|
Иностранец
микропоэма
Вечная жизнь — мечта идиота.
Если ты
хоть капельку
человек,
живи сейчас —
твори, работай,
делай сам
свой собственный век!
Пусть что-то не сладится,
не дозреет,
но каждому делу —
бессмертный след,
и только
в живом,
в настоящем
времени
рождается подлинный поэт.
Российский поэтишко
пошл
и жалок.
Отсиживаются
по чатам да кабакам,
скулят в кулак,
на рейтинги жалуются,
манерничают,
валяют дурака...
Играть словами —
нехитрое дело.
Картинки легко лепятся.
Модно
за поэзию выдавать
безыдейнейшую
околесицу.
Но разве
я вправе
соловейничать по кустам
попсово-выгодных
абстракций,
когда взрывается мир —
а где-то там
бурлит
трудовая Франция!
Нормальному французу
бузить не в масть,
и без надобности высовываться;
им бы спокойно беседовать,
вовремя ложиться спать —
да работать на совесть.
Они умеют
ценить труд,
беречь
красоту и гордость —
и слышать
хрусталь фонтанных струй,
в ворчливости
старого города.
Но французский буржуй —
как любой другой.
Мало ему
прибыли.
И вот,
пошевелили
евромозгой —
и выдали.
Дескать,
теперь
мы сами решим,
кто на что претендовать может,
и укрепим
свои барыши
мигрантами —
вместо французской молодежи.
Гнать с работы
имеем право,
это новый закон —
одобрен
парламентскими правыми,
президентом
утвержден.
Дешевый литовец и поляк
на что угодно
согласятся.
Как быть французу? — А никак.
Это — глобализация.
Хотите
Европу без границ? —
Перед буржуем
падайте ниц.
Боитесь,
американец слопает? —
Местным
подчиняйтесь безропотно.
Однако француз —
не быдло, не скот,
он не привык сутулиться.
И всколыхнулся
простой народ,
И вышел на улицы.
Студенты —
и рабочие,
молодые —
и старые,
встали
живой стеной,
Закон — отменить!
Правительство — в отставку!
Предателей — долой!
Стачка!
Стоп станки и стройки!
Не работают университеты.
Тракторами
перекрыты дороги,
на площадях
пикеты.
В аэропортах — мертвые залы
неприкаянным багажом
завалены,
а для туристов — иносказаниями:
дескать,
aggression sociale...
Стоят поезда,
автобусы не ходят,
такси — и того нет.
И веселый ажан на пустой остановке:
La grève... On marche à pied.
И люди идут. Великий марш.
Миллионы
вздымаются.
Долой буржуя!
Прочь Ширак!
Да здравствует
свободная
нация!
И отстояли.
И сберегли.
Защитили
честь
и достоинство
великой земли.
Будущее — есть.
А что в России?
Холод и мрак.
Покорность и терпение.
Ложь на троне,
подлец и дурак —
вместо героя и гения.
В стадо сгоняют
тупых овец,
заманивают
тухлым рублишком,
стригут,
забивают,
гнилую антисоветчину
на выпотрошенных душах пишут.
Так и живем:
ни ума, ни совести —
абсолютный нуль.
И временами
страшно становится
и стыдно
за свою страну.
Впрочем — свою ли?
Моя родина,
любимейшее место
на планете,
в восьмидесятых предана
и достреляна
в девяносто третьем.
Теперь же — горстка
уродливых карликов,
злобное ворчание,
вечная грызня...
Там,
где над падалью
вороны каркают, —
место не для меня.
А Россия...
Из всех обломков,
самая неудачливая,
она давно
стала эталоном
продажности и предательства.
Остальные — что с них взять!
Национализмом
ударенные.
Пешка,
превращенная в ферзя,
по-детски забывчива
и неблагодарна.
Только с России — особый спрос.
Ей ли
страдать комплексами?
Ей ли играть
бедного родственника,
вляпавшегося
в черную полосу?
Но дорвалась до власти
мразь,
бросили клич — и сброд весь,
историю
втаптывая в грязь,
бросился
делить собственность.
В этом деле
не бывает друзей!
Лишь бы
враги
не наказали.
Что нам
теперь
чужие земли?
Мы же
собой
заняты.
Невмешательство,
великий дар!
Бывшие союзники
тише пыли.
Где вы были,
когда бомбили Багдад?
Или когда
Белград
бомбили?
Помните
1936-й?
Израненной
Испании —
ножи в спину.
А потом —
фронты второй мировой,
ужас Освенцима
и Хиросимы.
Впрочем,
надежда есть
одна:
когда-нибудь
в угоду
заокеанскому начальству
эта
обесславленная
страна
будет другими
разорвана
на части.
Проглотят,
переварят —
и тогда
мирно догниет в компостной куче,
некогда опора
мира и труда,
некогда народ
великий и могучий...
Пусть патриот российского дерьма
за мои стихи
ядом брызжет...
На хрена мне ваша
помоечная
Москва?
Я хотел бы жить
и умереть
в Париже.
март ... апрель 2006
|
