Линия жизни

Жизнь нельзя описать, её можно только чувствовать и дорожить ею. Описание всегда можно оценить. Жизнь оценить нельзя. Жизнь существует. Она развёртывается и вся она - в это мгновение, не больше и не меньше. Вот и сейчас, я сижу за столом, желая рассказать о себе, при этом не навязывая свои взгляды, ощущения никому из обывателей.

Я, естественно, не помню, как я родилась, момента рождения. Было бы вообще глупо подступать к этому вопросу, если бы не наше, не покидающее нас удивление по поводу того, что мы не помним этого момента и наше желание хотя бы немного в памяти нашей приблизиться к нему.

Времена менялись и я удивлялась себе, как за этот срок, подавленная своей болезненной чувствительностью, медленно и упорно превращала себя в девочку, весь вид которой заявлял о том, что она ни в ком и ни в чём не нуждается.

С тех пор ураган лет сдул обрывки и лохмотья всего, что не было самой сутью личности, оставив её жестокой и цельной.

Мне всегда нравились женщины, и потому меня никогда не пугало отношение общества к себе подобным, и термин "извращенка" я перечеркнула для себя давным-давно, он не клеймил и, тем более, не позорил меня. Людям невозможно что-либо доказывать - это будет равносильно требованию волку не есть мясо. Тем более, что жизнь не требует изменений, поправок, преодолений, доказательств; надо просто ценить жизнь такой, какой Бог сотворил меня - быть собой! Быть ещё больше собой означает быть ещё полнее человеком, принимать свои сильные и слабые стороны, поскольку во мне действительно есть и сила и слабость и мои ошибки - только доказательство того, что я и в самом деле способна ошибаться, то есть я - человек.

С девятнадцати лет я столкнулась с поиском, вновь и вновь меня постигало разочарование, но твёрдое решение не отступать поддерживало, как стальная опора. В то время я была словно граммофонная игла, которая снова и снова бежит по одной и той же бороздке.

Меня никогда не привлекали женщины с мальчишеским или мужеподобным видом и их ухватками, я их совершенно не признаю за женщин: они просто ненормальные зародыши нового пола, который не будет ни мужским, ни женским.

Я также не могу скрывать ледяного презрения и гнева, которые вызывали во мне люди, живущие под гнётом и страхом. Люди запуганные. Что ж, такие времена, только и всего. Притворяться другим, что это не так - значит убаюкивать себя сказками. Я настолько не боюсь, что просто нет слов, чтобы это выразить!!! Пока же, как правило, диалог между двумя ребятами или девушками ограничивается репликой: "Ты что любишь?" Дальше действие развивается по наитию, и обычно "за кадром" остаётся всё то, что представляешь себе в ночных фантазиях. А так, всё сводится к заячьей любви. Из-за этого и развивается непостоянство. Это всё мне знакомо. Изобретательность в сексе помогает стать гурманом и долго оставаться интересным.

Голубые и розовые образуются сами по себе, без наводок, подстрекательств и насильного растления. А образовавшись, пусть руководствуются законами, совестью и моралью. Вообще, проблемы гомосексуалов - прелюбопытнейшая тема.

Человек тем и отличается от животного, что думает не только о настоящем моменте, но и о будущем, когда по-прежнему будет продолжаться жизнь, по-прежнему будут сбываться надежды. Я уже достаточно пожила, чтобы узнать, каков на самом деле мир, иначе говоря, чтобы заметить истинную животную натуру людей, скрытую за любезной улыбкой, хорошими манерами, притворным сочувствием! Человеческой злобе нет предела. Вспомните крохотные жестокости, заполняющие каждую минуту каждого дня: подленькие предательства друзей, мелкие гадости мужа по отношению к жене, брата к брату, да и "наши" люди - не идеал. Они настолько обычны, что проходят незамеченными. Они даже не знают, что это такое, они не знают, что бесконечно преображает жизнь. В лучшем случае, этим людям доступно только смутное ощущение, что они как будто что-то упустили в жизни, хотя даже не знают, как это называется, но и услышав название, они всё равно не поймут.

Мне же хотелось приоткрыть дверь в мир чувств, познания, оценки и созидания - в мир изумления, волнения, радости, печали и ярких красок жизни.

Я встретила девушку, с которой впервые попыталась жить; не любовью, а скорее внезапным взрывом удивления и нежности, рождающихся, когда близость срывает все маски, когда тщательно выглаженная одежда, спокойное лицо, отработанные интонации, вежливые фразы - всё, что предназначается для внешнего мира, спадает или сбрасывается, открывая честную наготу, и приходит ощущение тихого и благодарного счастья.

Но не успело пройти и два месяца, как наши отношения зашли в тупик. Тогда нам скорее хотелось создать иллюзию, что мы имеем законное право быть вместе. Словно любовь всё это время стучалась в двери моей жизни, моля, чтобы её впустили. Но я не могла искренне сказать, что отвечала на эту любовь, и поэтому не произносила слова "люблю". Ненавижу притворство и ложь. Мне стало тяжело жить с человеком, которого так и не смогла полюбить.

Я ни разу не почувствовала, что она проникла в мою душу - она просто стояла снаружи и ждала. Она жила в ясном счастливом мире нынешнего дня, и так как я не могла ввести её в свой мир, она вынуждала меня жить в её мире. Настоящая правда была слишком велика и бесформенна, чтобы облечь её в слова.

В конце концов, она покинула меня из-за того, что она интуитивно ощущала, но так и не сумела понять.

Поначалу я тосковала по ней, хотела, чтобы она вернулась, и лишь постепенно поняла, что её возвращение ничего не решит, что я только черпала у неё силы, которые рано или поздно должна буду найти в самой себе, если хочу обрести цельность.

Внезапно меня захлёстывала чёрная волна одиночества. Неужели она забудет о том времени, когда мы были вместе, и даже с лёгкостью выбросит из головы воспоминания о кратких мгновениях, которые делила со мной? Меня леденило отчаяние. Казалось, что я стала похожа на замученного Христа... кисти какого-нибудь шведа. Было так нелегко. Но с этим покончено. И я рада, что это было. Лучше просто скажем друг другу "спасибо" за то хорошее, что у нас было.

Я же начала жить в постоянном ожидании бескорыстного чуда и рассматривала свою жизнь и творчество лишь как репетицию этого чуда, моделируя его с помощью своих чудачеств, что создавало сквозняк для молнии. Ситуация длилась, тянулась; терпение делало стойку, навостряло уши, ничего не происходило.

Отсутствие страсти и было самое худшее - хуже, чем пустота в сердце - само онемение становилось болью. Как странно было думать, что этот холод останется со мною до конца жизни. И я вела свирепую внутреннюю борьбу против удушающего равнодушия, за возвращение первого великолепия чувств.

Я вела борьбу без всякой жалости, потому, что нельзя было терять ни минуты: эта оледенелость жрала меня даже не сама по себе, хотя она тоже была страшна. Больше всего я боялась, что она - лишь прелюдия к полному мраку, к тому времени, когда в моём мозгу не будут пробуждаться и самые банальные идеи.

Старшие подруги уверяли меня, что я слишком молода, чтобы понять женщин в летах, ищущих молоденьких. А я отвечала, что уже стара, чтобы поддаваться романтическим порывам, но слишком молода, чтобы хвататься за что попало, лишь бы кое-как скрасить одиночество. Поразмыслите и Вы, читатель: только дурак живёт, не имея запасного выхода.

Три месяца я переписывалась с девушкой и к женскому празднику мы договорились о встрече. Тогда всё моё сознание, все мои нервы были настроены на приезд к ней, к человеку, которого я никогда не видала, чей голос не слышала, чья жизнь, вкусы и характер были мне совершенно не знакомы; уверенно шла к ней через густую чащу - и этой встрече было суждено её воскресить.

И всё же, как бы ни были различны миры, в которых жили два разных человека, между нами оставалось то общее, что позволяло нам, когда бы и где бы мы ни находились и ни встретились, без всяких предисловий обсуждать то, что для нас обеих важнее всего на свете. Правда, я не представляла, как может эта первая встреча вызвать столь необходимое мне чудо, но всё это время ветры интуиции свистели в моих ушах, крича, что именно так и будет.

Самое больное - это расставание после встречи. На вокзале я взяла её руку, и внезапно, к моему изумлению, она поцеловала меня. На какую-то долю секунды к сердцу моему прихлынула горячая благодарность, затопив собою сострадание; но тотчас же и сострадание, и благодарность, и изумление, - всё выжег во мне её голос, шепчущий слова, которые я не понимала, и этот горячий шепот, звучащий для меня впервые в жизни - как квинтэссенция любви, проник, точно стрела, в далёкое прошлое, в глубь прожитых годов, за пределы сознания, сквозь стенки наросших костей и мышц, туда, где почти с начала моей жизни лежал сгусток непролитых слёз.

Я со страхом почувствовала, как ослабевают, рвутся какие-то внутренние нити и волокна и напрягала все силы, чтобы сдержать то, что стремилось вырваться наружу, словно оно грозило разнести на куски меня саму. Как тяжело было отпустить её, и потому я прижалась до боли крепко, лишь бы не исчезло мучительное, пугающее очарование этого неразборчивого шепота.

Наконец, поезд тронулся и отправился туда, где оставалась моя вся прежняя жизнь. Всю дорогу я не переставала думать о ней и всю дорогу сердце сжималось от не покидавшего меня чувства сожаления. Откуда эта печаль? Что пробудила Она в моей душе, если всё обернулось такой щемящей невыносимой тоской, которую не выразить словами?

Мы продолжали встречаться и наши отношения стали предельно интимны, но настоящей близости не было. Мы бросались друг на друга, как слепые, ничего не видя, полагая, что интуиция и сама жизнь помогут нам сблизиться. Если одной из нас вдруг хотелось ухватиться крепче и удержать что-то, всегда оказывалось, что в руках - пустота.

И снова тоска и растерянность. Я убеждала себя, что это только потому, что всё делается украдкой, и встречи всегда торопливы.

Моё постоянное отчаяние растравляло ей душу, и уж, конечно, не я к ней, а она ко мне проявляла снисходительность. Она стала для меня самым близким и родным человеком. И мне было приятно узнать, что в то же самое время, на расстоянии, к ней пришло такое же озарение.

С момента нашего знакомства я стала испытывать тихую радость наступившего возрождения. Краски казались ярче, запахи сильнее, дни более солнечными, звуки более музыкальными, и даже пища приобрела новый вкус. Никогда мне не приходилось испытывать такого сильного чувства, - ни к работе, ни к идее, ни к одной женщине, а ощутить подъём, ощутить волнение, ощутить жизнь - это было всё равно, что вздохнуть полной грудью, вырвавшись из рук душителя, и единственное, чего мне хотелось, - ещё и ещё воздуха, столько, сколько могли вместить лёгкие, ради блаженства самого ощущения.

Вот уже полтора года мы вместе. У нас есть квартира, где каждая комната и каждый предмет стали частью нашей совместной жизни. Если между нами возникают размолвки и недоразумения, то каждая после смотрит удивлённо: как можно не понимать того, что так ясно и очевидно? Иногда я веду себя безнадёжно глупо. То и дело "выкидываю" что-нибудь подобное, а когда пойму, что натворила, не перестаю злиться на себя. Но мои прежние ошибки не мешают мне делать всё новые и новые.

Я никогда не хотела, чтобы она была лучше или хуже. Я чувствую, что и она принимает меня такой, какая я есть. Она не пыталась изменить меня или сделать в чём-то иной. Мне не нужно было притворяться. Я обнаружила, что я могу просто быть...

Человек, брошенный женщиной или мужчиной, может обругать непостоянство и найти другую замену. Человек, покинутый другом, может проклясть коварство и поискать себе другого друга. Но тому, кто утратил самого себя, остаётся только надеяться, молча сжать губы и молиться, чтобы где-нибудь ему была дана безмерная радость - вновь воссоединиться с собой.