Но вам, чай, интересны не праздные итальянские студенты, севшие с пивом на ступенях перед ратушей, и не японские туристы (Japanese tourists - прим. автора), облепившие Русалочку, на манер Му-му: на шее фотоаппарат с телеобъективом заместо кирпича над мелкой заплескивающей волной. С трудом, но все же могу предположить, что вам нелюбопытен даже гастарбайтер Джон Доулэнд (Dowland), много лет игравший на лютне для Кристиана IV.

Вам-то, небось, интересно, каково чувствовать себя поселившимся среди красных черепичных изгибов и вечнозеленых газонов Ольборга, Йорринга или Роскильды, если сам ты в прошлой жизни вдыхал морозную московскую бензиновую гарь, или же рыбную ерунду Средиземноморья, или же в поту уворачивался от трескучих мопедов на улицах Бангкока, а то и от шальных на жаре пуль сомалийских повстанцев.

Примерно каждый десятый житель Дании - иностранец. Отовсюду. Особенно много с Ближнего Востока. Вся продукция датских пиццерий без исключений производится турками, иранцами и израильтянами на диво итальянцам, не берущим в толк, как это можно класть ананасы в пиццу. Могучую волну вьетнамской иммиграции пригнали ветры вьет-конговского коммунизма. Вьетнамцы составляют почти один процент населения Ольборга. Их епархия - азиатские кафе, мелкие продуктовые магазины и швейные мастерские, где они вовсю гнут спину. Потом были кровавые события в Сомали, и вот под асфальтовым датским небом толпа узкоголовых, крутолобых мужчин, словно вырезанных из черного дерева, и женщин, глядящих из прорези в чадре гладкой ткани. С сомалийцами как-то пришлось труднее всего. Им трудно учить язык, трудно сочетать мусульманские ценности с европейскими, трудно найти работу, поэтому многие из них годами живут на пособие, неплохое, надо сказать.

Что поделывают здесь русские? Их неожиданно много. Студенты в университетах по всей стране. Множество женщин выходит замуж за датчан. Кое-какие люди приезжают работать. Заходят в порты осипшие моряки российского торгового флота. Просто набеги на местный рынок труда совершают литовцы, латыши и украинцы, тоже говорящие по-русски.

А что же датчане? В недавнем обращении королевы к народу по поводу датской жизни из трех тезисов два были об "интеграшьон" ("integration"), интеграции иностранцев в датское общество. "Интеграшьон" - идея фикс сегодня, может быть, на втором месте после демократии. Учить датский язык? Пожалуйте, бесплатно. Поступить в университет? Тоже задаром для всех. В провинциальной библиотеке, как правило, найдется хоть один учебник вьетнамского, суахили и гренладского. Но при всей открытости датчане вовсе не торопятся впускать приезжих в свои традиции, привычки и дома. Они живут своей отдельной жизнью, и только слово "интеграшьон" всякий раз пробегает по их телу религиозной дрожью.

Конечно, национализм тоже есть. Если нет национализма, то зачем "интеграшьон"? Несколько партий в парламенте громко намекают, что слишком много завелось иностранцев в прекрасной Дании.

Ответил ли я на вечный русский вопрос: любит - не любит, догонит - поцелует? И поцелует ли, если догонит? Если еще не ответил, то вот пример, как оно недавно вышло с моим другом- вьетнамцем, назовем его Ань, которого относительно трудно спутать с датчанином, хоть и приехал он в Ольборг довольно давно.

Как-то по наступлении ранних ноябрьских сумерек он крутит себе педали и вдруг видит у обочины полицейских вместе с датской девушкой, словно сошедшей с матовых фарфорно- прозрачных грустных полотен Хаммерсхоя (Hammershoej - будете в копенгагенской Национальной ггалерее, Kunstmuseum, - обязательно посетите его зал). Дрожа губами и рукой, девушка подписывает что-то нехорошее. Она придерживает свой велосипед - без фонариков! Это же покушение на датскую общественную безопасность - велосипед без фонариков! В девичьих глазах, возможно, стоит прощание с субботним уютным ресторанчиком с тремя переменами блюд и такси в любую точку города (всего-то 500 крон штрафа - прим. автора).

А у моего друга, назовем его Ань, фонарики есть. Только тусклые-тусклые, одно название. Считай, нет фонариков. Считай, он поленился купить новые батарейки. И полиция его, конечно, приветно останавливает, и удаляющаяся девушка пускает ему через плечо чуть ли не слезу, что, мол, они будут уже как брат с сестрой после такой оказии.

Полицейский, весь в кожаном, конечно, не спрашивает с моего друга, назовем его Ань, никакого документа, как, возможно, произошло бы в Москве, но говорит по-датски, поигрывая рацией: Что ж ты, милый мой, с такими вот дрянными фонариками? Ведь в этакой темнотище тебя ж должно быть издалека видно! Ведь нам же тебя сейчас придется примерно штрафовать! - и продолжает: Но я прозреваю в твоих чертах прямую способность к исправлению и обновлению! Вот, душа моя, держи вот эти вот фонарики (достает новенькие фонарики из кармана) как наш сердечный подарок (20 крон в супермаркете - прим. автора) - и мой друг, назовем его Ань, покидает место происшествия, осиянный чудом людской доброты и чуть ли не овеянный воздухами ангельских крыл с традиционной датской символикой за элеронами. "И Свет во тьме светит, и тьма не объяла его." [От Иоанна, 5]

Ну где после такого пенять на негостеприимство или там неравноправие?