ЛЕСБИЙСКАЯ МОЛОДОСТЬ ПОЭТА

Поэзии однополой любви неизбежно сопутствует трансвестизм. Известный переводчик арабских поэтов вспоминал, что ему приходилось любовные стихи к мальчикам систематически переадресовывать девушкам. Противоположный ход предпринимался относительно Марины Цветаевой. В кинофильме «Ирония судьбы...» сквозь слезы Надя обращается к Жене Лукашину со словами цветаевского текста «Хочу у зеркала, где муть и сон туманящий...» Хорошее прощальное стихотворение, однако посвящено оно возлюбленной поэта, Софье Парнок - героине одного из самых известных в мировой литературе лесбийского цикла «Подруга» («Ошибка»). «Биоэротическая связь» (как стыдливо пишут биографы поэта) Марины и Софьи начиналась на третьем году семейной жизни Цветаевой и Сергея Эфрона. Казалось бы, еще не угасло влечение, еще живы воспоминания о первом прикосновении, еще не все познано в любви и тело отзывчиво телу. Но недаром Цветаеву называли безобразницей. В ее отношении к мужчине было что-то страшное и патологическое.

ПОМОГИ МНЕ ОСТАТЬСЯ ДЕВОЧКОЙ

По словам сестры поэта, Анастасии, добрачные отношения Марины и Сергея довольно долго оставались платоническими. Но это и не имело значения: они сразу, с полувзгляда решили никогда не расставаться. Думая о предстоящем замужестве, Марина, вопреки представлениям о нетерпимости молодой плоти, просит в стихах жениха: «Будь, как мальчик, в страшной тайне И остаться помоги мне Девочкой, хотя женой». Сергей Яковлевич и дальше остается романтическим героем поэзии Цветаевой. Ее стихи к мужу - не любовная лирика. В них нет ни страсти, ни эротических иллюзий, ни ревности. Это никогда не «ночные стихи»: даже после пятилетней безвестной разлуки стихотворение встречи лишено мотивов воздержания и его искупления: «Жизнь: распахнутая радость Поздороваться с утра!» Оно и понятно: их связь - по своей природе духовная - никогда не прерывалась. Иного и быть не могла. «Сергей был слишком слаб для нее» - вспоминала современница Цветаевой. Сама Цветаева не раз писала о «расслабленности воли» у своего мужа. Он представлялся ей похожим на любящего издалека, осторожно средневекового рыцаря и в итоге оказался идеальным объектом поэзии. Один из биографов писал о том, что отношения между Сергеем и Мариной были «отвлеченными»; физическая любовь не играла в их семейной жизни никакой роли. Реальность превратилась в инобытие поэзии: как в стихах, так и в жизни к мужу она питала дружеские, даже материнские чувства. Но не было у Цветаевой никакого сознания, что существует супружеский долг, долг жены. Поэтическая фантазия и мастерство художника компенсировали отсутствие страсти - она была верна мужу всегда, даже в изменах. Но жизнь, как говорится, берет свое: в течение двух лет замужества нарастала ее физическая несовместимость с Эфроном, с одной стороны, и чисто физическая неудовлетворенность, с другой.

ВЫ МЕНЯ ДРАЗНИЛИ МАЛЬЧИКОМ

Встреча с Софьей Парнок подоспела как раз вовремя. У Марины всегда было тяготение к женщинам, еще с детства. Причем, как подчеркивает одна из ее проницательных подруг, это не было формой протеста против среды, но - стихийным, интуитивным влечением. Софья, тоже поэт, была на семь лет старше Марины и скандально славилась своими гомосексуальными наклонностями. Она-то и открыла Марине, что такое настоящая физическая любовь. По словам той же проницательницы, замужество принесло Цветаевой обычную любовь мужчины: в таких случаях, как известно, женщина ничего не испытывает. А вот лесбийская любовь - совсем другое дело. Женщины буквально наизусть знают свое тело и умеют дать друг другу почувствовать все. Видимо, Софья хорошо осознавала свою роль в сексуальном развитии Цветаевой. В стихотворении, посвященном Сергею, Парнок с некоторой иронией сообщает: «Не ты, о юный, расколдовал ее...». Для нее это еще одна возможность для самоутверждения - учитывая поэтическое первенство Цветаевой. Для Марины, напротив, все гораздо серьезней. Она описывает новые, после мужа, ощущения: «Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызывало сон. Что это было - Чья победа Кто побежден». Ей принадлежит трогательный рассказ об истоках лесбийства: «И вот...девушка, которая не хочет постороннего в своем теле, которая не хочет чужого и своего, которая хочет только моего, встречает на каком-то повороте дороги другое Я». Так пишет жена и мать. Сексуальное безумие поэтесс длилось почти два года. Цветаеву воспринимали тогда классической лесбиянкой; многим она запомнилась сидящей в обнимку с Парнок - дамы по очереди курили одну папиросу.

Из цикла «Подруга» любители подробностей могут узнать о распределении ролей в их связи. В стихах все выглядит по детски романтично: «Как я по Вашим узким пальчикам Водила сонною щекой, Как Вы меня дразнили мальчиком, Как я Вам нравилась такой». Софья Парнок открыла Марине глубины, а затем и бездны интенсивной физической любви. Ее постижение закончилось закономерным охлаждением и ненавистью: поэзия, подчеркнуто духовное родство с мужем, дети стали темами последующей жизни Цветаевой. В отношениях с другими мужчинами она оставалась тем же мальчиком - играла активную роль при некотором неприятии интимных связей.

ВООБРАЖАЕМАЯ ЛЮБОВЬ

Марина, осуждающе замечает ее знакомая, относилась к любви совсем как мужчина. Выбирала, например, себе в любовники какого-нибудь ничтожного человека и превозносила его. Это мужское начало: Я тебя люблю, и этим тебя создаю. От такого отношения к партнеру - исключительно доминирующего и подавляющего - впечатление было противоестественное. При этом, как обратная сторона лесбийской подоплеки, потребностью Марины была не физическая, но «филологическая» связь с мужчиной - по образу и подобию ее отношений с Эфроном. В Париже протекал роман Цветаевой с неким Гронским - болезненным туберкулезным юношей. Это была воображаемая любовь, заполнение пустоты, желание духовной близости. Еще один друг Марины испытал то же самое: «Были только прогулки, встречи в разных местах, а вместе мы не жили».