Fenya Palmont

Одиночество Харитона Зельца

        Значительная часть сочинений виртуального писателя Харитона Зельца была безвозвратно утеряна благодаря очень странному поведению программного обеспечения сервера новостей, который настойчиво не желал помещать статьи, посланные ему Харитоном. Более того, как утверждал автор, сервер-хитрец выдавал ему информацию о том, что все его статьи успешно помещены. Все эти годы Харитон Зельц не прекращал удивляться, почему же до сих пор никто не откликнулся, почему же никто его не похвалил и никто даже не поругал? Он терялся в догадках: то ли эти рЭлкомовцы - все сплошь снобы, то ли у них просто своя тусовка, и чихать они хотели на остальных, то ли сам он - простачок, недостойный внимания сильных мира. К сожалению, причины того, что произошло, неизвестны, признанные мастодонты виртуального пространства так и не могут сказать что-либо вразумительное. Однако при переносе внимания в область эзотерического кое-что открывается, хотя общая картина событий по-прежнему остается размытой. Есть сведения (правда, весьма противоречивые), что Харитон Зельц был страстным последователем некоторых мистических учений, потому кажется по крайней мере закономерным, что именно с ним и происходили столь непонятные события. С нормальным человеком все всегда нормально. С другой стороны, эти события кажутся слишком уж жестокими, т.к. писатель был не только абсолютно одинок, но еще и ничего не знал о своем одиночестве. Впрочем, любой нормальный человек пребывает в подобном положении.
        Однажды Харитону захотелось разорвать замкнутый круг и, как говорится, расставить все точки над "ы". Мучительное беспокойство не оставляло его несколько дней, он знал, что он должен написать что-нибудь такое, на что непременно последует отклик. Он озаглавил свое письмо: "Похвали меня, Читатель!" - и задумался на текстом. Через полчаса он понял, что заголовок лаконично отражает все, что он имеет сказать, да так его и отослал.
        Последний и самый загадочный сбой сервера новостей состоял в том, что именно это письмо Зельца он и пропустил, тем самым открыв нам всю эту историю вместе с невероятным трагизмом судьбы писателя. Ответы посыпали как из "рога изобилия", нельзя сказать, что откровенно ругательные, но и похвалить никто не подумал. Слово за слово разобрались в ситуации. Повисло недоуменное молчание, ведь ситуация в самом деле неординарная. Некоторые спохватились довольно быстро и принялись упрашивать писателя познакомить общественность со своими произведениями. Но было поздно. Как выянилось впоследствии, Харитон совершил невообразимый поступок - совершенно под стать тому, что вытворяла с ним судьба - выбросился из окна тринадцатого этажа, на котором и проживал. Это произошло на глазах изумленной публики - его гостей, собравшихся отметить его именины. Однако ни трупа, ни крови, ни мозгов под окнами не обнаружилось, и с тех пор о Харитоне Зельце ничего не было слышно. В общем, и здесь без мистики не обошлось.
        Попытки восстановить бессовестно уничтоженное сервером новостей наследие не привели к ожидаемому результату, однако одно, по-видимому, последнее произведение Зельца удалось все-таки "собрать", да и то - только благодаря его небольшому размеру. Оно было озаглавленно: "Место, в котором я живу"; и я счастлив представить его на суд общественности.

        Мне не удается прожить в одном месте больше года...
        Где бы я не жил, утром я встаю с постели и начинаю жить. Утро обладает странной притягивающей силой: независимо от того, что происходило вчера, чувствуешь себя человеком, которого совсем не заботят проблемы мира и свои собственные. Особенно я люблю раннее летнее утро, когда на улицах еще трудно кого-либо встретить. Кажется, что даже когда ты будешь глубоким старцем, все равно будешь радоваться как ребенок восходящему солнцу, забыв о том, что скоро утро кончится. Утро самое быстрое время суток. А начиная жить, неизбежно возвращаешься к тем же проблемам, что и вчера, что и год назад... Так начинается день.
        Днем все меняется. Я иду на работу. Не могу сказать, что она мне очень не нравится. Но странное дело: именно моя работа, именно моя дневная жизнь кажется мне сном, мутным и тяжелым, а мои сновидения - настоящей жизнью. Я не могу себе это объяснить, да и не хочу объяснять. Днем я просто жду вечера, когда, наконец, я буду свободен и приду домой. Или зарываюсь в работе с головой, полностью погружаясь в этот свой дневной сон. А потом, все еще во сне, я прихожу домой. Иногда, правда, я пускаюсь в бесцельные скитания по городу, но это редко случается.
        Вечером я выхожу на лестницу покурить. Осторожно выбрав себе место среди заплеванных стен, разукрашенных или свастикой, или пацификой, и поближе к окну, я всматриваюсь сквозь мутное стекло: напротив, в сотне метров, стоит дом - двойник моего. Между домами жидкая растительнось, сраженная климатом, пытается привлечь мое внимание своим шевелением. Один мой друг, который потом уехал в Штаты, говорил когда-то под впечатлением от подобной картины, что наши окна - как пустые глазницы, в которых застыл страх. Но я почему-то не испываю никакого страха. Мне не удается прожить в одном месте больше года. Вот и сейчас я собираюсь вскоре переехать, а потому гляжу за окно с особой нежностью раставания, пытаясь запечатлеть в памяти каждую деталь того места, в котором я живу. Иногда я жалею, что сигареты так коротки.
        Когда я ложусь спать, я стараюсь ни о чем не думать, и поэтому у меня не бывает бессоницы. Но иногда я встаю среди ночи со смутным беспокойством и учащенным сердцебиением. Обычно такие ночи очень ветрены. Я открываю окно и вижу в полумраке, как деревья, казавшиеся днем такими жалкими, превращаются в могучих, страшных, но безумно притягательных существ. Потом я долго слушаю ветер, вернее, музыку ветра - шелест листьев и дыхание воздуха. Пока я так сижу, где-то в области солнечного сплетения разгорается живое пламя. Оно наполняет меня странным чувством - и печалью, и радостью одновременно. Постепенно пламя начинает обжигать, но к этому я уже привык, потому смотрю на мир то ли с печалью, то ли с радостью, во всяком случае с любовью, смакуя каждую примету существования.
        В такие минуты бывает, что игривый ветер раздувает внутри просто огромное пламя, которое, однако, быстро истощается, оставив после себя жаркие угли. Благодатнейшее тепло излучают эти угли, и из солнечного сплетения оно разливается по всему телу, вызывая на спине мурашки блаженства, впрямь как от массажа. Потом я чувствую, как тепло превращается в свет и осторожно выходит из моего тела, освещая таинственное место, в котором я живу. Тогда я смутно угадываю то ли конец, то ли цель, то ли смысл, то ли нечто, что вообще не выразить словами. Губы невольно складываются в улыбку, и я зову себя: беги, кролик, беги!

1997