«Заноза»  или дикие-дикие звезды

Автор: Supchik

* * *
 

1

— О, черт! — чуть было не крикнул я, когда заноза вонзилась мне в ладонь.  Эти старые перила, ведущие на второй этаж пригородных касс, никогда не шкурили и не красили и уж тем более не покрывали лаком, да видимо и не собирались в ближайшее время.  Каждый год я бываю здесь и каждый год сажаю себе по занозе, только вот никак не могу запомнить об этом.  Каждый раз я чертыхаюсь и клянусь себе в том, что больше никогда не прикоснусь к этим перилам, но проходит год и… вот — результат не лицо.  Вернее на ладони.  Я посмотрел на ладонь, но никакой занозы там не увидел.  Видимо я только процарапал руку и все.  Ну и слава богу, так даже лучше.

Я поднялся на второй этаж и занял очередь в кассу номер семь.  Я все время вставал в эту кассу, потому что число семь было моим любимым числом.  Стояние в очереди заняло чуть больше пятнадцати минут и вскоре я уже с билетом в кармане стоял на платформе в ожидании электрички.  До ее прибытия было еще пол часа, и я, закурив свои любимые «Герцеговина Флор», принялся рассматривать стоящих рядом людей.  Занятие это не доставляло особого удовольствия, ибо «совки» они и есть «совки».  У всех на рожах было такое выражение лица, что можно было подумать, что эти людишки едут не за город отдыхать, а на завод вкалывать.

Через какой-то промежуток времени сзади меня женский голос начал кого-то ругать.  Я обернулся и увидел женщину лет тридцати, которая ругала своего сынишку.  Я прислушался и понял, что мамаша хотела, чтобы ее сын сходил в туалет прежде, чем они уедут.

— Антон, ты что, не понимаешь, что нам ехать два с половиной часа, а в поезде туалета нет, и если ты захочешь в туалет, то будешь писать себе в штаны.  Ты понял меня или нет?  — говорила она практически без остановки.  Антон же все время повторял, что он не хочет в туалет.

— Ну не хочу я, мам, не хочу, — говорил он с таким выражением, как-будто бы его допрашивали фашисты во время войны.

В этот момент я услышал шум приближающейся электрички и начал искать глазами место на платформе, где было меньше народу.  Но тут я подсознательно подумал, что не плохо бы было узнать, чем же закончится вся эта история с туалетом и мальчиком, и начал пристраиваться поближе к мамаше с ребенком.  Народу было ужасно много, все-таки выходной день и все едут по дачам и садовым участкам.

Поезд подъехал, остановился и раскрыл двери как пасть, приготовившись съесть всех, и не забыть подавиться.  Еле проштурмовав тамбур, я, вслед за всеми, принялся осваивать свободную середину вагона.  У одного окна, друг против друга, сидели дед и видимо его внучка, лет пяти.  Я сел рядом с внучкой, а потом отодвинулся от нее, освободив место для еще одного человека.  Этим человеком оказалась почти лысая старуха, которая, посмотрев на меня взглядом, в котором было презрение ко всей нынешней молодежи, отказалась сесть между нами, и не смотря на то, что противоположная сторона сидений была солнечной, присоединилась к деду.  Ну и хрен с тобой, подумал я, жарься себе на солнышке, старая карга.  Только я хотел ее еще как-нибудь обругать про себя, как мне на ногу, кто-то наступил.  Я поднял голову и увидел, что это была та самая мамаша.

— Ой, извините.  Столько народу, что просто невозможно… — протараторила она. — А тут еще с ребенком, вообще с ума сойти можно.  Антон, садись сюда, — обратилась она уже к своему чаду, указывая на место между мной и девочкой, — здесь солнце не светит и с девочкой познакомишься.

Но Антон, показывая свою независимость, уселся рядом со старухой.  Все мальчики в возрасте Антона, а было ему лет 9, пренебрежительно относятся к девочкам, а уж знакомиться с ними — об этом и речи быть не могло.  Взобравшись на сидение к старикам, Антон расстегнул рубашку, опрокинул голову на спинку сидения, и закрыв глаза, принял вид балдеющего котенка.  По всему его виду было понятно, что он едет не грядки полоть, а отдыхать и загорать.  Вскоре он заснул.  Мамаша видя, что ребенок спит, тоже закрыла глаза и через некоторое время тоже заснула.  Больше ничего интересного не происходило, только народу становилось с каждой остановкой все больше и больше.  И я, дабы не быть согнанным со своего места какой-нибудь маразматической старушкой, достал из своего бэга «Путешествие в Икстлан» тупицы Кастанеды, и углубился в чтение.

Ехали мы уже где-то больше часа, и я, утомленный чтением учений дона Хуана, принялся смотреть в окно.  Не смотря на то, что прошел уже год с того момента, как я проезжал здесь последний раз, я прекрасно помнил все, что мы проезжали или еще должны были проехать.  Все оставалось на своих местах.  Это в городах обстановка быстро меняется, что-то где-то ломают, а потом строят, и приехав через год в другой город, перемены можно заметить сразу.  В пригороде же все по-другому.  Если какой-то старик забыл в поле лопату, и оставил ее воткнутой в землю, то она так и простоит здесь год, два, три, пока не сгниет.  Вот, где-то за тем леском, она должна появиться…

Да, лесок поредел.  Нижние ветви елок превратились в хворост, которым очень удобно разжигать костры.  Годами некошеная трава превратилась в зелено-коричневое месиво, из которого изредка торчали молодые побеги деревьев.  Вот только станут ли они когда-нибудь ими?

А вот и лопата, все на том же месте, только чуть больше наклонилась к земле.  Видимо уже ржавчина изрядно разъела металл.  Так глядишь, года через два, она совсем упадет и никто никогда не узнает, что она здесь стояла.  Да и кто ж его знает, что будет через два года.  Через два года может и я перестану ездить сюда, в свое любимое Дорохино.  Может и Дорохино уже не будет.  Хотя вот уже шестой год я исправно езжу сюда.

Впрочем, сама деревня, меня мало интересует.  Просто недалеко от нее, в старом сосновом лесу, находится пионерский лагерь, в котором я когда-то отдыхал.  Было мне тогда… я наверное еще и в школу-то не ходил… Нет, ходил.  Было мне тогда где-то лет десять.  Был я в одном из младших отрядов.  Многое тогда перевернулось в моей жизни.  И вот мне уже двадцать один, а я все не могу забыть того лета, и с недавних пор, когда жизнь моя стала более-менее самостоятельной и независимой, я стал ездить сюда, в ставшие для меня родными места.  А четыре года назад я познакомился здесь с Кириллом, который тоже отдыхает здесь каждое лето, и так уж получается, что я езжу как бы к нему в гости.

Тут мое внимание привлекло какое-то движение напротив меня.  Я отвел глаза от окна и понял, что Антон начал просыпаться.  Вновь раскрыв книгу я стал украдкой наблюдать за ним.  Он открыл глаза, сел поудобнее и взглянул на мать взглядом человека, которого мучают апендицитные боли.  В глазах его угадывалось отчаяние и немой вопрос «Что же делать?».  Я подумал, что он испугался проехать нужную остановку, увидев спящую мать, и я уже подумывал о том, чтобы разбудить ее, но тут Антон засунул свои руки себе между ног, и я, вспомнив сцену на перроне, все понял.  Но… не буду же я будить его мать и говорить ей, что ее сын хочет в туалет, неудобно все-таки как-то.  Надо было действовать как-то хитро и по возможности быстрей.  И я решил выйти в тамбур покурить.  Спрятав книгу в бэг и достав сигареты, я стал закидывать бэг на верхнюю полку, и, заодно отомстив мамаше за ее неуклюжую посадку, наступил ей на ногу.  От этого она проснулась, чего и следовало добиться.  Извинившись, я направился к тамбуру.  Народу в вагоне было уже значительно меньше, и кое-где были уже свободные места.  В тамбуре никого не было и я спокойно закурил.  Взору моему предстали исписанные, а вернее исцарапанные стены тамбура.  Что удивительно, не было традиционного для этого вида творчества «Спартака-Чемпиона».  В основном доминировали «Васи-Мудаки», «Коли-Козлы», «Горбачевы…».  Горбачева вообще склоняли как только могли.

В это время лес, через который мы проезжали, как бы расступился, и солнце ударило мне в глаза.  Я, от неожиданности, сначала зажмурился, потом прикрыл глаза рукой.  Попытавшись взглянуть в окно сквозь пальцы руки, я увидел на ладони что-то непонятное.  Отодвинув руку от лица я увидел, что то место, куда якобы попала заноза, покраснело и чуть-чуть набухло.  Вот черт, подумал я, все таки посадил, блядь, теперь попробуй ее достань.  Ее и не видно-то ни хуя.  Теперь ебись вот…

В это время дверь тамбура скрипнула и грохоча въехала в стенку.

— Я тебе что говорила, а? — появилась сердитая мамаша, буквально волоча своего Антона по полу. — Что я тебе говорила? Я говорила тебе сходить в туалет или нет?

— Я тогда не хотел… — проныл Антон.

— У, козел… — сказала она и тут заметила меня.  Я сделал вид, что рассматриваю свою занозу, мне и в самом деле было интересно, где же она находится.  Мамаша, видя, что я не обращаю на них никакого внимания засуетилась и полезла в сумку.  Я тайком подглядывал за ними.  Мамаша, понимая, что я так или иначе буду наблюдать за ее действиями, повернулась ко мне спиной, чтобы не встречаться со мной глазами.  Она достала из сумки пустую баночку из-под сока и открыла ее крышку.

— Давай, — сказала она и дернула своего сына за штаны.  Он, конечно, стеснялся меня, но деваться ему было некуда и превознемогая себя, он потянул штаны вниз.  Видимо он очень сильно хотел сделать то, что не хотел до посадки в поезд, и поэтому движения его были резкими, неаккуратными и торопливыми.  Из-за этого вместе со штанами он стянул вниз и трусы.  Тут же из его маленького детского полового члена полилась моча, упругой струей постепенно наполняя баночку.

— Смотри не обрызгай меня, — злобно пробормотала мамаша.

— Угу, — только и успел сказать он в ответ, как моча переполнила края баночки и полилась на руки мамаше.

— Ах ты дрянь, смотри, что ты делаешь, — чуть не закричала она.  А он все продолжал и продолжал мочиться, не в силах ни остановиться ни произнести ни слова.  Мать резко повернулась в мою сторону.  Я еле успел перевести взгляд на свою занозу, но она все-таки успела заметить, что я все видел, и, как бы оправдываясь, сказала:

— Ты посмотри, что сделал!..

— Всякое бывает, — сказал я, не отводя взгляд от занозы.

— Ведь облил мать всю своей этой мочой и стоит даже не краснеет, — обратилась она к своему сыну.  Сын виновато натягивал штаны на себя, смотря на то, как мать стряхивает мочу с рук.  И тут я вспомнил, что где-то читал, что в войну, когда не было лекарств, рану поливали мочой, потому что в ней содержатся то ли микробы, то ли витамины, то ли еще чего-то там… На какое-то время я даже пожалел, что я не мать этого Антона.

Тут двери вагона распахнулись и она, буквально схватив ребенка под мышку и прихватив баночку, выбежала из вагона.  Исчезли они так быстро, что я увидел их только уже вылетающими из вагона, и оставившими от своего пребывания лишь лужу мочи.

Когда мамаша оказалась на перроне, баночка выскользнула у нее из руки и упала на асфальт.  Содержимое тут же растеклось по платформе.  Увидев это, она опять схватила сына и побежала по перрону еще быстрее, чертыхаясь и ругая все на свете.

— Девушка, девушка, у вас сок разлился.  Куда же вы? — закричал ей вслед какой-то мужчина.  В это время двери вагона закрылись и поезд тронулся с места.  Попил бы ты этого соку, подумал я, и, перешагнув через лужу мочи, подошел к окну, чтобы посмотреть за ними дальше.  Смех буквально раздирал меня изнутри.  Вскоре поезд догнал их.  Мамаша уже не бежала и не несла Антона под мышкой.  Она стояла уже в самом конце перрона и окатывала его градом пинков и подзатыльников.  Через несколько секунд поезд оставил их позади, рядом с табличкой «станция ДОРОХИНО».  Да, это была моя станция, но я никогда не выходил на ней, а ехал до следующей станции.

Тут дверь в тамбуре соседнего вагона хлопнула.  Значит кто-то шел в наш вагон.  Я, вспомнив о луже мочи у себя под ногами, спешно покинул в тамбур, дабы меня ни в чем не заподозрили.

Войдя в вагон, я дошел до своего места и полез за своими вещами на полку.  Пока я достал бэг, да получше уложил в нем книгу, электричка уже почти подъехала к моей остановке.

В тамбуре стоял парнишка лет тринадцати.  Так вот кто меня вспугнул.  Он взглянул на меня и, покосившись на лужу мочи, спросил:

— Кто это тут?..

Да, была тут история, — сказал я, доставая «Герцеговину».  Закурив, я собрался перейти в другой вагон, но тут парнишка опять задал вопрос:

— Какая история?

Его настойчивость остановила меня и я рассказал ему как все было.

* * *
 

2

К концу рассказа мы оказались уже на приличном расстоянии от станции, и тропинка, идущая вдоль железнодорожного полотна, повернула нас к краю большого поля.  Парнишка смеялся от души.

— А чего ты здесь сошел, а не в Дорохино? — спросил он меня, пытаясь прервать смех.

— А вот… — сказал я указывая рукой на поле. — Вот поэтому здесь и сошел.  В Дорохино слишком много народу.

— А-а-а… — понимающее произнес он.

Я действительно все время сходил на этой станции.  В Дорохино все время было много народу, и идти надо было по асфальтовой дороге, по которой тебя, то и дело, обдавая пылью и газами, обгоняли машины.  А здесь вокруг ни души, даже не слышно шума машин.  До ближайших деревенских домиков километров пять.  До лагеря чуть больше, то есть идти надо было, если не торопиться, около часа.  За это время я отдыхал от железнодорожной тряски, наслаждаясь чистым воздухом и солнцем.

По середине поля стоял большой камень, где-то с метр высотой.  У него я обычно останавливался, перекусывал что-нибудь приготовленное в дорогу, потом осматривался по сторонам.  Если на протяжении двух километров спереди и сзади никого не было, то я позволял себе раздеваться догола и несколько минут постоять под солнцем, сливаясь с природой.  Потом справивши естественную нужду и одевшись, я трогался дальше.

И вот в первый раз я иду здесь с попутчиком.

— Я тоже здесь люблю ходить, — сказал он и побежал вперед, радостно маша руками.

Пробежав метров двадцать, он снова пошел.

Какой странный парнишка, подумал я, видите ли он тоже любит здесь ходить.  И тут я понял, что он тоже идет в лагерь.  Потом мои мысли съехали куда-то в сторону, и я шел тупо смотря ему в спину.  Неожиданно я поймал себя на том, что старательно рассматриваю его.  На вид ему было лет тринадцать, небольшого роста, где-то метр сорок-сорок пять.  Одет он был в синие с красной каемкой спортивные трусы и белую полупрозрачную рубашечку, которая просвечиваясь на солнце, ясно давала увидеть очертания его тела.  Тело было как на картинках в дебильных детских книжках — худое и стройное.  Ноги были чуть длиннее, чем обычно у детей в этом возрасте, прямые и гладкие.  Его голова держалась на хрупкой неуверенной шейке.  В общем не мальчик, а какой-то стандарт #1.  Странно, почему я сразу об этом не подумал.  А, наверное из-за прически.  Обычно у таких детей белые или русые волосы, которые прямыми локонами свисают с головы, наподобие женской прически «каре».  У него же волосы были светло-коричневого оттенка и торчали мягким нежным ежиком.  Можно было подумать, что он ставил их феном.  И на ветру этот ежик медленно перекатывался из стороны в сторону.  Все это очень напоминало мне пшеничные колосья в поле.  Смотришь на такое поле и оно кажется тебе морем.  Теперь море было у него на голове.  Кстати, у него.  У него… Я и имя так и не успел спросить.  Только я хотел спросить у него об этом, как заметил, что в руках у него ничего нет.  Тут я еще раз вспомнил о своей догадке и крикнул ему вслед:

— А что ты в лагере забыл?..

— А почему ты думаешь, что я иду в лагерь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Ну а куда же ты еще можешь идти?

— Ну, в деревню, например.

— Так ведь деревня-то в другой стороне.

— А ты откуда знаешь?

— Да я в лагерь-то не первый раз еду.

— Да? — Он остановился и вопросительно взглянул на меня.  Когда я поравнялся с ним, он пошел рядом со мной.

— У меня брательник в лагере отдыхает. — Наконец-то ответил он.

— А я к другу еду вот, отдохнуть от города…

Вскоре показался камень, а минут через пятнадцать мы были уже возле него.

— Ну что, передохнем? — предложил я.

— Дай сигаретку…

— Я думал, что ты не куришь, — ответил я, протягивая ему пачку «Герцеговины».  Пока он доставал сигарету и прикуривал ее я снял бэг с плеч и присел на землю, прислонившись к камню спиной.  Он вернул мне пачку с зажигалкой и пошел в сторону от тропинки.  Отойдя метров на пять, он остановился, и вскоре между его ног засверкала струйка мочи.  Ишь, какой стеснительный, подумал я.

— Зовут-то тебя как? — наконец-то спросил я.

— Зачем тебе?

— Ну как никак вместе идем… — ответил я, не ожидая такого вопроса от него… Он так и не ответил.

Я полез в бэг за аэрозолью от комаров.  Аэрозоль закатилась куда-то на самое дно сумки и я тщетно пытался ее хотя бы нащупать.  В это время он вернулся назад и подошел ко мне.

— Чего ищешь-то?

— Да вот средство от комаров куда-то подевалось, не могу найти, — ответил я, копошась в бэге.  Он встал рядом со мной.  Краем глаза я увидел, что у него развязался шнурок.

— Ты шнурок-то завяжи — плохая примета, — посоветовал я.

Он поставил ногу на камень и принялся завязывать шнурок.  Я все искал баллончик с аэрозолью и, опять таки краем глаза заметил, что шнурок он давно завязал, но ногу не убирает, продолжает стоять и курить.  Я поднял голову и увидел, что он смотрит на небо.

— Чего ты там увидел? — спросил я.  Он не ответил.  Я медленно опустил голову и взгляд мой проскользил по его молоденькому телу.  И только благодаря тому, что моя голова практически оказалась у него между ног, я заметил его почти невидимые телодвижения.  Он водил своим задом, как-будто хотел почесаться, но вокруг было очень много народу.  И тут, буквально перед моим носом, из его спортивных трусов вывалилось яичко, а потом, медленно выползая, и как бы преодолевая сопротивление тела и трусов, появился кончик полового члена.  Он немного пульсировал и постепенно увеличиваясь, вылезал все больше.  От неожиданности я смотрел остолбеневшим взглядом.

— Погода портится, — вдруг ответил он на мой вопрос.

Я продолжал смотреть…

— Что погода? — переспросил я, с волнением в голосе.

Видимо это волнение было уж слишком заметно, так как его член резко дернулся и еще увеличился в размерах.

— Портится.  Дождик будет. — Ответил он на мой вопрос и тут же спросил: — Как тебе это нравится?

— Что, погода? — спросил я, тщательно стараясь скрыть волнение в голосе.

— Нет… — произнес он тоном требующего ответа.

Я не отвечал.  Отвечать надо было «да» или «нет».  Выбор приравнивался к «жизнь» или «смерть».  Ну не так круто конечно, но все же… Мое долгое молчание и прекратившийся шум в сумке от движений моей руки, уже дало ему истинный ответ, но он ждал.  Отвечать было бессмысленно, и я, незаметно оглянувшись по сторонам, медленно протянул руку к его паху и нежно обнял яичко.  Член задергался и напрягся за доли секунды.  Тут же из трусов выпало второе яичко и остановилось у меня на руке.  Я разжал ладонь.  Маленький, мягкий, теплый и нежный комочек вкатился мне в ладонь.  Яички были совсем маленькие.  Они были покрыты еле-еле заметным пушком, который нельзя было разглядеть, но можно было почувствовать.  И тут я понял, что эти спортивные трусы — единственные на нем, и что под ними — голое тело.  Нежное голое детское тело, прелестные яички, член и попочка.  Моя рука почти автоматически двинулась ближе к заднему проходу и пальцы руки постепенно ощупывали путь к нему.  Рука нежно обжимала изгиб его попочки, как вода огибает препятствие, а указательный палец аккуратно прощупывал кратчайший путь.  Наконец он достиг того, чего хотел, вернее я хотел.  Его член опять запульсировал напрягаясь, еще больше возбуждая меня.  Я почувствовал, вернее осознал, что мой член давно уже встал и явно не помещается в трусах.  Я слегка надавил ему на анус.  Ноги его дернулись.  Мой палец лез все глубже во внутренности его попочки.  Когда же палец оказался внутри весь, я начал тихонько водить им, возбуждая мальчика.  Сам же я был уже на грани возбуждения.  Я продолжал возбуждать его, ожидая чем же это все кончится.  Его тело напряглось и слегка задрожало.  Член уже не просто пульсировал, а дергался вверх вниз.  Я не выдержал и взял его в рот.  Через несколько секунд он кончил.  Спермы было не много, видимо детский организм неспособен был вырабатывать его в больших количествах, но крик, вырвавшийся из груди мальчика, можно было услышать далеко.  Но я не слышал этого крика как звук, я лишь почувствовал сильнейшие колебания воздуха.  Это был оргазм не мальчика в моих руках, а всей природы.

Мышцы его ануса импульсивно то сжимали, то отпускали мой палец, который я начал постепенно вытаскивать.  Когда я его вытащил, я провел рукой по его яичкам, потом нежно провел по его члену.  И тут я вновь, как бы это не было неуместно, увидел краснеющее пятно на ладони в том месте, где была заноза.

— Слушай, пописай мне на ладонь, — неожиданно для самого себя произнес я.

Зачем я это сказал? Ведь совсем не в кассу.  Я уже собирался превратить это в шутку, но он вдруг, как бы извиняясь ответил:

— Вообще-то я уже сходил в туалет…

— Э… — только я хотел что-то сказать, как он перебил меня:

— Ну ладно. — Произнесено это было с интонацией такого человека, который разбирается во всех сексуальных извращениях и перепробовал все, что только можно было себе представить.  Я даже застеснялся своей просьбы, но мне на ладонь уже закапала моча.  Он выжал все, что только мог и через несколько секунд в моей ладони скопилось грамм десять мочи.  Покачивая ладонью я переливал ее по тому месту, где была эта чертова заноза.  Он опустил ногу с камня и присел рядом со мной на корточки.

— А зачем тебе это нужно? — спросил он уже с другой интонацией… совсем наивной, как и было бы положено ему.  Я взглянул ему в глаза, но никакой наивности там не увидел.  Я испугался этого взгляда.  Он смотрел на меня, как на родную мать.  Мне стало настолько неловко после всего того, что произошло, что я стал быстро объяснять ему про занозу, стараясь скрыть свою неловкость и стараясь употребить как можно больше медицинских терминов.

— Но надо же было просто вытащить ее иголкой, — совершенно спокойно ответил он на все мною сказанное, и продолжая смотреть мне прямо в глаза, как-будто сканируя меня и пытаясь понять, действительно ли я так озабочен этой занозой.

— Так где ее взять? — старался я продолжить разговор на эту тему, хотя чувствовал, что в этот момент моя заноза его совсем не волнует. — Да и заноза слишком маленькая, чтобы ее иголкой вытаскивать.  Ее и не видно-то совсем.

— Тогда ее надо просто высосать, — сказал он и тут же резко приложился к моей ладони, удерживая ее руками.  Сначала он выпил всю свою мочу.  Вот этого я и вовсе не ожидал, хотя чувствовал, что что-то еще должно было произойти неординарное.  Потом я почувствовал, как его язык загулял по моей ладони, видимо ища место где сидела заноза.  Потом он как бы прикусил это место, но совсем не больно, даже как-то ласково, и начал высасывать ее.  Не знаю высосал он ее или нет, но вскоре он оставил мою занозу в покое и начал облизывать мой указательный палец, которым я его возбуждал.

Это разврат мог продолжаться еще долго, но ноги мои от долгого сидения уже начали затекать.  Мозг уже подавал мне команду вставать и я резко встал.  От долго сидения я не сразу сориентировался в пространстве и чуть не упал на мальчика, но мои руки успели опереться на его плечи.  Все произошло так быстро, что он тоже пошатнулся и упал с корточек на колени, но слава богу ничего себе не разбил, так как успел ухватиться за мои ноги.  И тут мои спортивные штаны медленно, но верно поползли вниз.  Все произошло естественно, но на какое-то мгновение мне показалось, что он нарочно стягивает их с меня.  Вскоре показались плавки.  Он медленно начал стягивать и их, делая это скорее всего уже подсознательно.  Какая-то неведомая сила заставляла его это делать, и одновременно удерживала меня от того, чтобы я прекратил все это.  Мне показалось, что это уже какое-то маньячество.  Я подумал, что когда мальчик доберется до моего члена, его глаза вспыхнут красным огнем, он вцепится в него зубами и…

Но когда мой член выстрелил всем своим корпусом из плавок, он только закрыл глаза и нежно-нежно обнял его головку губами.  Естественно весь член в рот не влез, но и этого было достаточно, более чем достаточно.  Я ощутил тепло его рта, приятную влагу слюны, которая обволокла головку моего члена, его маленький нежный язычок, который скользил по головке туда-сюда, вгоняя меня во все больший кайф.  Тело мое задрожало.  Я был готов совершить какой-то немыслимый прыжок неизвестно куда и неизвестно на какое расстояние, и чтобы этого не сделать руки мои стали искать за что бы удержаться.  Я обнял мальчика за шею.  На ощупь она была очень приятной, кожа была мягкой, гладкой и живой… Движения его языка отдавались на шее движениями мышц.  Это еще больше возбудило меня.  Я начал ласкать его шею, ушки, голову.  Его пушистый ежик волос просачивался мне между пальцев.  Они оказались еще мягче, чем я предполагал.  Он обхватил руками мои ягодицы и начал притягивать их к своему лицу.  Я тоже обнял его голову и притянул ее к себе.  Мой член вошел к нему в рот целиком.  Как он только там поместился, ума не приложу… От удивления и восторга я мгновенно кончил казалось всем, что только во мне было и могло извергаться.

* * *
 

3

Тут я заметил в начале поля маленькую точечку человека, сворачивающего от железнодорожного полотна.

— Вставай, — нехотя проговорил я. — Люди идут.  Видимо следующая электричка уже приехала, — сказал я, оценивая сколько же времени мы здесь проторчали.  Наверное никак не меньше получаса.  Он встал, отряхнул колени, и отвернулся от меня.  Я застегнул бэг, достал сигарету, секунду подумал, достал еще одну и угостил его.  Он взял ее не оборачиваясь, прикурил, сделав такую большую затяжку, что можно было подумать, что он хочет втянуть в себя весь мир.

— Ну, пойдем, — сказал я и легким движением руки подтолкнул его.

Пока мы шли, я молча прокручивал в голове все происшедшее, в обратном порядке и мучил себя вопросом, кто же он такой, этот мальчик, и откуда он взялся.  Когда я мысленно вернулся к тому моменту, где мы только подошли к камню, и он отошел от меня сходить в туалет, я вспомнил, что подумал, что он очень стеснительный.  Сейчас я уже так не думал.  Единственное, что я не мог понять, так это зачем он отходил, если он собирался осуществить свой план заранее.  Он не стал бы этого делать… И тут я понял, что отходил он специально, чтобы незаметно развязать шнурок на кроссовке, дав тем самым повод к… Ну хитрец.  Маленький, а не такой уж дурак.  Это ж надо было все так придумать.  И как он только не побоялся.  Не то что не побоялся, а и не постеснялся… Да и вообще… Я бы на его месте… Я вспомнил, как в детстве я стеснялся не то что взрослых, а даже ровесников.  А этот парнишка наверное и не на такое способен.  А его взгляд…

— Как же тебя все-таки зовут… — спросил я, обняв его за плечо, и с некоторой издевкой добавив: — …прекрасный незнакомец?

— Узнаешь, когда надо будет… — с таинственностью ответил он, как-будто что-то замышлял.  Да… теперь я мог ожидать от него всего чего угодно.

Дальнейшее передвижение сопровождалось томительным молчанием.  Мы уже приближались к концу поля, когда подул ветер.

— Я же говорил, что погода портится, — утверждающе произнес он. — Как бы дождя не было.

Он несколько повеселел, похоже только от той мысли, что он был прав.

— Ничего, до лагеря дойти успеем, — только и успел сказать я, как начал накрапывать мелкий дождик.  С каждой секундой он все усиливался и усиливался, вскоре закапав настоящим, полноценным дождем.  Мы побежали.  До конца поля оставалось метров триста, дальше начинался лесок.  На бегу он снял рубашку и попросил спрятать ее в бэг, чтобы она совсем не промокла.

— Может ты еще и трусы снимешь, — с ехидством спросил я, пряча его рубашку в свой бэг.

— Не, трусы из такого материала, который очень быстро сохнет, — ответил он вполне серьезно.

Быстро сохнет… Таким серьезным тоном, как-будто прямо специально покупал такие… Наконец-то мы добежали до леса, но это мало радовало, так как лес был сосновым, а ветви сосен не такие уж и густые.  До лагеря оставалось еще где-то с километр по лесу и промокнуть мы могли бы основательно.  Вдруг я вспомнил, что совсем недалеко отсюда, метрах в ста, есть овраг, на краю которого стоит большое дерево неопознанной породы.  Половина его корневища свисает над оврагом и образует шалаш.  Когда я был мальчишкой и ездил отдыхать в этот лагерь, мы частенько убегали с территории к этому дереву, чтобы там спокойно покурить.

— Давай сюда, — крикнул я, уже сворачивая в сторону, — здесь есть одно укромное местечко.

Он послушно свернул за мной и через несколько минут мы были уже у дерева.  Мы торопливо обошли его, спустились вниз и оказались под корневищем.  По всему было видно, что это место уже обнаружили обитатели первой смены пионерского лагеря, так как сверху на корни были наложены сосновые и еловые ветки, а сама пещерка была основательно вырыта вглубь под дерево.  Да причем настолько, что в ней запросто могли уместиться аж четыре человека.  Мы забрались в самую глубь пещеры.  Дрова, кем-то заботливо приготовленные и сложенные в самом конце пещеры, тут же были использованы по назначению.  Более менее отдышавшись от бега по полю и суматохи с костром, я начал ощущать укусы комаров.  Оглядевшись по сторонам, я понял, что нам предстоит быть либо мокрыми насквозь от дождя, либо съеденными заживо.  Вспомнив про аэрозоль от комаров, которую так и не смог найти в бэге, я быстро вытряхнул его содержимое на пол.  Баллончик тут же нашелся.  Но процесс поедания нас уже начался.  В бешенстве я сорвал колпачок и оросил всю эту летающую тварь плотной струей.  Тут же стало нечем дышать.  Мы вылетели наружу и начали беспрерывно чихать.  Не обращая внимания на дождь и не переставая чихать, я продолжал пылить аэрозолью во внутрь нашего убежища.  Когда, как мне показалось, не должно было остаться ни одного не опыленного мною места, я прекратил газовать и взглянул на небо.  Ё… По нему в нашу сторону двигалась огромная туча.  Видимо нам здесь предстояло пробыть довольно-таки долгое время.

— Хватит мокнуть, — сказал я, когда аэрозоль немного рассеялась, — залезай.

— Сейчас, только веток в костер подброшу, — сказал он и стал выбирать более сухие дрова из кучи и подкладывать их в костер.

Огонь был довольно-таки сильным и в пещерке становилось уже жарко.  Я снял с себя свой спортивный костюм и повесил его на корешок, торчавший сверху, чтобы он высох.  Потом собрал все вещи, которые я второпях высыпал из бэга, засунул их обратно, оставив только одеяло для загорания на пляже.  Расстелив его на полу, я лег и облокотился головой на стенку пещеры.  Мой попутчик все подкладывал дрова в костер, продолжая мокнуть под дождем.  Я достал сигареты и закурил.  Умеют же ведь делать, когда захотят… Несмотря на то, что куртка от спортивного костюма промокла насквозь, сигареты остались сухими, а после такого дождичка и пробежки было особенно приятно затянуться сухим, крепким и немного сладковатым табаком «Герцеговины».

Я сделал глубокую затяжку и вытянулся от удовольствия в полный рост.  Чтобы не потерять сигареты и зажигалку, я положил их на себя, точнее на плавки.  Как говорится на самое чувствительное место.  Покуривая, я стал наблюдать за моим безымянным спутником.  Он сидел на корточках у костра и, продолжая мокнуть, в гигантском количестве подкладывал дрова.  Волосы его уже не стояли ежиком как раньше.  Вода капала с них небольшими ручейками на спину и, соединяясь с новыми каплями дождя стекала вниз по спине, наполняя собой трусы.  Но он не обращал на это никакого внимания.  Он уставился на огонь, смотря в середину костра, как в глубину вселенной.  Мне было знакомо такое состояние.  Когда-то сам вот так же сидел у костра и смотрел на пламя, которое завораживало с каждой минутой все больше и больше.  А какие ощущения получаешь когда костер уже погаснет и останутся только сверкающие в ночи угольки… Кажется что это таинственные огоньки инопланетных кораблей мерцают в бескрайнем пространстве вселенной.  Кажется, что сейчас оттуда спустится инопланетянин и схватит тебя за руку, унося с собой в мир неизведанных диких звезд.

Тут что-то коснулось пальцев моей руки.  От неожиданности я дернулся и еще больше обжегся своей же сигаретой, дотлевшей за время моих воспоминаний до самых пальцев.  Сделав последнюю затяжку я пульнул бычок щелчком пальцев прямо в костер.  Мальчик, увидев бычок, очнулся и взглянув на небо непонимающим взглядом быстро юркнул в пещерку.

— Куда!!? — остановил я его. — Хочешь мне все одеяло намочить? С тебя же вода льет, как-будто обоссался.  Сидел там, понимаешь ли, мок, а теперь лезешь на сухое одеяло, — говорил я постепенно понимая, что несу полную чушь, так как одеяло предназначалось для того, чтобы на нем загорать после купания.  Но он воспринял это всерьез, вылез обратно и снял с себя трусы.  Я удивился такой прямолинейности его характера, хотя именно этого и хотел добиться не пуская его на одеяло.  Он выжал трусы, потом забравшись в начало пещеры обтер себя ими от капель дождя и снова выжал.  Повесив их на корни, торчащие сверху рядом с моими вещами, спросил:

— А теперь можно?

— А теперь можно, — ответил я передразнивая его.

— Можно, можно… — в ответ передразнил он меня. — Можно подумать, что на пляже оно не намокнет, когда будешь на нем загорать.

— Ах ты сученок, — сказал я резко привстав.  Схватив его за ногу я повалил его на себя, пытаясь положить рядом.  Но этот хитрец нарочно падал прямо на меня.  Я не стал его останавливать и он буквально разлегся на мне, но сделав вид, что это произошло случайно, через несколько секунд скатился с меня и лег рядом.

— Чего ты сразу драться? — обиженным тоном спросил он. — Можно подумать, что я не прав.

— Прав, прав.  Только вот где мои сигареты и зажигалка.  Ищи теперь…

Я присел и начал обшаривать одеяло вокруг себя и под собой, но в этот момент услышал как «вжыкнула» зажигалка.  Обернувшись, я увидел, что малыш закуривает мои сигареты.

— Они вот тут лежали… — показал он на место рядом со мной.

— Негодяйский ты мальчишка, — сказал я, укладываясь обратно.

— Почему? — без тени обиды спросил он.

— Почему, почему… По кочану… — замолк я, не зная чего сказать. —

Поговорка у меня такая, «негодяйский ты мальчишка»… Совратитель…

— Кто совратитель? — переспросил он.

— Кто, кто… Ты конечно, — уверенно сказал я. — Чего вот ты тут без трусов разлегся, да еще ко мне прижимаешься? Знаешь что я сейчас с тобой сделать могу? — пугающей интонацией спросил я.

— Чё?.. — заигрывающе спросил он.

— Выебу, убью, закопаю и присыплю угольками…

— Все равно не сделаешь…

— Если будешь много пиздеть — получишь, — сказал я, начиная уже и вправду немного злиться.

Он замолчал, но докурив, заговорил опять:

— И все-таки совратитель не я, а ты.

— Вот так вот… Это почему же? Я же вроде ничего такого самостоятельно не предпринимал, — ответствовал я, делая акцент на слове самостоятельно.

— Потому, что я без трусов тут перед тобой, а ты в плавках.

— Ха!   Логика… — воскликнул я вместо очередного вопроса, действительно не понимая его логики. — Ну и что из этого?
         — А то, что меня так и подмывает посмотреть на то, что под ними… —

ответил он, деланно отворачиваясь в сторону, — …а значит ты меня совращаешь в настоящий момент.

— Ни хуя себе!!!   Можно подумать, что ты на поле не видел того, чего в рот брал.

— Не видел, — утвердительно ответил он и, уже серьезно отвернувшись, тихо добавил: — Я не смотрел…

Ну что ж, по крайней мере откровенно… Это первое, что я от него услышал, и что не требовало никаких доказательств.  Выждав некоторое время я как бы невзначай спросил:

— А теперь тебе посмотреть хочется, да?

— Допустим…

«Допускаю» хотел сказать я, но лег молча…

Он осторожно перегнулся через меня и лег поверху моего живота, загородив от моего взгляда нижнюю часть моего тела.  Я ощутил соприкосновение наших тел и для придания этому ощущению еще большей окраски, стал поглаживать рукой его спину.  Он гладил своей рукой мой член через плавки.  Движения его были нежны, аккуратны, но не стеснительны.  Напротив, чувствовалось, что он хочет добиться только одно — чтобы мой член встал.  Он и так уже был напряжен, но все больше и больше напрягался с каждым движением руки мальчика.  Я нащупал левой рукой пачку сигарет, вытащил оттуда одну, потом не переставая гладить спину мальчика, нащупал зажигалку и прикурил.  Затянувшись «Герцеговиной» я расслабился.  Будь что будет, подумал я.  Пусть поразвлекается, мне-то от этого не хуже.  Я лег поудобнее.  Держа одной рукой сигарету, другой продолжал поглаживать его по спине круговыми движениями, постепенно, миллиметр за миллиметром приближаясь к его попочке.  Он тоже не стоял на месте и начал потихоньку стягивать с меня плавки.  Ах, как я люблю когда меня раздевают.  Лежишь себе и все происходит само собой.  Ваще балдеж, особенно когда это делает такое милое дитя.  Он снял с меня плавки и начал ласкать мой член своими нежными ручками.  Я тоже начал переходить на более откровенные действия.  Я просунул руку сквозь его ноги, взял его яички, и начал потягивать их на себя и перебирать пальцами по ним, пытаясь добраться до членика подобно альпинисту, карабкающемуся на скалу.  Его членик был уже наготове, то есть стоял во всю.  Я начал тихонько ему дрочить.  Он тоже развлекался с моим членом.  Вообще-то первое, о чем я подумал, так это то, что он опять возьмет у меня в рот, однако он этого не делал, а просто ласкал его, как бы пытаясь убедить меня, что он действительно хотел только рассмотреть его.  И несмотря на то, что он даже и не дрочил мне, мне было очень приятно.  Сначала он ласкал мой член кистью руки, потом начал водить по головке члена рукой от ладони до локтя и обратно.  Создавалось точно такое же впечатление, когда у тебя отсасывают.  Так мне еще никто не делал и я начал впадать в экстаз.  Он все водил и водил рукой по головке, а я все больше обнажал головку его члена, причем не как обычно это делают, а тянул его за яички.  От этого он иногда постанывал.  Наверняка ему было немного больно, но я знаю эту боль.  Эта боль ничто, по сравнению с удовольствием, которое от нее получаешь.
 

Не знаю сколько мы так пролежали, но кончить мы не смогли оба.  Он потому что был еще слишком мал, для того чтобы кончать по несколько раз в день, а я просто сильно хотел ссать.

— Ну что, насмотрелся? — спросил я.

— Угу.  Аж глаза режет…

— Хорош прикалываться, я в туалет хочу. — Сказал я, и слега приподняв его ногой, натянул плавки на их законное место.

— А слабо мне в рот нассать?

«А на спину тебе не посрать?» хотел парировать я, но почему-то вспомнил про историю с занозой и мочой.

— Для этого сначала надо поставить занозу в рот. — Ответил я, явно имея ввиду под занозой нечто другое.  Интересно поймет он этот оборот или нет?

— Ну что ж, поставь, когда захочешь — продолжил он игру.

— Вумный… как вутка…

Я подобрался ко входу в наше убежище, но выходить не стал, так как дождь еще слегка капал.  Скрючившись, чтобы не испачкать волосы о земляной потолок я начал делать то, ради чего и встал.

И тут как в том анекдоте, где в доску пьяный мужик вместо члена достал из штанов купленного на рынке ужа, глаза мои полезли на лоб.  У меня из члена била одна струя, а между ног вторая.  То, что он примостился сзади я догадался сразу, но всё дело было в том, что эта его вторая струя поднималась всё выше и выше, пока наконец не уперлась мне в задницу.  Мои плавки тут же намокли, а по ногам потекла его моча.

Я резко выпрямился, сильно ударившись при этом головой о потолок, и диким, от боли и злости, воплем «Ты что, охуел что ли, ёб твою мать?!!», повалил его на пол.  Это произошло так быстро, что я даже не успел остановить процесс мочеиспускания и продолжал мочится на все, что только попадалось.  А попадался в первую очередь он.  С его стороны всё было аналогично.  Он тоже продолжал ссать, но в отличие от меня он даже и не пытался это остановить, что взбесило меня еще больше.

Я сорвал с корня под потолком, уже высохшие его трусы, и вытерев ими со своего лица мочу, запихнул ему в рот.  Я был так зол, что мне хотелось его просто убить.  Я даже пару раз съездил ему по физиономии.  Но почему-то именно в моменты ударов его струя становилась сильнее.

— Ты что, сученок! Ты еще и тащишься? Ну ты у меня сейчас покайфуешь… Щас я тебе дырку-то заткну! Ты у меня вообще ссать не сможешь. — В бешенстве прокричал я, слабо соображая, что ссыт-то он из совсем другой «дырки».

Закинув его ноги к его же голове.  Я попытался снять свободной рукой с себя плавки.  Но то ли от того, что было не удобно, то ли от того, что они капитально намокли, мне удалось их только приспустить.  И вот в этой нелепой позиции я и вошел в него.  Первым моим желанием было отомстить ему, поэтому, как только я оказался у него внутри, я продолжил ссать.  Поскольку рот его был заткнут трусами, он смог только замычать.  Но как он мычал!..

Отоссавшись я начал трахать его, поскольку уже не в силах был остановиться.  Постепенно приходя в экстаз, я стал терять контроль над собой.  Я отпустил его руки и уже держал его ноги.  Он тут же вытащил свои трусы изо рта, но ни слова не проронил.  Он кайфовал.  Боже, как он кайфовал! А между тем из его попки вытекало все, что я туда сделал.  Все это хлюпало и булькало… В иной ситуации я и притронуться бы к этому не смог, но сейчас это только придавало особый колорит всему происходящему.

* * *
 

4

Я не помню как я кончил.  Помню только, что я очнулся лежа на нем, а он тихонечко постанывал, лежа подо мной и гладил меня своими мокрыми от мочи и грязными от земли руками.  Немного придя в себя, мне стало не по себе от всего этого бедлама.  С омерзением я отстранился от него и промолвил:

— Моли Бога, чтобы дождь не кончился…

— Господи… — Только и смог вымолвить он.

Дождь шел хоть и не такой сильный, как в самом начале, но похоже заканчиваться и не собирался.  Кое как отмывшись от всего, чего только можно было себе представить, я заскочил обратно.  Одеяло пришлось свернуть.  Достав из бэга газеты, я расстелил их на земле.  И тут только заметил, что спутника моего нет.  Выглянув наружу я увидел его стоящего под дождем.  Он блаженно дрочил.  Нет, подумал я, это уже выше всякого моего понимания.  Я тихо подошел к нему, аккуратно обнял его за плечи, оторвал руки от его занятия, и медленно направился вместе с ним в пещерку.

Его била дрожь.  Усадив его на газеты и обняв, я попытался его согреть.  Он заерзал, отталкивая меня, и немыми и беспомощными движениями рук дал мне понять, что хочет закурить.  С трудом найдя смятую пачку, а закурил сам и прикурил ему сигарету.  Сделав несколько частых и глубоких затяжек, он успокоено уткнулся мне в плечо.

— Рассказывай… — ни к чему не обязывая предложил я.

Он ответил долгим молчанием…

Закурив вторую сигарету, он также продолжал молчать.  Я попытался представить себя на его месте, но это удавалось с трудом.  Почему-то мне казалось, что я должен бы был сейчас плакать.  Нет — рыдать… А он…

Наконец он соизволил мне что-то ответить.  Но это что-то… Если бы мне было лет семьдесят, я бы точно получил инфаркт:

— Не ужели для того, чтобы ты меня трахнул, мне надо было обязательно тебя обоссать?!!

Вот это уже было слишком! Я схватил его за волосы и тряся сказал:

— Слушай ты, пиздёныш… Если ты сейчас же не скажешь мне кто ты такой, и откуда ты здесь на мою голову свалился, я тебя…

— Ну что ты меня, что ты меня?.. — удивительно легко освободившись от моей руки, прокричал он. — Трахнешь да, трахнешь?..

Действительно, и ничего-то я с ним поделать не мог.  Ха, а что я действительно мог? Привести его в лагерь к какому-нибудь там начальнику, например, и сказать: вот, мол, он нассал на меня, а я его за это трахнул!..  Очень веселая была бы картина…

— Ну вот что, дорогой.  Если уж ты такой весь засекреченный — хуй с тобой.  Но давай договоримся с тобой на будущее, если оно конечно будет, чтобы никаких выкрутасов.  И если уж ты такой… То говори прямо, что ты хочешь…

— Угу… А на спину тебе не посрать?

— Слушай. — Почему-то довольно спокойно ответил я. — Ты же милый малый.  Что ж ты такой агрессивный?

Он только пожал плечами.

— Кстати, сколько тебе лет.  Ты ж еще маленький совсем, а уже такими делами занимаешься… Ведь тебе должно быть где-то тринадцать-пятнадцать?..

— Двенадцать…

— Чё??!!..

— …исполнилось полгода назад.

— Бля… С кем я связался!

— Тебя никто не заставлял!

— А кто в рот просил нассать? Да, кстати, а откуда ты знаешь отговорку «А на спину тебе не посрать?»

— От верблюда… — огрызнулся он.

— Нет, ну всё таки.  Просто это моя поговорка…

Он взглянул на меня несколько удивленно и тихо промолвил:

— От брата…

От брата, от брата, от брата… Мысли вертелись в моей голове с бешенной скоростью…

— Какого брата? — спросил я, как бы сам себя, вслух.

— Моего брата, к которому я в лагерь еду.

— Брата… Так ты Денис, брат Кирилла?..

— Ну… — он уставился на меня офонаревшими глазами и понял, что «попал»… — Ты что, его тоже знаешь?..

В глазах его было замешательство.  Может он боялся, что я его выдам?

— А я, собственно, к нему и еду.

— Оп-па…

— Не ссы. — Успокоил я его.

— Я и не ссу. — Ответил он достаточно спокойно.

Теперь настала моя очередь удивляться:

— Так что, Кирюха всё знает, что ли?

— Ну не все…

— Так ведь он вроде не того… Не этого… Не «наш» товарищ-то?

— Да все вы не «наши» до первого раза.

— Извини конечно, но сколько я его знаю… я даже и подумать не мог.

Действительно, Кирилла я знал уже наверное года этак четыре.  Но даже мимолетно у меня не возникало подозрения, что он мог оказаться тоже голубым.  Во-первых, я бы не сказал, что он был каким-то там красавцем.  Во-вторых, он все время был с какими-нибудь девчонками.  Ну и в-третьих, во время разговоров, если речь вдруг заходила о голубых, будь то анекдот или еще какая-нибудь история, он все время говорил о них с пренебрежением и с отвращением.  Последнее правда спорно, ведь многие наоборот только так маскируются.  Но все равно.  Что-то такое говорило мне о том, что он никак не мог быть нашим.  И тут те на…

— А я вот сколько его знаю… — прервал мои размышления Денис (наконец-то я узнал как его зовут) — столько он меня и трахает…

— Вот это ты выдал… Он что, только тебя и трахает?

— Ну почему, всяких там девок домой водит.

— И тебе наверное иногда перепадает?

— Мне перепадает ежедневно, то есть еженощно, только не девок… — сказал он слегка улыбаясь.

Ну наконец-то он улыбнулся.  Знать стал отходить.

Но мне почему-то было не совсем весело.  Это что же получается? Кирюха, этакий мальчик-паинька, завсегдатай шумной компании, не прочь до баб, а сам по ночам маленького брата поебывает? Вот это номер…

— Слушай, тебе ты говоришь уже двенадцать с этим самым… а ты уже как профессионал.  И давно вы уже этим занимаетесь?

— Ну… — ему явно стало самому интересно, и он принялся что-то вспоминать параллельно закуривая новую сигарету. — Ну где-то года два…

— Что!? Ты хочешь сказать что с десяти лет? Вот если б ты сказал месяца два, я бы еще поверил… Хотя, судя по твоему поведению… Но ведь это же не нормально! Нет, ты скажи, серьезно что ли с десяти лет?

— Не веришь — спроси у брата.

«Спроси у брата».  Легко сказать «спроси у брата».  Как это он себе представляет? Нет, ну он-то себе представляет… А я? Никогда с ним на эту тему не разговаривал и даже намека не делал, и тут я подхожу к нему и спрашиваю: «А что, Кирюх, давно ли ты спишь с братом?» Представляю какое у него будет выражение лица…

— Нет знаешь, Дениска, — почему то переходя на уменьшительно-ласкательный тон, ответил я, — с братом твоим на эту тему меня разговаривать не тянет.  Ты лучше сам расскажи, как это у вас так все получилось.  Я конечно все понимаю, но чтобы брат с братом… Такое я встречаю впервые.

— Ну рассказывать я не люблю.  Я люблю…

— Ну что ты любишь, это я уже понял. — Прервал я его. — Мне все же интересно, как это у вас началось.

— Да я сам-то смутно помню.  Если хочешь узнать в подробностях, спрашивай все-таки у него.  Я только помню, что это года два уже длится, и что я не прочь.

— Да, тяжелый случай…

— Бывает тяжелее.

— Например?

— Ну вот у нас в классе девка учится… У неё два брата — один младше на два года, другой старше на два года.  Так они троём трахаются меж собой как хотят, и еще меня иногда приглашают.

— Ёбаный стос! Я уж думал, что круче тебя извращенца не бывает, а ты мне тут такие байки травишь.

— Нет, ну ты можешь не верить конечно…

— А Кира, ну то есть брат твой, тоже знает об этом?

— А ему-то зачем? Ему и своих подружек блядствующих хватает.

— А тебе брата значит не хватает?

— Так мне иногда тоже кого-нибудь трахнуть охота.

— Значит ты брата не трахаешь, а только он тебя?

— Да.

— А… Ну тогда понятно, почему я про него ничего не знал.  Значит он всё таки не «наш».

— Да он не «наш», но «мой».

— А ты сам-то тащишься, когда он тебя трахает?

— Еще бы…

— Ну а ему-то не предлагал?

— Да предлагал как-то, когда он шибко пьяный домой приперся…

— Ну и…

— Ну и получил пизды… В смысле схлопотал по морде, ну и всякое там разное по мелочам.

— Так что же это получается? Между вами нет даже, что называется «братской любви»?

— Да уж какая там любовь…

— Так что он тебя просто трахает, как блядь, а ты терпишь?

— Не терплю, а тащусь.

— Нет, ну я в том смысле, что…

— Ну если в том, то да…

— Ну, Кирюха, — как бы обращаясь к предмету нашего разговора, проговорил я, — видимо придется с тобой все таки поговорить.

— Не думаю, чтобы он тебя даже стал слушать, особенно на такую тему.
          — Не ссы, меня будет.

— Никогда не говори мне «не ссы»! — вдруг резко выпалил он.

— А то трахнешь да, трахнешь? — спросил я как бы передразнивая его.

— А то я за себя не отвечаю…

— Вау! Какие мы грозные.  Ладно, если будешь себя хорошо вести.

— И без всяких «ладно».  Я тебя предупредил…

5

Дождь все таки кончился, но было уже за полночь.  И так как перспектива ночевать в лесу меня совсем не грела (хотя согреть друг друга мы смогли бы), пришлось все таки добираться до лагеря.  Немного побродив в полной темноте вдоль лагерного забора в поисках ворот, и не найдя их, мы решили лезть через забор.

— Ну, ты найдешь дорогу до домика брата? — спросил он меня, когда мы оказались не территории лагеря.

— Найду.  А ты что, не к нему пойдешь?

— Нет.  Он ждет меня только завтра.

— А чего ж ты сегодня приехал?

— Да я во второй, к знакомым пацанам.

— Хорошие пацаны, наверное…

— Да уж, не плохие!

— Познакомишь?

— Я подумаю.  Ну пока.

— Покакай…

— Да, это… Ты брату ничего не рассказывай.

— ?

— Ну как бы мы с тобой еще не знакомы.

— А что мне за это будет?

— Будет, будет… Не расскажешь?

— Не ссы!

— Блин, ну я же просил!!!

— Вау! Скъюзми…
 

Мы разошлись.  Он в отрядные корпуса (не понятно зачем, хотя догадаться можно было), а я в домики обслуживающего персонала.  С трудом вспомнив местоположение домика, все таки целый год прошел, да еще и темнотища, я побрел в его сторону.

Подойдя к крыльцу я увидел, что за углом дома деревья немного освещены светом из окна.  Не став подниматься на крыльцо, я завернул за угол и подошел поближе к окну.  Оно было занавешено светлой, но непрозрачной материей и за ним мелькали тени и слышались голоса.  Блядь, опять у него бабы.  Сейчас опять будет наливать и предлагать трахнуть одну из местных поварих…
 

Я постучал в дверь.  За дверью раздался шум быстро убираемой со стола посуды.

— Михалыч, ты?

— Нет.

Дверь распахнулась и моему взору предстал Кирюха в одних трусах и сигаретой в зубах:

— О-о-о… Геша! Девки, доставайте стаканы обратно! Проходи, проходи…

— Тихо ты, не шуми, а то разбудишь соседей.

— Да тут один Михалыч полуглухой, так что все по фиг.

— Кто такой Михалыч?

— Да кочегар у нас новый, из деревни соседней.  Мало того что глухой, так как нажрется вечером, его хрен разбудишь.  Так что можешь шуметь.

Я прошел в комнату.  На достаточно сильно помятой кровати, укрывшись почти с головой одеялом, лежали две девчонки и один парень.  Парень был уже сильно пьян и только и промолвил:

— Это кто еще там приперся?

— Кто, кто, ты давай вали к себе.  Тебе уже хватит сегодня бухать, —

сказал Кирюха. — А вы чего лежите, девки, я же сказал — доставайте стаканы обратно.

— Ты представил бы хоть, для начала, кто это, а стаканы мы всегда достать успеем, — сказала одна, вылезая из под одеяла и прикрывая грудь казенным «вафельным» полотенцем.

— Это Гешка, мой старый приятель.

— Ну не в том смысле что старый, а в том, что мы давно знакомы.  Геша, —

представился я самостоятельно. — Вас то как звать величать?

— Это Светка, — сказал Кирюха, смачно схватив за ляжку ту, которая вылезла из под одеяла. — А это, — схватив одеяло за край и обнажив вторую, — Ольга.

Ольга взвизгнула и потянула одеяло на себя.

— Ну хватит тут егозить, — проворчал парень, лежавший рядом с ней.  Уже достали.

— Ты давай вставай, Серега, — сказал Кира, приподнимая его с кровати. —

Мне тут пьяные мертвецы не нужны.

Серега нехотя встал.

— Блядь, дайте хоть выпить еще чего, и я пойду.

— Да, кстати, — спохватился Кира, обращаясь ко мне, — давай выпьем за твой приезд.

— Давай, давай.  Чего пьете?

— Ха! Чего тут можно пить в этой глуши… Водку конечно.  А у тебя чего лучше есть?

— Не, не взял…

— Понятно.  Ну ладно, у нас правда мало осталось, но на сегодня хватит…

Он налил стаканы, криво накромсал колбасы, взял один кусок себе…

— Ну чего, с приездом! Надолго? — и не дожидаясь ответа опрокинул стакан к себе в глотку.

— На пару дней, — ответил я проделав тоже самое.

— Жаль… Так… Надо всех выгнать к чертям собачьим, а то с тобой поболтать охота.

— Смотри обидятся…

— Да ладно, они тут каждый лень зависают.  Так, девки, давайте хватайте Серегу и валите отсюда.

— Я и сам дойду… — пробурчал Серега несколько обиженным тоном.

— Ну ладно, Кирюш, спасибо за водочку, мы действительно пойдем, а то завтрак уже скоро детям готовить, а мы еще протрезветь должны, — сказала Ольга.

— Давайте, давайте, идите спать, а то завтра весь лагерь отравите своей манной кашей, — практически выталкивая их за дверь, сказал Кира.

— Ой, — вскрикнула Светка, — ты мне платье-то мое отдай, чего я в твоем халате пойду что ли?

— На, на… И трусы свои не забудь, — сказал Кира одной рукой стягивая с нее халат, другой пихая в нее ее вещами. — Все, девки, до завтра.

— Да… Не особо ласков ты с ними, — сказал я, когда голоса за дверью стихли.

— Да чего с ними ласковыми быть? Бляди, они и есть бляди.  Им только водки налей, да член вставь.  Больше ничего не надо.

— Ну и подружек ты себе нашел…

— Да чего их искать, они сами липнут.  Может вернуть их, ты не хочешь?

— Не, я с дороги… Под дождь попал…

— Ну чего давай еще по одной…

— Давай…

Мы разлили себе по чуть-чуть, выпили и уставились друг на друга.

— Странной дело, — начал первым Кира.  Живем с тобой в одном городе.  Почти на соседних улицах.  А видимся раз в год.  Только когда сюда приезжаем.

— Да уж… Ты, кстати, в этот раз здесь как кто? Опять, как гостящий у мамы?

— Нет, ты что.  Я бы разве сейчас так бухал?

— А чего?

— Она в это лето не поехала.  У нас отец в больнице лежит, вот она в Москве-то и осталась.  А я нынче — помощник физрука…

— Ого…

— Не «ого», а «ого-го»! От девок отбоя нет.  Правда одни малолетки.  А чего с них взять? Красивые есть, но ведь мелкие, блядь.  Щупать начнешь, так они визжат, как-будто их режут.

— Да уж знаю, я как ты щупаешь… Это ж дети, с ними надо быть аккуратно, а ты как схватишь… Давай наливай еще…

— Так… По половиночке…

— Ну, за два дня вместе…

— Хе-хе… Тут еще…

— Что?

— Щас, выпью…

Он опрокинул стакан, оторвал кусок колбасы, и, жуя, продолжил:

— Тут завтра брательник мой должен еще подъехать, так что скучно не будет!

— Чего-то не слышал, чтобы у тебя брат был, — деланно соврал я.  А что я должен был еще сказать?

— Ну вот и познакомишься!

— Сколько лет-то ему? — спросил я, хотя уже прекрасно знал ответ на этот вопрос.

— Двенадцать.  Тринадцатый пошел.

— Далеко пошел?

— Блядь, опять ты со своими приколами?

— Ну ладно… Расскажи чего-нибудь про него.  Чем занимается?

— Да чем в двенадцать лет можно заниматься…

— Ну… Э…

— …кроме онанизма! Ха-ха-ха!

Мы оба громко заржали.

— Придешь домой, заглянешь в комнату — вечно сидит дрочит.

— Что вот так прям и сидит?

— А что? Чего ему стесняться-то? Меня что ли?

— Ну все таки…

— Да ладно… Спим, и то вместе… Я вон даже девок к себе при нем вожу… И нечего.

— В смысле «водишь»? И трахаешь при нем что ли?

— А что делать, комната-то одна!

— А девки?

— Да девки свои.  Уже привыкли все, ха-ха!

— Ну а он чего?

— А чего? Да стоит и дрочит…

— Ну ты бы хоть ему дал девочку попробовать.

— Еще чего! Пусть вырастет сначала! Еще ссать в постель ночью не перестал, а ему девок подавай!

— В смысле «ссать»?

— В смысле? В прямом смысле! Спишь себе ночью, и просыпаешься от того, что мокро стало.  Брат обоссался!

— Ха-ха-ха!

— Чего ты смеешься?

— Да так! Ха-ха-ха!

— Ну хватит ржать!!! — прокричал Кира, сам едва сдерживаясь от смеха.

— Ха-ха-ха! Блядь, да я бы, ха-ха-ха… Да я бы просто выебал его за это… Давай еще водки, — сказал я, понимая, что попал на золотую жилу и Кире надо развязать язык до конца.

— Да тут вот… По последнему разу осталось.  Можно правда потом еще в деревню сходить.

— Да ты дойдешь?

— А что в первый раз что ли?

— Ладно, давай наливай, там видно будет.  Кстати, пойдем на улицу, покурим, а то здесь дышать уже нечем, — предложил я.

— Точно.  Пойдем.

Мы взяли с собой остатки водки, и двинулись к выходу.  Кира заметно покачивался.

— О-о-о… Кира! А говоришь в деревню… /p>  — Ничего, надо будет и в деревню дойду.

Мы отошли от дома метров на двести, к самому забору лагеря и сели на какое-то бревно.  Надо ли объяснять, что такое летняя ночь? Это просто фантастика!

Мы молча разлили по стаканам, тихонечко чокнулись и выпили.

— Ту чего куришь-то нынче? — начал первым Кира.

— Как обычно.

— Блядь, ну ладно давай.

Я протянул ему пачку «Герцеговины».

— Брат-то у тебя курит? — спросил я, с надеждой перевести впоследствии разговор на ту тему, которая меня интересовала.

— Курит, сука… Да пусть курит… По сравнению с мировой революцией, как говориться, это все хуйня.

— Он, кстати, где спать-то будет, когда приедет завтра?

— Где, где, у меня.

— А я?

— И ты… Вместе будете спать.

— Ха! А если он и меня обоссыт?

— Ну выебешь его…

— Да ты чего, ты это… думай чего говоришь!

— А что? — удивился Кира.  Он был уже порядком пьян, и был, что называется, сама откровенность. — Ты же сам говорил об этом.

— Да я-то так, образно сказал…

— Да ладно тебе, что ты про педиков никогда не слышал? Ты вот что, —

продолжил он уже шепотом, — я тебе кое чего расскажу, но что бы ни одна живая душа об этом не знала.

— Обижаешь, начальник, — сказал я нарочито пьяной интонацией, что бы у Киры сложилось полное впечатление пьяного базара, который назавтра будет забыт.  Вместе с тем, я искренне радовался, что вот так вот легко и не принужденно мне удается выяснить интересующие меня подробности.

— В общем года два назад, когда он уже окончательно меня достал своими ночными заливами, я ему сказал — не ссы, а то выебу.  Ну как ты вот предложил…

— Ну и?

— Ну и… Дай еще сигарету…

— Да вот же лежат.

— Ну а он взял и тут же, представляешь сволочь, тут же нассал, — Кира потянулся за сигаретами. — Специально, не специально, не знаю.  Но получилось так, как-будто он сделал это нарочно.

— Во, сука… — поддержал я его обиду.

— Блядь, меня это так сильно разозлило, что я взял и трахнул его… Как и обещал.

Я молчал, ожидая, что он скажет дальше.  Потому что мне было важно узнать, что он после этого почувствовал.  Но не с моей подачки, а самостоятельно.

— Блядь, — продолжил он. — Я был так зол, что сам не понимал чего делаю.  Я трахал его и одно временно пиздил, сука, руками по чему придется.

— Ну ты хоть ничего ему не сломал?

— Да нет, вроде.  Даже синяков вроде как не было.

— Ну и чего дальше было?

— О… Дальше было совсем интересно… Ты точно никому не расскажешь?

— Ну мы же договорились…

— Ну так вот… Ложимся мы на следующий день спать и я ему и говорю.  Еще раз обоссышься — опять выебу, как вчера.  Так что: не ссы.  А он возьми тут же и опять нассал.  Прямо на меня! Гад… Сука… Ох, ну и отпиздил же я его… До полусмерти.  Еще хорошо, что родители куда-то свалили, а то бы точно в ментовку сдали бы меня…

— Хорошо, что не убил…

— Да хоть и убил бы.  Ладно, не в этом суть… Ну так вот… Ложимся спать на следующий день… Он уже лег.  Я подхожу к кровати и… Меня тут такая мысль осенила, что мне просто жарко стало… Короче, я спрашиваю у него на прямую: ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?

— И что?

— Он сказал, что хочет! Представляешь себе?

— Не а… И что, ты его трахнул?

— Если честно, то да…

— Ну ты даешь…

— А чего? Сам захотел, никому не скажет, и вообще…

— Что вообще…

— Ну я в смысле, что не так уж это и плохо… Только хуй потом, ха-ха, весь в говне, но все это хуйня по сравнению с мировой революцией.  Ха-ха.  Ну что, пойдем в деревню?

— Нет, нет ты подожди, ты мне все до конца расскажи.  Как это у вас… Что, до сих пор продолжается?

— Ну да…

— Ну вы даете!!!

— Ну ты только это… Не подумай чего такого…

— ?

— Ну что я типа педик или еще чего…

— ?

— Ну как тебе объяснить… Ну, с одной стороны, это странно все конечно, а с другой… Ну почему бы и нет, собственно говоря.

— Дык, это же парень! Причем еще в добавок ко всему и твой брат! Как ты можешь?

— Блядь, тут без стакана не разобраться.  Пошли в деревню…

— Ну на хуй, Кира… Тебя уже развезло, блядь.  Хуйню всякую несешь и еще водки хочешь.

— Ну почему хуйню? Ну вот ты только честно скажи: ты дома дрочишь?

— Ха…

— Знаю, блядь, дрочишь…

— Ну…

— Без «ну».  И что? Тебе не по хуй, что это ты сам себе делаешь?

— Да… Как сказать…

— Я в смысле, что ты же не говоришь себе: блин, да я же парень да еще свой собственный «я»!

— Ну не говорю, конечно, я же не псих, чтобы с самим собой разговаривать…

— То есть ты просто достаешь хуй из штанов и дрочишь.  Прально?

— Прально.

— Мой член: чего хочу, то с ним и делаю.  Прально?

— Прально.

— Ну а я вот беру и трахаю своего брата.

— Типа, мой брат чего хочу, то с ним и делаю?

— Ну да!

— Ну так то сам с собой, а то с другим человеком!

— Ну а если этот человек сам того хочет?

— Это как же понимать, что если я к тебе подойду и скажу трахни меня, то ты меня трахнешь?

— Не..! Ну ты загнул! Ты же не педик!

— А брат твой что, педик?

— Хм… Ну типа как да…

— Так ты же его таким сделал!

— Ну не скажи, не скажи.  Он меня вынудил.

— М-да… Веселая у вас жизнь… Ни хуя не понимаю! — Хотя на самом деле мне уже стало ясно все.

— А чего тут понимать?

Да, подумал я, чего тут понимать? Брат у тебя педик, сам ты тоже педик, просто не осознал этого.  Да и с педиком рядом сидишь, только никогда не узнаешь об этом.

— Я не пойму одного.  Я что с ним завтра спать буду?
          — Ну если он где-нибудь в отряде не остановится…

— А если он меня обоссыт?

— То ты его трахнешь! Ха-ха-ха!!!

— Блядь, тихо ты ржи.  Разбудишь в домиках всех.

— А че… Попробуй!

— Да пошел ты на хуй! Делай со своим братом чего хочешь, я никому не скажу, а меня в это дело не втягивай. — Сказал я обиженным тоном.

— Да ладно, ладно.  Если серьезно, то просто советую тебе не говорить ему никогда «не ссы».  Ни при каких обстоятельствах.

Ах вот оно в чем дело… Я то думал, что он так мне про эту фразу навязчиво толкует… У него оказывается… Как бы это сказать… Рефлекс, что ли…

— Да уж, постараюсь… А ты постарайся его все таки в какой-нибудь отряд устроить, от греха подальше, а то ведь я и морду могу набить. — Сказал я только для того, чтобы Кира меня ни в чем не заподозрил.

— Ну ты это… На брата моего не гони.  Я те набью морду! Надо будет — сам набью.

— Окей, окей… Слушай, ну я все же не понимаю…

— Ладно, блядь, хватит на эту тему… Пойдем за водкой или нет?

— Заебал ты меня.  Пошли.

* * *
 

6

Утро.
Проснулся я от звука пионерского горна.  Но горн был не на подъем, а на обед.  Вспомнив, что вчера мы все таки пошли в деревню за водкой, а соответственно и нажрались как следует, я с сожалением подумал, что вот так вот, на водку, променял половину доброго солнечного дня.  Но вспомнив о том, что я вчера узнал, сам себя простил.  Ибо информация эта была для меня куда важней, чем возможность просто позагорать на солнышке.  Кстати, позагорать…

Я резко встал, сделал какие-то нелепые физические упражнения, скорее для успокоения совести, и пошел умываться.  «Умывальня» находилась в метрах пятидесяти от домика и я, щурясь от солнца, пошел неровной походкой к ней.  По пути мне встретилась какая-то тетка.  Взгляд ее был полон укора.  Да, подумал я, видок у меня сейчас дай боже… Но подумав о том, какой видок был у Киры в восемь утра перед всеми подростками, с которыми он проводил зарядку, я только рассмеялся.

«Умывальня».  Самое интересное, что именно такая табличка и весела над входом в этот домик.

Горячей воды конечно же нет, подумал я, осторожно открыв кран и не менее осторожно подставив под струю воды палец.  Ледяная.

— Бр-р-р… — сказал я.  И в этот момент меня будто ударило током. —

А-а-а-а-а-а-а-а!!! — заорал я.

У меня в глазах на секунду помутнело.  Когда я немного пришел в себя, я понял, что кто-то поливает меня из шланга холодной водой.  Еще через секунду я начал слышать.  Я начал слышать полный восторга дикий детский смех.  И еще через секунду я увидел, что это был Денис — мой вчерашний попутчик.

— Хва-а-атит! — заорал я, что было мочи.

Денис выключил воду, но не переставал ржать.  Этот пронзительный детский смех отдавался в кафеле пустого помещения «Умывальни» и резал уши.  Это было просто не выносимо.  Я подскочил к нему и заткнул ему рот рукой.  Но смех продолжался.  Правда исходил он уже из какого-то другого места.  Я обернулся и увидел в дверном проеме корчащегося на корточках от смеха Кирилла.

Тут меня самого разобрал смех.  Я отпустил Дениску и сам начал хохотать.  Они от этого тоже начали ржать еще громче.  Через несколько секунд мы уже трое катались по полу и держались от смеха за животы.

Через несколько минут, еле переводя дыхание, Кира промолвил:

— Нн-у в-вот… В-вот… Ты и по-а-а… Ха-ха-ха… по-а-азнакомился… С моим бра-атом…

— Это вот этот что ли твой брат? — спросил я схватив рукой валявшийся рядом со мной шлаг и одновременно пнув ногой кран.

— Да. — Может быть и сказал Кира, но его уже не было слышно.

— Ии-и-и-и-и-и-и-я-я-я-я-я-я-а-а-а-а-а-а-а-а-а…!!! — раздался на все помещение пронзительный детский визг.

Теперь уже громче всех хохотал я.  Дениска бегал топая шлепанцами по кафелю, пытаясь увернуться от струи ледяной воды, но этого ему не удавалось.  То ли плохо бегал, то ли это у меня меткость резко повысилась после ледяного утреннего душа…
 

— Уф-ф… Хорошо-то как! — сказал я растягиваясь на покрывале.

— Чего разлегся-то.  Пошли искупнемся. — Откуда-то из-за слепящих солнечных лучей раздался голос Дениски.

— Не, погоди, дай погреюсь чуток.  А то меня до сих пор в дрожь бросает, как вспомню сегодняшний утренний душ.

— Ха-ха-ха… Да ладно тебе, плохо что ли?

— Нормально.  Кто, кстати, придумал-то?

— Брательник.  Мы как раз обедать шли и он увидел как ты идешь умываться.  Ну и предложил тебя умыть.  Ха-ха-ха…

— Ну Кира… — только я хотел выругнуться в адрес Кирюхи, как почувствовал прикосновение к себе Денискиного тела.

— А вот и я, — радостно сообщил Дениска, укладываясь на покрывало.

Я повернулся со спины на бок, взял сигарету из пачки и закурил.

— Дай мне-то тоже, — опросил он.

— Да бери.  Жалко что ли? Главное, чтобы никто возникать не начал вокруг.  А то скажут, что маленьких развращаю.

Собственно говоря, то место, где мы загорали, и пляжем-то назвать нельзя было.  Так… Небольшое пространство возле запруды с искусственно насыпанным посередине островком.  Зато со своей маленькой лодочной станцией, которая располагалась в передвижном вагончике.  И пусть лодок было всего три, но все ж какое никакое, а развлечение.  Загорать сюда приходили в основном отдыхающие из близлежащего дома отдыха.  И сейчас, в послеобеденное время, их было особенно много.

Мы лежали молча и смотрели друг другу в глаза.  Каждый думал о чем-то о своем.  Хм… Думал ли? Да нет, наверное просто так вот лежали и балдели.  Изредка, шутя, пуская струйки табачного дыма на тела друг другу.  Через сжатые трубочкой губы дымок тоненькой-тоненькой струйкой устремлялся на тело Дениски и, уже становясь практически невидимым, растекался по его коже.  Это было даже не щекотно.  Это было просто никак.  Просто дым.  Дым…

Мы лежали молча и смотрели друг другу в глаза.  Каждый не думал ни о чем.  Хм… Не думал ли? Да нет, мысли мои копошились в голове с бешенной скоростью.  Здесь, перед моими глазами, лежит самое бесценное сокровище.  Дениска.  Лежит —

только руку протяни.  Ну протяни же, протяни… Вот он.  Вот его тело медленно поворачивается с бока на спину и начинает чувствовать мой вес.  Вот его волосы начинают искать более удобное положение между моими пальцами.  Вот его щека немного вздрогнула от прикосновения моей щеки.  Вот другая моя рука проскользнула по всему его телу и остановилась где-то там, возле его коленки.  Вот его губы… Ну протяни же, протяни!!! Черт, почему здесь так много народу?

Я резко встал, подхватил Дениску, и, перекинув его через плечо, пошел к воде.

— А-а-а!!! — заорал он. — Ты что делаешь?

— Как что? Купаться иду! — сказал я смеясь.

— Э! Э! Э! Поставь меня сейчас же! Я плавать не умею!

— Не ссы, я тоже не умею! — сказал я и рассмеялся.

Смеялся я нарочито громко, стараясь громкостью задавить только что вырвавшееся из моих уст «не ссы».  Заметит или не заметит? Вроде не реагирует.  Значит пронесло.  Обещал же ему не говорить.  Вот черт, теперь наоборот только и будет рваться из уст, как-будто специально.

Я аккуратно вошел вводу, больше всего боясь поскользнуться.  Но, как почувствовалось ногами, дно было вычищено и стоять можно было весьма уверенно.  Я медленно спустил Дениску с плеча на воду.

— А-а-а! Держи меня!

— Держу, дорогой, держу.  Не волнуйся!

Я поддерживал его одной рукой под коленками, другой около шеи.  Он лежал на воде, но стоило бы мне его отпустить и он тут же пошел бы ко дну.

— Разве я могу позволить себе утопить тебя, моя прелесть? — сказал я и тут же шутя немного приспустил руки.

— Й-я-а! — взвизгнул Дениска и прыгнул мне на шею.

— Тихо ты, тихо! Не висни на мне, как на любовнице, а то тут подумают еще про нас черт знает что.

— А что про нас могут подумать?

— Ну-у… — только и смог промычать я.

— Обними меня.

— Вот те раз… Дожили.

Я медленно обвел пляжик глазами.  Вроде никто и не смотрел в нашу сторону.  Только хозяин лодочной станции, через запылившиеся окошко.  Вот гад, подумал я, чего он смотрит? Дрочит небось там сидит… Ну и пусть себе смотрит, старый пердун.  Я медленными движениями подхватил Дениску за попочку, как бы усаживая его на свои руки, и хватка его ручек на моей шее слегка ослабла. 

— Да отпусти ты мою шею.  Держу я тебя. — Сказал я.

— Только смотри, не отпусти меня.

— Хорошо, хорошо.  Ты в воде совсем легкий.

— Интересно, а я тебя смогу удержать в воде?

— Лучше не стоит пробовать.

Мы стояли в воде и смотрели друг другу в глаза.  Боже, что за счастливые минуты.  Придется ли вот так хоть еще раз в жизни?

Блядь, этот пидор в лодочной станции точно дрочит, смотря на нас.  Солнечный блик на запыленном стекле окна размеренно дергался в так еле-еле заметному покачиванию вагончика.

— Ну что, так вот и будем стоять?

— А что, тебе плохо что ли?

— Мне? Хорошо… Но все же…

— Ну если хочешь, я тебе не много отомщу…

— О, как! Это за что?

— Ну за то, что ты сказал мне «не ссы».

— Хе, засек все таки? Да я не хотел.  Случайно вырвалось.

— Ну и что.  Я же просил? Просил.

— И как же ты собираешься мне отомстить? — спросил я.

Но ответа я не услышал.  Я его почувствовал.  Я почувствовал, как вода вокруг моих рук поменяла температуру.  Вот гад, а! Вот гад! Ссыт прямо на меня! Я хотел было сбросить его в воду, но почему-то не сделал этого.  Вместо этого я обхватил его одной рукой крепче, чем прежде, а второй начал ласкать его.  Я достаточно уверенно прошелся у него между ног, ощупывая сквозь ткань трусов его яички и членик.  Он был совершенно не напряжен.  Зато мой-то, мой… Я слегка приспустил ткань своих плавок и обнажившаяся головка моего члена уперлась в Денискино тельце. 

— Ты что, тоже хочешь поссать на меня? — спросил он.

— Вот еще! Я что, извращенец что ли по-твоему?

Но я уже начал делать то, о чем он спросил.  Не знаю почему.  Просто начал и все.

— Ка-айф! — почти простонал Дениска.

— Тебе что, это действительно нравиться?

— Да.  А почему бы и нет?

— Ну не знаю, в чем здесь кайф-то?

— Да ни в чем.  Просто кайф и все тут.

— Ну… Может быть, может быть… Ладно, пошли на берег, а то я уже немножечко замерз.

— Не, давай я лучше поплыву…

— Хе-хе… Ну давай.

Я опять положил его на воду, поддерживая двумя руками и медленно «поплыл» его к берегу.  У самой кромки воды я вновь подхватил его и поставил на берег.

Мы пошли к нашему покрывалу и в это время из лодочной станции вышел хозяин.

— Вы, ребятки, видимо плавать не умеете? Не хотите взять лодочку напрокат?

— А сколько стоит-то? — спросил я.

— Рупь писят за час. — Ответил хозяин.

— Окей.  Я беру три часа, и бесплатно.

— Не понял??! — возмущенно произнес мужик.

Я шлепнул Дениску по заднице и сказал ему, чтобы шел на место, а сам двинулся к мужику.

— За то что ты дрочил на нас, старый мудила, я твой вагончик вообще на хер разнесу.  Теперь понял?

— Да пошел ты… — мужик сплюнул на землю и пошел к себе.

Я тоже развернулся и пошел к нашим вещам.  Уже почти дойдя, я услышал его окрик.  Я обернулся.  Хозяин станции стоял в дверях.

— Держи! — крикнул он и подкинул в воздух ключи.

Я поймал ключи.  Молча посмотрел на них.  Так же молча посмотрел на мужика.  И снова пошел в сторону вещей.

— Ты чего серьезно лодку взял? — с восторгом в глаза спросил Дениска.

— Вот они, ключики-то! — сказал я побалтывая брелоком на пальце.

— И чего, бесплатно?

— Бесплатно, бесплатно.

— А чегой-то он тебе дал-то.

— Должен был.

— За что?

— Потом как-нибудь расскажу.

— Ну пошли тогда скорей.

— Блин, ну дай ты позагорать-то!

— Ладно, давай высохнем. — Охотно согласился Дениска.

Ох… Как же мало нужно для счастья ребенку.  Вот оно счастье его.  В каких-то ключах от лодки.  И чтобы достичь его он готов пойти на все.  Даже специально позагорать, потому что этого хочу я.

Так мы пролежали еще пол часа…

— Знаешь что? — спросил я. — Давай лучше сюда ночью придем, а сейчас пойдем пожрем.  Мы ведь так и не пообедали с утра.

— Ага. — С легкостью согласился он.

Мы встали.  Плавки на мне уже высохли.  Его «быстросохнущие» тем более.  Быстренько собрав вещи мы готовы были идти.

— Щаз, ключи только отдам… — сказал я и пошел в сторону вагончика лодочной станции.

Зайдя во внутрь, я положил ключи мужику на стол.  Он молча посмотрел на меня и криво улыбнулся.  Я так же криво улыбнулся ему в ответ и вышел.

Пройдя десяток метров, я вскрикнул про себя «О, черт!» и рванул назад.  Буквально ворвавшись к нему, я схватил «Зенит», лежавший на столе и открыв крышку, начал вытаскивать оттуда фотопленку.

— Э! Э! Э! Паря! Чего делаешь-то? — закричал мужик и начал приподниматься со стула.

— Сиди тихо, пидор старый, — сказал я. — А то хуже будет!

Мужик нехотя осел и печальным взглядом уставился в окно.  Я положил фотоаппарат обратно на стол, а пленку кинул в картонный ящик с мусором.  Уже в дверях я несколько сбавил темп своих действий и прикуривая сигарету спросил:

— И давно ты так?

— Едреныть! Такие кадры! — не ответил он на мой вопрос.

— Ничего, еще нащелкаешь. — Усмехнувшись успокоил я его.

— Да вы у меня первые такие.  Можно сказать мечта всей жизни. —

Грустно-грустно произнес лодочник.

— Хм…

— Слушайте, может вы мне попозируете, а я вам водки налью…

— Да пошел ты… на хуй.  Понял? — зло сказал я, хлопнув за собой дверью.

Я быстро дошел до Дениски, подхватил с земле бэг и, обняв Дениску за плечо, пошел в сторону дороги несколько быстрым шагом, чем просто при прогулке.  В другой бы ситуации я старался бы концентрировать свое внимание на тех ощущениях, которые чувствовала моя рука, лежащая у него не плече.  Но у меня из головы не выходил лодочник.  Хоть и был я зол на него, но все же почему-то мне было несколько жаль этого мужика.  Единственная радость была у него за последние может быть несколько лет.  А я…

— Ты куда летишь? — одернул меня Денис.

— Жрать хочу. — Оправдался я. — Извини.  Действительно, давай пойдем помедленнее.

Мы протопали до поста ГАИ около километра.  Перешли через шоссе и зашли в придорожную закусочную.

— О, молодежь! — воскликнула официантка. — Из лагеря небось, ребятки? Винца захотели? А-ну, проваливайте!

— Из какого такого лагеря? У нас что по десять пионерских галстуков по шеям понавязано? — парировал я. — Жрать давай, с утра не ели!

— Да чего вас там не кормят? Или вы действительно не из лагеря?

— Тебе что, удостоверение показать? — спросил я уже протягивая в руке раскрытую корочку.

— У-у-у… ну тогда и винца можно.  Га-аля-я, два набора… — прокричала она кому-то скрываясь в дверном проеме.

— Чего за удостоверение такое? — удивленно спросил Дениска.

— С работы. — И поймав на себе его любопытствующий взгляд добавил:

— Много будешь знать, скоро состаришься.

«Га-аля-я» принесла нам два подноса с тарелками.  Аккуратно поставила их на стол.  Поправила салфеточки в граненом стакане.  «Незаметно» стряхнула тряпкой крошки со стола на пол.  И слегка наклонившись ко мне шепотом спросила:

— А вы, молодой человек, случайно не это…

— Не это, не это… Успокойтесь.  Лучше скажите, что у вас из так называемого «винца» имеется.

— Ну… водка… Потом это… Еще водка, только другая.  Да я вам щаз меню лучше дам.

— О! Вспомнила о меню! — усмехнулся я.

Она принесла засаленный лист бумаги.

— Хм… Меню называется… — наигранно проворчал я, изучая содержимое бумаги. — «Сылнчев Бряг», пожалуйста.

— Две?

— Что две?

— Стопки…

— Одну.  Бутылку.  Мы с собой возьмем.  Тут вечером хрен где чего купишь.

— Хорошо.  Сейчас принесу.

— И две стопочки, пожалуйста. — Уже повеселевшим голосом сказал я.
 

Пообедали мы на славу.  Да еще и остограмились.  Все это, учитывая весьма жаркую и душную погоду, слегка вскружило нам голову.  Так что до лагеря хоть было и не далеко, а пришлось тормозить попутку.  Через двадцать минут мы оказались около задних ворот лагеря.

— Ну что, до вечера? — спросил я обняв Дениску за плечо.

— До вечера. — Ответил он с некоторой грустью в голосе. — Где встретимся?

— Да что уж мы, потеряемся что ли? Встретимся как-нибудь.

— Хе, действительно.

— Ну давай, беги.  Ты первый.

Он посмотрел мне в глаза и попросил:

— Поцелуй меня…

— Чего? — удивленно спросил я.

Боже! «Поцелуй меня…».  Да у меня сейчас разорвется сердце.  «Поцелуй меня…».  Я почувствовал, что если я сейчас сделаю это, то в этом поцелуе мы просто сольемся и каким-то магическим образом переместимся в ближайший укромный уголок в ельнике и пробудем там до глубокой ночи.

— Ну… Поцелуй меня…

— Давай, Дениска, давай.  Двигай.  Вечером.

— Вечером?

— Вечером.

— Точно?

— Точно, точно.

— Обещаешь? — крикнул он уже из-за забора…

— Обещаю… — пробормотал я себе под нос. — Обещаю.

* * *
 

7

Вечер.  Все лагерное население потянулось на дискотеку.  Дискотека.  Это магическое для пионеров слово.  Именно здесь происходит нечто, что все ждут весь день, а потом целый следующий день обсуждают.  Именно здесь рождается и умирает любовь.  Быстрая, мимолетная, но самая счастливая.  Как же, как же… Здесь можно не стесняясь обнять понравившуюся девочку и даже незаметно поцеловать ее в щечку.  И она ничего тебе за это не сделает.  Ведь это святое — дискотека. 

Конечно же я знал, что Дениска не пропустит такого мероприятия и я его там обязательно встречу.  Но вместе с тем, это было и опасно.  Ведь там одновременно за нами будет наблюдать более сотни, пусть ничего и не понимающих, но жутко болтливых детишек.  И я придумал хитроумный план…

Набрав по местной телефонной связи номер клуба и даже не задумываясь о том кто снимет трубку, а так же не дав понять снявшему ее кто это звонит, резким голосом спросил: «Слушай, как фамилия радиста? Что-то не могу вспомнить…».  «Матвейчук» — автоматически ответили на том конце и я тут же бросил трубку.  Ага! Саня! Хорошо, что знакомый.  Так-с… Где тут выпивка?

Прихватив с собой остатки купленного днем и свою любимую кассету, я «полетел» на крыльях предвкушения встречи в клуб.  Вот и дверь радиоузла.  Я тихонечко постучал.

— Низ-з-зя! — донеслось с той стороны.

Я тихо зашел и закрыл за собой дверь.

— Ну в чем дело? — произнесло находящееся в непонятной позе под столом тело.

— Разрешите войти, товарищ начальник? — строгим голосом спросил я.

Из под стола, с каким-то проводом в зубах вылез Саня и удивленно посмотрел на меня.

— Геша? — он удивленно посмотрел на меня и сплюнул провод на пол. — Вот так сюрпрайз.

— Ага! Я самый. — Весело подмигнул я и поставил бутылку на край заваленного кассетами стола.

— Вот так сюрпрайз… — снова повторил он. — Вот так… Ну здорово!

— Здорово, здорово! — подошел я к нему и пожал руку.

— Я уж думал все… Больше не увидимся.

— Да уж прям… Не последний же день живем.  А тебя, кстати, чего в прошлое лето-то не было?

— Да в институт поступал…

— У-у-у.  Дело святое.  Скоро начинаете? — мне не терпелось осуществить свой план.
 

— Да сейчас, вот только с проводами разберусь.

— Ну давай, заводись, а я пока разолью по стаканам.

Через несколько минут в зале за стенкой зазвучала музыка.

— Слушай, Саня, сколько дискотека-то длиться?

— Ну, час с лишним…

— Хорошо.  Я тогда пойду прогуляюсь, а через часок у меня к тебе будет просьба.

— Ты как всегда загадочен.  Ладно, но бутылку оставляешь, — выдвинул он свое условие.

— На том и порешим.  Ладно, давай работай.

Я вышел на улицу, закурил и пошел гулять по территории.  На улице было уже достаточно темно, и, если не идти специально под фонарями, можно было достаточно спокойно передвигаться по лагерю, не боясь быть увиденным кем-нибудь из высокопоставленного персонала.

Так я брел по лагерю и думал только об одном — чтобы мой план осуществился.  На какой-то миг я даже ощутил себя шпионом во вражеском тылу.

Вдруг среди деревьев показалась какая-то беседка, в которой сидело много народу.  Я остановился, но все таки кто-то заметил меня и двинулся в мою сторону.  Я хотел было удалиться, но по фигуре понял, что это Кирилл.

— Что там происходит? — спросил я его, когда он подошел.

— Да обычная планерка.

— А ты-то там чего делаешь?

— Да мне вставили пропиздон, за то что я утром был в нетрезвом виде.

— И чего тебе будет?

— Да ничего.  Вот только заставили бассейн вычистить к завтрашнему дню.  Хотят завтра заплывы устраивать.  Так что сегодня будешь один спать, если брат не объявится.  Не видел его, кстати?

— Нет, — соврал я

— Ну и ладно.  Даже к лучшему.  Пусть лучше где-нибудь в отряде зависнет.  На вот тебе, кстати, ключи от домика, и не светись тут пока.

— Ладно пойду в курилку, посижу.

— Курилка, кстати, теперь в старом месте.  Новое накрыли.  Пионеры там небольшой пожарчик устроили.  Хе-хе.  Чуть целая елка не сгорела.

— Ну ладно, до завтра тогда, что ли?

— Ага, давай.

— Я между прочим завтра уже сваливаю.

— У-у-у… Жалко, а я хотел с тобой еще побухать.

— Хватит, набухался уже.  Ха-ха! А то так и будешь до конца смены бассейны чистить!

— Ща-аз как дам больно!

— Ладно, пока.

— Покеда.
 

Я еще немножечко погулял и двинулся в сторону клуба.  Поскольку все вожатые были на планерке можно было смело туда зайти, не боясь, что тебя спросят кто ты такой и что тут делаешь.

Над самым входом висел яркий фонарь.  Вот это совсем не кстати, подумал я.  Но возле входа никого не было и я быстро вошел во внутрь.  Я встал возле стенки и стал глазами искать Дениску.  Сделать это было достаточно трудно.  Все детишки были почти одинакового роста, свет вокруг мелькал всеми цветами радуги и в глазах рябило.  Я стал ощупывать взглядом буквально каждую фигуру.  Неужели его здесь нет? Неужели нет? Стоп… Вот он.  Стоит возле сцены, возле самых колонок и, тыкая в них пальцем, с кем-то жарко спорит.  Ага.  Объект найден.  Теперь пора… Я взглянул на часы — действительно пора.

Я вышел, обошел клуб, и поднялся по пожарной металлической лестнице в радиоузел.
 

— А вот и я.

— Я уж думал, ты потерялся, — сказал Саня слегка хмельным голоском.

— Я? Потерялся? Скажешь тоже…

— Ну мало ли… Кстати, чего ты там хотел?

— Понимаешь, приглядел я тут одну девчонку, хочу с ней потанцевать.

— Ну и… Я-то тут причем?

— На вот тебе кассету.  Заведешь с этого вот места.

— Че за музон-то?

— Нормальный музон.  Объявишь медленный танец и погасишь свет.

— ОК.  Подберем тебе какую-нибудь подходящую цветовую гамму.

— Не-е-е-т.  Ты не понял.  Я хочу чтобы ты совсем свет выключил.

— Совсем-совсем? Ты с ума сошел! Знаешь сколько визгу будет в зале?

— М-да… Ну оставть тогда какую-нибудь гирляндочку одну, а вот этот фонарь ебаный перед входом точно выключи.

— Ты прям как агент 007 какой-то.  Ты ее случайно украсть не хочешь?

— Хачу, хачу, дарагой.  Схвачу и в солнэчный Грузью увэзу.  А тэбэ патом баран взамен пришлю.

— Ну ты кекс.  Влюбился что ли?

— Влюбился? Ну ты, Саня, скажешь.  Она же маленькая еще.  Просто хочу ей нервы пощекотать.

— Ну ты кекс… Ладно, фонарь выключаю, — сказал Саня и повернул какой-то рубильник на щетке.  Но после песни сразу включу.  Длинная песня-то?

— Минут на семь-восемь.  Баллада, можно сказать.

— Ну ты кекс…

— Кекс, кекс.  Давай ставь кассету, — сказал я открывая дверь на служебную лестницу, ведущую в зал за киноэкраном.

— Хорошо.  Через песню, следующая твоя будет.
 

Я спустился вниз.  Стоя за экраном я отчетливо видел очертания Денискиной головы, покачивавшейся в так музыке.  Он так и стоял возле колонок.  Но теперь уже один.  Наверное просто слушал музыку и тащился.  И вот…

Музыка начала потихонечку стихать, а свет постепенно гаснуть.  Я незаметно вышел из-за экрана и подошел сзади к колонкам.  Освещение постепенно гасло, и из разных концов зала начались раздаваться то девчоночьи повизгивания, то мальчишечьи восторженные возгласы, содержащие в себе целую гамму намеков на то, что сейчас можно будет немножечко…

Свет окончательно погас.  И я спрыгнул со сцены в зал и тут же схватил Дениску за плечо.

— Ты кто? — испуганно дернулся он.

— А сейчас… — раздался голос из динамиков. — Объявляется белый танец.  Дамы приглашают кавалеров, а кавалеры дам.

— А я приглашаю тебя, — прошептал я ему на ухо.

— Ой, блин, ты… Напугал.  Тут еще не видно не черта…

— Это я тебе сюрприз приготовил.

— Мне?

— Ну конечно.  Ведь мы бы не смогли с тобой потанцевать, если бы горел свет.

— Почему же… Все ведь танцуют.

— Два мальчика танцуют белый танец?

В этот момент наконец-то зазвучала музыка.

— Ну если два мальчика… То наверное да…

— Тем более, что я обещал тебя поцеловать, как ты просил.  Или ты уже не хочешь?

Тут надо было просто почувствовать, что произошло дальше.  Увидеть я этого не мог, поскольку вокруг была темнота, а описать чувства в полной мере трудно.  Мальчик несколько расслабился, нежно обнял меня, и вошел в такт музыке в танец.  Я обнимал его, нежно гладил по голове, по спине и целовал.  Целовал, как не целовал наверное никого и никогда.  Эти ощущения нельзя передать.  Ты целуешь мальчишку, которого знаешь всего один день, которого вчера жестоко трахал, который неизвестно что о тебе думает, а вокруг куча народу.  Представьте себе среди толпы подростков, которые знают другу друга стоит взрослый молодой человек, который невесть как появился здесь и целует маленького пацанчика, который тоже неизвестно как здесь появился.  Если бы сейчас включили свет — это была бы полная жопа!

Только бы не включили свет.  Боже, как же мне хорошо.  Но только бы не включили свет.  Нет, так больше нельзя.  Да и песня подходит к концу.  Я подхватил Дениску на руки и, продолжая целовать, понес его к выходу.  Если бы это кто-то увидел, в зале бы точно началась паника.  Представляете себе? Незнакомый человек выносит из клуба на руках ребенка и удаляется в заросли кустарника.  Благо вокруг была кромешная темнота.

Это хорошо, когда в клубе темно.  А вот когда продираешься сквозь кустарник с мальчишкой на руках и не видишь ничего под ногами, это не очень хорошо… Опс…
 

Мы оказались на земле.  Я все таки умудрился обо что-то споткнуться.

— Ты не ушибся, радость моя?

— Я нет, а ты?

— Я тоже вроде нет…

Я присел и оглянулся по сторонам.

— А тебе правда хорошо со мной?

— Хорошо? Да это не то слово.  Я так ждал когда наступит вечер.  Так хотел увидеть тебя, обнять тебя…

Он тоже присел и я обнял его за его тельце.

— Жаль, что мы не сможем провести эту ночь вместе, — сказал он.

Я достал из кармана ключи и повертел их на пальце: — А вот и сможем!

— Так ты не отдал ему ключи и мы пойдем кататься на лодке?

— Нет, это не от лодки, а от домика.  Братца твоего сегодня не будет, а ключи он оставил мне.

— Здорово! Пошли скорее домой.

— Нет, погоди, еще не все разошлись по отрядам.  Давай еще посидим…

— Давай.

Он придвинулся и крепко-крепко прижался ко мне.

— Ты на меня не обижаешься? — спросил Дениска.

— За что?

— Ну за то, что было вчера…

— Да нет, не обижаюсь… Ты знаешь, мне Кира все рассказал про вас.

— Да-а-а-а?

— Да, только естественно просил никому не говорить.  Так что я тебе этого не говорил.

— И что же он тебе рассказал?

— Да все… Что ты в постель писать любишь…

— Зараза…

— Хе-хе…

— Скотина!

— Ну я надеюсь ты на меня сегодня писать не будешь?

— А вдруг! — он хитро прищурился и улыбнулся.

— Ну я тогда не буду с тобой вместе спать.  Будешь спать на соседней кровати.

— Не-е-е… Я лучше писать не буду.

— Ну вот и договорились.  Давай, пошли потихонечку…

* * *
 

8

Мы вошли в домик и тихо закрыли за собой дверь.

— Ну что, будем ложиться или еще посидим?

— Давай ляжем и поболтаем…

— Давай.  Тогда стели постель, а то я не знаю где тут чего лежит.

Дениска нырнул в шкаф почти с головой и вернулся из него с охапкой белья в руках.  Он сдернул с кровати покрывало и начал стелить простынь.  Он взмахнул ей в воздухе и накрыл ею кровать.  Потом он перегнулся через всю кровать, чтобы заправить простынь за матрас.  Перегнулся! Это надо было просто видеть.  Я не выдержал и подойдя к нему сзади поднял под мышки, перевернул к себе лицом, обнял и повалился на кровать.

— Дениска, солнце мое, ты отдаешь себе отчет в том, что сейчас будет.

— Конечно… Мы будем спать.

— Спать… Нет, мы будем летать!

— Летать?

— Да.  Давай я тебе помогу раздеться, — сказал я и начал снимать с него футболку.
 

Он задрал руки вверх.  Я приподнял футболку на его руки и оставил ее там, а сам начал целовать его прекрасное тело.

— Ну что ты делаешь? Мы так не договаривались.

— А мы вообще никак не договаривались, — сказал я причмокивая.

— Тогда раздевайся и погаси свет.

— Слушаюсь, товарищ капитан.  Минутная готовность, взлет через минуту.

Я быстро разделся, погасил свет и плюхнулся в постель.  Дениска сидел на кровати и что-то делал.

— Ты чего? — спросил я.

— Чего-чего… Наволочки натягиваю.  Что, летать без наволочек что ли будем?

— А-а…

Я подхватил вторую и натянул ее на свою подушку.

— Ты дверь-то закрыл? — спросил меня Денис.

— А, черт… — вскочил я с кровати и накинул крючок на петлю.

— Ну во, теперь все готово к… — я плюхнулся в постель и меня тут же обняли две детские ручонки.

— Ой-ой-ой, какие нежности…

— Да.  А что, нельзя что ли?

— Можно, солнце, можно.

Дениска буквально обвился вокруг меня.  Одна его рука проскользнула мне под шею и обнимала меня вокруг нее.  Другая рука проползла у меня под мышкой и обвив сзади мою спину сцепилась с первой рукой.  А ноги вообще переплелись с моими ногами так, что я уже ни понять ни почувствовать где чья просто не мог.

Он вцепился в меня всем своим маленьким существом и напоминал маленького котенка, который греется об тело своего хозяина.  Тогда я тоже немного расслабился, обхватил его тело и, поцеловав в лобик, прижал к себе.

— Ну что, будем летать-то?

— Нет.  Мы будем спать.

— Спать?

— Ага.  С тобой так приятно…

Боже ты мой… Спать… Я думал он мне будет тут очередную оргию устраивать, а он спать собрался.

— Ну спать, так спать.  Иди ко мне поближе.

Мы сплелись еще теснее…

— Ты чего больше всего боишься? — вдруг спросил меня Дениска.

— Я?..  Ну не знаю… Вот вдруг сейчас войдет твой брат и увидит нас в таком виде вместе…

— Нашел чего бояться…

— А ты?..

— Я?.. 

В воздухе повисла тишина.

— Ну отвечай, коли затронул эту тему.

— Я больше всего боюсь звезд.

— Почему? Чего их бояться-то?..

— Ну они такие… Такие… Такие… Дикие!

— Дикие?!?

— Ага…

— Дикие-то почему?

— Ну как… Дикие! И все тут.

— Да дикие-то почему? Яркие — я понимаю, далекие — тоже.  А дикие?

— А потому что неизвестно чего от них ждать.  Вот смотришь на них, смотришь… и не знаешь, что ждать от них в следующую секунду.  То ли будет так же висеть и светить, а может и на голову упасть…

— Да-а-а-а уж…

— Вот по этому и дикие!

— Ха-ха-ха… Иди сюда, звездочка ты моя дикая! — Я прижал его к себе со всей силы. — Спи, солнце, спи! Никто на тебя не упадет.

Он заснул.  Он спал удивительно тихо.  Не ворочался, не сопел.  И даже, казалось, и не дышал… Я смотрел сквозь темноту на очертания его лица и думал… Странные же они все таки создания — эти мальчишки… Сегодня устраивают черте знает что, а завтра рассуждают на хрен знает какие темы… Надо же такое сказануть — дикие звезды… Вот вы то и есть — звезды.  Яркие, далекие, непонятные, непостижимые…

Дикие, дикие звезды…

* * *
 

P. S. В этом рассказе описываются реальные события, произошедшие со мной в два чудных дня июня 1992 года.  Всего лишь два дня, но я их помню как сейчас… Я не ставил перед собой целью написать литературное произведение.  Сие повествование писалось с июля 1996 по январь 1999 года.  Писалось просто так, без претензии на что либо… Дениску я с тех пор больше не видел.  Меня конечно же интересовала его судьба, но я поссорился с Кирой из-за какой-то не вернувшейся ко мне вовремя десятки долларов, которые тогда были большими деньгам, и не мог больше возможности встречаться с ним… Однако прошлым летом до меня дошли некоторые слухи про него… Сколько сейчас ему-то?..  18 уже… Ну так вот, как это ни удивительно, впрочем, ничего удивительного нет… Мне сказали, что Дениска стал больши-и-и-им бабником! Вот так вот.  Вот и вся история… Но… Посмотрите на небо… Там еще столько звезд… Диких.

* * *
 

Supchik