Fenya Palmont

Плач Харитона Зельца

        Говорят, что високосный год приносит людям большие беды и несчастья. Говорят также, что год тринадцати лун - это когда в один год случается тринадцать то ли полнолуний, то ли новолуний - приносит еще бОльшие испытания. А бывают високосные года тринадцати лун...
        Ни равномерный звук вращения жесткого диска, ни возбужденно радостные голоса за окном, предвещающие скорый Новый Год, ни даже осторожное приближение эпохи Водолея не могли оторвать Харитона Зельца от своих безрадостных дум. Уже стемнело. Харитон сидел перед монитором компьютера в своей маленькой комнатушке с плотно закрытыми окнами и дверью - чтобы никто не мешал! В комнате царил полумрак, по стенам пробегали блики огней, когда с улицы доносился гулкий звук фейерверка. Атмосфера праздника никак не могла проникнуть внутрь, и все возрастающая духота вгоняла Харитона все глубже в печаль. Однако он должен был закончить свое дело.
        Харитон Зельц был писателем рЭлкома, так сказать, писателем виртуального пространства или виртуальным писателем. Нельзя сказать, что он был гением; да и сам он себя великим не считал, часто вспоминая о том, что-де он просто писатель и что у него просто миссия такая. Миссии быть еще и поэтом, по-видимому, у него не было, а если и была, то он явно ей не следовал. В науках, однако, он не блистал и в школе учился нехотя, что привело его, например, к полному игнорированию причастных и деепричастных оборотов в своих незамысловатых текстах. По этому поводу он часто вспоминал якобы расхожую шутку американцев: мы дескать напишем, а знаки препинания пусть расставят в Оксфорде.
        Несмотря на двусмысленность звания "виртуальный писатель" (такой как бы несуществующий писатель), оно было все-таки почетным. Ведь само виртуальное пространство создавалось не чем иным, как творческими силами виртуальных писателей, и осознание себя таким писателем частенько ласкало самолюбие Харитона не хуже звуков собственного имени. Так чувствовал сам Харитон. Действительно, как много потеряли в жизни те, кто ни разу не вскрывал свое нутро, а вскрыв, не создавал из него электронное Слово, разбрасывая флюиды жаждущей совершенства души по всей планете, словно спутник на геостационарной орбите. Конечно, размышлял Харитон, любой мало-мальски грамотный болван может подключить модем, настроить софт, навешать лапши на уши провайдера и завалить планету мегабайтами пошлости и мусора; но он - Харитон Зельц - не из таких! Была в виртуальном пространстве и другая категория писателей: этих вроде бы и болванами не назовешь, и пишут не так чтобы совсем пошлость, но и они пришлись Харитону не по душе. Более всех его раздражали писатели, которые подписывались первыми буквами своих вымышленных имен, типа NL или FP, и особенно этот жуткий сноб FP. Харитону нравилась такая манера, но он всякий раз чертыхался, вспоминая, что ему самому пришлось бы подписывать свои произведения невзрачной и двусмысленной аббревиатурой "ХЗ". Бывали писатели с еще более экзотическими именами, вроде A-200 - то ли самолет, то ли двести граммов аспирина. Все остальные были читателями, далекими и недоступными, совсем уж виртуальными, а потому - еще более любимыми. Мысли о своем предназначении и месте в иерархиях виртуального мироздания время от времени возникали в голове Харитона, согревали душу и помогали расслабиться. Однако в этот день, накануне Нового Года, нутро, опечалившись, взяло верх над рассудком и настойчиво мешало сосредоточиться.
        Пару месяцев назад Харитон задумал написать цикл маленьких сказок, который назвал "Зеленое стекло" и который почему-то должен был быть непременно о любви, скорее несчастной, чем счастливой. Впрочем, все в виртуальном пространстве - так или иначе о любви. Плюс ко всему Харитон обладал на редкость романтической натурой и тонко настроенным восприятием, потому едва ли этот цикл мог избежать красавиц-принцесс, призрачных, но прекрасных принцев, героев-воинов, которым помереть - раз плюнуть, и обилия всевозможных карликов-уродцев. Задумал и начал писать. И все было бы прекрасно, если бы не (бес попутал) обещание читателям написать все тринадцать (снова бес попутал) сказок к Новому Году, видимо, в качестве подарка. Двенадцать произведений цикла были уже завершены и опубликованы в рЭлкоме, оставалось последнее...
        Харитон бросил тяжелый, полный ненависти, взгляд на настенные часы, которые начали бить - до Нового Года оставался ровно час. Он машинально положил руки на клавиатуру, как бы заставляя их печатать, но разрываемый противоречиями разум молчал. Как только Харитон пытался заставить себя думать, в его голове возникали бессвязные вереницы мыслей о неписаной истории, параллельных мирах и медитациях планетарного разума. Харитон изобрел довольно оригинальный метод творчества, впрочем неизвестно, насколько он был оригинален да и насколько именно Харитон его изобрел, возможно он просто не мог творить по-другому. Как бы то ни было, все, что Харитону требовалось - это изначальная и абсолютно бесформенная идея, не сюжет и не замысел, а скорее некий интуитивный сгусток, который заставлял его ерзать на стуле, потеть и неистово колотить по клавишам.
        Время шло, напряжение возрастало. "О, вдохновение мое!" - отчаяно воззвал Харитон. - "Увижу - зарежу. Тьфу, черт! Господи, что же я говорю!? Нет-нет, вдохновение, ни за что... не буду резать! Только приходи поскорей... пожалуйста! Где же ты бродишь... в лесу или в поле?" Можно представить, как трудно человеку, в голове которого царит подобный хаос. Харитон, не глядя, протянул руку к стоявшей на столе чашке с холодным кофе, который остывал с раннего утра, и залпом ее опустошил. В глазах потемнело, сердце остановилось, руки затряслись и вдруг... вот он, сгусток! Есть такая буква!
        Харитон аж подпрыгнул на стуле, глубоко вздохнул, выдохнул, вдохнул еще глубже, снова выдохнул и осторожно посмотрел в сторону часов: одинадцать двадцать. Этого времени должно хватить! Он встал и быстро-быстро подбежал к часам, ласково, как любимое животное, погладил их, скорчил им рожу и также быстро-быстро вернулся к станку. И начал печатать. А печатал он весьма скорострельно...
        Меньше чем через полчаса была рождена последняя тринадцатая сказка. Она получилась совсем коротенькой, но Харитон был уверен, что тысячи тонн томов философской литературы не стоят и одного стихотворения Пушкина, правда он никогда не задумывался какого да и Пушкина ли? Кроме того, новорожденная порочно напоминала какую-то из своих более старших подруг, словно происходила от того же сгустка. Однако Харитон мужественно отогнал все сомнения - к чертям, дело сделано!
        До Нового Года оставалось меньше четверти часа. Харитон Зельц достал белоснежный платочек из кармана зеленого вельветового пиджака, в котором он всегда работал, и тщательно протер лоб, уши, скулы и глаза. Потом он поудобней устроился в кресле, которое ютилось в самом неосвещенном углу комнаты, достал сигарету из внутреннего кармана и закурил. Он смотрел в низко нависающий потолок минуту-другую, размышляя о превратностях судьбы писателя, в особенности виртуального, и о продажной сущности вдохновения. Докурив сигарету, он наконец заметил невыносимый смрад, который стоял в комнате, подошел к окну и открыл форточку. С улицы пахнуло морозом, весельем и напряженным ожиданием, которое всегда случается, когда ждешь что-то неопределенное.
        "Хе-хе!" - усмехнулся Харитон, снисходительно наблюдая людей на улице, которые должно быть уже не первый час поминали старый год. И хотя старый год еще не помер, все уже жили в новом: старость - не радость. Харитон вернулся к компьютеру, сел и, прищурившись, вгляделся в текст последней сказки. Еще через минуту он приписал: "Харитон Зельц (С) Спасибо всем, кто мне написал." Все еще щурясь, он обреченно вздохнул: "Йэ-э-х! Хоть бы кто-нибудь написал!" Да уж, бремя виртуального творчества ничем не легче мук одиночества.
        И на этот раз, несмотря на все трудности, Харитон выполнил свою миссию, и что самое главное - сдержал обещание. Он мягко положил руку на нужную клавишу, прощаясь взглядом со своим детищем, провожая его в долгий путь, как вдруг услышал голос. Голос был настолько странным и ни на что не похожим, что Харитон съежился, прижав ладони к животу и опасливо озираясь. Но тут же понял, что напрасно ищет источник, ведь голос исходил откуда-то из его собственной груди, хотя и не был гортанным. У него был совершенно кошмарный тембр, едва ли свойственный человеческому голосу, но при этом Харитон был абсолютно уверен, что это его - самого Харитона - голос. Осознание себя владельцем такого голоса совсем загнало душу писателя в пятки. Тем временем голос медленно и зловеще произнес:

Застрельщик собственной свободы,
Невольник собственной судьбы,
Топчу потраченные годы,
Как ядовитые грибы.
Бросая в небо меткий жребий,
Я удивляюсь тишине.
Тринадцать лун в багровом небе
Агонизируют во мне.

Мгновенье помолчав, продолжал:

Я разделил свою свободу
На два враждующих огня:
Без революции - ни года,
Без эволюции - ни дня!
З долгоиграющей неволи
Ретироваться б я не стал,
Когда б того по доброй воле
Небесный Пастырь пожелал!

        - и прекратился также неожиданно, как и начался. "О, Господи!" - только и вымолвил Харитон. В это время начали бить часы, провозглашая наконец-то пришедший Новый Год. По причине ли торжественности момента или из-за неожиданного боя часов Харитон судорожно нажал на нужную клавишу. Неловкое движение руки запустило последний шедевр Харитона Зельца в виртуальное пространство, и шедевр улетел, беззвучно стукаясь о стены проводов.
        Только сам автор его уже возненавидел. Пуще своих настенных часов, пуще самого лютого врага, пуще самой страшной гадины и самого дьявола. Возненавидел он и себя за то, что моментально забыл слова голоса. Провожая взглядом улетающую сказку, он почувствовал, как нутро похолодело, сжалось и, готовое уже взорваться на бесчисленные кусочки, прерывисто зарыдало.
        Харитон проплакал всю ночь, угнетаемый безнадежностью, бессилием и осознанием ничтожности человеческого бытия.

1997