Выражаясь афористически, философия — это учение о единстве мира. В частности, о единстве человека и природы, о месте человека в мире. Именно благодаря принадлежности единому целому, будучи его неотъемлемой частью, человек может быть выше пустой субъективности в своих поступках — деятельность его приобретает черты всеобщности. Для самого человека его собственная всеобщность и необходимость представляется как власть над природой, над любыми обстоятельствами жизни... Человек чувствует, что он свободен, — и это чувство выражается философской категорией свободы воли. Понятно, что лишь при совпадении личных устремлений с объективной необходимостью, лишь опираясь на объективную значимость своих дел, может человек почувствовать себя свободным. В этом случае даже внешнее непризнание его деятельности со стороны современников, даже преследования и угроза самой его жизни — не могут убить чувства внутренней уверенности, заставить переменить образ действий и мыслей, свернуть с избранного пути. Однако бывает и по-другому: принятый человеком способ действия, или сложившиеся формы его жизни, или его убеждения — уже не отвечают объективной необходимости, представляя собой лишь эхо былой целесообразности, след чего-то нужного в прошлом, но потерявшего всеобщую значимость сейчас. И тогда мысли человека отражают как раз отсутствие уверенности в себе, чувство разочарования и внутренней пустоты. И появляется философия обреченности, отрицающая всякую возможность света и добра. Если же у человека при этом сохраняется искра надежды, все доброе и светлое он может приписать какому-то потустороннему существу, которое могло бы, если пожелает, уделить частицу вечности и ему.

Обязательно ли выражать философскую основу своей жизни и деятельности в форме философских трактатов — или, вообще, в форме каких-либо рассуждений? Вовсе нет. Философия может сливаться с обыденной жизнью, проявляясь в отдельных поступках и в общей направленности личности, в отношениях ее с другими. Чаще всего философия лишь создает основу для профессиональной деятельности человека, определяет его вкусы и логику его действий — причем так, что сам человек об этом и не догадывается. Лишь в критических обстоятельствах, в трудные минуты, на поворотах судьбы — человеку приходится обращать внимание на философскую основу своего бытия, осмысливать прожитую жизнь и явно формулировать принципы, позиции, идеи. И тут оказывается, что к подобной работе мышление человека совсем не готово — и в растерянности хватается оно за первое попавшееся философствование, пытаясь приспособить чужую идею для своих нужд. Но философия не терпит никакой формальности, разрозненности, разнородности. Целостность — ее основа и закон. Поэтому невозможно заимствовать убеждения со стороны — человек должен выработать их сам, для себя, — вырастить их в себе. Если же человек не умеет этого делать (или, как это обычно бывает, ему не дают уметь) — остается лишь принять на веру, подчиниться чужому авторитету — то есть в какой-то мере перестать быть собой.

Однако само по себе слияние философии с жизнью вполне нормально и необходимо. Надо лишь научить людей при необходимости грамотно философствовать, приобщить их к философской культуре. Конечно, не всякое общество может дать людям эту культуру. Если часть людей присваивает себе большую долю общественного богатства — они обязательно стремятся присвоить себе также и право оценивать собственные действия, заставить других подчиниться подобной хищнической практике как чему-то необходимому, ниспосланному свыше, единственно возможному. Мысль объявляется преступной, если это не мысль господствующих классов. И пока общество расколото на классы, пока мышление и культура с большим трудом становятся доступны широчайшим массам — до тех пор человечество не может стать собственно человеческим обществом, и ему еще только предстоит начать собственно человеческую историю...

Тем не менее, если человек все-таки философствует, — о чем он мыслит прежде всего? Разумеется, о том, что делает сам в своей жизни, о том, что его окружает, и как устроен мир вокруг него. Невозможно беспредметное мышление. Даже рассуждения на отвлеченные темы всегда имеют за собой вполне "земную" основу — будь то хотя бы и стремление убежать от действительности... Но в большинстве случаев философствование затрагивает основную для данного человека деятельность, которую он вроде бы хорошо знает, и просто хочет осмыслить с другой стороны. Как правило, он даже не считает подобные размышления философией — ну разве только в "обиходном" смысле слова... В основе такого философствования лежит оценка ситуации: "хорошо" или "плохо", "красиво" или "некрасиво", "правильно" или "неправильно".

Философия начинается с критики, с сомнения. Но отнюдь не любое сомнение является "философским", а только такое, которое направлено на изменение порядка вещей, на преобразование мира и себя в нем. Без подобной "практической" жилки любое мышление вырождается в бесформенное словоблудие, пустой треп или демагогию... Значит ли это, что всякий, кто желает заняться философией, непременно должен идти на баррикады? Вовсе нет. Разумеется, когда речь идет о профессиональной деятельности человека, его размышления так или иначе выражаются в строении этой деятельности — хотя и здесь от идеи до ее воплощения может пройти немало времени, а то и вся жизнь. Обстоятельства зачастую не дают человеку самому участвовать в реализации своих идей. Более того, некоторое опережение своего времени, заглядывание в будущее — неотъемлемая черта всякого философского мышления. И потому любая идея обречена на неприятие, на трудный путь к признанию. Просто иногда эта борьба скрыта от глаз — или протекает внутри отдельного человека, и субъективно выглядит как "творческие муки". Но в наши дни чаще всего жизнь явно вступает в противоречие с творчеством, с мыслью, с мыслящим человеком. Житейские беды, нищета, бесправие, лишения и нужда, невозможность плодотворного труда из-за узурпации средств производства горсткой толстосумов — наконец, презрение и насмешки окружающих, непонимание близких, откровенное вредительство конкурентов... Что остается делать? Покориться, перестать мыслить — и страдать? Да, многие не выдерживают, уходят в тупое вкалывание на ненавистной работе, пьянство, наркотики, разврат, религию... Но так устроен мир: если что-то должно быть сделано — найдутся и те, кто это сделает, несмотря ни на что. Дело здесь не в каких-то особенностях личности, не в героизме, фанатизме, одержимости и упрямстве — просто человек не может иначе, таково его место в мире, в иерархии форм существования материи. Человек трудится не для награды, не за кусок хлеба, не ради славы или из-за болезненного самолюбия. Человек трудится, исполняя свое предназначение во Вселенной; и пусть он кажется совершенно незначительным слабым и ничтожным в сравнении с вечностью — деятельность его все равно имеет космическое значение, жизнь его наполнена глубочайшим смыслом. Так учит философия.

"Как же!" — возопят сторонники вульгарного материализма. — "На каждом шагу примеры работы ради денег, ради своего желудка и простейших животных потребностей! Да и что еще нужно? Разве все достижения цивилизации не направлены на удовлетворение все тех же базовых потребностей в пище, в тепле, покое и безопасности, в продолжении рода? Выходит, что человек все-таки живет ради чисто материального удовлетворения — и нет никакого смысла в его жизни, кроме нее самой!"

Что ж, это во многом так. Человек еще не вышел из животного состояния, он лишь становится человеком. Миллионам людей так и не удается подняться выше уровня рабочей скотины, все существование которой сводится к работе за гроши ради того, чтобы обеспечить человеческие условия жизни тем, кто отнял у них всякую возможность стать человеком, жить по-человечески. Эти рабы зачастую и не чувствуют себя рабами, имея минимальный набор житейских благ, — но они все время боятся потерять тот маленький мирок, который им удалось выкроить для себя, — и, конечно, им не до большого, бесконечного мира. Однако искра человечности есть и в их полуживотных душах — недаром так много сил затрачивают господствующие классы на то, чтобы отвлечь, обмануть погасить свет человечности в своих рабах. Тем самым они убивают человека и в себе.

Но никакие субъективные желания не способны остановить объективно необходимое движение — они лишь влияют на его ход, придают ему определенные формы. И находятся "изменники" в среде эксплуататоров, готовые поделиться плодами просвещения со всеми людьми. И прорываются лучи философской мысли сквозь мрак рабства и нищеты. Философия возможна в любых условиях — и важно почувствовать себя мыслящим существом, и найти способ сохранить в себе это чувство на всю жизнь. Уже это — огромный шаг к становлению человека. Даже если никто не узнает твоих мыслей, если они исчезнут вместе с твоей телесной оболочкой — все равно твоя мысль не окажется без последствий, все равно она необходимо оказывает влияние на тебя самого, на людей, в которых ты отражен, на их мысли и дела — и в результате на мир в целом. Так идеи творят мир.

Конечно, гораздо сильнее мысль, обретшая форму, внешнее, самостоятельное бытие. Пока эта форма есть лишь особенность поведения, оттенок человеческих взаимоотношений, — она слишком эфемерна, расплывчата и неопределенна, как всякое начало... Однако мышление человека неизбежно воплощается в формах вещей. Вещи накапливают в себе отдельные крупицы мысли, изменяются в соответствии с ней — и передают ее от отдельного человека к другому, от человека — к обществу в целом, от человечества — каждому его представителю. Простейшие предметы обихода — хранители мудрости многих поколений. Со временем меняется быт, приходят новые вещи и устаревают в свой черед. Но в устаревших вещах остается и нечто живое — тот способ мышления, который придал им форму, запечатлел себя в них. Именно этим интересно этнографическое исследование, бытописание. В каждом предмете вечна его идея — то, что определяет место этого предмета среди других вещей, в человеческой культуре. А идея не может устареть. В каждую эпоху — на первый план выходят какие-то свои грани, меняется положение мысли в сообществе других мыслей и дел. Но что-то остается навсегда.

Итак, философия человека представлена в продуктах его труда. Но в современном обществе, когда разделение труда достигло полной универсальности, захватывая любые проявления человеческой активности, — в этом обществе появились многочисленные формы абстрактной рефлексии, то есть такого мышления, которое не связано напрямую с производством жизненных благ, отделено от него — и даже, порой ему противопоставлено. Таковы "чистое искусство", "чистая наука" и "чистая философия" — прежде всего как профессиональная деятельность группы "специалистов". Появление таких форм связано с отделением рефлексии, мышления — от единичных деятельностей, с выделением того общего, что присуще самым различным деятельностям, — и, следовательно, объединяет людей в единое человечество, независимо от их профессий, классовых позиций, национальных различий и т. д. Это естественное следствие всеобъемлющее разделение труда: там где единичности оторваны друг от друга, связи между ними также обособляются и становятся такими же единичностями. Но конечно же, сколь угодно абстрактная рефлексия, как и любая деятельность, должна иметь вполне материальный продукт — который, впрочем, столь же абстрактен, как и сама деятельность. Искусно сделанная вещь — заменяется вещно представленным искусством. Умелость, обученность какому-то делу — превращается в делание науки. Наконец, идейная насыщенность поступков — сводится к философствованию.

Плохо это или хорошо? Просто необходимо. Так должно быть — и так есть, независимо от наших желаний. И человеку приходится учитывать сложившееся разделение труда — и всю свою жизнь бороться с ним. Там, где начинается собственно человеческая история, — и в той мере, в какой она развивается внутри истории становления человека, — разделение труда уступает место его распределению, исчезает противоположность различных групп людей — и отпадет необходимость в "художниках", "ученых" или "философах". И тогда получат всеобщее распространение высшие, синтетические формы рефлексии, сочетающие профессионализм — без профессиональности, универсальную предметность, единичность — без ограниченности, всеобщность — без пустоты. В классовом обществе синтетичность существует лишь в отношении всего человечества — как часть всемирно-исторического процесса, практика. Но таково общее направление развития: то, что возникает как свойство человечества в целом (как часть, сторона, явление "человеческой природы") — со временем становится достоянием отдельных социальных групп, постоянно пропитывая каждого человека в отдельности. Единичный человек приобщается к всеобщему, осваивает его, овладевает им. Общество будущего — это не общество "трудящихся", "поэтов", "философов"... Это общество людей. Универсально, всесторонне образованных и готовых к любой деятельности, или к сколь угодно полному осмыслению ее.