оригинал этого текста расположен на странице Ильи © June 2000

Сын дипломата

Это — одно из самых ярких вспоминаний моего самого позднего детства: моего юношества. Хотелось бы начать все это с анекдота — я бы написал его вместо эпиграфа:

Белая женщина подходит к негру и спрашивает:
— Скажите, а это правда, что у негров самые большие члены?
— Конечно, мэм!
— Так значит, и у Вас тоже?
— Разумеется, мэм!
— И сколько же он?
— Десять сантиметров, мэм!
— Ой, фу…
— В диаметре, мэм…

А теперь вернемся назад, когда я только завершал третий курс университета. Я был тогда стройный кучерявый юноша, никогда не отказывающийся от возможности приятно провести ночь. Правда, девушек я своим вниманием не утомлял, но зато у меня было трое юных и нежных друзей, которые нередко заглядывали к своему «дядюшке Лаэрту» (не давало им покоя мое отчество!), чтобы поразвлечься, и порой наши «греческие игры», начинаясь вечером, поглощали и мою первую пару. А затем мы разбегались: я — на пары в университет, ребята — в свои школы. Но к вечеру кто-то из них обязательно приходил ко мне, и я, отбросив недописанные конспекты по политэкономии, разделял с ним всю свою страсть и ласку.
Мы осторожно, чтобы не спугнуть настрой, начинали снимать друг с друга одежду, постепенно возбуждаясь от созерцания нашей обнаженности. Мы гладили друг другу волосы, а затем наши руки скользили на ягодицы, и тогда мы сливались в долгом и страстном поцелуе, а наши члены, скрестившись, словно мечи, упирались в животы друг другу. И мой меч, разумеется, побеждал, ибо был он больше не только членов моих друзей, но и членов моих сокурсников (по крайней мере, тех, кого я видел в бане или кто разделял со мною постель). Но юный упругий член приятно щекотал мне низ живота, а моя багровая напряженная головка упиралась во впадинку пупка друга, испытывая приятное давление и нежное сопротивление горячего от страсти живота.
А затем я медленно сползал вниз, обхватывая ртом сперва подбородок, затем грудь, дразня языком соски, ныряя в пупок и, наконец-то, ловя торчащий в возбуждении член. А затем весь мир переставал существовать для меня. Я ласкал языком кожаный столбик, затем резко поворачивался — и друг без малейших колебаний втыкал мне свой член прямо в попу. Там он не страдал от безделия, и я постанывал от наслаждения, ощущая гордость подростка, то толкающую меня, наполняя всего изнутри, то откатывающуюся назад для нового броска. Вскоре друг выстреливал в меня порцию своего бальзама, и тогда я, развернувшись, овладевал его попкой. А затем мы еще долго валялись в постели, лаская и щекоча друг друга в самых неожиданных местах. Когда же приходили двое или все трое, радости моей не было предела, как, впрочем, и нашим фантазиям.
Но затем они разъехались на лето по лагерям и деревням, и я остался один. После недельного воздержания, снимаемого лишь правой рукой, я решил поискать счастья в городе. На улицах и площадях было полно пацанчиков, от одного вида которых мой член вставал на дыбы. Были и в обтянутых узких брючках, подчеркивающих все прелести фигуры, и в коротеньких шортиках, а один даже нагишом купался в фонтане. Но к ним я или не решался, стеснялся подойти, или сразу чувствовал, что парень «не наш», или просто терял мальчишку в толпе. И вдруг…

* * *

Их было двое. Они шли по улице, болтая между собой, и никого не замечая вокруг. И я пошел вслед за ними. Один был невысокий парнишечка лет тринадцати-четырнадцати, в плотно обтягивающих попочку синих пионерских шортиках и просвечивающейся навылет футболке-сеточке. Второй же — я сперва и глазам не поверил — негритенок темно-шоколадного цвета, с кепи на шапке черных волос, в зеленой безрукавке и строгих коричневых брюках. На ногах обоих пацанов были одинаковые кроссовки.
Не помню уже, как я подошел к ним, познакомился и разговорился: все было как в тумане, как в самом волшебном из снов, когда все тайные мечты становятся явью. Мы говорили, и хлопцы почти сразу же перевели всю беседу на секс. Я обалдел от такого начала, но вскоре уже знал, что беленький — сын медика, а темнокожий его друг — сын дипломата одной из африканских стран, живущий здесь с самого своего рождения, и поэтому прекрасно говорящий по-русски (лучше, чем на родном языке — съехидничал его друг), и что идут они как раз к негритенку, чтобы забрать атлас патологий, который сын медика уволок у своего отца.
— Там телки есть с тремя грудями, а есть с членом вместо п…ы, есть мужик с двумя х…ями и еще такое…
Разумеется, я напросился посмотреть и очень обрадовался, не получив отказа. Вскоре мы уже пришли, а вернее, приехали на трамвае. Миновав «почетный караул», мы зашли в дом. Родителям (высокому стройному негру с большими губами и широким носом и негритянке с точеным, почти европейским личиком) меня представили, как личного друга беленького малыша, и те вежливо поздоровались со мной, а затем оставили нас одних, выйдя в большой зал.
Малыши тут же потащили меня в детскую, которая оказалась на пол-этажа выше остальных комнат и выходила на другую сторону дома. Мы поднялись по скрипучей деревянной лесенке, покрашеной красно-коричневой краской для полов, толкнули незапертую дверь и вошли внутрь. Арочное окно начиналось на уровне пола, а завершалось, доходя мне лишь до пояса. За окном виднелся дворик и другие дома. В комнате все было скромно, но со вкусом. Пацаны извлекли из-за дивана обещанный атлас, и я глядел его, больше возбуждаясь от их близости, а не от цветных фотографий. Словно ненароком, я опустил руку, зацепив ею член негритенка. Он торчал в возбуждении, упираясь в брюки, и его обладатель явно не возражал против моих ласк. Я провел рукой туда и сюда, и, словно понимая деликатность момента, беленький друг оставил нас, убежав в туалет. Мы больше не смотрели в журнал. Оставшись наедине, мы теперь внимательно рассматривали друг друга. Я наконец-то внимательно разглядел его лицо: малыш был красив, похожий больше на маму, чем на папу, и большие пухлые губы не портили его. Напротив, придавали ему экзотическую, неповторимую красоту. Рука моя тем временем поглаживала давно подрагивающий в нетерпении его член. И наконец я не выдержал:
— Друг, дай мне посмотреть вот здесь, под брюками…
— А зачем? Может, не надо?
— Ну очень прошу. Я всю жизнь мечтал хоть раз увидеть ЭТО у негра. Умоляю тебя.
— Ну ладно. Только дверь закрой…
Пока я закрывал дверь, парнишка медленно, нерешительно расстегнул ремень брюк, затем потянул за поскрипывающую молнию ширинки. Повинуясь земному тяготению, его брюки поехали вниз, зависнув пониже колен. Следом за ними заскользили от легкого движения руки блестящие золотистые трусики. И я увидел красивый шоколадный член, в размерах ничем не уступающий моему.
— Сколько же тебе лет, друг?
— Двенадцать. Недавно исполнилось.
Я присел на колени перед членом и осторожно взял его в руки, разглядывая со всех сторон. Толстый, шоколадного цвета столб с выделяющимися на нем рельефными жилками и сосудами завершался впереди большой, проглядывающей сквозь закрытую шкурку, залупой. И у меня возникло ощущение, что я смотрю сквозь затемненное зеркало на свой собственный член. Снизу его завершали небольшие яйца в темном, почти черном мешочке.
Я слегка надавил рукой, отводя назад шкурку, и с восхищением уставился на темно-коричневую, темнее кожи, залупу с почти черными прожилками. Я любовался ею, как произведением искусства, как ребенок любуется черной жемчужиной. И как ребенок, я потянул ее в рот. Залупа оказалась чистой и удивительно приятной на вкус, когда мой язык коснулся ее. Я целовал ее и облизывал, возбуждаясь все больше и больше, и вскоре, незаметно расстегнув свои брюки, высвободил свой член и обхватил его правой рукой. Левой же рукой я обхватил шоколадные ягодицы пацана и осторожно ввел свой указательный палец в его подрагивающий анус. Палец легко скользнул внутрь, и тогда я, привынув его, всунул уже два пальца. Ничего себе! На трех пальцах малыш приятно подался ко мне, словно уступая давлению моей руки. И лишь четыре пальца руки, сложенные воедино, ввели его в состояние экстаза. Теперь его дырочка плотно охватывала мою руку, и малыш весь трепетал от возбуждения и нарастающей сладостной волны. А затем с коротким стоном он кончил мне прямо в рот, и струя свежайшей живительной влаги приятной сладковатой кислинкой хлынула в меня. А затем, высвободившись, малыш буквально наделся на мой член, впуская в себя мои мощные потоки спермы.
И тут в дверь постучали. Малыш в спешке натянул одним жестом трусы и штаны, а я нырнул за дверь, так, чтобы, открываясь, она заслонила б меня, и принялся лихорадочно возиться с застежками. Но это оказался всего лишь вернувшийся из туалета наш общий знакомый. Мы еще лениво полистали журнал, а затем хозяева квартиры пригласили нас пить чай.
Когда я уходил, мой темнокожий друг, незаметно коснувшись рукой моего члена, прошептал мне: «Приходи еще!» и, став на цыпочки, чмокнул меня своими пышными губами в щечку. И я ответил ему поцелуем.
С тех пор я нередко заходил к малышу в гости, и каждый раз, оставшись в детской с ним наедине, мы купались в волнах блаженства.

* * *

Все это было так прекрасно, что не могло продолжаться слишком долго, и однажды нас-таки застукал его отец. Однако вопреки моим ожиданиям он не убил меня, не ударил и даже не накричал, застав меня с членом его сына во рту. Напротив, он пригласил меня к себе в свою комнату и запер за собою дверь.
Вот тут-то я и вспомнил тот анекдот…

199 * г.
Дядюшка Лаэрт

* * *