наблюдаем... - желтая рожа давешнего бомжа, наконец, влезла в 
поле зрения Подполянского и прочно в нем угнездилась, прочие части тела 
расположились поближе к полу. Обоняние учуяло запахи сивухи и махорки, 
еще чем-то горелым несло от ватника - впрочем, бомж, по-видимому, 
недавно мылся. - Какую... картину? - слабым голосом выдавил из себя, 
наконец, Подполянский, внешне негодуя, но в душе весьма обрадовавшийся 
возвращению знакомца - все ж таки живая душа посреди этого 
заторможенного царства. 
- Жарко там... Слишком жарко, или как ее бишь... Ни хера не жарко. 
Сиську голую три раза показали - и весь секс. Двадцать целковых 
контрамарка, телевизор ма-а-ахонький, не рассмотришь в нем... 
- Как тебя пустили-то туда, дед? - спросил Александер, приподнимаясь на 
локтях, один из которых угодил прямо в рот молдаванина - храп 
прекратился, но впрочем, возобновился с новыми силами, едва Александер 
отдернул руку. 
- Знамо дело - как! Заплатил - пустили! Тоже, значит, деловые-то люди, 
без убытку себе не желают. Я там всего один-то зритель и был, так с 
середины и ушел - пущай их ..утся, мне вот с интересным человеком-то 
поговорить приятнее! Так вот и пустили, со всем, значит, уважением. Энто 
вот под землю-то матушку, в метро энто вот самое, быва что и не пустют. 
Ух и злющии же там бестии, как собаки сучки... 
Речь бомжа, медленная и, по законам жанра, безнадежно-разухабистая, 
обволакивала Подполянского смутной пеленой каких-то подозрений и 
предчувствий - всю информацию, транслируемую Жорой, воспринять было 
невозможно, и она достигала сознания Александера в виде некоего 
гипертекста - с подчеркнутыми синей чертой ключевыми словами. "Метро, 
метро, - Подполянский и не позаботился поинтересоваться, откуда у 
нищенствующего Жоры нашлись деньги на дрянную порнуху, - при чем здесь 
метро?" - откуда-то из глубин памяти выплыли детали обстановки 
редакторского кабинета, звуки утренней улицы, объявление на экране 
компьютера. 
- Так почему, говоришь, в метро не пускают? 
- Я присяду, в ногах-с правды нет, - бомж непривычно резво поднялся с 
пола и не без изящества опустился в кресло рядом с Подполянским, положив 
ногу на ногу и, подобно Бонапартию, скрестив на груди руки. 
Присмотревшись к Жориным ногам, Подполянский не обнаружил на них 
ботинок. Ноги были плотно завернуты в грязно-зеленые портянки. 
- Правильно, правильно понял, - неожиданно понизив голос, перейдя на 
"ты" и изгнав из речи всякую простонародщину, заторопился бомж, - они 
меня не пускают без обуви. Не хочу и не ношу обувь, какое их дело? Вот и 
Даниил Андреев обуви не советует носить. И йоги, опять же. Потому что 
это связь с импульсами земли. Они боятся меня и не пускают. Я билет 
покупаю, а они, кобылы, не пускают, ментов зовут, свистят, весь 
вестибюль аффектуют... Не люблю я эту музыку! 
- Ты хоть шлепанцы какие купи себе... или укради, - сочувственно 
посоветовал Подпол янский, - в метро-то никаких импульсов нет, там 
камень один... Вообще не понимаю, как ты так ходишь, - холодно же... 
- А ты вообще хоть когда-нибудь в метро был? - агрессивно вопросил Жора. 
- Ну... да, - неуверенно кивнул Подполянский, абсурдный вопрос едва не 
поставил его в тупик. 
- Ну и что там в метро? 
- Как - что? 
- Ну, что там в метро? - наседал бомж. - Что там есть в метро? Что там 
происходит в метро? Какое оно, метро? 
В соседнем ряду громко ойкнула торговка кукурузой. Несколько голов из 
принадлежащих транзитникам приподнялось над телесами и осмотрело 
окрестности. - Пойдем отсюда, - боязливо предложил бомж, хватая 
Подполянского за рукав. Александер отдернул руку, но с места все же 
поднялся, Жора за ним. Оба торопливо зашагали к выходу. 
- Так метро-то все-таки? - напомнил бомж. 
- Ну, метро...хм... Поезда, станции, народу туча, душно... Ничего 
особенного. А ты что, в метро никогда не был? 
Они миновали зал ожидания и очутились в светлом и пустом, избыточном и 
почти виртуальном вестибюле. Реализм местности придавали лишь люди с 
дубинками, профессионально подозрительно оглядевшие странных 
собеседников. Жора приветливо помахал рукою одному из блюстителей и 
нарочно громко затараторил: - Как не бывать-то? Случалось, и мы 
захаживали. Наши станции знамо какие - Пьюжная, Бражская, Подлянка да 
Курица Поддельского! 
- Иди, иди, дед, - отмахнулся от Жоры вахтер. 
- Во, видал, какое у них к тунеядствующему элементу уважение, - махнул 
рукой Жора и увлек Подполянского к стойке круглосуточного кафе. 
Изможденная официантка дремала под звуки "Русского радио". За одним из 
столиков неряшливо питался некий монголоид. Жора подошел к буфету и 
постучал по запотевшему стеклу полупустой витрины костяшками нечистых 
пальцев. Буфетчица с неудовольствием пробудилась. 
- Улыбку, две зубочистки, чипсы, "Сникерс" - заказал бомж. Подполянский 
изучал невразумительное меню, подклеенное скотчем к витрине. Меню 
заканчивалось слоганом "Улыбка и зубочистка - бесплатно" (естественно, 
буфетчица не материализовала содержания слогана, выполняя все операции с 
подчеркнуто кислой миною). В руках бомжа тускло блеснули монеты, среди 
них преобладали копеечные. Работница торговли разом смахнула деньги с 
прилавки в кассу и не выдала сдачи, зато выложила чипсы и "Сникерс". 
- Всегда обжулят, - резюмировал Жора, располагая продукты питания на 
чудом найденном относительно чистом столике. 
- Раз уж пошла такая пьянка, - пробормотал Подполянский, почесывая нос, 
- м-можно бы и пива выпить... 
- Нет! - истерически вскрикнул бомж. - Никаких наркотиков! Нас не пустят 
под землю, вспомните пункт два-шестнадцать-один! - и Жора хищно разорвал 
пакет, просыпав половину его содержимого на столик и немедленно засунув 
вторую половину в широко распахнувшийся рот. Александер из вежливости 
тоже закусил и принялся распечатывать "Сникерс". 
- Так о чем мы бишь... - с трудом прожевав, вернулся к диалогу Жора. 
- О метро. 
- Да. Ты спросил, был ли я... Кстати, брось это слово "метро". Совковый 
неологизм, сокращение от метрополитен. А метрополитен - это всего лишь 
"относящийся к столичному городу". Это... Как бы тебе объяснить... Ну, 
музей такой есть, слыхал? 
- На "Спортивной"? 
Жора поперхнулся и хрипло закашлялся. Только боязнь дотронуться до 
вонючего ватника удержала Подполянского от того, чтобы похлопать нового 
знакомца по спине. Впрочем, бомж сдюжил сам. 
- Короче, говори об этом - "подземка". Андеграунд. Надо понимать, что 
оно - под землей! Под - ты понимаешь - землей! 
- Ну под... 
- Да! Я был там! - торжественно воскликнул бомж. За спиной глухо рухнул 
- Подполянский подсмотрел - стакан монголоида, томатный сок 
распространился по клеенке, несчастный азиат немедля собрал манатки и 
исчез в глубинах вокзала. - Все мы были там, и вышли на свет, и 
отшатнулись в ужасе! - Жора возбужденно вытер склизкие руки о ватник. - 
А приходилось ли тебе что-нибудь слышать о верованиях полинезийцев? 
- Что-то приходилось, - невнятно пробормотал Подполянский, откусывая 
солидный кусок от "Сникерса" 
- Индейцев северной Америки? Жителей Тибета? Белуджистанцев? О Фоме 
Лукиче хоть слыхал? Так вот, если обратиться к легенде о Возлюбленных 
Близнецах, из нее следует, что человечество выбралось на землю из-под 
земли, последовательно поднимаясь с яруса на ярус и достигнув своей цели 
только при помощи Возлюбленных Близнецов... 
Подполянский открыл двери восприятия. Он давно перестал реагировать на 
собеседника, его странные манеры, эксцентричные поступки и сомнительный 
социальный статус. Перемена мест, череда вокзальных залов, по коим водил 
его в продолжение всей лекции Жора, также не отпечатывалась в сознании. 
То, что говорил этот человек, было важно, - и Подполянский слушал. 
- В геометрии Евклида, - вещал Жора через час в зале ожидания №3, - 
парадигмообразующими понятиями служат точка и прямая. Прямая, как 
известно, бесконечна. Между тем линии подземки с геометрической точки 
зрения являют собой сложный гибрид традиционной и модернистской точки 
зрения... 
- Серпуховско-Тимирязевская линия, - через полчаса на заднем дворе 
вокзала, - известная в народе как "серая", как известно, завершается 
виртуальной станцией "Физтех". Данная станция есть не что иное, как 
намек на дальнейшее распространение системы в пространстве, побег из 
плена инвариантной сети... То же - хотя и менее очевидно - 
просматривается на примере станции "Хмельницкая" Покровской линии и так 
называемых "строящихся линий", которые, как известно, давно никем не 
строятся... 
- В верованиях палеоазиатов, - полузаброшенная платформа, битые фонари, 
пустая туша электрички, - четко различались нижний, верхний и средний 
миры. Подобную картину мы видим практически во всех картинах мира, 
зафиксированных человечеством. В частности, у Андреева один из уровней 
низшего мира понимается как одномерная линия с двухмерным временем - 
существуют прошлое и будущее, но совершенно отсутствует настоящее... 
- Демоны подземного мира пользуются нами в своих целях, - наставительно 
произнес бомж, когда время достигло 5 утра - в том же буфете, за новой 
порцией чипсов, - они высасывают из нас все силы, выплевывают на 
конечных станциях и едут переваривать в депо... 
- Когда ты едешь, слушай, этого же нельзя не чувствовать, когда свистит 
воздух за вагоном, такой плотный, знаешь, эти красные огни, темно, 
полосатые стены, - в исступлении витийствовал уже Подполянский еще 
полчаса спустя, на вокзальной площади, желтой от безнадежно ожидающих 
таксомоторов, - такое чувство... чувство, будто там скрывается что-то 
непостижимое - да? Как ты говорил - одномерное пространство? Двухмерное 
время? Демоны подземного мира? Тогда почему - почему он, улыбаясь, 
уезжал в депо? 
- Вот и я спрашиваю, - повышая в свою очередь голос, перебивал Жора, - 
знаешь ли ты о Фоме Лукиче? 
Подполянский ответил отрицательно. 
- Пойдем, - Жора поднялся, громыхнув стулом, - пора уже...- время 
близилось к шести, информаторша все чаще и чаще оповещала публику о 
новых поездах к каким-то сомнительным городам, в холле подкапливался 
народ, небритые личности, усевшись на рюкзаках, смачно поедали несвежие 
гамбургеры, неудачно кося под албанских беженцев, - оставаться на 
вокзале действительно не имело смысла, чувство пустоты и отрешенности, 
столь необходимое для продолжения беседы, уходило вместе с ночью. 
Сотоварищи вышли на площадь, и Подполянский будто впервые разглядел 
вдалеке посаженную на штырь ярко-красную букву М, освещавшую спуск в 
яму. 
- Следовать в поездах, проезжающих в электродепо, запрещается, - цыкнул 
языком Жора, - пункт 2-16-7 правил пользования... Признайся, когда ты 
увидел этого своего мужика, тебе ведь захотелось туда же, за ним, в 
депо? 
- Ну... 
- Ощутил такой, что ли, зуд, нестерпимое желание отправиться туда? - 
продолжал наседать Жора. 
- Я не помню, сначала я просто удивился... А сейчас - наверное, да... 
Думаю, если бы прошел еще хотя бы один поезд, я бы поехал... 
- Значит, зуд и нестерпимое желание поехать в депо, да? 
- Да, зуд и жжение, - подтвердил Подполянский, - не в депо, все равно 
куда - туда, где поезд дальше не идет, хотя он идет, ты понимаешь? 
- Да, да, - отмахнулся бомж. Они медленно шли по площади по направлению 
к букве. - Фома Лукич так же рассуждал... Его тоже не пускали в метро, 
он никогда не носил ботинок... Тогда он отрезал себе ноги... и руки - 
они мешали помещаться в сумке... Знаешь, такие венгерские пакеты, 
выдерживают 30 килограмм... То есть не сам отрезал, один армянин помог, 
Геворкян, кажись... Мы приехали на "Киевскую"-Покровскую, то есть сюда 
(Подполянский вдруг обнаружил, что они спустились в яму и стоят теперь 
перед мутной плотной дверью с железными ручками, какими начинается любое 
подземелье), я тогда снял ботинки с дяди Гриши и спустил Фому Лукича... 
Он меня все время подбадривал... Когда все вышли из поезда и бабка дала 
сигнал, я вбросил пакет с Лукичом в вагон, двери уже закрывались... Я не 
видел его лица, поезд исчез так быстро... Я знаю, он улыбался, да... - и 
бомж заскулил, утирая нечистый нос засаленным краешком ватника. 
- М-м-много ребят уезжают в д-депо. Б-больше п-пьяные, - отвечал 
потрясенный Подполянский плачущему бомжу. 
- Они строят там "Парк Победы"... А Фома-то Лукич... Они - демоны 
подземного мира - посылают нам знаки, чтобы мы... Они заманивают нас в 
свое депо! Им уже мало добычи! У них недодоз! Так устроим же им передоз! 
- победоносно вскинул измазанную в слюнях руку вверх Жора. 
- Это то есть? 
- Лукич был один! Твои р-ребята п-пьяные были одни! А мы-то вдвоем! А 
мы-то сила! Мы-то накуси-выкуси! Вот-те шиш, а! - бомж, как ужаленный, 
обрушился на колени и принялся жадно лобызать щиколотки Подполянского, - 
человек! Родной! Душа моя! Сам уж попался - так не стыдись, раз увидел 
улыбчивого мужика - не отвернешь, ух! Многих улыбчивый-то заманил да 
подманил, уходя - не оглянулись! Так хоть вдвоем-то! Сладко - да? 
Сладко? 


                                   3

- Слушай, братишка, - одет ты вроде прилично, проездной у тебя... Ну, 
короче, внимания не привлекаешь, не то что я... Эх, да что говорить, 
жисть пр-роклятая! - Жора рванул на груди ватник, но как-то деликатно, - 
патрульный гибддшник, невесть как случившийся в подземелье, покачав 
головою, удалился. - Ну, короче, это... Давай переобуёмся! Росту мы оба 
схожего, сложения тоже, короче, мужики - что твои близнецы! - бомж 
несколько раз истерически всхлипнул, Подполянский никак не мог уяснить, 
куда же он клонит, - Давай, значит, мне свои боты, мне никто и слова не 
пикнет, все эти бабищи-сволочищи! А я тебе вот портяночки... Заматывать-
то умеешь? Да ты не боись, оно с непривычки-то кажется - дело сложное, а 
навались гуртом - ин оно и пошло, сердешное! Дружно, брат, не грузно, - 
бомж повращал ногою в воздухе, портянка размоталась и шлепнулась на пол, 
обнажив толстую красную ступню, - а врозь - хоть брось! 
- Не надо мне портянок... - умоляюще простонал Подполянский. - Ботинки 
если хотите, возьмите, только чтобы пройти... Я в носках... Как пройдем 
- сразу обратно переобуемся... 
- Вот и ну, вот и ну... - запричитал бомж и завращался на одной ноге. С 
той стороны дверей проявилась заспанная физиономия подземной 
служительницы. Самозабвенно зевая, вахтерша распечатала двери. 
Дальнейшее ожидание становилось глупым - ранние пассажиры могли 
проникнуть в вестибюль в любой момент. Подполянский решился и, 
нагнувшись, начал решительно расшнуровывать ботинки. Жора подскочил к 
нему и помог довершить миссию. Наконец ступни Александера коснулись 
холодного пола, Подполянский подогнул пальцы, чтобы подольше сохранять 
тепло. - Бегом! - Жора всунул ноги в покинутые ботинки, даже не 
потрудился их зашнуровать и первым преодолел двери. 
Вестибюль был по-недоброму пуст. Бабки-стражницы в фиолетовых беретах 
насупленно следили за первыми пассажирами нового дня. Александер не 
выдержал и на цыпочках подбежал, не оглядываясь на своего спутника, к 
турникету. Железный болван спокойно урчал, предвкушая добычу. Проездной 
выскользнул из вспотевших рук Подполянского и медленно вполз в отверстую 
щель. Аппарат призывно пискнул и переменил свет, Александер, зажмурив 
глаза, устремился в проем и едва не сбил с ног выросшего на пути Жору. 
- А как ты..? - робко попробовал удивиться Подполянский. 
- Смарт-карта, - ответил бомж, сжимая его руку и волоча за собой в 
открывшийся впереди коридор. Вялые утренние пассажиры расступались. 
- Второй путь, посадки нет...- Подполянский вдруг прочувствовал всю 
зыбкость и хрупкость мира. Вот сейчас он стоит на платформе, посреди 
старой станции, пользуется общественным транспортом и весьма удачно 
вписывается в создаваемый пейзаж - "Раннее утро. Пробуждается для 
трудового дня столица"... Но стоит только - ошибиться путем, сесть в 
обычный вагон, в котором только что ехали спешащие москвичи, и ... 
- План такой. Прямо отсюда ехать нельзя - все видно, вон мымра следит, - 
у первого вагона из центра вправду помещалась некая неподвижная фигура с 
картонным кругом в руке, не вызывающая сомнений в собственной зоркости и 
бдительности. - Одну остановку в ту сторону... - короче, ты понял. 
Поезд как раз наскакал и с гулким скрипом распахнул двери. В одном из 
вагонов не горел свет, Жора направился именно в него. Никто из 
пассажиров, кроме Подполянского, не последовал его примеру. - Вот бы и 
обратно так, - вожделеюще произнес бомж и отвернулся к окну. 
Подполянский остался один. Странные символы и события последней ночи 
тусклыми ярлыками вращались в его мозгу. Поезд яростно скрипел, 
преодолевая рельсовые стыки. Слабые всполохи света из соседних вагонов 
озаряли место действия туманным потусторонним светом. Вспоминались 
Жорины рассказы о Шеоле, одномерном пространстве, в котором нет 
настоящего - то есть реального и вещественного - только призраки женщин-
служительниц, пасти турникетов, желтый обманный свет указателей и 
светильников... о Возлюбленных Близнецах, выведших свой народ, и не 
догадывавшийся о том, что существует еще что-то иное, кроме подземства, 
в средний мир. 
Лампочки в соседних вагонах мигнули. Машинист злым голосом - только 
утро, уже проблемы с записью, - провозгласил: "Смоленская". Поезд 
затрясся, тормозя, и с натугой выполз из тоннеля. Подельники едва не на 
ходу открыли двери и выпрыгнули из поезда. "Смоленская" встретила гулким 
холодом и сладким ветром из глубин тоннеля. Электрики в оранжевых робах 
чинили светильник в центре зала, оглашая бойким матом всю станцию. Из-за 
поворота, рокоча, выскользнул поезд в сторону "Киевской". В вагоне 
обнаружилась сонная компания торговок и несколько хмурых дачников. 
"Черт, не везет, - поделился сомненьями Жора, - если они протормозят, 
то..." - остаток фразы потонул в вое заоконного пространства, крике 
колес, череде ослепительных белых факелов. 
Поезд волнительно громыхнул, как-то лениво помигал лампочками и вдруг 
вырвался в светлое пространство. Жора с силой сжал запястье 
Подполянского. Торговки и туристы сгрудились у дверей, торопясь 
выскочить из небезопасного вагона. "Станция Киевская, - возвестил 
плотоядный женский голос. - Поезд дальше не идет. Просьба освободить 
вагоны". Туристы вскинули рюкзаки на плечи. "Назад," - прошипел Жора, 
заметив, что Александер хочет усесться на лавку, - они пристроились в 
хвост пассажирам. Двери раздвинулись, стоявшие у них торговки выскочили 
на платформу, прочие устремились вслед. Жора внезапно резко толкнул 
Александера в проход, падая, Подполянский увлек бомжа за собою. "Просьба 
освободить вагоны," - повторила назойливая информаторша. Александер, 
придавленный к серому полу вагона Жориным телом, зажмурив глаза, ждал 
вторжения сторожей. - Тише, тише, - шипел бомж, хотя Подполянский и не 
порывался шуметь, - они не видят нас с платформы! Если не войдут в вагон 
- ставка наша! 
Поезд фыркнул и мелко затрясся, потом затих, как тогда, ночью, перед 
закрытием метро. 
Подполянскому вдруг почудилось, будто он стоит на платформе с венгерским 
пакетом в руках. Наверное, такая тишина всегда предшествует отправлению 
поездов в никуда. Размахнуться и бросить - чтобы никто не заметил. 
- Yes! Yes! Yes! - заколотил кулаками по лавке Жора, когда опустевший 
поезд с диверсантами на борту, набрав ход, неуверенно раскачиваясь на 
невнятных рельсах, скрылся в тоннеле, ведущем дальше. Подполянский не 
смог зафиксировать миг отрыва и не внял захлопнувшим дверям - тем 
радостнее встретил пробуждение. Ничего не изменилось - те же черные 
полосы, семафоры, потайные двери и редкие факелы в пустом пространстве - 
ничего не изменилось. Они едут к подземным демонам. 
- Что, обломались? Получили кузькину мать? - взобравшись на одну из 
лавок, во все горло заорал Подполянский (он бросился бы Жоре на шею, но 
Жора отвлекся на благородное дело - сокрушение стекол в дальнем конце 
вагона). Нутро его проливало слезы благодарности - к редактору, 
улыбчивому мужику, Наталье, Жоре... - да, репортаж, какой на фиг 
репортаж, кто думает о репортаже? Там, там, за поворотом...- вагон 
пронзил косой луч желтого света, сырой, пропахший чем-то скучным и 
склизким воздух ворвался в бреши в окнах, проделанные в порыве радости 
меткими ударами ног бомжа. Метрошка медленно вывалилась из тоннеля в 
стылое утро, в перепутья ржавых рельс, заваленных хламом и поросших 
неким, что ли, бурьяном. Адски скрежеща, поезд пробирался сквозь 
хитросплетения каких-то стрелок дальше на запад, заползая в клубящиеся 
желто-черные облака. 
- Жор, а Жор? - не меняя позы, позвал Подполянский. 
- Чего? - отозвался подошедший бомж. 
- Где они... демоны... - за окном промелькнула группа веселых рабочих в 
оранжевых робах, еще поодаль их коллеги чинили пути. - Эти, что ли? 
- Сейчас, сейчас, подъезжаем, - не умея скрыть волнения, ответил Жора. 
Александер спрыгнул с лавки и побежал в начало вагона. 
Музыка оглушила его. Он так и не добежал до начала. Нечто величественно-
серое надвинулось на поезд, и тот, проскрипев еще несколько метров, 
стал. Двери зашипели. 
Подполянский вертел головой, не в силах сориентироваться в ситуации. 
Музыку он протранслировал как туш. 
- Сюда, сюда! - радостный голос исходил не от Жоры. Повернувшись к 
источнику шума, Подполянский уловил некоего чернявого чмыря, всунувшего 
голову в дыру в окне. Двери бесшумно отворились, Подполянский увидел 
мрачно-серую трибуну, незнакомых людей на них и пару джентльменов, резво 
спешащих к остановленному поезду. В следующий миг он распознал в одном 
из джентльменов главного редактора нового столичного журнала. В ужасе 
обернувшись туда, где был чернявый, он застал не менее качественную 
картину - Жора целовал в бледные губы действительно чернявого 
действительно чмыря, состоявшего лишь из головы и прямоугольного чахлого 
туловища. Подполянский зашатался и, чтоб не упасть, обеими руками 
ухватился за железную скобу у лавки. Туш грянул с новой силой. С трибуны 
проорали в мегафон: "Привет участникам конкурса Поколение-2000!" 
Джентльмены уже входили в двери. Редактор, не зафиксировав 
Подполянского, устремился к Жоре с другом: "Доброе утро, Фома Лукич! 
Вот, Олег Викторович, - вслед за редактором в вагон проник грузный 
молодой человек с мобильным телефоном, - каких орлов воспитываем! Вот 
Фома получил от нас задание - написать о жизни инвалидов. И ведь как 
вжился в образ, как проник в судьбу! - редактор явно переигрывал. - Как 
не отметить такого молодца? 
- Отметим, отметим... Отметим, - раздраженно высказался грузный. Его 
телефон постоянно тренькал, отвлекая господина от участия в работе 
конкурса, - вы говорите, где чемпион? 
- Вот, вот же он! - редактор порывисто шагнул к Жоре, тот бережно 
опустил Фому Лукича на лавку и стыдливо упрятал руки за спину. - Наш 
бомж! 
- Простите... - грузный вопросительно воззрился на Жору. 
- Ну, мы порекомендовали ему описать нравы... городских низов... 
снабдили спецодеждой, всем необходимым... 
- Портянки я утратил, - покаянно вставил Жора. 
- Возместишь... Бесценный, дужо бесценный экспонат с большими видами... 
на будущее 
- Олег Викторович... 
- Ну, бомжок, принимай пирожок, - грузный господин шагнул к Жоре и 
протянул тому горсть каких-то семян. Жора привычным жестом высыпал 
семена в рот. 
- А это-то кто? - углядел наконец Олег Викторович забившегося в угол 
Подполянского. 
- Это? - Жора презрительно вскинул брови, - недоучившийся студент, 
человеческий обмылок, вульгарный тип... Он украл мои портянки! 
Александер невольно поглядел на ноги - серые носки... В горячке 
предприятия он совсем забыл о переобувании. - Отдай ботинки, сволочь, 
мразь! - из последних сил прохрипел Подполянский. Никто не слушал. 
Толстая жабообразная мадам вручала Жоре букетик гвоздик. Музыканты 
грянули "Москва - звонят колокола". 
- Нет, я... - трепеща, Подполянский спрыгнул на рельсы и дерзнул достичь 
трибуны - его остановил резкий хлопок. Тщедушный сторож в оранжевом 
фартуке, с двустволкой наперевес, мчался от караульной будки, голося 
"Стой!" Смотрите, господа, он без обуви! - вскрикнула вдова банкира 
Глобальского и лишилась чувств. Общество взволновалось, сторож 
приближался. Подполянский нырнул в тоннель --- 
4 
- Молодой человек! - его невежливо дергали за рукав. Александер, как 
мог, отбрыкнулся, но все же открыл глаза и выплыл оттуда, где был, - над 
ним нависал густобровый испещренный морщинами злобный лик, - спать дома 
могли бы! Здесь Московский метрополитен, самый красивый в мире, между 
прочим, а не спальная комната! 
"Киевская" - осоловелыми глазами прочитал надпись на выложенной плиткой 
стене Подполянский. То есть как это - "Киевская"? Откуда - "Киевская"? - 
оранжевые цифры показывали восьмой час, людей вокруг прибывало. Где-то 
вдали что-то рокотало, тряслось и выло, поступь тысяч ног сливалась в 
грозный тайный шепот, озвученный дедом-служителем: "Во-во! Вставайтесь, 
подымайте! Ишь, тоже наркомания! И - на выход!" - скрюченные пальцы 
метрополитеновца потянулись за свистком. "Сейчас... сейчас," - покорно 
бормотал Александер, медленно опуская затекшие ноги на странно-холодный 
пол. "На в-выход!" - не выдержал сторож и подтолкнул Подполянского в 
плечо. 
- А почему на выход-то? - встрепенулся Подполянский. - Если мне ехать 
надо? - и он сделал шаг вперед к недавно прибывшему и уже выплюнувшему 
свою порцию поезду. 
- Еще спрашивает, стервец! Кататься захотел? Видишь, что написано: 
Посадки нет! Читать не умеешь? В депо поезд идет, поэл? Молодой - с утра 
нажрался... Надевай ботинки! - внезапно взвизгнул старик. - Надевай, 
кому говорю! 
- Какие бо... - Подполянский взглянул на ноги. Под серыми носками 
жалобно шевелились пальцы. Он все вспомнил. - У меня нет бо-ботинок. Я 
Ж-жоре отдал, - заикаясь и понимая, что подступило самое страшное, 
оправдался он. 
- Ага! - злорадно изрыгнул служитель, - пункт 2-16-7 нарушаем! Проходить 
и находиться на станции без обуви... - окончание фразы заменил 
торжественный голос свистка. 
Милиционеры уже бежали на зов. Подполянский это знал. У него оставалось 
несколько секунд. Собрав последние силы и оттолкнув от себя служителя, 
он - сам не ожидая, что выйдет, заботясь лишь об одном - перекричать 
подходящий поезд, - заорал: - Без обуви, да? Да, без обуви! Будда тоже 
ходил без обуви! И Вишну ходил без обуви! Вам этого не вместить! Если бы 
Будда кинулся в Мару башмаком, он не повернул бы колеса дхармы! Я слушаю 
импульсы... - двое омоновцев сзади умело захватили бьющегося в 
конвульсиях Александера сзади, один попытался зажать ему рот, но тут же 
взвыл от боли, укушенный... - импульсы нижних ярусов верхнего мира и 
матери-зем... - его грубо обхватили поперек живота и, подняв в воздух, 
поволокли к выходу, забыв про голову, - она запрокинулась, и, сквозь 
собственные растрепанные волосы, заливающий глаза красный жар и вопли 
смятенной толпы, - он разглядел улыбающееся лицо в одном из вагонов 
уносящегося к депо поезда и оранжевые буквы над въездом в тоннель: "До 
2000 года осталось 260 дней".