Sonnet 16 But wherefore do not you a mightier way Make war upon this bloody tyrant, Time? And fortify yourself in your decay With means more blessed than my barren rhyme? Now stand you on the top of happy hours, And many maiden gardens yet unset With virtuous wish would bear your living flowers, Much liker than your painted counterfeit: So should the lines of life that life repair, Which this, Time's pencil, or my pupil pen, Neither in inward worth nor outward fair, Can make you live yourself in eyes of men. To give away yourself keeps yourself still, And you must live, drawn by your own sweet skill. |
Сонет 16 Да что ж мощней ты не идёшь войной На деспотшу треклятую годину? И средством, знатней рифмы яловой, Не укрепляешь сам свою твердыню? Стоишь ты на вершине в час везенья, И многих девств сады, чей грунт не вздет, Родят с желаньем добрым цвет творенья, Куда уж сходней, чем с тобой портрет: Так строки жизни снимут с жизни бренность, С какой ни я пером, ни кисть времён Твой внешний ль облик, внутреннюю ль ценность Не в силах воссоздать в глазах племён, Ты сохранись самоотдачей с чувством, Себя живым рисуй своим искусством. |
Sonnet 17 Who will believe my verse in time to come, If it were fill'd with your most high deserts? Though yet, heaven knows, it is but as a tomb Which hides your life and shows not half your parts. If I could write the beauty of your eyes And in fresh numbers number all your graces, The age to come would say 'This poet lies: Such heavenly touches ne'er touch'd earthly faces.' So should my papers yellow'd with their age Be scorn'd like old men of less truth than tongue, And your true rights be term'd a poet's rage And stretched metre of an antique song: But were some child of yours alive that time, You should live twice; in it and in my rhyme. |
Сонет 17 Кто же поверит всем моим стихам, Исполненным пригожести твоей? Хотя, как знать, вдруг в них ты как и там, Где сгинет жизнь и миловидность с ней. Спиши я с милых глаз красу красот И свежим метром смерь соблазн ресниц, Грядущий б век изрёк: "Поэт сей лжёт: В подлунной нет таких небесных лиц". И лист мой, уж пожолкнувший с тех пор, Отвергли б, точно старика-лгуна, В хвале тебе признав поэта вздор, Чья песнь в античном метре продлена. Живи ж ребёнок твой в те дни, ты вдвое Жил бы как им, так и моей строфою. |
Sonnet 18 Shall I compare thee to a summer's day? Thou art more lovely and more temperate: Rough winds do shake the darling buds of May, And summer's lease hath all too short a date: Sometime too hot the eye of heaven shines, And often is his gold complexion dimm'd; And every fair from fair sometime declines, By chance or nature's changing course untrimm'd; But thy eternal summer shall not fade Nor lose possession of that fair thou owest; Nor shall Death brag thou wander'st in his shade, When in eternal lines to time thou growest: So long as men can breathe or eyes can see, So long lives this and this gives life to thee. |
Сонет 18 Найду ль в тебе я сходство с летним днём? Милей и благостней его ты нег: Ветра грозят бутонам: "Вас встряхнём!" И лету срок есть прекратить свой бег; Бывает, раскален небесный глаз, Но чаще затуманен лик златой; И вянуть красоте приходит час Случайной иль природной чередой. Но лета вечный твой продлится день, Твоей не растерявши красоты; Не хвастать Смерти, что бредёшь к ней в тень, Когда врастаешь в строчках в вечность ты; Пока зрит глаз и дышит люд в гурьбе, Живёт строка, давая жизнь тебе. |
Sonnet 19 Devouring Time, blunt thou the lion's paws, And make the earth devour her own sweet brood; Pluck the keen teeth from the fierce tiger's jaws, And burn the long-lived phoenix in her blood; Make glad and sorry seasons as thou fleets, And do whate'er thou wilt, swift-footed Time, To the wide world and all her fading sweets; But I forbid thee one most heinous crime: O, carve not with thy hours my love's fair brow, Nor draw no lines there with thine antique pen; Him in thy course untainted do allow For beauty's pattern to succeeding men. Yet, do thy worst, old Time: despite thy wrong, My love shall in my verse ever live young. |
Сонет 19 О, Время, лапы льва ты затупи, Из пасти тигра вырви зуб-кинжал И феникса в прах с кровью пережги, Заставив грунт съесть то, что он рожал. Круши и радуй года времена, Что хочешь, делай, Время-скороход, С подлунной и со всем, чем та красна; Не смей один злодейский изворот: Не исчерти любимое чело, Пусть не видны на нём твои часы, Пером античным не задень его, Оставив образцом людской красы. Нет, Старче, делай зло; на то — стих мой: Моей любви в нём вечно жить младой. |
Sonnet 20 A woman's face with Nature's own hand painted Hast thou, the master-mistress of my passion; A woman's gentle heart, but not acquainted With shifting change, as is false women's fashion; An eye more bright than theirs, less false in rolling, Gilding the object whereupon it gazeth; A man in hue, all 'hues' in his controlling, Which steals men's eyes and women's souls amazeth. And for a woman wert thou first created; Till Nature, as she wrought thee, fell a-doting, And by addition me of thee defeated, By adding one thing to my purpose nothing. But since she prick'd thee out for women's pleasure, Mine be thy love and thy love's use their treasure. |
Сонет 20 Лик женский, в ком Природой кисть ведома, Твой, дама-рыцарь моего порыва; Душе, по-женски нежной, незнакома Изменчивость, что, как у женщин, лжива; Взор ярче их, однако неопасный, Златящий всё, на что б ни глянул уж; Муж в цвете, все "цвета" тебе подвластны, Вор глаз мужских и диво женских душ. Как женщину сперва изобразила Тебя Природа, но влюбилась страстно И прибавленьем от меня отбила, Прибавив то, что для меня напрасно. Так раз для женских ты взращён услад, Мне дай любовь, лихва с неё их клад. |
предыдущие сонеты 11-15 | следущие сонеты 21-25 |
Copyright (c) 1998-2004 by Scythian Dead
The latest touches to this page were put on 2004-04-14 09:23 +0300