Вредная проза

Не умею я рассказы писать. Не то, чтобы рассказать было нечего — да и соврать красиво при надобности могу. Просто не лежит к этому. Вот стихи — дело другое! Иной раз выйдешь ночью на балкон — особенно когда ветер с табачной фабрики, и спать все равно нельзя; или, когда соседнюю свалку опять подожгут; или просто соседи на ночь жарят что-нибудь (есть на Востоке такая привычка), — в общем, посмотришь в небо — а там кривая луна через дымку проглядывает, и даже иногда пара звездочек вылезет... И тут оно и повалит в голову, что-нибудь вроде:

Дядя у меня корректором в типографии был, и когда редактор райкомовской газетки после какого события оставался пару дней не в настроении, то и за редактора мог, по всей строгости. И меня в строгости воспитывал, чтобы не распускался. Все Пушкина цитировал:

Правильно Сан-Сергеич жизнь понимал. Я вот, недавно не сдержался, сказал одному, что, дескать, некультурно он себя ведет, и нельзя мешать людям спать, когда выносишь у них из квартиры телевизор. Так тот меня ни за что табуреткой... Да еще и будильник прихватил, вместе с телевизором. А зачем ему мой будильник? Он же все равно не ходит, только просыпается в шесть утра и орет благим матом, чтобы я на работу не опоздал. У кого ночная работа — какой смысл? Теперь, вот, все вздрагиваешь по ночам: не проспать бы. Так что самое верное — стихи писать. Можно сказать, призвание.

Одно в этом неладно: затягивает. Иной раз и днем ходишь, как лунатик. На производстве, однако, уважают: горит человек в творческом порыве, создает нетленные шедевры... Не у всякой фирмы свой поэт в наличии. Даже как-то сто рублей премии выписали по статье "повышение квалификации"; правда, на руки так и не дали — ходят слухи, на цветы директорской секретарше пошло. Но мне-то что? Творчеству безденежье не помеха. Правда, коллеги каждый раз смеются: вот, говорят, опять окосел — шатается, будто ударенный.

А я и есть ударенный. С детства. У нас на Колыме народ шибко драться любил. И ходили каждый в своей компании, для безопасности. Я-то телесами хилый был — но силу в руках имел, особенно когда злой. Так что аборигены даже побаивались. Эдак схватишь здоровенную оглоблю, или лом, — и давай крутить вокруг себя — только уворачивайся! А то раз взял обыкновенное шило — да всадил одному в зад по самую рукоятку... В общем, напрямую беседовать не решались. Но как-то в закутке за продмагом подстерегли шестеро. И пока я с парой накоротке разбирался, остальные приволокли пачку шифера с соседней стройки — и опустили сзади на голову. Когда очнулся — их и след простыл. Только макушка малость саднит, и волосы липкие. Через пару месяцев все зажило, встало на места. Но с тех пор повадился я стихи писать, и никак не перестать — не могу, и все тут! Что-то, видать, стронулось в голове.

С прозой — ничего похожего. Не понимаю я этого. Что интересного, сказки-то сочинять? Ну, жил кто-то там в каком-то городе... А я и сам сейчас в городе живу. Плюгавенький хоть городишко — но какой ни на есть. Даже кинотеатр одно время был, пока его под секс-шоп не переделали. А так все как у людей: башни семнадцатиэтажные, торговый центр, рынок, больница... Начали было на площади фонтан мастерить: вырыли яму, облицевали мрамором, трубы провели — но что-то у них там не заладилось, засыпали стройку через пару лет. Да и бог с ним, с фонтаном! Речка же рядом. Правда, все подступы самострой заборами перегородил, и до ближайшего берега больше часа пешком, — но ходить полезно, особенно когда все равно делать нечего.

Не о чем тут особо говорить. Ну, убили недавно городского голову — дело житейское. Народ давно удивлялся: что-то никак его не убьют. Вот и застрелили в конце концов. Мало ли у кого какие обстоятельства. У меня через коридор соседка своего мужа из дому выгнала — так он улучил момент, когда она в магазин пошла, и проник в дом с какой-то девицей, да еще забаррикадировался изнутри. Чем они там занимались, никому неведомо — только стучали много. Хозяйка-то несколько часов пыталась его оттуда выкурить, и все напрасно. Ночью пришли двое братков с автоматами, вежливо так постучали, — а потом стали дверь ломать. Дверь-то у них хорошая, из сейфовой стали. Они ее ломают — а она их отбрасывает... Прямо на дверь моей квартиры. Так обе двери и высадили. У меня-то что, фанера. Спать, конечно, в ту ночь было несподручно — пришлось опять стихи писать.

А проза — для чего она? Начинают еще про космос выдумывать, или про зверушек каких... А что врать зазря? У нас, например, инженер ДЭЗа и так — что на другой планете. Пятый год посылаем сигналы: крыша течет. И никакого ответа. Не дошло еще. Но в жизни оно еще круче: на улице сталкиваемся, вопреки законам физики. Тут сразу и понимаешь всю сложность общения несовместимых форм разума. Вроде по виду совсем как человек, даже язык похожий — а никакого взаимопонимания.

Самая скучная литература — про шпионов. Мой приятель в секретном КБ работал и мечтал хоть кого-то найти, кто купил бы его секреты. Куда там! Все гораздо проще: приехали к ним американцы прямо в контору, да сами и вынесли, что было ценного, в обмен на устаревшие компьютеры. Но им, видать, лень было во всем этом разбираться, — и того приятеля прямо в Штаты вытащили, чтобы растолковал, что куда пристроить. Потом, я слышал, он стал шофером такси — и доволен, как слон.

Единственно что бывает забавно посмотреть — исторические романы. Про питекантропов. Как-то сразу начинаешь трезво себя оценивать и понимать, к чему мы идем. Но такие редко пишут, и ненатурально. Не верю я, что австралопитек выражался при публике, как новый русский, или гнилой интеллигент. Они как-то больше без слов, по-деловому... Неподходящая, стало быть, фигура для нынешнего борзописца. Ни тебе монолога, ни речевой характеристики. А как там у троглодита в голове — туман, да и только.

В общем, нет у меня доверия к прозаикам. И не хочу я прозой, мне бы чего-нибудь возвышенного... Однако же привелось разок вляпаться по самую маковку — не уберегла судьба.

Вызвал меня как-то замдиректора. Так, мол, и так, есть к Вам деликатное дело. Предприятие наше по роду своей деятельности с российским руководством дружить должно, а дружбу надо укреплять и доказывать. Короче, будет через неделю очень ответственное мероприятие, а на нем высокопоставленные чины, и стенду нашему позарез необходим яркий и образный рассказик о наших передовых технологиях — так сказать, л'истуар дю сюксэ. И желательно на литературном русском языке. А наши ответственные работники общаются, в основном, по-английски. Есть еще в отделе контрактов дама, которая два года изучала на курсах русский бюрократический, — но говорит пока с сильным акцентом. Остальные же сносно владеют лишь альтернативной лексикой, что в данном случае было бы не политкорректно. Так что, получается, остались только Вы, и на Вас вся надежда. Зная Вашего дядю, и принимая во внимание Ваши успехи на литературном поприще, мы решили поручить Вам живописание достигнутого нами положительного опыта.

Понятно, я попробовал отговориться: какой из меня рассказчик? Вот если бы поэма была нужна, или, на худой конец, венок сонетов... Нет, — говорит зам, — поэма не годится. Российское руководство только прозой пронять можно. И то лишь высокохудожественной. Так что вот Вам протоколы последних заседаний директората, и — дерзайте! А мы Вам за хорошую работу путевочку в Соловки организуем. Там, говорят, тихо — отдохнете, отоспитесь.

Приуныл я — но делать нечего. Да и поспать по-человечески хочется. Про что писать-то? — спрашиваю. Я же ни с кем кроме вахтеров производственных контактов не имею, и знать не знаю, чем мы все тут занимаемся.

А Вы, — говорит зам, — про это и напишите. Пусть все видят, как мы заботимся о наших общих ценностях и блюдем коллективную безопасность.

Пошел я ваять историю успеха. На всякий случай перед этим полистал кое-какие книжки, дядино наследство. Чтобы по науке было. Не могу сказать, что очень помогло — но морально окреп. И вперед. Фантазировать не стал, все изложил прямо по официальным текстам, только по возможности оживил стиль, да по старой поэтической привычке подпустил пару метафор.

Если вкратце, дело было так.

Есть у нас еще один замдиректора, иностранец. И как-то раз у него компьютер из кабинета увели. Хороший такой ноутбук, всего много. Сам-то в отпуск ушел, или куда еще, на пару недель, вместе с секретаршей. А компьютер оставил прямо на столе, и кабинет не закрыл. У нас же посетителей за день — сотни. Понятно, что если народ долго дразнить, он и озвереть может. Ну и выломали с мясом шнур безопасности, а ящик вынесли. Зам как вернулся — шум поднял, и очень на кого-то обиделся. Подкатился к директору и подбил его на указ о том, что, дескать, с прямо сейчас начинаем жить по-новому, и все обязаны при входе и выходе предъявлять содержимое своей ручной клади дежурному охраннику, на предмет фиксации вноса-выноса чего-нибудь материального. Да еще указ вменял в обязанность охране по необходимости производить личный досмотр сотрудников, чтобы никто ничего неучтенного мимо не протащил.

Разумеется, само начальство никто досматривать не будет, и для него все без перемен. А простой персонал заволновался. Мало ли кто что в сумках носит. Дело сугубо интимное. Начальник информационного отдела даже пробовал было возражать — ему все равно через пару месяцев уходить, а его сотрудники постоянно с ноутбуками ходят, да всякое иное оборудование тягают туда-сюда. Если терять каждый раз время на вахте — работать некогда. Пробовал объяснять на примерах: скажем, если кто берет за границей автомобиль напрокат, то он сам и заботится о его сохранности, и обязан вернуть как взял. Чуть где отбито, или украдено — плати из своего кармана. Вот, значит, и сотрудники наши, вроде как, могли бы сами отвечать за сохранность предоставленного им для работы оборудования, и финансово отвечать за собственную халатность.

Куда там! Это же пришлось бы признать, что ограбленный иностранец сам дурак, и оштрафовать его на стоимость компьютера. А дураков среди начальства нет и по определению быть не может. Пока шумели на эту тему, кто-то некстати вспомнил, как у предыдущего замдиректора бумажник пропал, с пачкой долларов и кредитных карточек. Тот по характеру проще был, и не стал гнать волну. Через пару дней карточки вернулись, милиция помогла. Ну а долларов у него и в других местах оставалось предостаточно. Но на директорат подобное воспоминание подействовало возбуждающе, и у охраны появилась еще одна обязанность — подсчитывать суммы в кошельках входящих и выходящих и фиксировать номера банкнот. А поскольку деньги можно вынести не только в кошельке, личный досмотр превращался в процедуру почти неизбежную.

Народ повозмущался для порядку — но увольняться не стал, и как-то смирились. С работой сейчас сложно, а людям семьи кормить. Дамы, правда, поначалу протестовали против слишком интенсивного ощупывания. Тогда в штат охраны ввели женщину, и возражать стало трудно. Удивительно, что потом многие сотрудницы все равно предпочитали досматриваться у охранников-мужчин, а из некоторых организаций стали ездить к нам курьерши определенного возраста, воспринимающие меры безопасности с нескрываемым удовлетворением.

Так и живем до сих пор. По утрам у входа и вечером у выхода выстраивается длинная очередь на досмотр, некоторые заранее раздеваются, чтобы времени не терять. А самые закаленные стали в одних трусах приходить, да какой-нибудь халатик сверху, для приличия. По возможности стараются ничего с собой не носить. В обеденный перерыв по кафешкам не шляются. И вообще, дисциплина укрепилась. Раньше все норовили во внерабочее время хвосты подчищать, доделывать, что в конторе не успели. А сейчас документы с собой не возьмешь — и работать надо на работе. Как положено. Правда, офисного времени остается не так много после всех досмотров. Так, один-два часа в день. Но оказалось, что и этого для нормального функционирования вполне достаточно, и общий объем работ не пострадал. Очевидно, повысилась производительность труда.

О сохранности оборудования и говорить нечего. Тут у нас никаких проблем. Только вот, крыс и тараканов многовато развелось. Раньше-то ходили из санэпидстанции, опрыскивали помещения. Но после того, как один из охранников попытался проверить баллон с ядохимикатами на предмет спрятанного внутри компьютера, ходить к нам перестали, даже по срочным вызовам. Наши, впрочем, привыкли, и даже подружились со зверьем. Иной раз, бывает, приносят из дому что-то съестное, с каким-нибудь порошком внутри. А то ведь они же вечно голодные. Недавно у кого-то из начальства сканер сожрали целиком. И видеокамеру, прямо со склада. Никаких следов. Пришлось списывать. Начальство, впрочем, в контору нечасто заглядывает, и секретарши где-то с ними, по должности. От того всем только спокойнее: никто над душой не стоит и глупых указов не издает.

Вот, обо всем этом я и написал, честь по чести, с живописными деталями. Передал наверх для просмотра и редактирования. Но, как всегда, времени у замдиректора ни на что не было, и текст прямиком направили на стенд, да еще на своем сайте разместили, на самом видном месте. Эффект был сногсшибательный. У провайдера сервер несколько раз падал — не выдерживал перегрузки. А на том мероприятии у нашего стенда весь народ столпился, про бизнес забыли и ржали, как лошади. Российское руководство смогло пробиться к стенду только при помощи ОМОНа. Но зато когда пробилось — начальству нашему как-то резко поплохело. Нет, за высокий уровень коллективной безопасности даже премировали. И рекомендовали опыт к перенятию. Но за то, что из серьезного дела балаган устроили — нагорело сильно. И плакала моя путевка на Соловки, а здоровый сон до сих пор даже присниться не может...

Предупреждал ведь: не умею рассказы писать! Не мое это.

август 2003