* * *

В городе слякоть.
Тепла два градуса.
Что тут плакать?
Надо радоваться,
кутаться в пухлые шарфики
вместо пушных манто...
Погода — почти что жарко.
Только настроение — не то.
Из серой каменюги
                                  вываливаюсь:
под серым небом — серая слизь.
Хляби небесные плотину прорвали —
да поверх зимы растеклись.
И вот уже кто-то
                             с иностранным паспортом
вплетает в мат бороду пророка:
на брюках, ранее девственно незапятнанных, —
нагло-коричневая
                               блямба порока.
Дамы
           в очереди за мандаринами
спорят о приоритете:
— Такого еще не бывало, уж вы поверьте...
— А я помню, позапрошлую зиму...
Неподалеку — лежит небритый.
Ему все равно — не дополз.
Мамочки с талиями почти как у Кармен-сюиты
отворачивают детей в четвертьголоса.
На остановке свои заботы:
только что, с хвостом из грязи,
                                                     проскакал пустой автобус —
и интеллигенты, опаздывающие на работу,
поминают начальство, от ЦК до управдома.
Какой-то пенсионер в потертом мешке
выгуливает собачку — меньше валенка;
бедная, повисая на поводке,
по самые уши
                        в грязь проваливается,
скулит, дрожит,
                            перебирая промоклыми лапами,
а ей на макушку —
                                 сосулечки
                                                   злыми каплями.
Капли бьют по черепу —
                                     тик-так, тик-так, —
всех без исключения —
                                     тик-так, тик-так, —
каждого и всякого —
                                     тик-так, тик-так, —
наравне с собаками —
                                     тик-так, тик-так. —
Ишь какие гордые! —
                                     тик-так, тик-так, —
Будто не в наморднике. —
                                     тик-так, тик-так.

            Утро четвертого января.

январь ... февраль 1981