ОХОТА НА СНАРКААгония в восьми Приступах |
С. Кенунен и С. Ломов 1979 Оригинальную английскую версию Lewis Carrol. The Hunting of the Snark |
"Снарки водятся здесь!" - так Звонарь возгласил, -
"Все на берег!" - и он от беды
(Чтоб команду прилив с головой не накрыл)
За вихры всех тащил из воды.
"Снарки водятся здесь! - дважды сказано мной:
Ваша радость должна быть безмерна.
Снарки водятся здесь! - трижды сказано мной,
А что сказано трижды - то верно."
Налицо вся команда: Оценщик в ней был -
Он добро их ценил беспристрастно;
Коридорный - Чепцы он искусно кроил;
Адвокат - в споры их вносил ясность.
Вот Игрок-в-Биллиард - боже, как он играл! -
Всех бы мог ободрать, ну как липку,
Но Банкир под замком все их деньги держал
И отнюдь не терпел он убытку.
С ними был и Бобер - все ходил взад-вперед,
Да в углу канифолил смычок.
Много раз он спасал всех от ярости вод
(Но о том, как и сколько - молчок!)
А один-то чудак всюду тем знаменит,
Что забыл, поднимаясь на борт,
Часы, зонтик и фрак, что специально был сшит,
И багаж свой, доставленный в порт.
На своих сундуках - сорок два их всего -
Крупно он написал свое имя,
Лишь забыл указать: "Погрузить", - оттого
Ничего и не сделали с ними.
Что одежда потеряна - все ничего:
Ведь он в семь сюртуков одет был
И в три пары ботинок. Но хуже всего,
Что он начисто имя забыл.
Откликался на "Эй!", на любой громкий крик:
"Черт дери!" и "Едят-тя-мухи!",
На "Ты, как тебя там!" и "Здорово, старик!",
А особенно - "Эй, Толстобрюхий!"
Если ж слова покрепче сдержать вам нельзя,
Под другим он прозванием слыл:
'Огарком Свечи' его звали друзья,
А враги звали - 'Плавленый Сыр'.
"Он не слишком красив и не больно умен," -
Так Звонарь говорил про него, -
"Но по храбрости он - как один на мильон,
Что со Снарком - превыше всего."
Мог шутить он с гиеной, на злобный оскал
Отвечая лишь дерзким смешком,
И с медведицей как-то "под лапку" гулял:
"Так, со скуки," - говаривал он.
Нанялся он как Пекарь, скрывая при том
(Узнав это, Звонарь чуть не взвыл),
Что знаком он со Свадебным только тортом,
Сухарей же - рецепт позабыл.
А еще с ними плыл тип, тупой, как чурбан.
Он в башку себе вбил: "Поймать Снарка!"
И Звонарь его принял. "Хотя и болван,
А свой - в доску," - всем клялся он жарко.
Мясником нанялся он, но вскоре сказал
(Уж корабль неделю был в море!),
Что всю жизнь он одних лишь Бобров убивал,
Звонарю причинив этим горе.
Дух Звонарь потерял, его голос дрожал:
"Лишь один есть Бобер на борту,
И Бобер этот - мой, и совсем он ручной -
Его смерть будет невмоготу."
Бобра страшно расстроила их перепалка -
Принялся он сквозь слезы твердить,
Что ему и в азарте охоты на Снарка
Жуткой новости не позабыть.
"На другом корабле плыть Мясник должен к цели,
Я не вижу иного пути." -
Но Звонарь заявил, что из Высшей Идеи
Он не может на это пойти:
"Ремесло навигации дьявольски сложно
На одном корабле, с одной рындой;
А с двумя совладать - уж совсем невозможно,
Что, я думаю, всем очевидно."
"Бобру хорошо бы купить по дешевке
Тесакозащитный жилет,
И оформить (в надежной лишь Фирме!) страховку," -
Банкир с Пекарем дали совет.
"Если Вам не по средствам полис 'ОТ УГАРА'
Или 'ОТ ОТРАВЛЕНИЯ ЯДОМ',
То возьмите два льготных: один - 'ОТ ПОЖАРА',
А другой - 'ОТ ПОБИТИЯ ГРАДОМ'."
Хоть с тех пор много миль их корабль проплыл,
Где б Бобер с Мясником ни встречался,
Он держался в сторонке, глаза отводил
И ужасно смущенным казался.
Своего Звонаря они чтили не зря -
Он так смел, он так прост и так мил!
Так торжественен он - сразу видно: умен!
И он так экипаж свой любил!
Он купил где-то карту просторов морских
Без малейших намеков земли.
Это было прекрасным подарком для них -
В ней они разобраться могли.
"Зря придумал Меркатор Полюса и Экватор,
Зоны, Тропики и Зодиаки!" -
Так Звонарь им сказал; экипаж поддержал:
"Это все - лишь условные знаки!
"Смысла в картах дурацких вовек не найдешь,
Зато наша - любому понятна:
Покрывают ее сверху донизу сплошь
Абсолютные белые пятна!"
Но открылось им вдруг то, что их верный друг, -
Капитан их, что честен и смел, -
Знал одну лишь причину плыть в морскую пучину:
Склянки бить он до смерти хотел.
Был он всеми любим, но приказом своим
Мог любой экипаж он сбить с толку -
Крик: "Отдайте концы, воры и подлецы!"
Как понять океанскому волку?
Мог он даже бушприт перепутать с рулем,
Но зато разъяснял всем толково:
Это часто бывает тропическим днем -
Ведь корабль их был "оснаркован".
Хоть он сам был с усами, управлять парусами
Не умел, заявив, что сойдет.
Все твердил: "Я уверен - раз компас проверен,
То корабль сам по курсу пойдет!"
Эти беды прошли - все на берег сошли
(Каждый вещи подмышкой держал).
Но застыли все вдруг, лишь увидев вокруг
Полный хаос из бездн и скал.
И Звонарь, ощутив, что они пали духом,
Тут же начал - ни много ни мало -
Петь веселые песни (с медвежьим-то слухом!),
Но команда лишь только стонала.
Он им грог раздавал своей щедрой рукой,
Приказав на песок всем прилечь.
Им осталось признать: он - мужик неплохой,
Пока тот им читал свою речь:
"Товарищи, леди, джентльмены, друзья!" -
(Все они обожали цитаты.
Пили все за него - а иначе нельзя,
Ведь поил-то он их в счет зарплаты.)
"Плыли много мы месяцев, много недель
(Считай: месяц - четыре недели),
Но ни разу еще (на дворе уж апрель!)
Мы взгляд Снарка поймать не сумели!
"Плыли много недель, плыли много мы дней
(За неделю - семь дней я считаю),
Только Снарка, о ком мы баллады поем,
Я пока еще не замечаю!
"Внимание, друзья! Я могу указать
Ровно пять необычных примет,
По которым мы сможем всегда распознать
Настоящий наш Снарк, или нет.
"Начнем по порядку. Проверь наперед,
Худ ли он, тощ ли он и кудряв ли?
(Как пальто, если вам оно в талии жмет
И торчат из него клочья пакли.)
"Он привык к опозданьям. И я бы сказал,
Что непросто терпеть его лень:
Ведь свой завтрак он часто на полдник съедал,
А обедал - на следующий день.
"В-третьих, к шуткам он глух - коль рискнете сострить,
Каламбурность ему не знакома.
А при людях - весь день может мрачным он быть,
И на вид - у него не все дома...
"Он, в-четвертых, охоч до купальных кабин,
Обожает он с ними возиться;
И считает: их вид лечит всяческий сплин,
Хотя в этом легко усомниться.
"И, в-пятых, - амбиция. Нужно их так
Поделить на отдельные кучи,
Чтобы враз отличить нам пернатых клевак
От лохматых кусак царапучих.
"Хотя Снарки не любят являть свою злость,
Но нельзя обойтись без признанья:
Есть Буржумы..." - но тут им прерваться пришлось,
Так как Пекарь упал без сознанья.
Его пичкали кремом, ром-бабой с паштетом,
Горчицей помазанной густо,
Вареньем, печеньем, разумным советом,
Приводили шарадами в чувство.
Наконец он очнулся и всем предложил
Свой печальный послушать рассказ.
И Звонарь оглушительно склянки отбил:
"Всем умолкнуть!" - он выдал приказ.
Тишина стала полной! Ни вздоха, ни стона,
Ни стенаний, ни скрипа зубов.
Тот, кто все позабыл, начал грустную быль
В стиле авторов прошлых веков:
"Я родился в семье небогатой, но честной..." -
"Пропусти!" - тут Звонарь стал орать, -
"Скоро темень настанет, а Снарк ждать не станет.
Ни минуты нельзя нам терять!"
"Сорок лет пропущу, хоть о том и грущу,
И продолжу рассказ с того дня,
Когда, выйдя в поход, полный бед и невзгод,
Вы на Снарка позвали меня.
"Мой дядя, чье имя ношу я с рожденья,
На прощание мне говорил: ..." -
"К черту дядю!" - Звонарь закричал в нетерпеньи
И яростно склянки отбил.
"Дядя мой мне сказал, - Пекарь все ж продолжал, -
'Коль ваш Снарк - это Снарк, превосходно!
Дел - на ломаный грош, а с укропом - хорош!
И камин разжигать им удобно.
"'Окружить его можно стеной и заботой,
Вооружившись терпеньем и шилом;
Его можно убить депозитом и квотой,
Ублажая улыбкой и мылом' - "
"Это способ - что надо!" - Звонарь закричал
(Он хотел тоже вставить словечко), -
"Патентованный метод - я в книгах читал:
Никогда не дает он осечки!"
"'Но, любезный мой друг, берегись, коли вдруг
Буржумом твой Снарк обернется:
В тот же миг навсегда пропадешь без следа
И уж встретиться нам не придется.'"
"Оттого, оттого мое сердце грусть гложет,
Когда вспомню о дяде любимом.
И душа моя в эти минуты похожа
На корыто с прокисшим кефиром.
"Оттого, оттого ..." - "Это было уж раз!" -
Закричал Звонарь, злостью пылая.
"Нет, позвольте, скажу - я закончу сейчас:
Оттого, оттого я страдаю.
"Я со Снарком вступаю, как только засну,
В бой кровавый, и насмерть стою.
Разжигаю камин, и к пустому столу
Я с укропом его подаю.
"Но я знаю - увы! - не сносить головы,
Коль Буржум на пути моем встанет:
В тот же миг навсегда пропаду без следа,
И никто уж меня не вспомянет."
Звонарь захмурел, бровь надвинув на бровь:
"Если б это сказал ты в дороге!
Но излишне теперь будоражить нам кровь,
Когда Снарк, так сказать, на пороге!"
"Мы все будем в тоске - мне на слово поверь, -
Коль с тобой мы не встретимся снова.
Но послушай, мой друг, почему лишь теперь
Ты решил нам сказать это слово?
"Да, излишне теперь будоражить нам кровь -
Мы с тобой слишком долго возились ..."
Тот, кого звали "Уф!", им ответил, вздохнув:
"Сообщал я, когда мы грузились!
"Обвиняйте в убийстве, в халатном труде
(Ведь у каждого есть недостатки),
Но я не был хвастлив никогда и нигде -
В этом смысле с меня взятки гладки!
"Толковал я на идиш о том, на латыни,
По-немецки твердил, по-малийски,
Совершенно забыв (О, как был я наивен!),
Что вы знаете только английский."
"Да, печальный рассказ," - и лицо Звонаря
Искажалось от каждого слова, -
"Только кажется мне, что старался ты зря:
Оправданье твое - бестолково.
"Наставленье свое завершу в другой раз,
А сейчас - хватит речи вам слушать!
Снарк под носом у нас и, скажу без прикрас,
Славный долг ваш - его обнаружить.
"А затем - окружайте стеной и заботой,
Вооружайтесь терпеньем и шилом,
Убивайте его депозитом и квотой,
Ублажайте улыбкой и мылом!
"Так как Снарк - очень шмыглая тварь, то его
Не изловишь обычным манером.
Делай все, что умеешь; помимо того
Вы друг другу должны быть примером!
"С нами Родина-мать, - не могу продолжать:
Так банальна избитая фраза, -
Но пора уже вам свои вещи достать -
Снаряжайтесь к сражению сразу."
Банкир выпустил займ и взыскал все долги,
Обменял серебро на банкноты.
Пекарь тщательно выбил свои сюртуки
И до блеска начистил все боты.
Кто из трюма оружье свое доставал,
Кто - лопаты и лясы точил;
Лишь Бобер канифолить смычок продолжал -
Рвенья к делу он не проявил.
Адвокат попытался нарушить покой,
Но напрасно он звал их заслушать
Все известные случаи, где канифоль
Вынуждала законы нарушить.
А Раскройщик Чепцов им представил чертеж,
Где смычка разъяснял он устройство.
Но Игрок-в-Биллиард (а его била дрожь)
Кончик носа мелил от расстройства.
С перепугу Мясник открахмалил парик,
В пух и прах разоделся крикливо.
"Не забудьте букет - звали нас на обед!"
Удивился Звонарь: "Вот так диво!"
"Коли вместе его повстречаем, представь
Нас друг другу," - Мясник попросил.
Головой покачал тут Звонарь, все смекнув:
"По погоде смотря," - заявил.
А Бобер лихо гикнул и кинулся впляс,
Как узнал, что Мясник оробел.
Даже Пекарь (который был глуп) в этот раз
Подмигнуть одним глазом сумел.
"Будь мужчиной!" - Звонарь предложил, услыхав,
Что Мясник начинает рыдать, -
"Если встретим Ежабу, ее буйный нрав
Нас заставит все силы отдать!"
Они окружали стеной и заботой,
Вооружившись терпеньем и шилом;
Убивали его депозитом и квотой,
Ублажали улыбкой и мылом.
Мясник план измыслил: устроить засаду
В людьми позабытой долине.
Вольготно живется там зверю и гаду -
Там сыро, темно и пустынно.
Эта ж самая мысль и Бобра озарила:
В той долине устроить засаду.
Но они, хотя лица их тень омрачила,
Показать не решились досаду.
Оба делали вид, что они на охоте
Позабыли все дрязги и споры,
Что их мысли - о славной и трудной работе,
Что лишь Снарка взыскуют их взоры.
Но долина сужалась, сгущалися тени,
И от холода зубы стучали...
Наконец они в сильном душевном смятеньи
По тропинке бок о бок шагали.
Вдруг пронзительный стон расколол небосклон,
Как игла, мозг насквозь он пронзал,
Так что даже Мясник головою поник,
У Бобра ж - мелко хвост задрожал.
Мясник вспомнил о детстве своем незабвенном:
Звук ужасный напомнил ему,
Как в невинной игре он, резвясь, с упоеньем
Ножом проводил по стеклу.
"Это голос Ежабы! - он вдруг заорал
(И еще его звали болваном!) -
Примечайте, один раз я это сказал,
Сам Звонарь не найдет здесь изъяна.
"Это признак Ежабы! - считайте, прошу,
Я уж дважды сказал это слово -
Это песня Ежабы! - коль трижды скажу,
Доказательство будет готово."
И Бобер все считал с неподдельным стараньем,
От усердия лез вон из кожи,
Но почувствовал, засвисхотав от отчаянья:
Третий раз сосчитать он не сможет.
Он вдруг понял: его, как бы он ни старался,
Что-то вынудит сбиться со счета;
Один выход: сложить все разы попытаться -
(Непосильная мозгу работа!)
"К двум прибавить один - мы задачу решим,
Коль на пальцах она разрешима," -
С грустью вспомнил он дни (ах! прошли уж они),
Когда мигом бы числа сложил он.
"Это вычислить можно! - Мясник заявил, -
Это вычислить нужно, уверен, -
И мы вычислим это! Скорее, чернил
И бумаги! - я ждать не намерен!"
Взял Бобер из портфеля бумагу, и перья,
И чернил пузырьков этак двести.
Из нор выползли змейки с глазами уклейки
И, таращась, застыли на месте.
Их Мясник не видал - он усердно считал
(В двух руках он держал по перу),
Популярно при этом объясняя свой метод,
Чтоб понятнее было Бобру:
"Возьмем Три за основу своих рассуждений,
Семь прибавим, а Девять отбросим,
И умножим при помощи ряда сложений
На Две Тысячи Три минус Восемь.
"Дальше делим на Сто Тридцать Три аккуратно,
И затем вычитаем Двенадцать -
Разность даст нам ответ - Вам, конечно, понятно,
Что нам незачем в нем сомневаться.
"Примененный мной метод понятен вполне,
Все в нем ясно - не так уж он нов.
Я бы рад объяснить, только некогда мне, -
Ведь для Вас нужно так много слов!
"В один миг я все тайны познал, что досель
Для меня были мраком покрыты.
Безвозмездно могу разъяснить вам теперь
Суть своих необычных открытий."
И Мясник без прикрас начал странный рассказ
(Не блюдя этикета при том;
Ведь давать наставленья, не сделав вступленья,
В Высшем Свете - большой моветон):
"У Ежабы повадки отчаянной птицы:
Ее жизнь в наслажденьях проходит,
А фасон ее платья (не дай Бог, приснится!)
Только лет через пять будет в моде.
"Но зато она помнит всех прежних друзей;
Неподкупна; на Дамских Собраньях
Всегда с кружкой "ДЛЯ БЕДНЫХ" стоит у дверей,
(Хоть сама - против всех подаяний!)
"Вкус рагу из Ежабы мне не с чем сравнить!
Куда лучше, чем трюфли в горшочках!
(Лишь в янтарных кувшинах их можно хранить,
Или в красного дерева бочках).
"Кипятите в опилках, солите в клею,
Дайте ей в коньяке отстояться,
Но при этом (здесь тонкость!) имейте в виду:
Симметричность должна сохраняться!"
Мясник мог бы еще говорить до утра,
Но урок нужно было кончать,
И он плакал, пытаясь сказать, что Бобра
Ему хочется другом назвать.
И признался Бобер, глядя преданным взглядом
(Что прекрасней прекраснейших слов!):
"Мне те десять минут, что провел с тобой рядом,
Дали больше, чем сотни томов!"
Когда вместе они из засады пришли,
Звонарь радостно в рынду стал бить
И сказал: "Нам в поход, полный бед и невзгод,
Ради этого стоило плыть."
Да, уж дружбы такой - честной, крепкой, простой -
Вы в наш ветреный век не найдете.
Где б Мясник ни бродил - с ним Бобер рядом был;
Они вместе в любом переплете.
Если ж ссора рождалась среди тяжких дум
(Так бывает - мы все человеки),
Вновь им песня Ежабы являлась на ум
И скрепляла их дружбу навеки.
Они окружали стеной и заботой,
Вооружившись терпеньем и шилом;
Убивали его депозитом и квотой,
Ублажали улыбкой и молом.
Адвокат, не сумевший Бобру доказать,
Что смычок канифолить - злопастно,
Вдруг заснул, чтобы Снарка во сне увидать.
(Он теперь представлял его ясно.)
И увидел во сне, будто в темном Суде
В парике, при монокле, без гнева,
Надев ленту свою, защищал Снарк свинью,
Обвиненную в бегстве из хлева.
Все Улики, казалось, вели к одному:
Упомянутый хлев был оставлен.
И Судья все бубнил: "Есть закон - лишь ему
Подчинять вас сюда я приставлен."
Обвиненье составлено было прекрасно.
Обвинять почему-то стал Снарк -
Три часа говорил, пока всем стало ясно:
Свиньям жить не положено так.
Но каждый Присяжный имел свое мнение
(Так как каждый имел свое "я"),
И когда Снарк прочел им свое обвинение, -
"Есть закон..." - снова начал Судья -
Он ученый был муж, - только Снарк крикнул: "Чушь!
На любого найдем мы управу!
В этом деле, друзья, разобраться нельзя
Без учета Поместного Права.
"Да, в вопросе Измены Свинье помогли,
Хотя вряд ли ее подстрекали.
А по делу Банкротства, когда бы могли,
Мы б ее на поруки отдали.
"И про факт Дезертирства довольно болтать:
Вся вина с нее полностью снята.
Что ж, по этому иску ее оправдать
Вам, как видно, придется, ребята".
"Подзащитной судьба теперь в ваших руках," -
Снарк на этом закончил и сел,
Но тут же Судье, покопавшись в делах,
Голоса подсчитать он велел.
А Судья, оказалось, сложенья не знал, -
Это Снарк произвел одним махом.
Он все быстро сложил и такой ответ дал,
Что Улики посыпались прахом.
Ждали все приговора. Присяжные сникли:
Сей предмет для них темен, как ночь -
И решили, что Снарк, как они уж привыкли,
С делом справиться будет не прочь.
Снарк нашел приговор (как рассказывал он,
Приложив здесь немало старанья).
Произнес он: "ВИНОВНА!" - послышался стон:
Часть Присяжных лишилась сознанья.
Снарк поднялся на кафедру вместо Судьи -
Слова молвить не мог тот в волненьи -
И в ночной тишине - хоть иглу урони! -
Снарк судебное вынес Решенье.
Громко "Вечная каторга" Снарк произнес;
"А затем - штраф сто фунтов в казну."
Все вскричали: "Ура!", Судья ж задал вопрос:
"А при чем тут Закон, не пойму?"
"Приговор привести в исполненье нельзя!" -
Все восторги тюремщик прервал, -
"Дело в том, что давно уже сдохла свинья...
Жаль бедняжку," - и он зарыдал.
Судья, разозлившись, из зала ушел.
Да и Снарк был слегка поражен,
Но (поскольку защитником в Суд он пришел)
До конца с ревом лез на рожон.
Этот рев нарастал, пока спал Адвокат,
Становился яснее для слуха,
Наконец, перешел в колокольный набат -
Так Звонарь склянки бил возле уха.
Они окружали стеной и заботой,
Вооружившись терпеньем и шилом,
Убивали его депозитом и квотой,
Ублажали улыбкой и мылом.
Дух бесстрашья Банкир вдруг в себе ощутил
И, как бешеный, с места сорвался.
Жаждал Снарка догнать, захватить и связать -
Он за тридевять верст вдаль умчался.
Но пока окружал он стеной и заботой,
Прилетел из-за туч Брандашмыг.
Он Банкира схватил, и от страха тот взвыл,
Когда грудь разодрал острый клык.
Дал он ссуду ему, векселя погасил,
Выдал чек на двенадцать гиней,
Но все зря: Брандашмыг в него когти вонзил,
Завиляв хвостом длинным быстрей.
И пылкатая пасть норовила попасть
Зубом длинным, как сабля, в висок.
Банкир дрался, брыкался, пинался, лягался
И без чувств он упал на песок.
Привлеченные воем и криком истошным,
Все примчались. Взлетел Брандашмыг
И, услышавши рынды трезвон суматошный,
Пылкнул он - и исчез в тот же миг.
В огненосном дыханьи Банкир обгорел -
Все лицо стало черным, как уголь,
Но - неслыханный факт! - его фрак побелел,
До того был несчастный напуган.
Ужас страшный команду объял, когда он,
Нарядившись в вечернее платье,
Им с ужасной гримасой отвесил поклон,
Языком изрыгая проклятья.
Сел он в кресло без сил, и слезу он пустил,
И запел мюмзикальнейшим тоном,
Погремушкой гремя (знать, сошел он с ума!):
"Моя крошка гуляет с пижоном".
"Плюньте, к черту его! - бросим здесь одного!" -
Вдруг Звонарь завопил, что есть мочи, -
"Ведь пропали полдня: так - простите меня! -
Не поймаем мы Снарка до ночи!"
Они окружали стеной и заботой,
Вооружившись терпеньем и шилом;
Убивали его депозитом и квотой,
Ублажали улыбкой и мылом.
Но все содрогались (года уж не те!),
Когда мысль к ним являлась: "Провал!"
А Бобер проскакал мимо них на хвосте,
Так как солнечный свет угасал.
Вдруг Звонарь объявил: "Толстобрюх сам не свой, -
Он орет, будто псих, - вот нахал!
Он нам машет руками, трясет головой -
Нет сомнения - он Снарка поймал!"
Все с восторгом взирали: над ближней скалой
("Как орел!" - вслух заметил Мясник)
Обнаружился их безымянный герой;
Прям и горд он стоял в этот миг.
Но прошло лишь мгновенье - пришло к ним прозренье:
Будто спазмом скрутило фигуру,
И тотчас он, как камень, в бездну пал без дыханья,
А они рты разинули сдуру.
"Это - Снарк!" - крик стократно умножило эхо
(Как хотелось бы верить ему!)
Вслед за ним шквал пронесся счастливого смеха,
Но потом - жуткий стон: "Это Бу--"
Стало тихо. Они странный вздох услыхали,
И для всех, кто услышать хотел,
Прозвучал он, как "--ржум!", но иные сказали,
Что в ушах легкий бриз шелестел.
Дотемна понапрасну искали они -
Хоть бы шерсти клочок оторвался,
Иль пушинка - они доказать бы смогли,
Что их Пекарь на Снарка нарвался.
Но теперь не узнают они никогда,
Что кричал он со смехом и шумом?
В один миг навсегда он пропал без следа:
Этот Снарк был, как видно, Буржумом.
С. Кенунен и С. Ломов 1979 Оригинальную английскую версию Lewis Carrol. The Hunting of the Snark |