CCLXI

Как повелось к концу похода,
Мороз ночами все крепчал.
Не знаю, как ореховоды,
А я под утро дуба дал.
И вот пришлось мне утром рано
На берег выйти из вигвама,
Костер погасший запалить,
И лишь тогда я начал жить.
А вскоре Юнга объявился,
Зубами издавая стук.
Видать, не спас его фундук,
Из тела за ночь испарился.
Погасла печка поутру,
И Юнга выбрался к костру.

CCLXII

Густой туман над речкой стлался,
Над лесом солнца шар висел,
Огнем багровым наливался,
Но, к сожалению, не грел.
Но время шло, и постепенно
Жизнь просыпалась в мире бренном.
Туман растаял, словно тень,
И засверкал погожий день.
Каякер вылез из палатки,
Поднялся Лев, и лишь Рыбак
Открыть глаза не мог никак.
Под одеялом плющил сладко,
Храпел порою, будто слон,
И созерцал фривольный сон.

CCLXIII

Оставив Льву распоряженье,
Чтоб сон рыбацкий охранял,
Все остальное населенье
Втроем поперлось на вокзал.
Потратив больше получаса,
Мы подошли к билетным кассам
И обомлели. Боже мой!
На лавках, как пчелиный рой,
Сидят туристы черной тучей!
Грязны, небриты, веселы,
Как будто банда Абдуллы,
И дух от них идет могучий!
Воняет дымом, чесноком,
Топор висит под потолком!

CCLXIV

Но черт с ним, с запахом проклятым!
Наверняка от нас самих
Таким же точно ароматом
Разит не меньше, чем от них!
Но дело в том, что кодла эта
Сейчас раскупит все билеты.
В Петрозаводск один вагон,
А скунсов целый батальон,
И места хватит всем едва ли.
Ну что же делать? Подождем!
И вот сидели мы втроем,
И наконец билеты взяли.
Но лишь в Ледмозеро, а там
Придется вновь побегать нам.

CCLXV

Когда обратно мы вернулись,
Давно уж полдень наступил.
Рыбак, как кот от солнца жмурясь,
С лицом расплющенным ходил,
Кругом валялись шмотки наши,
И котелок чуть теплой каши
Уже давно нас поджидал
И подкрепиться приглашал.
Пожрав, мы принялись за дело.
Палатки, лодки, котелки
Упаковали в рюкзаки,
И вот поляна опустела.
Огонь костра в последний раз
Лизнул полено и погас.

CCLXVI

Прощай же, речка, до свиданья!
Кто знает, свидимся ль опять?
Когда еще в своих скитаньях
Нам здесь придется побывать?
Забудем точно мы не скоро
Твои пороги и озера,
И ты про нас не забывай
И добрым словом поминай.
Пускай порою между нами
Конфликт случался иногда,
Но дрались честно мы всегда,
И расстаемся мы друзьями.
Прощай! Ни пуха ни пера!
А нам идти уже пора.

CCLXVII

Как верно понял мой читатель,
Путь до вокзала был велик.
И, чтобы силы зря не тратить,
Мы заказали грузовик.
Карел-водитель, славный малый
Довез нас прямо до вокзала.
Теперь осталось только ждать.
Ну что же, нам не привыкать!
Найдем себе мы развлеченье.
Смотрите, юный кузенок
Кедровых шишек приволок
И стал их щелкать с упоеньем.
Каким он вдруг активным стал!
Видать, давно погрызть мечтал!

CCLXVIII

А у вокзала вдоль перрона
Таких, как мы, не перечесть.
И очень скоро в два вагона
Все эти толпы станут лезть.
Ужо большая будет драка,
Когда полки пойдут в атаку,
И мы услышим у виска
Свист многотонного мешка.
Но получилось все иначе,
И наш отдельный храбрый взвод
Проник на поезд без хлопот,
Успешно справившись с задачей.
Локомотив свисток издал,
И мы покинули вокзал.

CCLXIX

Проехав чуть побольше часа,
Пришлось нам снова вылезать,
Бежать стремглав к билетным кассам
И снова в очередь вставать.
На этот раз билеты были.
Потом мы в магазин сходили,
Купили хлеба, молока,
А кое-кто вздремнул слегка.
Промчался час, и вот подъехал
Петрозаводский поезд наш.
Мы погрузили свой багаж,
Рыбак бутылочку ореха
На всякий случай прихватил,
И поезд к югу покатил.

CCLXX

Как вольный ветер мчится поезд,
Вагон трясется и гремит,
И точно так же эта повесть
К концу стремительно летит.
Герои моего романа -
Потомки дедушки Ивана -
Уже давно легли поспать.
Ну что ж, не будем им мешать.
Да и тебе, мой друг-читатель,
Пора, наверно, отдохнуть.
Орешка крепкого хлебнуть
Сейчас бы было очень кстати.
Наскучил я тебе, поди!
Но ты немного погоди.

CCLXXI

Мне самому поэма эта,
Как в горле кость, сидит давно.
Как только можно жить поэтом?
Не понимаю! Мудрено!
Когда б я только знал вначале,
В какие призрачные дали
Меня роман мой заведет,
Я предпочел бы вертолет!
О дайте, дайте мне свободу
И отпустите на покой!
Пусть пишет кто-нибудь другой
О наших будущих походах!
Вот Юнга - классный вариант.
Дадим ему раскрыть талант!

CCLXXII

А все ж не зря за труд я взялся,
И если, повесть прочитав,
Иной читатель посмеялся,
То значит в чем-то был я прав.
Конечно, литератор строгий
Ругнет меня за стиль убогий,
Швырнет небрежно мой роман
И скорчит рожу: "Графоман!"
Пускай брезгливые эстеты
Охают мой любимый труд,
Пусть в порошок меня сотрут!
Не для таких я повесть эту
В тяжелых муках написал.
Ее я посвятить мечтал

CCLXXIII

Не жалким критикам ученым,
Что не умеют грызть орех,
А благородному Парфену.
Он мне сто крат милее всех!
Но что-то я увлекся слишком.
Перо скользит без передышки,
Пора заканчивать свой труд,
А рифмы прямо так и прут.
Ну ладно, с духом соберемся.
Совсем немного дописать
Осталось мне в свою тетрадь.
Давайте мы в вагон вернемся,
Где все Ивановы сыны
На полках спят и видят сны.

CCLXXIV

Настало утро. В полвосьмого
В Петрозаводск пришел вагон,
И мы, кряхтя, сгрузили снова
Свои пожитки на перрон.
Билеты тут же закупили,
Поесть в пельменную сходили,
Приобрели мешок жратвы,
А вскоре поезд до Москвы
Остановился на вокзале.
Мы до вагона доплелись,
В последний раз поднапряглись,
Купе свободное сыскали,
И, наконец, пришла пора:
Поход закончился. Ура!

CCLXXV

Филипп-Филипп, - стучат колеса,
Наш поезд мчится все быстрей,
В купе усталые матросы
Поют про цепи якорей.
Леса за окнами мелькают
И вдаль, на север убегают
В суровый и прекрасный край.
Прощай, Карелия, прощай!
А поезд прямо в ночь несется,
Летит в нее на всех парах.
В купе все стихло до утра,
И лишь на стыках раздается
Однообразный стук и скрип:
Филипп-Филипп, Филипп-Филипп...

К О Н Е Ц

Оглавление