«Мальчики в монастырях – это подстилки под епископами»

Откровения гея, бывшего священника

Все началось с письма. Его принес в редакцию высокий 26-летний парень в яркой куртке и очках с затемненными стеклами. Оно начиналось словами: «С самого раннего детства я начал чувствовать влечение к представителям собственного пола». Это были откровения молодого гомосексуалиста, бывшего священника, с анализом и критикой библейской и общественной позиций. Письмо было написано убедительно и эмоционально. Но... было там не все понятно. Я позвонил автору (он назвал себя Артуром Гедзем) и предложил встретиться.

Он зашел в редакцию на следующий день, и я спросил, согласен ли он на откровенный разговор. Он молча кивнул.

ДЕТСТВО

«Когда мне было 12 лет, у нас появился новый сосед. Ему было лет 30. Он работал проводником. Как-то я собрался идти к своей бабушке, вышел на площадку, а он поднимался по лестнице.

– Привет! Ты что, мой новый сосед? Может, зайдешь ко мне?

Я зашел. Он предложил выпить, закурить. Я не курил и не пил. Он приготовил мне кофе и показал порнографический журнал. Я такого никогда не видел. Это привело меня в очень сильное возбуждение. А потом он заинтересовался мной. К бабушке я тогда не пошел. Мои родители меня обыскались, хотя я был за стенкой. С того дня я начал к нему приходить почти ежедневно и водить своих друзей. Часто оставался у него ночевать. К нему приходили мужчины и женщины, и мы участвовали в неописуемых оргиях. До окончания учебы в школе я перетаскал к соседу всех своих одноклассников. И все прошли через него.

АРМИЯ

Сначала я не хотел идти в армию, но увидев на медкомиссии столько ребят, понял, что мне там и место. Когда нас привезли в часть, я уже стал чувствовать какое-то возбуждение. Соседом по койке у меня был парень из Харькова. Как-то ночью я поймал его на онанизме, он испугался, а я завел его в туалет и, честно говоря, просто принудил... С тех пор мы начали с этим Сашком поддерживать отношения. Я был только в активной роли. Боялся, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не узнал. Это как в тюрьме: «петухов» трахают, а «мужик» мужиком остается.

Через месяц службы я попадаю в санчасть. У меня температура 40 градусов. Вдруг среди ночи меня будит лечащий врач – капитан. Говорит: «Как вы себя чувствуете?» Я же не скажу: умираю. «Нормально», – отвечаю. «Пошли, – говорит, – поболтаем».

Мы приходим к нему в кабинет, он садится рядом со мной и начинает гладить меня по коленке... «Как ты к этому относишься?» – спрашивает. Я говорю: «Нормально». А сам думаю: мне это может пригодиться.

Выйдя из санчасти (он меня очень быстро вылечил импортными таблетками), я стал к нему приходить с моим дружком. Потом оказалось, что у него есть еще один паренек из нашей батареи. И мы постоянно встречались вчетвером.

Вскоре нас должны были отправить в войска. Однажды капитан мне говорит: «Я могу посодействовать, чтобы вы остались здесь, в учебке, сержантами. Но с условием: найдите мне человек 5–6 таких же, как и вы».

Найти так найти. Зачем мне идти в войска? Я выискивал в людях манерность. Одного нашел в курилке – он сидел нога за ногу и очень жеманно сбивал пепел. Другого увидел на почте в части, он покупал открыточки с кошечками, собачками... Говорит: вот, я люблю-у приро-оду... В общем, я нашел двоих. Те тоже отыскали. После полугода нам присвоили звания младших сержантов, и мы остались служить в учебке (это была школа поваров). Нас было человек семь-восемь, и все – стопроцентные гомосексуалисты. Меня капитан устроил в офицерскую столовую.

НОВЫЕ СЕРЖАНТЫ

В учебке дедовщины не было, но была уставщина. Какие-то незначительные издевательства по поводу плохо вымытого пола: в сыром «хэ-бэ» надо лазить под кроватями или построиться ночью с тумбочками на голове. Надо мной издевались – значит, и я должен поиздеваться. Но я думал, зачем мне вся эта ерунда? Зачем мне какого-то хорошего мальчика заставлять ползать под кроватью, если я его могу заставить делать нечто другое. То, что мне нравится. И весь сержантский состав моего призыва думал примерно также. Естественно, тут началась своеобразная диктатура.

Прошло ещё полгода. Я жил, как сыр в масле: получал того, кого хотел, независимо от того, хотел тот того или нет. Некоторым из тех, кого я принуждал, потом это начинало нравиться, и они охотно шли на контакт снова. Старослужащие сержанты-деды знали обо всем, но смотрели на это сквозь пальцы, чувствуя, что за нами стоит кто-то из офицерского состава. Но если кому-то из дедов среди ночи вдруг хотелось жареной картошечки с яичницей, ко мне (у меня на кухне была своя комнатка) присылали какого-нибудь молодого в моем вкусе. Пока я ставил сковородку на огонь, он уже раздевался и ложился ко мне на кушетку.

Армия для меня была настолько прекрасна, насколько только можно себе вообразить! Боже, да я служил бы там по сей день!

Но потом я переспал с мальчиком, который был «мил» командиру дивизии. И он решил меня за это упечь. Хотя по этой же статье мог упечь его и я. В СИЗО я просидел полгода.

ТЮРЬМА

Отношение в тюрьме ко мне было понятным, но абсолютно не таким, как ко всем остальным «петухам». Потому что меня не за какой-нибудь проступок «опустили», а я был такой по жизни, о чем всем признался. Я жил с одним человеком постоянно, и было все нормально. Но после полугода заключения в камере размером 5 х 5, где сидят 15–20 человек, одни мужики, которые только это и делают друг с другом – я решил, что больше, как говорят, на один гектар с мужиком не сяду.

НЕВЕСТА

Освободившись, уехал в Ригу. Там встретил девушку, которая мне понравилась. Даже появилась мечта жениться на ней. Мы с ней спали, и она забеременела. Вот-вот должны были расписаться.

И вдруг я встречаю в Риге своего бывшего сослуживца, который мне сильно нравился. Мы пошли с ним ко мне. Моей невесты не было, а дверь там можно было открыть любым ключом. Мы – в постель, а тут она заходит. У неё чуть роды не начались. Она поплакала и заявила мне так: у меня будет ребенок, но единственное, что у него останется от тебя, – это отчество. И вот 9 июня мне исполнился 21 год, а она 10 июня родила мальчика. Ребенка она мне не показала. Думаю, она сама сделает его таким, как я, всю жизнь этого опасаясь. Если бы я его воспитывал, то старался, чтобы он таким не стал...

Я знаю многих гомосексуалистов, которые работают в государственных учреждениях, даже в редакциях газет, занимают большие посты. У них есть жены и дети, и они всеми путями стараются, чтобы сыновья не стали геями.

В МОНАСТЫРЬ!

Когда я потерял сына, будущее, почувствовал полную безысходность. Надеялся стать, как все люди, думал, что у меня будет семья, дети, квартира, машина. Все рухнуло! Я решил: пойду в монастырь!..

Но здесь творилось что-то ужасное. Я представляю себе реакцию родителей, которые отдали своих деток малолетних на служение Богу. В монастырях эти мальчики, которые свечки носят, одевальщики, послушники – обыкновенные подстилки под епископами, и я абсолютно не стесняюсь об этом говорить.

Когда я приехал в патриархат, чтобы просить разрешения учиться в духовной семинарии и стать священником, ко мне подошел один епископ и предложил: «Хочешь, поехали ко мне, я ректор семинарии...».

Он меня посадил в машину, и мы покатились на территорию России. Была зима. Вдруг недалеко от российской границы епископ дергает водителя, тот останавливается посреди поля, а сам епископ берет меня за голову и нагибает к своему ремню. У меня сразу мысль: либо они меня сейчас в поле выкинут, зима, а я не знаю, где я и что я; либо мне нужно «это» сделать. И мне пришлось «это» сделать.

Он перевозит меня через границу и устраивает у себя келейником. То есть я убираю за ним, мою, стираю, глажу, одеваю, раздеваю. Живу я вместе с ним, в его апартаментах. И хотя я уже поступил в семинарию, но живу отдельно от всех остальных семинаристов. Те на меня смотрят зверем. Епископ каждую ночь лезет ко мне и, не дай Бог, что-то не так. Он жестокий человек, в прошлом боксер.

Однажды в семинарию приехал другой епископ. Он был в комиссии по экзаменам и преподавал более шести предметов. Появлялся наездами. И вот он, увидев меня, попросил проводить его до келий. Потом меня затаскивает в дом и насилует. При этом угрожает, что, не дай Бог, я расскажу ректору. А взамен обещает: я тебя озолочу. Поехали в мою область, сразу станешь священником. Я тебе зачту все экзамены. Ну, я сообразил: если тот меня просто трахает, то этот хоть что-то предлагает. Я уехал к нему.

РУКОПОЛОЖЕНИЕ

Конечно, он принял у меня экзамены за постель, а не за знания. Меня рукополагают, я становлюсь священником и начинаю работать в соборе в одном из городов Украины, исповедую прихожан. И вот епископ стал требовать, чтобы я ему рассказывал, кто из малолеток каялся в мужеложстве. В противном случае угрожал отправить в сельский приход. Он из-за «царских врат» показывает мне: вот того хочу, того хочу, того хочу. И я после службы подхожу к этому мальчику и приглашаю его на обед. Мы должны откушать вместе с ним и с епископом. У меня была литровка спирта, я его должен подпоить и – к епископу в постель. Представьте себе, этот мальчик мне исповедуется, я его наставляю на путь истинный. А что он сделает, если он священника боится? Я с ним спать не могу, хотя он мне нравится, я его должен вести к епископу. Себя же в этом городе не мог удовлетворить в сексуальном плане. Город маленький, меня все знают. Решил бросить церковь и уехать в Киев.

ЭПИЛОГ

Три года назад я приехал в Киев. Знакомый гей помог найти работу. Голубые друг другу сильно помогают, как евреи. Сейчас живу с одним человеком, пытаюсь делать государственную карьеру в правовой сфере. И я счастлив.